— Почему ты не спишь?
— Не могу. — Иван встал, оделся. — Пойду искупаюсь.
— Это из-за рыцаря? — спросила Кармела.
— Да. Я не должен был…
— Иван, — обняла его Кармела, — может, тебе уехать на несколько дней в джунгли? Я знаю одного отшельника из человеков, его хижину никто не найдёт, если он сам того не захочет. Даже Ястребиные собаки не найдут.
— Кармела, — едва слышно рассмеялся Иван. Печально рассмеялся. — Дело не в рыцаре, а во мне. Я не должен был так поступать.
— Но ведь ты был прав.
— В том-то и дело. Я уничтожил собственную правоту.
— Не понимаю, — сказала Кармела. — Зарвавшегося мальчишку надо было проучить. Ты всё сделал правильно. Тех, кто наслаждается чужой болью и слабостью лечат только их собственной болью. Чтобы поняли, каково это! И чем раньше получат урок, тем лучше. Надеюсь, что для того пацана было не поздно.
— Немного поздновато, но ещё можно вразумить, — ответил Иван. — Парень он так не плохой, глуповатый только, и учителя скверные достались. Но ещё раза два-три по морде получит, поумнеет. Не обязательно буквально.
— Ну так в чём ты не прав?
Иван сел на кровать, опустил голову.
— Ему хватило бы пары крепких затрещин. Ну юшку из носу пустить, если совсем упёртым окажется. А то, что я устроил… Это ещё гаже его выходки.
— Иван…
— Что Иван? — зло переспросил человек. — Вспомни Соколов, Кармела. Их рыцарей. Я стал таким же.
Глупость сказанного была столь огромной, что Кармела её даже не поняла.
— А Соколы-то здесь при чём?
— Безразличие к людям, — ответил Иван. — Мне было всё равно, что станет с тем парнем — изувечу я его, убью. Сначала да, он взбесил меня до невозможности. Достал. Но когда я ударил, все чувства исчезли. Мне стало всё безразлично. И ударил не по-людски. Так не дерутся. Так убивают.
— Тебе-то откуда знать как убивают? — ответила Кармела с высоты пятидесяти лет жизни зомбачкой, из которых двадцать семь приходилось на локальные войны.
— Я убивал. И учился убивать.
Иван сказал правду, убивать он действительно умеет. И обучили его Соколы.
— Но почему ты не рыцарь? — спросила Каремела.
— Сбежал.
— Сбежал? — изумилась она. — Из Соколиной крепости? Сбежал, будучи не материалом, а курсантом?
— Да.
— И ты ещё равняешь себя с Соколами?! Ты?! — Кармела села на корточки, заглянула Ивану в лицо. — Я ещё не видела людя, который отказался бы от рыцарского пояса. Сам ушёл от Соколов, оказался убивать. Иван, то, что ты сделал — подвиг.
— Это бегство, — ответил Иван. — Обычное трусливое драпанье. Подвиг совершили те, кто уничтожил Весёлый Двор.
У Кармелы перехватило дыхание.
— Ты был там? У Ховена?
— Да.
Зомбачка вгляделась в лицо Ивана, как могла глубоко вчувствовалась в эмоциональный и ментальный фон.
— Иван… Оттуда не уходил ещё никто. Ты смог, не дал себя ни во что превратить. Ты сумел выстоять. Я… — Кармелу захлестнули собственные воспоминания. — Я и представить не могла, что такое возможно. Но ты смог.
— Не смог. — Иван встал. — Извини. Мои призраки тебе ни к чему. — Он шагнул к двери.
— Стой, — удержала его Кармела. — Не смей уходить.
Мыслей Ивана она не разобрала, но холодный ментальный поток напугал до дрожи.
— Ты о чём подумал? — вскричала она. — О чём ты подумал?!
— Ни о чём.
— Врёшь, — сказала зомбачка. — Ты только что решил уйти из деревни. Уехать.
— Среди людей мне не место, — ответил Иван.
— А я? Меня ты бросишь?
— Да. От таких как я надо держаться подальше всем, даже умертвиям.
— И не надейся сбежать, — сказала Кармела. — Я тебя никуда не отпущу. Ты мой. Каким бы ты ни был, ты мой.
— Кармела, пойми, я опасен.
— Нет.
— Да. — Иван шагнул к двери. Зомбачка схватила его за плечо. Всерьёз, во всю зомбачью силу.
— Ну и куда ты собрался? Тебе ведь некуда идти. Во всём трёхстороннем мире места для тебя нет. Ты будешь везде чужим. Тебя оттолкнёт любая земля и любая вода. Тебя повсюду ждёт только пустота.
От взгляда Ивана у неё ослабели руки. Так смотрят из бесконечного ничто. Зомбачка попятилась и села на кровать.
— Значит, буду жить в пустоте, — сказал он.
— Не получится. — Кармелу трясло от страха, но отступать она не собиралась. — Пустота тебя тоже оттолкнёт. И ещё быстрее, чем земля или море. В пустоте тебе нет места. Ты для неё слишком силён.
Человек ответил удивлённым взглядом.
— Так что ж ты предлагаешь делать? — спросил он.
— Сотвори свой собственный мир. Ничего другого тебе не остаётся. Создай себе день и ночь, сделай небо, землю и море. Выстрой дом.
— Роди сына, посади дерево, — ехидно ответил Иван, — и сможешь назвать себя настоящим мужчиной.
— Рожать — привилегия женщин, — сказала Кармела. — А становиться мужчиной тебе не нужно. Ты и так мужчина. И людь.
— Нет. Людь — нет.
— Людь, Иван. И очень сильный людь. Ховен разбудил твою силу, хотел забрать себе, но ты не дал, ушёл. И теперь не знаешь, что со своей силой делать. Так сотвори мир, Иван. Это единственное дело, на которое стоит потратить силу.
— Сотворить мир в пустоте, — сказал Иван. Сел на пол, задумался. — Сделать оазис в пустыне. Превратить мёртвую землю в живую. Один мой друг хотел именно этого. И у него получилось. Но я не он. Я не сумею сделать мёртвое живым.
— И не надо. У тебя другой путь — делать из ничто нечто.
— И как это должно выглядеть? — спросил Иван. Жуткая пустота из его глаз исчезла, идея понравилась. Столь любимых Кармелой солнечных искорок ещё не было, но из своего бесконечного белого ничто Иван уже вынырнул.
— Да откуда я знаю, — ответила Кармела. — Я всего лишь плетельщица кружев, а не миротворица. Попробуй — узнаешь.
— Кармела, — медленно, раздумчиво спросил Иван, — а что будет, если ты попадёшь на Техничку?
— Ничего особенного. Магию потеряю. Но я и так ею почти не пользуюсь, так что потеря из тех, какие не жалко.
— А жизнь?
— О, это нет, — усмехнулась зомбачка. — Пока не истощится заклятье внесмертия, я буду жить. Говорят, рассчитано оно на три тысячи лет, зомбаки живут как гномы или гоблины, но так это или нет, ещё никто не проверил — ни один зомбак дольше, чем пятьсот лет не протянул, всех убили. Но ты это к чему?
— Если и делать из ничто нечто, — сказал Иван, — то только в истинной пустоте, иначе всего лишь игра получится, самообман. Есть в трёхстороннем мире место, где у меня не было никогда и ничего. Одна только пустота. Везде хоть что-нибудь есть: воспоминания, друзья, враги, да просто мои следы. А там вообще ничего. Воспоминаний, и тех нет, потому что вспоминать о моей тогдашней жизни нечего. Идеальное место, лучше не найти.
— И где оно? — с ноткой недоверия спросила Кармела.
— Смешно, только это город, где я вырос.
— Вырос?
— Да, родился я в одном городе, а когда мама умерла, получилось так, что я попал в интернат другого.
Кармела немного подумала.
— Знаешь, я не удивлена. Твоё детство и должно быть никаким. Люди такой силы получаются только из тех, кто сотворил себя из пустоты.
Иван рассмеялся.
— Да нет у меня никакой силы. Было дело, одно время воображал себя вождём и учителем, а в итоге лопухнулся как распоследний идиот и шлёпнулся мордой в песок.
— Если не вождь и учитель, тогда кто ты? — спросила Кармела.
— Не знаю. Пока рыбак, но море для меня игрушка, я никогда не смогу полюбить его по-настоящему.
— Всё правильно, — ответила Кармела. — С твоей верностью невозможно любить сразу двоих. Ты ведь любишь землю?
— Люблю, — погрустнел Иван. — Но не слышу. Разучился.
— Так научись заново. Ты изменился, и слышать теперь должен по-другому.
Иван глянул на неё с удивлением.
— А вот это мне и в голову не приходило. Действительно, если уже давно всё по-другому, и слушать надо по-другому. Но как? — спросил её Иван.
— Не знаю, я землю никогда не слушала, у меня кружева есть. Попробуй так и эдак, что-нибудь да получится.
— Метод тыка — тоже метод, — согласился он.
— Иван, а какой он, твой город?
— Очень красивый, много старинных домов. Широкий такой, раскатистый, но тихий. Тебе понравится. Я сам узнал его толком лишь когда в универ поступил. Интернат в пригородном посёлке, так что парень я больше деревенский.
— Заметно, — сказала Кармела. — Для деревни ты свой, рыбачья она или земледельная. И когда мы поедем?
— Не знаю, — ответил Иван. — Постараюсь побыстрее.
— Если у тебя нет денег, чтобы уехать на материк и оплатить врата, то у меня отложено немного, как раз хватит…
— Дело не в деньгах. Тем более, что врат на Техничку нет, придётся через внесторонье идти. Кармела, я сначала должен научиться управлять собственным телом.
— То есть? — насторожилась зомбачка.
— Тот парень из кабака… Я ведь не хотел его ни пугать, ни мучить. Просто дать по не в меру наглой морде. А получилось… Кармела, один друг сказал, что у меня умное тело, которое может само принимать решения. Его такая способность восхищала… А я её ненавижу. Однажды я убил по воле тела, сам того не желая. Теперь вот истязал. — Иван немного помолчал. — Ненавидеть себя бессмысленно, проще убить. Но самоубийство — выбор слабаков, это значит сдаться заранее, даже не попытавшись бороться. Я не амёба. Я хочу попробовать. Ну а если не получится, тогда придётся себя уничтожить, монстрам среди людей не место. Но сначала надо попытаться.
— Что попытаться?
— Овладеть телом. Научиться им управлять. Чтобы не я делал то, что взбредёт в спинной мозг моему телу, а чтобы тело делало то, что нужно мне. Во всю его силу и ум.
— Я понимаю, — сказала Кармела. — Тело у тебя действительно очень неглупое — для человека. Но управлять ты им и впрямь не умеешь. Как думаешь учиться?
— Не знаю, — ответил Иван. — Думал, ты подскажешь, воин ведь ты, а не я.
— Я — воин?
— Ну да. Все зомбаки прирождённые воины. И опыт боевой у тебя немалый.
— Был опыт. Двадцать три года назад.
— Главное — был. Воин остаётся воином навсегда, сколько бы кружев ты не сплела.
Кармела пожала плечами.
— Не думаю, что могу тебе что-нибудь подсказать. У зомбаков всё по-другому, боевая ипостась, телесная трансформация… У человеков такого нет.
— Кармела, — оживился Иван, — прими боевую ипостась. Может, станет попонятнее.
— Отстань. Я двадцать три года её не принимала.
— Ну попробовать-то можно, — настаивал он. — Пойдём в гостиную, здесь тесно.
— Лучше во двор.
— А ещё лучше — на побережье.
Кармела начала было отнекиваться, но Ивана одолело непрошибаемое русское упрямство, пойти пришлось.
За годы деревенской жизни боевые навыки подрастерялись, на трансформацию потребовалась целая минута. Иван, привалившись к фонарному столбу, смотрел, как у Кармелы уплощается грудь, кожа становится серо-зелёного цвета, на руках появляются длинные мощные когти, глаза наполняет сплошная чернота — ни зрачка, ни радужки, одна лишь тьма.
— Жуть, — сказал он, и у Кармелы на миг замерло сердце. Но Иван продолжил: — Боевой норматив, то есть минимальная скорость — три секунды. Давай обратно, и ещё раз попробуй.
Кармела попробовала. Теперь ушло полминуты.
— Ещё раз, — сказал Иван.
Через пятнадцать минут трансформаций Кармела совершенно вымоталась, но вернула свою былую скорость — полторы секунды. На радостях вывела весь боевой канон «Призрак». Иван восторженно вопил «круто!», «ну высше!», «Кармела, ты прелесть!». Восхищение возлюбленного польстило чрезвычайно, сильнее обычных комплиментов.
— Вы что делаете? — к ним со стороны причалов подошли три зомбака.
— Разминаемся, — ответил Иван.
— Нормальные молодожёны в койке разминаются. А вы чёрти чем заняты.
— Знаток разминок, — обиделась Кармела. — Да ты хоть помнишь, как принимать боевую ипостась?
— Помню.
— И сколько уйдёт у тебя на трансформацию? — с высокомерным презрением спросила она. — Минута или две?
Кармела молниеносно сменила боевую ипостась на бытовую, подошла к рыбакам и приняла боевую. Завистливый восторг соседей польстил даже больше восторгов Ивана.
— Ну, — смерила мужчин оценивающим взглядом, — что покажете вы?
Получилось у них скверно — минута, полторы и минута с четвертью. Взбешённые неудачей зомбаки плюнули на все дела и принялись отрабатывать трансформацию. Потом каноны. Через час пришли их приятели, узнать, чем столько времени можно заниматься на берегу. Посмотрели, поохали, и присоединились к тренировке. Через два часа на берегу собралась вся деревня.
Кармела, не меняя боевой ипостаси, подошла к Ивану.
— Что-то здесь слишком тесно стало, — сказала она. Голос вибрировал на частоте, которая вызывает у большинства людей чувство страха. Но Иван зомбаков в боевой ипостаси посмотрел предостаточно, и к их голосам давно привык.
— Ты знаешь местечко поуединённее? — спросил он.
— Да. Тут совсем рядом, — Кармела обняла его, когтями, способными разрывать сверхпрочный кевлар с Технички, нежно прикоснулась к щеке Ивана, к губам, погладила шею. Иван обнял её за талию, поцеловал.
— Я слышал, — сказал он, — для совершенствования боевого мастерства нужны особые тренировки. Ты не знаешь, какие?
— Ну-у, — улыбнулась Кармела, — думаю, смогу вспомнить пару позиций.
— Только пару? Или можно рассчитывать на тренировку посерьёзнее? Хотя бы с четырьмя позициями? А лучше с пятью?
— Разминка покажет.
* * *
Кохлер мечтал только об одном — чтобы магистр начал орать свою обычную матерную ругань. Спокойствие Салливана пугало почти до обморока. Что магистр способен вытворить в таком состоянии начальник разведки и вообразить не мог, хотя знал Салливана уже восемьдесят лет.
Декстр чувствовал себя гораздо увереннее, его зомбачьи дела напрямую не касались.
Зато генерал Ройс, командир сухопутных войск общего назначения, едва сдерживал дрожь. Смуглое лицо побледнело, серые глаза поблекли, короткие тёмные волосы взмокли от пота. Генерал поймал себя на том, что нервно комкает мантию.
Магистр смерил их брезгливым взглядом, жестом велел садиться.
— Подробности, — приказал он.
— Две недели назад, — начал Ройс, — один из молодых рыцарей вверенного мне подразделения подвергся оскорблению в человечьей деревне Корзинка.
— И что он там делал? — спросил магистр.
— Отбывал увольнительную. Отдыхал сообразно званию.
— В деревне Корзинка?
— Вы сами неоднократно повторяли, магистр, что рыцарство должно быть ближе к народу. Люди должны знать, кто их защищает.
— Ну и в чём состояло его приближение к народу? — поинтересовался магистр.
— Рыцарь собирался побеседовать с рыбаками, выяснить, с какими трудностями они сталкиваются, чем орден может им помочь.
— Похвальное намерение, — ядовито одобрил магистр. — И что же дальше?
— Рыбаки… Точнее, один из рыбаков превратно истолковал действия рыцаря и оскорбил его.
— Проще говоря, магистр, — вмешался Декстр, — парню надоели гарнизонные шлюхи, и он пошёл в деревню, попытался влезть на одну из тамошних баб и получил от её мужика по рылу.
— Это правда, генерал? — глянул на Ройса магистр.
— Генерал Декстр несколько преувеличил, — начал Ройс.
— Значит, правда, — сказал магистр. — Вопросы взаимоотношений рыцарей с местным населением мы обсудим позже. Дальше, генерал. Как могло получиться, что ваш рыцарь огрёб зуботычину от селянина? — в голосе магистра явственно проступило бешенство и Ройс с Кохлером испуганно сжались.
— Всё предельно просто, магистр. — Декстр никогда не упускал возможности лишний раз пнуть соперника. — Вместо того, чтобы готовить бойцов, генерал Ройс обрастил своих парней грудой никчёмного мяса, — кивнул спецназовец на могучие бугры мышц предводителя войск общего назначения, — которое только и годится, что лишний паёк жрать да перед шалавами красоваться. Рыцарь, досточтимый Салливан, всего лишь наткнулся на людя, который владеет элементарными боевыми навыками. Подчёркиваю — элементарными. Кстати, раса у него какая?
— Человек и простень, — ответил Кохлер.
Декстр небрежно взмахнул кистью — сами видите, магистр. А теперь представьте, что будет, когда войска Ройса столкнуться с профессиональными бойцами волшебных рас.
— Продолжайте, Ройс, — сказал магистр. — Что дальше было?
— Мои офицеры, досточтимый, решили, что подобная дерзость со стороны плебея недопустима и должна быть сурово наказана.
— И отмеривать наказание пошли всей боевой пятёркой, — процедил магистр. — Дальше, генерал. Рассказывайте.
— Тот человек, Иван Чижик, с совершенно недопустимой наглостью поджидал их в деревенском кабаке.
— Чижик? — удивился магистр.
— Да, досточтимый. Ivan Chizhik. Он русский.
— Чижик, Чижиков или Чижов? — уточнил магистр. — И откуда он взялся?
— Выбросило межстронней бурей в зомбачью деревню Белая Рыба, — ответил Кохлер. — А фамилия его действительно Чижик. Когда один из бойцов пятёрки увидел его, то сказал: «И что, мы должны разбираться с этим чижиком?». На что тот ответил: «По всей вероятности. Я Иван Чижик, рыбак из Белой Рыбы, а вот вы что за приблуды?».
— Понятно. Дальше, генерал Ройс.
— Мои люди уже хотели объяснить плебею предписанные этикетом правила разговора простеня с рыцарем ордена, но близ Чижика сидели зомбаки из его морской тройки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Не могу. — Иван встал, оделся. — Пойду искупаюсь.
— Это из-за рыцаря? — спросила Кармела.
— Да. Я не должен был…
— Иван, — обняла его Кармела, — может, тебе уехать на несколько дней в джунгли? Я знаю одного отшельника из человеков, его хижину никто не найдёт, если он сам того не захочет. Даже Ястребиные собаки не найдут.
— Кармела, — едва слышно рассмеялся Иван. Печально рассмеялся. — Дело не в рыцаре, а во мне. Я не должен был так поступать.
— Но ведь ты был прав.
— В том-то и дело. Я уничтожил собственную правоту.
— Не понимаю, — сказала Кармела. — Зарвавшегося мальчишку надо было проучить. Ты всё сделал правильно. Тех, кто наслаждается чужой болью и слабостью лечат только их собственной болью. Чтобы поняли, каково это! И чем раньше получат урок, тем лучше. Надеюсь, что для того пацана было не поздно.
— Немного поздновато, но ещё можно вразумить, — ответил Иван. — Парень он так не плохой, глуповатый только, и учителя скверные достались. Но ещё раза два-три по морде получит, поумнеет. Не обязательно буквально.
— Ну так в чём ты не прав?
Иван сел на кровать, опустил голову.
— Ему хватило бы пары крепких затрещин. Ну юшку из носу пустить, если совсем упёртым окажется. А то, что я устроил… Это ещё гаже его выходки.
— Иван…
— Что Иван? — зло переспросил человек. — Вспомни Соколов, Кармела. Их рыцарей. Я стал таким же.
Глупость сказанного была столь огромной, что Кармела её даже не поняла.
— А Соколы-то здесь при чём?
— Безразличие к людям, — ответил Иван. — Мне было всё равно, что станет с тем парнем — изувечу я его, убью. Сначала да, он взбесил меня до невозможности. Достал. Но когда я ударил, все чувства исчезли. Мне стало всё безразлично. И ударил не по-людски. Так не дерутся. Так убивают.
— Тебе-то откуда знать как убивают? — ответила Кармела с высоты пятидесяти лет жизни зомбачкой, из которых двадцать семь приходилось на локальные войны.
— Я убивал. И учился убивать.
Иван сказал правду, убивать он действительно умеет. И обучили его Соколы.
— Но почему ты не рыцарь? — спросила Каремела.
— Сбежал.
— Сбежал? — изумилась она. — Из Соколиной крепости? Сбежал, будучи не материалом, а курсантом?
— Да.
— И ты ещё равняешь себя с Соколами?! Ты?! — Кармела села на корточки, заглянула Ивану в лицо. — Я ещё не видела людя, который отказался бы от рыцарского пояса. Сам ушёл от Соколов, оказался убивать. Иван, то, что ты сделал — подвиг.
— Это бегство, — ответил Иван. — Обычное трусливое драпанье. Подвиг совершили те, кто уничтожил Весёлый Двор.
У Кармелы перехватило дыхание.
— Ты был там? У Ховена?
— Да.
Зомбачка вгляделась в лицо Ивана, как могла глубоко вчувствовалась в эмоциональный и ментальный фон.
— Иван… Оттуда не уходил ещё никто. Ты смог, не дал себя ни во что превратить. Ты сумел выстоять. Я… — Кармелу захлестнули собственные воспоминания. — Я и представить не могла, что такое возможно. Но ты смог.
— Не смог. — Иван встал. — Извини. Мои призраки тебе ни к чему. — Он шагнул к двери.
— Стой, — удержала его Кармела. — Не смей уходить.
Мыслей Ивана она не разобрала, но холодный ментальный поток напугал до дрожи.
— Ты о чём подумал? — вскричала она. — О чём ты подумал?!
— Ни о чём.
— Врёшь, — сказала зомбачка. — Ты только что решил уйти из деревни. Уехать.
— Среди людей мне не место, — ответил Иван.
— А я? Меня ты бросишь?
— Да. От таких как я надо держаться подальше всем, даже умертвиям.
— И не надейся сбежать, — сказала Кармела. — Я тебя никуда не отпущу. Ты мой. Каким бы ты ни был, ты мой.
— Кармела, пойми, я опасен.
— Нет.
— Да. — Иван шагнул к двери. Зомбачка схватила его за плечо. Всерьёз, во всю зомбачью силу.
— Ну и куда ты собрался? Тебе ведь некуда идти. Во всём трёхстороннем мире места для тебя нет. Ты будешь везде чужим. Тебя оттолкнёт любая земля и любая вода. Тебя повсюду ждёт только пустота.
От взгляда Ивана у неё ослабели руки. Так смотрят из бесконечного ничто. Зомбачка попятилась и села на кровать.
— Значит, буду жить в пустоте, — сказал он.
— Не получится. — Кармелу трясло от страха, но отступать она не собиралась. — Пустота тебя тоже оттолкнёт. И ещё быстрее, чем земля или море. В пустоте тебе нет места. Ты для неё слишком силён.
Человек ответил удивлённым взглядом.
— Так что ж ты предлагаешь делать? — спросил он.
— Сотвори свой собственный мир. Ничего другого тебе не остаётся. Создай себе день и ночь, сделай небо, землю и море. Выстрой дом.
— Роди сына, посади дерево, — ехидно ответил Иван, — и сможешь назвать себя настоящим мужчиной.
— Рожать — привилегия женщин, — сказала Кармела. — А становиться мужчиной тебе не нужно. Ты и так мужчина. И людь.
— Нет. Людь — нет.
— Людь, Иван. И очень сильный людь. Ховен разбудил твою силу, хотел забрать себе, но ты не дал, ушёл. И теперь не знаешь, что со своей силой делать. Так сотвори мир, Иван. Это единственное дело, на которое стоит потратить силу.
— Сотворить мир в пустоте, — сказал Иван. Сел на пол, задумался. — Сделать оазис в пустыне. Превратить мёртвую землю в живую. Один мой друг хотел именно этого. И у него получилось. Но я не он. Я не сумею сделать мёртвое живым.
— И не надо. У тебя другой путь — делать из ничто нечто.
— И как это должно выглядеть? — спросил Иван. Жуткая пустота из его глаз исчезла, идея понравилась. Столь любимых Кармелой солнечных искорок ещё не было, но из своего бесконечного белого ничто Иван уже вынырнул.
— Да откуда я знаю, — ответила Кармела. — Я всего лишь плетельщица кружев, а не миротворица. Попробуй — узнаешь.
— Кармела, — медленно, раздумчиво спросил Иван, — а что будет, если ты попадёшь на Техничку?
— Ничего особенного. Магию потеряю. Но я и так ею почти не пользуюсь, так что потеря из тех, какие не жалко.
— А жизнь?
— О, это нет, — усмехнулась зомбачка. — Пока не истощится заклятье внесмертия, я буду жить. Говорят, рассчитано оно на три тысячи лет, зомбаки живут как гномы или гоблины, но так это или нет, ещё никто не проверил — ни один зомбак дольше, чем пятьсот лет не протянул, всех убили. Но ты это к чему?
— Если и делать из ничто нечто, — сказал Иван, — то только в истинной пустоте, иначе всего лишь игра получится, самообман. Есть в трёхстороннем мире место, где у меня не было никогда и ничего. Одна только пустота. Везде хоть что-нибудь есть: воспоминания, друзья, враги, да просто мои следы. А там вообще ничего. Воспоминаний, и тех нет, потому что вспоминать о моей тогдашней жизни нечего. Идеальное место, лучше не найти.
— И где оно? — с ноткой недоверия спросила Кармела.
— Смешно, только это город, где я вырос.
— Вырос?
— Да, родился я в одном городе, а когда мама умерла, получилось так, что я попал в интернат другого.
Кармела немного подумала.
— Знаешь, я не удивлена. Твоё детство и должно быть никаким. Люди такой силы получаются только из тех, кто сотворил себя из пустоты.
Иван рассмеялся.
— Да нет у меня никакой силы. Было дело, одно время воображал себя вождём и учителем, а в итоге лопухнулся как распоследний идиот и шлёпнулся мордой в песок.
— Если не вождь и учитель, тогда кто ты? — спросила Кармела.
— Не знаю. Пока рыбак, но море для меня игрушка, я никогда не смогу полюбить его по-настоящему.
— Всё правильно, — ответила Кармела. — С твоей верностью невозможно любить сразу двоих. Ты ведь любишь землю?
— Люблю, — погрустнел Иван. — Но не слышу. Разучился.
— Так научись заново. Ты изменился, и слышать теперь должен по-другому.
Иван глянул на неё с удивлением.
— А вот это мне и в голову не приходило. Действительно, если уже давно всё по-другому, и слушать надо по-другому. Но как? — спросил её Иван.
— Не знаю, я землю никогда не слушала, у меня кружева есть. Попробуй так и эдак, что-нибудь да получится.
— Метод тыка — тоже метод, — согласился он.
— Иван, а какой он, твой город?
— Очень красивый, много старинных домов. Широкий такой, раскатистый, но тихий. Тебе понравится. Я сам узнал его толком лишь когда в универ поступил. Интернат в пригородном посёлке, так что парень я больше деревенский.
— Заметно, — сказала Кармела. — Для деревни ты свой, рыбачья она или земледельная. И когда мы поедем?
— Не знаю, — ответил Иван. — Постараюсь побыстрее.
— Если у тебя нет денег, чтобы уехать на материк и оплатить врата, то у меня отложено немного, как раз хватит…
— Дело не в деньгах. Тем более, что врат на Техничку нет, придётся через внесторонье идти. Кармела, я сначала должен научиться управлять собственным телом.
— То есть? — насторожилась зомбачка.
— Тот парень из кабака… Я ведь не хотел его ни пугать, ни мучить. Просто дать по не в меру наглой морде. А получилось… Кармела, один друг сказал, что у меня умное тело, которое может само принимать решения. Его такая способность восхищала… А я её ненавижу. Однажды я убил по воле тела, сам того не желая. Теперь вот истязал. — Иван немного помолчал. — Ненавидеть себя бессмысленно, проще убить. Но самоубийство — выбор слабаков, это значит сдаться заранее, даже не попытавшись бороться. Я не амёба. Я хочу попробовать. Ну а если не получится, тогда придётся себя уничтожить, монстрам среди людей не место. Но сначала надо попытаться.
— Что попытаться?
— Овладеть телом. Научиться им управлять. Чтобы не я делал то, что взбредёт в спинной мозг моему телу, а чтобы тело делало то, что нужно мне. Во всю его силу и ум.
— Я понимаю, — сказала Кармела. — Тело у тебя действительно очень неглупое — для человека. Но управлять ты им и впрямь не умеешь. Как думаешь учиться?
— Не знаю, — ответил Иван. — Думал, ты подскажешь, воин ведь ты, а не я.
— Я — воин?
— Ну да. Все зомбаки прирождённые воины. И опыт боевой у тебя немалый.
— Был опыт. Двадцать три года назад.
— Главное — был. Воин остаётся воином навсегда, сколько бы кружев ты не сплела.
Кармела пожала плечами.
— Не думаю, что могу тебе что-нибудь подсказать. У зомбаков всё по-другому, боевая ипостась, телесная трансформация… У человеков такого нет.
— Кармела, — оживился Иван, — прими боевую ипостась. Может, станет попонятнее.
— Отстань. Я двадцать три года её не принимала.
— Ну попробовать-то можно, — настаивал он. — Пойдём в гостиную, здесь тесно.
— Лучше во двор.
— А ещё лучше — на побережье.
Кармела начала было отнекиваться, но Ивана одолело непрошибаемое русское упрямство, пойти пришлось.
За годы деревенской жизни боевые навыки подрастерялись, на трансформацию потребовалась целая минута. Иван, привалившись к фонарному столбу, смотрел, как у Кармелы уплощается грудь, кожа становится серо-зелёного цвета, на руках появляются длинные мощные когти, глаза наполняет сплошная чернота — ни зрачка, ни радужки, одна лишь тьма.
— Жуть, — сказал он, и у Кармелы на миг замерло сердце. Но Иван продолжил: — Боевой норматив, то есть минимальная скорость — три секунды. Давай обратно, и ещё раз попробуй.
Кармела попробовала. Теперь ушло полминуты.
— Ещё раз, — сказал Иван.
Через пятнадцать минут трансформаций Кармела совершенно вымоталась, но вернула свою былую скорость — полторы секунды. На радостях вывела весь боевой канон «Призрак». Иван восторженно вопил «круто!», «ну высше!», «Кармела, ты прелесть!». Восхищение возлюбленного польстило чрезвычайно, сильнее обычных комплиментов.
— Вы что делаете? — к ним со стороны причалов подошли три зомбака.
— Разминаемся, — ответил Иван.
— Нормальные молодожёны в койке разминаются. А вы чёрти чем заняты.
— Знаток разминок, — обиделась Кармела. — Да ты хоть помнишь, как принимать боевую ипостась?
— Помню.
— И сколько уйдёт у тебя на трансформацию? — с высокомерным презрением спросила она. — Минута или две?
Кармела молниеносно сменила боевую ипостась на бытовую, подошла к рыбакам и приняла боевую. Завистливый восторг соседей польстил даже больше восторгов Ивана.
— Ну, — смерила мужчин оценивающим взглядом, — что покажете вы?
Получилось у них скверно — минута, полторы и минута с четвертью. Взбешённые неудачей зомбаки плюнули на все дела и принялись отрабатывать трансформацию. Потом каноны. Через час пришли их приятели, узнать, чем столько времени можно заниматься на берегу. Посмотрели, поохали, и присоединились к тренировке. Через два часа на берегу собралась вся деревня.
Кармела, не меняя боевой ипостаси, подошла к Ивану.
— Что-то здесь слишком тесно стало, — сказала она. Голос вибрировал на частоте, которая вызывает у большинства людей чувство страха. Но Иван зомбаков в боевой ипостаси посмотрел предостаточно, и к их голосам давно привык.
— Ты знаешь местечко поуединённее? — спросил он.
— Да. Тут совсем рядом, — Кармела обняла его, когтями, способными разрывать сверхпрочный кевлар с Технички, нежно прикоснулась к щеке Ивана, к губам, погладила шею. Иван обнял её за талию, поцеловал.
— Я слышал, — сказал он, — для совершенствования боевого мастерства нужны особые тренировки. Ты не знаешь, какие?
— Ну-у, — улыбнулась Кармела, — думаю, смогу вспомнить пару позиций.
— Только пару? Или можно рассчитывать на тренировку посерьёзнее? Хотя бы с четырьмя позициями? А лучше с пятью?
— Разминка покажет.
* * *
Кохлер мечтал только об одном — чтобы магистр начал орать свою обычную матерную ругань. Спокойствие Салливана пугало почти до обморока. Что магистр способен вытворить в таком состоянии начальник разведки и вообразить не мог, хотя знал Салливана уже восемьдесят лет.
Декстр чувствовал себя гораздо увереннее, его зомбачьи дела напрямую не касались.
Зато генерал Ройс, командир сухопутных войск общего назначения, едва сдерживал дрожь. Смуглое лицо побледнело, серые глаза поблекли, короткие тёмные волосы взмокли от пота. Генерал поймал себя на том, что нервно комкает мантию.
Магистр смерил их брезгливым взглядом, жестом велел садиться.
— Подробности, — приказал он.
— Две недели назад, — начал Ройс, — один из молодых рыцарей вверенного мне подразделения подвергся оскорблению в человечьей деревне Корзинка.
— И что он там делал? — спросил магистр.
— Отбывал увольнительную. Отдыхал сообразно званию.
— В деревне Корзинка?
— Вы сами неоднократно повторяли, магистр, что рыцарство должно быть ближе к народу. Люди должны знать, кто их защищает.
— Ну и в чём состояло его приближение к народу? — поинтересовался магистр.
— Рыцарь собирался побеседовать с рыбаками, выяснить, с какими трудностями они сталкиваются, чем орден может им помочь.
— Похвальное намерение, — ядовито одобрил магистр. — И что же дальше?
— Рыбаки… Точнее, один из рыбаков превратно истолковал действия рыцаря и оскорбил его.
— Проще говоря, магистр, — вмешался Декстр, — парню надоели гарнизонные шлюхи, и он пошёл в деревню, попытался влезть на одну из тамошних баб и получил от её мужика по рылу.
— Это правда, генерал? — глянул на Ройса магистр.
— Генерал Декстр несколько преувеличил, — начал Ройс.
— Значит, правда, — сказал магистр. — Вопросы взаимоотношений рыцарей с местным населением мы обсудим позже. Дальше, генерал. Как могло получиться, что ваш рыцарь огрёб зуботычину от селянина? — в голосе магистра явственно проступило бешенство и Ройс с Кохлером испуганно сжались.
— Всё предельно просто, магистр. — Декстр никогда не упускал возможности лишний раз пнуть соперника. — Вместо того, чтобы готовить бойцов, генерал Ройс обрастил своих парней грудой никчёмного мяса, — кивнул спецназовец на могучие бугры мышц предводителя войск общего назначения, — которое только и годится, что лишний паёк жрать да перед шалавами красоваться. Рыцарь, досточтимый Салливан, всего лишь наткнулся на людя, который владеет элементарными боевыми навыками. Подчёркиваю — элементарными. Кстати, раса у него какая?
— Человек и простень, — ответил Кохлер.
Декстр небрежно взмахнул кистью — сами видите, магистр. А теперь представьте, что будет, когда войска Ройса столкнуться с профессиональными бойцами волшебных рас.
— Продолжайте, Ройс, — сказал магистр. — Что дальше было?
— Мои офицеры, досточтимый, решили, что подобная дерзость со стороны плебея недопустима и должна быть сурово наказана.
— И отмеривать наказание пошли всей боевой пятёркой, — процедил магистр. — Дальше, генерал. Рассказывайте.
— Тот человек, Иван Чижик, с совершенно недопустимой наглостью поджидал их в деревенском кабаке.
— Чижик? — удивился магистр.
— Да, досточтимый. Ivan Chizhik. Он русский.
— Чижик, Чижиков или Чижов? — уточнил магистр. — И откуда он взялся?
— Выбросило межстронней бурей в зомбачью деревню Белая Рыба, — ответил Кохлер. — А фамилия его действительно Чижик. Когда один из бойцов пятёрки увидел его, то сказал: «И что, мы должны разбираться с этим чижиком?». На что тот ответил: «По всей вероятности. Я Иван Чижик, рыбак из Белой Рыбы, а вот вы что за приблуды?».
— Понятно. Дальше, генерал Ройс.
— Мои люди уже хотели объяснить плебею предписанные этикетом правила разговора простеня с рыцарем ордена, но близ Чижика сидели зомбаки из его морской тройки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58