- Не помню, - говорит Алан. - Это важно?
- Джуди говорила, что Вэл напоминает ей Бена, первого парня с которым она встречалась.
- То есть к которому она вернулась после тебя?
- Да, но это неважно. Я вспомнил об этом, потому что там было две сцены, одна за другой. Плохие парни и хорошие парни ведут своих женщин поужинать. Плохие парни одеты в дорогие костюмы, выбирают респектабельный ресторан, держаться чинно и степенно, словом, пытаются хотя бы на один вечер притвориться законопослушной и преуспевающей частью общества. Глядя со стороны, никогда не подумаешь, что несколько дней назад они сперли пачку каких-то там акций или облигаций, перестреляв охрану. С другой стороны - хорошие парни. Эти выбирают захудалый бар, лакают пиво, отпускают похабные шутки и прилюдно мнут сиськи благоверных. Никому и в голову не придет, что все они - полицейские.
Мой рассказ производит впечатление.
- Интересно, - наконец произносит Мегги. - Шон, ты ведешь к тому, что мы сейчас выглядим типичными плохими парнями?
- Ну, ты не парень, но в целом, мысль верна.
- Залезь я сейчас тебе в штаны и нас мигом вышвырнут отсюда.
- Загляни я Мег в лифчик, - подхватывает Алан, - и...
- Мигом получишь по морде. Все верно - мы в некотором роде респектабельны, но что в этом плохого? Да, мы не работем в полиции за мизерную зарплату и можем позволить себе провести время в хорошем ресторане, где никто и понятия не имеет, что...
- ...что ты торговала порнографией, - подсказывает Алан.
- Да пошел ты.
- Есть еще кое-что, - говорю я. - Проходит всего несколько дней, и почти все герои оказываются мертвы.
Мои друзья молчат. Я пристально смотрю на Алана.
- Алан, ты уверен, что хочешь это сделать?
- Да, - отвечает тот.
- Что тебя беспокоит, Шон? - отрывисто бросает Мегги.
Ее настроение быстро портится. Прошло совсем немного времени после памятного ужина (да, это был "El Camaron Despierto"), но с тех пор Даглас не звонит и это заставляет ее грызть ногти на руках. Разрыв - всегда болезненная штука, даже если он происходит по обоюдному согласию.
- Это отличается от всего, что мы делали раньше, - говорю я. - Тянет на обвинение в терроризме. В лучшем случае пожизненное.
- А при чем здесь мы? В Мексике хватает своих безумцев. Народная Революционная Армия, Революционная Армия Восставшего Народа, антиглобалисты, завистники... К тому времени, когда все произойдет, о нас и думать забудут. Всего лишь трое туристов в многомиллионном потоке отдыхающих. К тому же, мы с Мегги и в Мехико-то не поедем.
- Я хотела бы заглянуть в Таско, - говорит Мегги. - Обещала сестре серебряные серьги.
- Да, и как всегда, все висит на мне.
- Мандраж, Шон?
- Есть немного. Извините, ребята. - Я отодвигаю пустую чашку кофе и смотрю на часы. - Мне пора ехать, если я хочу успеть на самолет. Мег, если в Таско найдешь три хороших серебряных пряжеки для ремней, я был бы тебе очень признателен.
Друзья обнимают меня на прощанье. Через несколько часов я совершаю очередной пространственно-временной скачок, просматривая в пути предложенную авиакомпанией подборку адаптаций ацтекских мифов для скучающих туристов. Потом поглатываю пилюлю и быстро засыпаю.
- - -
Себастьян встречает меня в аэропорту Бенито Хуареса. Старый добрый М.E.X. потерял изрядную долю очарования с тех пор, как достроили новый терминал в Текскоко. Формой здание напоминает слоеный пирог, или, быть может, огромную конструкцию "Лего". Вся разница в том, какого рода мусор спрятан у вас в подсознании.
Нас ждет фургон. Цвета строительной компании, логотип строительной компании, люди в комбинезонах строительной компании. Я - человек строительной компании, присно и до завтрашнего утра, аминь. На часах десять вечера.
Мы едем к цели нашего путешествия. Один из рабочих что-то спрашивает по-испански.
- No comprendo, - отвечаю я.
Себастьян поворачивается к любопытному и выдает тираду, изобилующую "los Rasgos", "el Cafa" и "el Americano". После этого, кажется, все теряют ко мне интерес и остаток пути мы проводим в молчании.
Движение на улицах Мехико способно довести до инфаркта. Если и существуют какие-то правила, то никто из водителей их не соблюдает. Сидящий за рулем Себастьян остается спокоен даже после того, как мы едва не сталкиваемся с летящими куда-то "Angeles Verdes". Немного вправо и им бы же не пришлось спешить.
Себастьян - типичный мехиканос, получивший хороший образование, но сохранивший повадки ловкача, взяточника и жулика. Немецкий отец-инженер, обрюхативший его мамочку, не желает видеть незаконнорожденного отпрыска и много лет старательно держит сына на расстоянии. Себастьян, ежемесячно получающий скромную сумму евро, вполне доволен таким положением вещей. Я знаю о нем только это, да еще кое-какие незначительные подробности. Мегги, собиравшая досье, знает все.
Мы останавливаемся перекусить в четырех кварталах от места строительства. Я покупаю всем дешевый кофе и гамбургеры. Мясо здорово отдает кониной. Время тянется невыносимо медленно.
Наконец, Себастьян, указывает на часы и вопросительно смотрит на меня.
- Han ido , - киваю я.
Мой испанский оставляет желать лучшего, но ни у кого не вызывает возражений.
Нас не ждут, но это неважно. Сроки поджимают и на стройке вкалывает ночная смена. Я машу рукой своим мехикано и те начинают выгружать оборудование. Подбегает оживленно тараторящий человечек в строительной каске. Себастьян отделывается от него несколькими грубыми фразами. Человечек удаляется, чтобы вернуться в сопровождении другого, гораздо более крупных габаритов.
- Что происходит? - спрашивает он, грозно приглаживая усы, и добавляет несколько крепких словечек для пущего эффекта.
Его английский коряв, но почти может сравниться с моим корейским и слово "fuck" он выговаривает почти с той же небрежной тщательностью, что я "щибаль".
- У меня заказ, - говорю я, глядя в мордовороту глаза. - Вот и все.
Себастьян вытаскивает из недр комбинезона ворох мятых, мокрых от пота бумаг.
- Ничего не знаю, - басит усатый.
- Atras en la maquina, partimos! - кричу я, поворачиваясь к ребятам.
Те шумно выражают недовольство. Человечек в каске начинает волноваться и снова принимается тараторить тыча пальцем в стопку тошнотворно-розовых бланков. Я мысленно проклинаю Мегги. На этом этапе мы работаем официально. Наряд на выполнение работ подлинный, выписанный на субподрядчика, компанию, которую мы создали специально для этого. Тот факт, что кроме нас в этой компании, нет никого кроме пустоголовой брюхатой секретарши, не имеет значения.
Себстьян прислушивается к разговору и подмигивает мне. Я хлопаю его по плечу и иду к фургону.
- Эй, стой! - окликает меня усатый. - Ты подожди. Я должен сделать звонок...
Крепкий, смуглый и огромный, он чувствует себя не в своей тарелке. Мужик выбрался наверх, поднявшись с самого низов. Бумажная суета вызывает у него раздражение и, бьюсь об заклад, он боится потерять эту работу. В таких местах работа - это статус, мерило жизненного успеха. Останься не у дел и прослывешь неудачником. После смены он возвращается к жене и детишкам, которым с гордостью показывает красную каску начальника смены.
"У папы не было ничего, - рассказывает он. - А теперь он большой человек в большой компании, дети. Учитесь, работайте и когда-нибудь вы достигните не меньшего, чем я".
Нехитрая философия среднего класса одинакова во всем мире.
Я потираю подбородок, глядя на него. Вызывающе сплевываю.
- Мне насрать, - говорю я. - Даже если вас тут не предупредили, то мне все равно. Знаешь почему, приятель? Я прилетел из Детройта и компания оплачивает мое время по тройной ставке. Будет сделана работа или нет, какая разница? Я-то все равно получу деньги за каждый день, проведенный в этой чертовой стране. А если какую-то часть моего гонорара высчитают с тебя, только потому что кто-то не сделал нужный телефонный звонок, а кто-то другой, не способный отыскать собственный член, не может разобраться в бумагах, то какое мне до этого дело? Сomprendo, аmigo?
Усатый неуверенно кивает, явно разобрав одну треть сказанного.
- Я сейчас вернусь в Хилтон, куда закажу шампанского и двух очаровательных смуглых малышек с глазами, черными и блестящими, как оникс, - говорю я. - Это, сам знаешь, куда приятнее, чем глотать пыль, проверяя правильно ли ваши придурки подсоединили кабели. Ты оказываешь мне услугу.
Этого достаточно. Начальник смены решает, что оно того не стоит.
- Не спеши. Похоже, все в порядке, - говорит он. - Тут неразбериха творится. Офисные крысы все путают. Не могут найти член, ты правильно говоришь. Тут творится хрен знает что. Fuck!
- Ладно, - соглашаюсь я. - Проехали.
Стоящий рядом Себастьян кивает и что-то говорит рабочим. Те разочарованно ворчат, вновь принимаясь выгружать наше барахло. Правильные парни. Не любят работать так же, как и все мы.
Усатый осторожно и тщательно расписывается на бумагах, которые подсовывает ему человечек в желтой каске.
Я закуриваю и угощаю окружающих.
- Ты прав насчет клерков, - говорю я. - Только все путают и строят из себя невесть что. Знаешь байку про жену соседа?
- Не-а.
Он мотает бритой безмозглой головой.
- Закрутил парень роман с соседской женушкой, - начинаю я. - Трахает ее, значит, и тут возвращается ее муж...
Себастьян бегло переводит рассказ рабочим.
- Сам крыса - крысой, клерк, одним словом. Входит он в спальню, видит как они трахаются и кричит: "Ты мне изменяешь!" А мужик ему и говорит: "Ты чего, сосед? Ты же дверью ошибся". Тот башку почесал и отвечает: "Да. Чего это я? И правда ведь дверью ошибся. Простите".
Раздается смех. Усатый расплывается в улыбке, хлопает меня по плечу и предлагает пропустить после смены по паре пива. Я легко соглашаюсь при условии, что выпивка за мой счет. С этой минуты мы вроде бы друзья. Человечек в желтой каске смотрит на меня с ненавистью. Возможно, это была его жена.
Себастьян зовет ребят. Мы идем в сторону недостроенного здания, больше всего смахивающего на полуобглоданный скелет. Порядком стемнело, но площадку освещают прожектора. Плюются пучками синих искр сварочные аппараты. Надрывно гудит кран. Оборачиваясь, я вижу, как усатый что-то говорит человечку в желтой каске. Они смотрят на нас. Друзья - это больше, чем незнакомцы, но меньше, чем родственники. Иногда это вроде бы никто.
12. Прошлое: Шон
Если бы ученые придумали аппарат с помощью которого можно увидеть в прошлое, я бы сейчас отмотал время на шесть лет назад и заглянул в родной дом.
Южный Центервилль, штат Юта. Местечко тихое и ничем особенным не примечательное, как раз из тех, где уютно и живым, как мои родители, и мертвецам вроде меня. Вместе с тем, не думаю, что тогда между нами была особенная разница. Разве только в том, что они каждый день оправлялись на дерьмовую работу, а я, запершись в комнате, оплакивал разломанную на части жизнь.
С высоты прожитых лет трудно сказать, кто был виноват, но тогда моя ненависть имела вполне определенную направленность. Джуди, Бен, чертов водитель грузовика и свора важных докторов, которые, при виде меня, лишь разводили руками. Черт! Тогда меня приводили в ярость подобные выражения. "Увы, мы ничего не можем сделать, - говорили они и разводили..." Вот именно. Руками .
Я много плакал, но потом слезы иссякли, и я лишь часами таращился в телевизор, то ли в полусне, то ли в каком-то странном оцепенении.
Это не было похоже на тех японских ребятишек - как их там? отаку? - которые запираются в комнатах, на чердаках, в подвалах и живут так годами, не желая выходить на свет божий. Там, у себя, они по крайней мере живут, как им нравится, пусть этот выбор и странен. Они жуют "Top Ramen", печенье и пиццу, которую папы и мамы просовывают под дверь, общаются в чатах и глянцевом киберпространстве. Я не делал ничего подобного. Строго говоря, я даже не жил, больше смахивая на овощ, который изредка поливают "Спрайтом" и удобряют - да, все той же чертовой пиццей, просунутой под дверь.
В какой-то момент я начал мечтать о том, чтобы убить Джуди и Бена и водителя грузовика, а быть может, поскольку разницы все равно никакой - и еще несколько человек, которые насолили мне когда-то. Планы мести были сладостны и я смаковал их часами, разыгрывая в воображении те коротенькие сценки, которые услужливо подсказывали мне голливудские киношедевры и определенного рода комиксы черно-белые персонажи которых топили друг друга в лужах рубиновой крови.
Вот Бен, вернувшийся из очередной деловой поездки, входит в дом, включает свет и проходит в комнату, небрежно бросая связку ключей на журнальный столик. Он фальшиво насвистывает что-то бессмысленно-древнее из ранней Селин Дион и я говорю ему "Как твои сраные пылесосы, Бен? Загнал парочку слепым старушкам?" Тогда он оборачивается и видит меня, сидящим в углу комнаты, в кресле, скрытом тенями. На моих коленях лежит массивный "Ремингтон" какого-то там калибра и дуло смотрит Бену в живот. "Что ты здесь делаешь? - изумленно спрашивает Бен и вдруг понимает. Лицо его искажается, он пятится, бессмысленно повторяя словно заклинание: "Нет, нет, прошу тебя, ради Бога, Шон, нет!" Я смеюсь и стреляю, проделывая в его животе дыру размером с футбольный мяч, а потом выхожу, небрежно помахивая ружьем. Серые стены забрызганы рубиновой кровью, но у меня еще есть дела.
Я отправляюсь в кафе дядюшки Хью на выезде из города, где дожидаюсь водилу и забираюсь в его многотонную фуру. Когда этот ублюдок, набив брюхо выходит, стирая рукавом клетчатой рубашки жир с пухлых губ, я лихо закуриваю, завожу машину и включаю фары. Яркий свет слепит водиле глаза и вот он, мистер Селлерс, лучший, мать его, дальнобойщик года, примерный семьянин, отец трех детишек, ревностный христианин, озадаченно пятиться назад, грязно ругается, прикрывает глаза рукой. Он старается разглядеть того подонка, кто вздумал угнать его машину, но я не собираюсь ничего угонять, а просто подаю вперед и размазываю мистера Селлерса по стене забегаловки, превращая в рубиновый фарш.
Джуди я оставляю напоследок. Светловолосую Джуди, внимательную, ласковую, потрясающе красивую суку, которая предала меня. Здесь мое воображение отказывается повиноваться. Я мог бы подстеречь ее дома, как Бена, мог бы встретить в кафе или прийти прямо в офис, чтобы увидеть изумленно-брезгливый взгляд, раздражение, смешанное с пренебрежением, но этого не будет. Правда в том, что я не способен убить свою любовь. Правда в том, что я - беспомощный калека, не способный поднять "Ремингтон" и угнать грузовик.
Я даже подумывал застрелить себя, оставив предсмертную записку, чтобы чувство вины мучило ее всю оставшуюся жизнь, но правда также и в том, что у меня не хватило на это духа.
Шесть лет назад. Я - жалеющее себя ничтожество...
Алан смеется, услышав мой рассказ. Алан смеется. Ему за тридцать. Он отдал девять лет жизни работе в игровой индустрии, став одним из самых известных и преуспевающих дизайнеров современности. В один прекрасный день, не поладив с боссами, Алан отправился в свободное плаванье, создал собственную студию и всего лишь после года работы выпустил хит десятилетия. Тридцать четыре недели в десятке самых продаваемых игр Америки. Это увеличило его банковский счет до астрономической величины, расширило список недвижимости, акций, облигаций и т.д. и т.п. Ни Мегги, ни я никогда не достигали ничего подобного.
Но у каждого из нас своя история.
13. Настоящее: работа
Человечек в желтой каске следует за мной по пятам, благоразумно держась в отдалении. Он делает вид, что занимается своими делами, хотя здесь для него нет работы. Некоторое время меня это устраивает.
Я совершаю массу утомительно-скучных действий, делая вид, что проверяю правильность подключения кабелей. В это время мои бравые мехиканос, оставшись без присмотра, устанавливают начиненных взрывчаткой "мышей".
Вулканы Попокатепетль и Ицтаксиуатль видны из любой точки Мехико. Прилежные туземцы сочинили про них легенду, которую я прочитал несколько часов назад. Она вертится у меня в голове, так что я расскажу ее вам, чтобы вы имели хоть какое-то представление. Попокатепетль был воином, смелым, храбрым и красивым, настоящий герой-любовник, словом, идеал мужественности. Ицтаксиуатль была принцессой о красоте которой слагали легенды. Как это и бывает в легендах, "между двумя юными сердцами проскочила искорка, которая разожгла пожар любви". Не судите строго, я лишь цитирую популярное переложение мифов, которое прочитал в самолете. Всем известно, какие идиоты пишут подобные вещи.
Отцом Ицтаксиутуль был человек жестокий и суровый. Вовсе не обрадовавшись появлению ухажера он приказал Попокатепетлю отправиться в военный поход, надеясь, что юноша сложит там голову. Опечаленная Ицтаксиуатль не смогла вынести разлуки с любимым. Она умерла или уснула, как вам больше нравиться, хотя некоторые говорят, что это одно и то же. Попокатепетль же не только выжил, но вернулся с войны покрытый славой и прочей блестящей мишурой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19