вдруг сон развеется, исчезнет новая жизнь, свободная от кошмаров и боли.
Риллавен обнял его за плечи, повёл в кухню.
— У тебя хоть чего-нибудь пожрать есть? — спросил он. — Мы с Алланом голодные как упыри.
— Да, — ответил Фиаринг. — Что-нибудь найдём.
Сон оказался правдой. И никуда новая жизнь исчезать не собиралась.
ГЛАВА 7. ВЕСЁЛЫЙ ДВОР ХОВЕНА
Сентябрь Техно-Тулы красив сказочно: духоты уже нет, стылости ещё нет, высокое бездонно-голубое небо, первое золото листвы, совершенно особенный уют, свойственный только просторным старорусским городам, которые не унизились до звания «мегаполис». Город для фотохудожников и композиторов, живописцев и поэтов.
Обидно, когда рядом такая красота, а ты не то что рисовать — собственное имя разборчиво написать не сумеешь. Фотографировать, по словам отца, тебе можно только злейших врагов — до такой степени их ни один мордобой не изуродует. Пение твоё, как и попытки сыграть на гитаре, по заверению племянника Нируэля, сына Тьиарина, ехидины зеленоглазой, можно смело приравнивать к оружию массового поражения — передохнут даже непобедимые умертвия, воины-мертвецы Соколов. Дара стихосложения нет, из прозы под силу написать только экспертные заключения о химическом составе почвы.
Славян взгрустнул над своей бесталанностью, махнул на неё рукой — ну раз нет, значит нет, придётся как-нибудь обойтись и отсутствием таланта — и шагнул на внесторонье. Поймал ветер, остановил и сосредоточился на образе тихой улочки в пригородной деревне Тулы. Ветер затрепетал от любопытства, ему уже не терпелось улететь на показанную улицу, покружиться на ней, посвистеть в трубах домов. Славян немного ослабил хватку, и его подхватило мощным порывом и выбросило в намеченную точку: с одной стороны высокий глухой забор, с другой — густые заросли шиповника. Славян осторожно раздвинул ветки, вышел на деревенскую улицу неподалёку от дома женщины, у которой покупал молоко. Сейчас как раз время вечерней дойки.
— Здорово, — кивнул Михалыч, муж молочницы, вечно хмурый сорокапятилетний брюнет с обильной проседью, и крикнул во двор: — Витька, скажи матери, Славян пришёл.
Пятнадцатилетний Витька, похожий на отца и лицом, и хмуростью, только светловолосый, в мать, принёс три пластиковых литровых бутылки со свеженадоенным молоком. Славян покрепче завернул пробки, чтобы не забрызгало тетради, убрал бутылки в рюкзак.
— Бывай, — кивнул Михалыч, сунул деньги в карман замурзанных штанов.
Славян зашагал к станции электрички, щели на внесторонье бывают там чаще всего. На поиски пришлось потратить десять минут, но пробивать щель самому тяжело, да и Трилистник лишний раз дразнить не хочется. Спорить с Тьиарином из-за такой ерунды они не станут, но всё равно, незачем Нитриену обострять с ними отношения.
Вышел Славян на обочину шоссе у дельты быстрой тропы Нитриена и спустя ещё десять минут был в долине, потом три минуты телепорта и он дома. По утрам на дорогу в университет тратится от двадцати минут до получаса, смотря как быстро щель найти удаётся, но всё равно быстрее, чем у тех, кто добирается из микрорайонов на окраине Тулы.
Дома никого не было. Славян поставил молоко в холодильник, заглянул в кастрюлю с борщом. Есть пока не хотелось. Славян поднялся к себе в комнату.
Второй этаж к дому Тина они возвели ещё в январе. Строить хелефайский дом нетрудно, просто собрать из уже готовых иллинаровых панелей, — в краю вечного лета толстые тёплые стены ни к чему, а прочность иллинара избавляет от необходимости подводить дополнительные крепления. По настоянию Нируэля, второй этаж сделали тоже янтарного цвета, но на два тона светлее. Выглядело и в самом деле красиво: в сплетении ветвей толстых деревьев — восьмигранный дом цвета гречишного мёда, сверху второй восьмигранник, в цвет мёда лугового, только поменьше: спальни Латриэля и Славяна, разделённые небольшим коридорчиком; у дальней стены мыльня и мастерская, у передней — межэтажная лестница и волшебническая комната. Тин с сыном — прекрасные волшебники, у Латрика, как только занялся волшебством всерьёз, начало получаться выше среднехелефайского уровня. А у Славяна как был полный ноль, так и остался. Его самого полнейшее отсутствие волшебнического дара ничуть не огорчало, а Тин с Латриком всё равно в тайне надеялись, что скрытый талант к волшебству у младшего братишки всё-таки есть и себя обязательно проявит.
Изнутри комнаты светло-зелёные и бледно-золотистые, очень уютные.
Прежний дом Латриэля владыка отдал каким-то молодожёнам. Латрик боялся, что дом принесёт им несчастье, но Аллан заверил, что после того, как в нём счастливо завершилась на редкость гнусная история, живущая там пара будет самой гармоничной и удачливой в долине. Подробностей январских событий вампир не рассказал никому, даже повелительнице, хотя раньше намеревался растрезвонить всей общине — не каждый день хелефайский владыка свершает искупительное деяние для человека, да ещё и техносторонца. И знаменитого Слава-ходочанина, Славяна-Освободителя в придачу. Но ещё в Эльниене, сидя на кухне старого дома Латриэля, понял: нельзя. Всё, что произошло здесь, принадлежит только им четверым — братьям Славяну, Тьиарину и Латриэлю и ему, свидетелю, но не вестнику.
Славян переоделся в свою обычную долинную одежду — шорты и футболку без рукавов. Ходить по долине босиком ему нравилось, но носить тайлонур, а тем более тайлонир он отказался наотрез, слишком нелепо выглядит на человеке хелефайская одежда. Славян достал из ящика письменного стола семинарскую тетрадь, взял с висящих над столом полок хрестоматию. Если братьев до сих пор нет дома, то в долине затевается очередное мероприятие, и попозже подготовиться не дадут. Или Латрик, прирождённый рекламщик, соблазнит красотами праздника и уговорит пойти, или мероприятие официальное, и Славян, как главный («За неимением других», — неизменно уточнял Славян) агроном долины, присутствовать будет обязан.
* * *
В трёхстороннем мире есть четырнадцать областей, где перейти со стороны на сторону невозможно, по терминологии ходочан такие глухие зоны называются одинарицами. На Магичке они никого не интересуют, на Технической стороне — тем более, зато срединодинарицы нужны всем, и орденам в первую очередь. Пять одинариц принадлежат Ястребам, четыре — Соколам, в том числе и самая большая — Аравийский полуостров.
Ни в политику Благословенной республики Аравия, ни в жизнь племён, на землях которых стоят орденские крепости, Соколы не вмешиваются до тех пор, пока правительственные амбиции или межплеменные дрязги не начинают мешать рыцарям заниматься собственными делами. Тогда угодный им порядок Соколы наводят быстро, кроваво и опять возвращаются к своим повседневным занятиям: делать универсальных солдат, совершенствовать виды зомби, разрабатывать новую боевую волшбу. Одинарица тем и хороша, что совершенно недоступна для ходочан — проще соблюдать режим секретности, а возможности Срединницы позволяют использовать и магию, и технику. Особые модели перстней-возвраток позволяют быстро перемещаться из крепости в крепость как по самой одинарице, так и попадать в них с обычных территорий. Чаще всего визитёры приходят со срочным сверхсекретным приказом или с проверкой.
Сеид Буфали, прозванный Ховеном, вот уже сто пятьдесят лет бессменный комендант крепости Весёлый Двор, — низенький, щуплый, на вид лет сорока; волшебники, с пятого ранга и выше, живут по пятьсот лет — стоял навытяжку перед инспектором ордена. Рядом преданно замер заместитель, голубоглазый лайто-вышвырок из долины Альирьиен в междуречье Тигра и Евфрата. Песчаного цвета форма тщательно отутюжена, блеск отполированных пуговиц затмевает лампы в кабинете коменданта.
Инспектриса, двадцатипятилетняя аравийка в белом, как смерть, брючном костюме, сидя за письменным столом, просматривала последние страницы отчётов. Тонкий шёлк плотно обтягивал по-восточному полноватую, но оттого ещё более соблазнительную фигуру, длинный и узкий английский воротник открывал пышные груди почти наполовину, казалось, пуговицы блузона вот-вот оторвутся, разлетятся с треском и Ховен с заместителем смогут узреть прельстительные смуглые соски прекрасной Беке.
«Разлетятся, жди, — зло думал Ховен. — Тут всё рассчитано. Оевропеилась, сучка. Подумать только, семь лет назад я сам купил эту мерзавку на занюханном базаре. Брал для прачечной, замухрышка не годилась даже в солдатские подстилки. И дёрнул шайтан проверить её на волшебнические способности». Раб это или принц, человек, гоблин или хелефайя, но всякий людь с орденской территории, будь у него хоть малейший признак способностей, должен быть отправлен в школу. Способности у грошовой рабыни оказались немалые. И теперь бывший хозяин должен стоять перед недавней собственностью по стойке «смирно» и с покорностью говорить: «Да, досточтимая», «Нет, досточтимая», «Будет сделано, досточтимая», «Уверяю вас, досточтимая, это не более чем случайность, которая никогда больше не повторится». Ранг у неё всего лишь третий, но инспекторский статус даже такую шавку равняет с магистрами ордена.
Сама Беке Весёлый Двор не помнила и Ховена не узнала. Все прежние владельцы и их дома давно слились для неё в один грязный ком. Беке жила настоящим и будущим, а не прошлым.
— Ну что ж, почтенный Ховен, состоянием крепости и ходом работ я довольна.
Кто, когда и за что прозвал его Ховеном, не знал и сам комендант. Никто не знал и что значит это слово, но коменданту нравилось звучание, и, кроме как Ховеном, его никто не называл так много лет, что подлинное имя почти забылось.
— Я порекомендую вас в начальники португальского приморского гарнизона, — сказала Беке. — Работы поменьше, оклад повыше, и пейзаж несравненно пристойней, — инспектриса махнула рукой в сторону выходившего во двор окна. За стенами крепости мёртвые, выжженные солнцем пологие холмы.
— Я бы предпочёл остаться комендантом, досточтимая, — ответил Ховен.
— Было бы предложено, — хмыкнула Беке. Коменданта она понимала. Карьера, власть и деньги ещё не всё. Некоторым гораздо нужнее слава. В Португалии он будет всего лишь генералом ордена, одним из трёх тысяч, безликим чиновником. А коменданта Весёлого Двора знают все Ястребы и Соколы, его именем обыватели Срединницы и Магички пугают непослушных детишек.
— Не изволите ли поужинать, досточтимая? — спросил Ховен.
— Пожалуй, — согласилась Беке и встала из-за стола.
Умный Ховен не стремился поразить инспектрису обилием разнообразных блюд, — роскошным достарханом прикрывают только скверное управление, это знает любой инспектор, и вполне может устроить повторную проверку с таким количеством придирок, что и святой распоследним грешником окажется.
Рабыни подали только плов, фрукты и вино. Сервировать угощение Ховен велел по-восточному и угадал: как бы глубоко не укоренились европейские привычки, за достарханом Беке чувствовала себя уютнее. Чтобы оправдать запрещённое Кораном винопитие, комендант прочитал пару стихов великого Хайама. Беке ответила цитатой из Фирдоуси.
На лайто она посматривала с интересом, но, к разочарованию хелефайи, который не мог оторвать взгляда от пышных груди и зада Беке, интерес исключительно деловой. Беке глянула на посеребрённые ногти лайто. Для волшебников, как мужчин, так и женщин, миндалевидно заточенные ногти умеренной длины — инструмент, а не мода, и не знак касты, как думают простени — люди, лишенные волшебнических способностей. Такими ногтями удобно цеплять и направлять микропотоки магии и волшбы, выплетать заклятья и заклинания. Можно и без них, но будет гораздо медленней. Важен и цвет, он притягивает сырую магию. Для хелефайев это серебристый, для человеков — белый жемчуг, у гоблинов — золотистый, у вампиров — красный.
— С потерей вампиров, — сказала Беке, — орден значительно ослаб. Нам нужны бойцы, минимум на четверть приближенные к боевым характеристикам вампиров, по количеству голов — три к одному кровохлёбу. Предпочтительнее всего зомби. Единственная по-настоящему надёжная разновидность умертвий: и соображают хорошо, и проблем с дисциплиной не бывает. Так что, почтенные, — Беке строго глянула на коменданта и заместителя, — прислушайтесь к совету — основное внимание уделите разработке новых модификаций.
— Мы подумаем, досточтимая, — ответил Ховен. — Если изыщем время. Двор и без того загружен разработками.
— Пока единственная ваша стоящая разработка — регенерационная купель. А всё это психопрограммирование — пустая трата денег. Пока орден из расчёта «а вдруг да что получится» может позволить себе дорогостоящие безделушки, но через полгода, максимум через год, лаборатории Двора закроют. Зомби — единственное ваше спасение.
— Так значит — война? — сказал лайто, уши настороженно оттопырились.
— Разумеется, — сказала Беке. — Иначе зачем бы столько зомби? Ордену срочно необходимо вернуть утраченные преимущества. Только война.
— И психопрограммирование на войне необходимо, — продолжал гнуть своё Ховен. От радости, что проверка прошла так удачно, он крепко перебрал вина.
— Ордену от вашего психопрограммирования пользы как стае упырей от тригонометрии, — ответила Беке. — Оно годится только для Homo Baranikus, безмозглых единичек толпы. А чтобы привести их к покорности и промыть мозги, есть способы подешевле.
— Но массовое психопрограммирование открывает большие возможности…
— …выбросить деньги на ветер, — перебила Беке. — Бараны и без того покорно идут туда, куда их гонит пастух. А на людей с характером психопрограммирование не действует. Самых упёртых даже этот новый оморочник с Технички не берёт. Зомби, Ховен, и ни что другое. Двор тебе сохранят только зомби.
— Психопрограммирование позволит делать индивидуальную перенастройку нужным людям, — заметил лайто.
— Взятка или компромат перенастроят куда как надёжнее, — сказала Беке.
— Не всех. Как раз-таки самые нужные не берут взяток, и на них нет компромата, они всегда чисты. Чем ты зацепишь того же владыку Нитриена?
— Всё тем же, — ответила Беке, — скурвился ваш непогрешимый владыка. Сделал брата старейшиной. До сих пор у вас не было семейственности.
— И сейчас нет, — твёрдо сказал хелефайя. — Когда прежний старейшина-дарко устал от управленческих дел и подал в отставку, из всех дарко долины владыка Риллавен выбрал того, кто сумел переспорить человека. И долина, и долинники сочли выбор владыки Нитриена достойным. А то, что этот хелефайя оказался его братом, значения не имеет.
— Да уж великое деяние — человека переспорить, — презрительно фыркнула Беке.
— Смотря какого человека, — заметил Ховен. — И о чём шёл спор. Нет, Беке, Риллавен по-прежнему безупречен. И силён. — Он наполнил чашу вином и залпом выпил.
— И от безупречности побратался с человеком, — ядовито ответила она.
У лайто зло дёрнулись уши. Как Перворождённый мог запятнать себя кровосоединением с обезьянышем, он тоже не понимал.
— Долинники против такого родства ничуть не возражали, — ответил Ховен, язык уже немного заплетался. — Всё законно. Нитриенц всё тот же несгибаемый и неподкупный предводитель Хелефайриана, всеэльфийского союза.
— В таком случае владыку Риллавена надёжнее убить, — сказала Беке, — чем перенастроить. Покойник ещё никому и никогда не мешал.
— Но и не помогал, — сказал Ховен.
— А может стать нашим союзником, — сказал лайто. — Искренним и преданным.
— Ну если вы сумеете превратить в сторонника владыку Нитриена, — ответила Беке, — я поверю, что ваше психопрограммирование стоит потраченных на него денег. И заявлю об этом открыто.
— Не сейчас, — покачнулся Ховен. — Главу государства не похитишь, сразу вой подни-и-имется, — пьяно протянул он на плясовой мотив, взмахнул рукой. — Перенастройка пока только в крепости возможна. Чтобы выездную разработать — новые исследования нужны, деньги.
— Занимаетесь всякой чушью, — решила Беке. — Оморочник плюгавый и то лучше: действует везде — и на Магичке, и на Срединнице, и даже на одинарице.
— Но не на всех! — напомнил лайто. — А наша перенастройка изменит любого.
— Ха! — презрительно фыркнула Беке. — Докажите. Перенастройте кого-нибудь.
— Предоставь объект, — с пьяной решимостью сказал Ховен.
— Людей на похищение дашь?
— Дам. Вон его, — ткнул пальцем в сторону заместителя, — командиром пошлю. И пятёрку стражей с внутренней стены в придачу. — Ховен выпил ещё чашу.
— Годится, — кивнула Беке. — Как зовут того человека, с которым побратался владыка Нитриена? Особь явно незаурядная, как раз для решающей проверки ценности ваших изысканий.
— Б-бр-родников Вячес-слав Анд-дреевич. Тех-хнор-родец из русского г-го-орода Ту-у-улы, — еле выговорил комендант.
— Кто?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Риллавен обнял его за плечи, повёл в кухню.
— У тебя хоть чего-нибудь пожрать есть? — спросил он. — Мы с Алланом голодные как упыри.
— Да, — ответил Фиаринг. — Что-нибудь найдём.
Сон оказался правдой. И никуда новая жизнь исчезать не собиралась.
ГЛАВА 7. ВЕСЁЛЫЙ ДВОР ХОВЕНА
Сентябрь Техно-Тулы красив сказочно: духоты уже нет, стылости ещё нет, высокое бездонно-голубое небо, первое золото листвы, совершенно особенный уют, свойственный только просторным старорусским городам, которые не унизились до звания «мегаполис». Город для фотохудожников и композиторов, живописцев и поэтов.
Обидно, когда рядом такая красота, а ты не то что рисовать — собственное имя разборчиво написать не сумеешь. Фотографировать, по словам отца, тебе можно только злейших врагов — до такой степени их ни один мордобой не изуродует. Пение твоё, как и попытки сыграть на гитаре, по заверению племянника Нируэля, сына Тьиарина, ехидины зеленоглазой, можно смело приравнивать к оружию массового поражения — передохнут даже непобедимые умертвия, воины-мертвецы Соколов. Дара стихосложения нет, из прозы под силу написать только экспертные заключения о химическом составе почвы.
Славян взгрустнул над своей бесталанностью, махнул на неё рукой — ну раз нет, значит нет, придётся как-нибудь обойтись и отсутствием таланта — и шагнул на внесторонье. Поймал ветер, остановил и сосредоточился на образе тихой улочки в пригородной деревне Тулы. Ветер затрепетал от любопытства, ему уже не терпелось улететь на показанную улицу, покружиться на ней, посвистеть в трубах домов. Славян немного ослабил хватку, и его подхватило мощным порывом и выбросило в намеченную точку: с одной стороны высокий глухой забор, с другой — густые заросли шиповника. Славян осторожно раздвинул ветки, вышел на деревенскую улицу неподалёку от дома женщины, у которой покупал молоко. Сейчас как раз время вечерней дойки.
— Здорово, — кивнул Михалыч, муж молочницы, вечно хмурый сорокапятилетний брюнет с обильной проседью, и крикнул во двор: — Витька, скажи матери, Славян пришёл.
Пятнадцатилетний Витька, похожий на отца и лицом, и хмуростью, только светловолосый, в мать, принёс три пластиковых литровых бутылки со свеженадоенным молоком. Славян покрепче завернул пробки, чтобы не забрызгало тетради, убрал бутылки в рюкзак.
— Бывай, — кивнул Михалыч, сунул деньги в карман замурзанных штанов.
Славян зашагал к станции электрички, щели на внесторонье бывают там чаще всего. На поиски пришлось потратить десять минут, но пробивать щель самому тяжело, да и Трилистник лишний раз дразнить не хочется. Спорить с Тьиарином из-за такой ерунды они не станут, но всё равно, незачем Нитриену обострять с ними отношения.
Вышел Славян на обочину шоссе у дельты быстрой тропы Нитриена и спустя ещё десять минут был в долине, потом три минуты телепорта и он дома. По утрам на дорогу в университет тратится от двадцати минут до получаса, смотря как быстро щель найти удаётся, но всё равно быстрее, чем у тех, кто добирается из микрорайонов на окраине Тулы.
Дома никого не было. Славян поставил молоко в холодильник, заглянул в кастрюлю с борщом. Есть пока не хотелось. Славян поднялся к себе в комнату.
Второй этаж к дому Тина они возвели ещё в январе. Строить хелефайский дом нетрудно, просто собрать из уже готовых иллинаровых панелей, — в краю вечного лета толстые тёплые стены ни к чему, а прочность иллинара избавляет от необходимости подводить дополнительные крепления. По настоянию Нируэля, второй этаж сделали тоже янтарного цвета, но на два тона светлее. Выглядело и в самом деле красиво: в сплетении ветвей толстых деревьев — восьмигранный дом цвета гречишного мёда, сверху второй восьмигранник, в цвет мёда лугового, только поменьше: спальни Латриэля и Славяна, разделённые небольшим коридорчиком; у дальней стены мыльня и мастерская, у передней — межэтажная лестница и волшебническая комната. Тин с сыном — прекрасные волшебники, у Латрика, как только занялся волшебством всерьёз, начало получаться выше среднехелефайского уровня. А у Славяна как был полный ноль, так и остался. Его самого полнейшее отсутствие волшебнического дара ничуть не огорчало, а Тин с Латриком всё равно в тайне надеялись, что скрытый талант к волшебству у младшего братишки всё-таки есть и себя обязательно проявит.
Изнутри комнаты светло-зелёные и бледно-золотистые, очень уютные.
Прежний дом Латриэля владыка отдал каким-то молодожёнам. Латрик боялся, что дом принесёт им несчастье, но Аллан заверил, что после того, как в нём счастливо завершилась на редкость гнусная история, живущая там пара будет самой гармоничной и удачливой в долине. Подробностей январских событий вампир не рассказал никому, даже повелительнице, хотя раньше намеревался растрезвонить всей общине — не каждый день хелефайский владыка свершает искупительное деяние для человека, да ещё и техносторонца. И знаменитого Слава-ходочанина, Славяна-Освободителя в придачу. Но ещё в Эльниене, сидя на кухне старого дома Латриэля, понял: нельзя. Всё, что произошло здесь, принадлежит только им четверым — братьям Славяну, Тьиарину и Латриэлю и ему, свидетелю, но не вестнику.
Славян переоделся в свою обычную долинную одежду — шорты и футболку без рукавов. Ходить по долине босиком ему нравилось, но носить тайлонур, а тем более тайлонир он отказался наотрез, слишком нелепо выглядит на человеке хелефайская одежда. Славян достал из ящика письменного стола семинарскую тетрадь, взял с висящих над столом полок хрестоматию. Если братьев до сих пор нет дома, то в долине затевается очередное мероприятие, и попозже подготовиться не дадут. Или Латрик, прирождённый рекламщик, соблазнит красотами праздника и уговорит пойти, или мероприятие официальное, и Славян, как главный («За неимением других», — неизменно уточнял Славян) агроном долины, присутствовать будет обязан.
* * *
В трёхстороннем мире есть четырнадцать областей, где перейти со стороны на сторону невозможно, по терминологии ходочан такие глухие зоны называются одинарицами. На Магичке они никого не интересуют, на Технической стороне — тем более, зато срединодинарицы нужны всем, и орденам в первую очередь. Пять одинариц принадлежат Ястребам, четыре — Соколам, в том числе и самая большая — Аравийский полуостров.
Ни в политику Благословенной республики Аравия, ни в жизнь племён, на землях которых стоят орденские крепости, Соколы не вмешиваются до тех пор, пока правительственные амбиции или межплеменные дрязги не начинают мешать рыцарям заниматься собственными делами. Тогда угодный им порядок Соколы наводят быстро, кроваво и опять возвращаются к своим повседневным занятиям: делать универсальных солдат, совершенствовать виды зомби, разрабатывать новую боевую волшбу. Одинарица тем и хороша, что совершенно недоступна для ходочан — проще соблюдать режим секретности, а возможности Срединницы позволяют использовать и магию, и технику. Особые модели перстней-возвраток позволяют быстро перемещаться из крепости в крепость как по самой одинарице, так и попадать в них с обычных территорий. Чаще всего визитёры приходят со срочным сверхсекретным приказом или с проверкой.
Сеид Буфали, прозванный Ховеном, вот уже сто пятьдесят лет бессменный комендант крепости Весёлый Двор, — низенький, щуплый, на вид лет сорока; волшебники, с пятого ранга и выше, живут по пятьсот лет — стоял навытяжку перед инспектором ордена. Рядом преданно замер заместитель, голубоглазый лайто-вышвырок из долины Альирьиен в междуречье Тигра и Евфрата. Песчаного цвета форма тщательно отутюжена, блеск отполированных пуговиц затмевает лампы в кабинете коменданта.
Инспектриса, двадцатипятилетняя аравийка в белом, как смерть, брючном костюме, сидя за письменным столом, просматривала последние страницы отчётов. Тонкий шёлк плотно обтягивал по-восточному полноватую, но оттого ещё более соблазнительную фигуру, длинный и узкий английский воротник открывал пышные груди почти наполовину, казалось, пуговицы блузона вот-вот оторвутся, разлетятся с треском и Ховен с заместителем смогут узреть прельстительные смуглые соски прекрасной Беке.
«Разлетятся, жди, — зло думал Ховен. — Тут всё рассчитано. Оевропеилась, сучка. Подумать только, семь лет назад я сам купил эту мерзавку на занюханном базаре. Брал для прачечной, замухрышка не годилась даже в солдатские подстилки. И дёрнул шайтан проверить её на волшебнические способности». Раб это или принц, человек, гоблин или хелефайя, но всякий людь с орденской территории, будь у него хоть малейший признак способностей, должен быть отправлен в школу. Способности у грошовой рабыни оказались немалые. И теперь бывший хозяин должен стоять перед недавней собственностью по стойке «смирно» и с покорностью говорить: «Да, досточтимая», «Нет, досточтимая», «Будет сделано, досточтимая», «Уверяю вас, досточтимая, это не более чем случайность, которая никогда больше не повторится». Ранг у неё всего лишь третий, но инспекторский статус даже такую шавку равняет с магистрами ордена.
Сама Беке Весёлый Двор не помнила и Ховена не узнала. Все прежние владельцы и их дома давно слились для неё в один грязный ком. Беке жила настоящим и будущим, а не прошлым.
— Ну что ж, почтенный Ховен, состоянием крепости и ходом работ я довольна.
Кто, когда и за что прозвал его Ховеном, не знал и сам комендант. Никто не знал и что значит это слово, но коменданту нравилось звучание, и, кроме как Ховеном, его никто не называл так много лет, что подлинное имя почти забылось.
— Я порекомендую вас в начальники португальского приморского гарнизона, — сказала Беке. — Работы поменьше, оклад повыше, и пейзаж несравненно пристойней, — инспектриса махнула рукой в сторону выходившего во двор окна. За стенами крепости мёртвые, выжженные солнцем пологие холмы.
— Я бы предпочёл остаться комендантом, досточтимая, — ответил Ховен.
— Было бы предложено, — хмыкнула Беке. Коменданта она понимала. Карьера, власть и деньги ещё не всё. Некоторым гораздо нужнее слава. В Португалии он будет всего лишь генералом ордена, одним из трёх тысяч, безликим чиновником. А коменданта Весёлого Двора знают все Ястребы и Соколы, его именем обыватели Срединницы и Магички пугают непослушных детишек.
— Не изволите ли поужинать, досточтимая? — спросил Ховен.
— Пожалуй, — согласилась Беке и встала из-за стола.
Умный Ховен не стремился поразить инспектрису обилием разнообразных блюд, — роскошным достарханом прикрывают только скверное управление, это знает любой инспектор, и вполне может устроить повторную проверку с таким количеством придирок, что и святой распоследним грешником окажется.
Рабыни подали только плов, фрукты и вино. Сервировать угощение Ховен велел по-восточному и угадал: как бы глубоко не укоренились европейские привычки, за достарханом Беке чувствовала себя уютнее. Чтобы оправдать запрещённое Кораном винопитие, комендант прочитал пару стихов великого Хайама. Беке ответила цитатой из Фирдоуси.
На лайто она посматривала с интересом, но, к разочарованию хелефайи, который не мог оторвать взгляда от пышных груди и зада Беке, интерес исключительно деловой. Беке глянула на посеребрённые ногти лайто. Для волшебников, как мужчин, так и женщин, миндалевидно заточенные ногти умеренной длины — инструмент, а не мода, и не знак касты, как думают простени — люди, лишенные волшебнических способностей. Такими ногтями удобно цеплять и направлять микропотоки магии и волшбы, выплетать заклятья и заклинания. Можно и без них, но будет гораздо медленней. Важен и цвет, он притягивает сырую магию. Для хелефайев это серебристый, для человеков — белый жемчуг, у гоблинов — золотистый, у вампиров — красный.
— С потерей вампиров, — сказала Беке, — орден значительно ослаб. Нам нужны бойцы, минимум на четверть приближенные к боевым характеристикам вампиров, по количеству голов — три к одному кровохлёбу. Предпочтительнее всего зомби. Единственная по-настоящему надёжная разновидность умертвий: и соображают хорошо, и проблем с дисциплиной не бывает. Так что, почтенные, — Беке строго глянула на коменданта и заместителя, — прислушайтесь к совету — основное внимание уделите разработке новых модификаций.
— Мы подумаем, досточтимая, — ответил Ховен. — Если изыщем время. Двор и без того загружен разработками.
— Пока единственная ваша стоящая разработка — регенерационная купель. А всё это психопрограммирование — пустая трата денег. Пока орден из расчёта «а вдруг да что получится» может позволить себе дорогостоящие безделушки, но через полгода, максимум через год, лаборатории Двора закроют. Зомби — единственное ваше спасение.
— Так значит — война? — сказал лайто, уши настороженно оттопырились.
— Разумеется, — сказала Беке. — Иначе зачем бы столько зомби? Ордену срочно необходимо вернуть утраченные преимущества. Только война.
— И психопрограммирование на войне необходимо, — продолжал гнуть своё Ховен. От радости, что проверка прошла так удачно, он крепко перебрал вина.
— Ордену от вашего психопрограммирования пользы как стае упырей от тригонометрии, — ответила Беке. — Оно годится только для Homo Baranikus, безмозглых единичек толпы. А чтобы привести их к покорности и промыть мозги, есть способы подешевле.
— Но массовое психопрограммирование открывает большие возможности…
— …выбросить деньги на ветер, — перебила Беке. — Бараны и без того покорно идут туда, куда их гонит пастух. А на людей с характером психопрограммирование не действует. Самых упёртых даже этот новый оморочник с Технички не берёт. Зомби, Ховен, и ни что другое. Двор тебе сохранят только зомби.
— Психопрограммирование позволит делать индивидуальную перенастройку нужным людям, — заметил лайто.
— Взятка или компромат перенастроят куда как надёжнее, — сказала Беке.
— Не всех. Как раз-таки самые нужные не берут взяток, и на них нет компромата, они всегда чисты. Чем ты зацепишь того же владыку Нитриена?
— Всё тем же, — ответила Беке, — скурвился ваш непогрешимый владыка. Сделал брата старейшиной. До сих пор у вас не было семейственности.
— И сейчас нет, — твёрдо сказал хелефайя. — Когда прежний старейшина-дарко устал от управленческих дел и подал в отставку, из всех дарко долины владыка Риллавен выбрал того, кто сумел переспорить человека. И долина, и долинники сочли выбор владыки Нитриена достойным. А то, что этот хелефайя оказался его братом, значения не имеет.
— Да уж великое деяние — человека переспорить, — презрительно фыркнула Беке.
— Смотря какого человека, — заметил Ховен. — И о чём шёл спор. Нет, Беке, Риллавен по-прежнему безупречен. И силён. — Он наполнил чашу вином и залпом выпил.
— И от безупречности побратался с человеком, — ядовито ответила она.
У лайто зло дёрнулись уши. Как Перворождённый мог запятнать себя кровосоединением с обезьянышем, он тоже не понимал.
— Долинники против такого родства ничуть не возражали, — ответил Ховен, язык уже немного заплетался. — Всё законно. Нитриенц всё тот же несгибаемый и неподкупный предводитель Хелефайриана, всеэльфийского союза.
— В таком случае владыку Риллавена надёжнее убить, — сказала Беке, — чем перенастроить. Покойник ещё никому и никогда не мешал.
— Но и не помогал, — сказал Ховен.
— А может стать нашим союзником, — сказал лайто. — Искренним и преданным.
— Ну если вы сумеете превратить в сторонника владыку Нитриена, — ответила Беке, — я поверю, что ваше психопрограммирование стоит потраченных на него денег. И заявлю об этом открыто.
— Не сейчас, — покачнулся Ховен. — Главу государства не похитишь, сразу вой подни-и-имется, — пьяно протянул он на плясовой мотив, взмахнул рукой. — Перенастройка пока только в крепости возможна. Чтобы выездную разработать — новые исследования нужны, деньги.
— Занимаетесь всякой чушью, — решила Беке. — Оморочник плюгавый и то лучше: действует везде — и на Магичке, и на Срединнице, и даже на одинарице.
— Но не на всех! — напомнил лайто. — А наша перенастройка изменит любого.
— Ха! — презрительно фыркнула Беке. — Докажите. Перенастройте кого-нибудь.
— Предоставь объект, — с пьяной решимостью сказал Ховен.
— Людей на похищение дашь?
— Дам. Вон его, — ткнул пальцем в сторону заместителя, — командиром пошлю. И пятёрку стражей с внутренней стены в придачу. — Ховен выпил ещё чашу.
— Годится, — кивнула Беке. — Как зовут того человека, с которым побратался владыка Нитриена? Особь явно незаурядная, как раз для решающей проверки ценности ваших изысканий.
— Б-бр-родников Вячес-слав Анд-дреевич. Тех-хнор-родец из русского г-го-орода Ту-у-улы, — еле выговорил комендант.
— Кто?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58