Тут было самое надежное место, всегда сухое, и упасть отсюда ничего не могло. Но Сергей забыл, что сейчас не июль, и даже не относительно теплый май. Температура весь день была ниже десяти градусов. Согревшись спиртным, они не учли, что потеплело только у них внутри, а снаружи остался прежний холод. Сергей легкомысленно снял телефон, висевший на тонком шнуре на шее: «Вот, положи на полку, а то я весь мокрый, угроблю трубу…»
— Чей сел: твой или мой?
— Твой, конечно.
Женька тоже мокрая. Куртка напиталась водой, как губка… Под взглядом Сереги она торопливо потянула свой телефон из нагрудного кармана. Непонимающе уставилась на погасший экран.
— И мой — тоже…
Ее трубка, скорее всего, умерла надолго.
— Ладно, какая разница, — сказал Серега без прежней веселости. — Ну не узнаем, сколько времени. Раз темнеет, значит, не меньше восьми. Дома будем часов в одиннадцать: нам ведь мешала встречная волна, а сейчас она будет попутной. И пойдем мы теперь в бакштаг, это — самый быстрый курс.
Почти полная темнота вокруг. Со всеми предосторожностями он совершил поворот. Нос яхты послушно покатился влево, парус перешел на левый борт. Серега все травил шкот, пока не лег на курс. Сразу перестал так сильно чувствоваться ветер, и стало значительно теплее. Очень вовремя, потому что они опять начали сильно мерзнуть, а Женька зашмыгала носом. Появилось ощущение, что лодка действительно движется намного быстрее, хотя и без кренов. Волны, свинцово поблескивая из глубины, догоняли ее, подкатывали под корму, иногда сравниваясь с бортами, а то и свободно проникая в кокпит, обгоняли, уносились вперед. Но это были очень непредсказуемые волны, и Серега судорожно дергал рулем, пытаясь держаться на курсе. Он боялся, что из-за раскачивания яхта непроизвольно совершит поворот фордевинд:парус перебросит с борта на борт, гик пролетит над головой со скоростью пушечного ядра, а последствия могут быть самые печальные. Не такие страшные, как на больших яхтах, но все же… Надо было привязать гик к леерным стойкам, пока не поздно.
— Можешь руль подержать? — спросил он у Женьки.
Она с ужасом посмотрела на мотающуюся лодку, больше подчинявшуюся волнам, чем рулю. Сергей понял, что девушке не справиться. Он поменял решение.
— Тогда так. Сейчас возьмешь шкертик… ну, вон ту веревку. Проползешь — только, пожалуйста, очень аккуратно! — до гика и привяжешь его к леерам. К столбикам… все ясно?
Женя взяла шкертик, на который ей указывал Сергей, и решительно шагнула на палубу.
— Осторожно! Там скользко, лед сплошной, улетишь сейчас…
Предупреждение запоздало.
Очередная волна подняла яхту и вдруг — с грохотом ударила ее обо что-то там, внизу! Серега двумя руками схватился за руль, его бросило вперед, он упал в кокпит на колени, грудью ударился о сиденье, приложившись об него же и подбородком. Несколько секунд не мог вздохнуть, а когда ему это, наконец, удалось — первым делом попытался выровнять руль. Он увидел, как парус с бешеной скоростью перекинуло у него над головой. Хлопнув, белый дакроновый треугольник перелетел на другой галс, и вся лодка ощутимо дрогнула, принимая удар. Следующая волна подхватила накренившийся, неуправляемый «минитонник» и швырнула его вверх. На этот раз Серега был готов, но такого сокрушительного удара все-таки не ожидал… Внизу что-то отвратительно затрещало, яхта тяжело осела на правый борт. Вокруг по-прежнему бушевали волны, опять объявился ледяной ветер, но яхта оставалась неподвижной, лишь чуть-чуть дрожала под ударами волн. Сели на скалу, понял Сергей. Ветер рвал оставшийся без управления грот, а капитан пытался дотянуться до убежавшего шкота — но бесполезно! Стаксель с пушечным грохотом хлопал где-то впереди — не до него сейчас. Парень едва приподнялся, пытаясь найти глазами Женьку. Он еще надеялся, что ее швырнуло обратно, в каюту, но последнее, что он помнил, это как Женя уже стоит одной ногой на скользкой, обледенелой палубе, чуть придерживаясь за ручку над рубкой. Если ее не выкинуло за борт при первом ударе, то сшибло гиком, когда перелетел парус.
С трудом поднявшись, Сергей понял, что корпус яхты хотя бы обрел устойчивость. Он схватил фонарик, на коленях выполз на палубу и глянул вниз.
Женю он увидел сразу. Девушка неподвижно лежала между двумя выпирающими из воды острыми зубцами, и каждая волна могла, сняв ее оттуда, унести навсегда. Женька была без сознания, вода вокруг нее окрашивалась черным — видимо, кровью. Серега спрыгнул на камень, схватил девушку на руки. Волны норовили сбить его с ног, вырвать из рук бесчувственное тело. Он с трудом поднял Женю до уровня борта и осторожно вкатил под леера. Оглянулся по сторонам.
Фантасмагорический пейзаж. Кругом — только смутно различимые белые барашки на вершинах высоких волн, и ничего, кроме бесконечного пространства. На юго-западе еле проглядывается бледное пятно света — там находится невидимый отсюда Приозерск. А здесь — нелепо торчащие из воды острия высокой скалы. Сергей сделал несколько нерешительных шагов. Довольно обширная скалистая мель, отчасти скрытая водой. Очередная волна все-таки повалила его на камни, Серега медленно поднялся, почти не чувствуя боли и холода. Ему показалось, что он знает эту мель: в спокойную погоду она видна издалека, а сейчас пьяный зарвавшийся капитан маленькой яхты ничего не заметил. Не увидел он и буя, обозначающего эту банку: вон он, буй, черно-желтый и тоже почти невидимый в сгустившихся сумерках. Огонь на нем почему-то не горит — это хотя бы частично оправдывает Сергея в собственных глазах.
Ледяной ветер и волны, захлестывающие почти по пояс, заставили вспомнить о том, что сейчас только апрель. Подтянувшись на одеревеневших, непослушных от холода руках, Серега попытался выбраться на яхту, и это удалось ему с огромным трудом. Два зубца — вот они, задержали беспомощное тело Женьки, потерявшей сознание. А на других двух зубцах сидит всем корпусом «Лилия». И сидит, похоже, крепко. Посреди безбрежного простора, по которому сейчас еще никто не ходит…
2
Двигатель работал ровно, прожектор освещал темные волны впереди, и они непрозрачно вспыхивали, отражая желтоватый электрический свет. Тонику казалось, что он слишком забирает влево, пытаясь выруливать против волн, и движется севернее, чем надо. Уже глубокая ночь, и возвращаться, не сделав всего, что сейчас в его силах, нет смысла, он слишком далеко забрался. Тоник с трудом удерживался на курсе и думал о Женьке. «Лилия» пропала более суток назад. Они там, наверное, сходят с ума от одиночества и холода. Им страшно, потому что помощь может не успеть. Они проклинают все на свете, потому что сами во всем виноваты.
«Казанка» не резала волну, она поднималась на высокие гребни, а потом обрушивалась вниз, рискуя быть залитой сверху или перевернуться. Зато ярко сияет прожектор, и Серега, если он где-то в этих местах, увидит помощь издалека…
Сергей действительно увидел освещенную огнями лодку задолго до того, как услышал. Даже принял поначалу за галлюцинацию: моргнет — и нет никакой лодки, а потом всмотрится — снова есть. Он уже вторую ночь сидел здесь, в кокпите, закутавшись во все, что удалось найти на яхте: в какие-то тряпки, куртки, в старое Женькино пальто. Самой Женьке оно не понадобится: ее тело лежит в каюте, наверняка уже окоченевшее.
Серега положил ее туда, вытащив из воды. Сначала попытался согреть, привести в чувство, но она по-прежнему оставалась без сознания, дышала еле слышно, а пульс был неровным, неглубоким. Иногда Сергею казалось, что она уже умерла. И нечем было греть ее, мокрую, обледеневшую: это же первый выход, они не загрузили в яхту ни одеял, ни теплых вещей, ни даже запасных парусов — слишком торопились уйти, боялись, что остановят.
Сначала он сидел с девушкой в каюте, в полной темноте. Закрыл дверь, чтобы удерживалось хоть какое-то тепло от дыхания. Снаружи по иллюминаторам били хлопья мокрого снега, наглухо залепляя их. Свет не зажигался, а радио и вовсе оказалось в воде. Но до утра не представлялось возможным что-либо сделать или хотя бы оценить масштабы повреждений.
В середине ночи Серега чиркнул спичкой и увидел, что вода, неподвижно стоящая в каюте, покрылась тонкой корочкой льда. Женя… Женя по-прежнему лежала рядом с ним, бледная, с белыми губами. И не дышала. А сверху похоронно завывал страшный ладожский ветер…
Вот тогда Сергей выбрался из каюты в кокпит и забился в угол. Его била крупная дрожь. Его мучил ужас смерти и полного одиночества. Он истерически плакал, вопил в снежную темноту, ругался — пока не понял, что в этом нет никакого смысла…
Мартини они выпили днем, но водки на яхте было много. Он зубами открыл первую бутылку и проглотил почти половину. Перехватило дыхание, безвкусная поначалу жидкость вдруг обожгла горло. Он закашлялся, выругался. На всякий случай вернулся в каюту и забрал оба мобильных телефона. Сел на палубу, пристально глядя в мертвые экраны. Попытался включить. Но одеревеневшие пальцы не слушались, и один телефон Серега тут же уронил. Аппарат упал в воду. Булькнул, ударился об камни. Наверняка развалился. По лицу Сергея снова потекли слезы. Он судорожно сжал оставшийся телефон — свою «Нокию» — и сполз в кокпит. Засунул его за пазуху, к телу, — вдруг удастся хоть немного отогреть. В который раз за сегодняшнюю ночь закрыл люк — тщательно, аккуратно, так, чтобы не видеть любимую девушку. Им же собственноручно убитую… Закутался в куртки, поискал свою бутылку, но не нашел и открыл новую. Ветра здесь почти не было. Сергей постарался сползти как можно ниже. Он пил и пил, пока не закружилась голова; хмельная активность сменилась хмельным же отчаянием, а потом Серегу начало рвать…
Он немного пришел в себя, когда встало солнце. Мозги почти не соображали, вода и небо прыгали перед глазами, но страха больше не было. Ближе к концу дня отупевший от спиртного Сергей вспомнил про телефон и вынул его из-под свитера. Крепко схватил трубку неуверенными руками, понимая, что это его последняя надежда. Нажал на кнопку наверху панели. Аппарат долго никак не реагировал на его усилия, но когда Серега уже собирался его тоже выкинуть, экран вспыхнул синим и загорелись буквы: «введите пин-код».
Он сразу протрезвел. Боялся даже дышать, потому что прекрасно знал: старый аппарат со слабым аккумулятором может снова «умереть» в любой момент. От напряжения у Сергея отшибло память, и он никак не мог вспомнить чертов пин-код. Почему-то вспомнился код Женькиного телефона, но не своего. Потом вроде бы сообразил. Дрожащими пальцами набрал четыре цифры, каждую секунду ожидая, что сейчас экран погаснет. Он дышал на трубку, прятал за пазухой, а сам изводился от того, что даже не знал, есть ли тут хоть какая-то связь.
Наконец на экране появилась заставка. Связи почти не было, она то исчезала, то появлялась на грани срыва. Звонить нельзя — телефон этого просто не выдержит, вряд ли он хотя бы соединится с абонентом. Надо послать сообщение Тонику! Он больше всех заинтересован вытащить отсюда Женьку! Он же еще не знает… Серега набрал текст: «Яхта „Лилия" села на камни к востоку, берег едва вижу, погибаем, срочно ждем помощи!» — и отправил.
Через минуту пришел ответ. Мобильник разразился веселым писком и вибрацией. Сергей судорожно ткнул в клавиши — но не успел! Телефон мигнул и выключился. Надо было сразу убрать звук, запоздало сообразил он, снова пытаясь оживить аппарат. Но… ничего.
Сергей бился с ним до темноты: грел его своим дыханием, снова засовывал за пазуху, вынимал аккумулятор — но все впустую. В лучшем случае экран зажигался и тут же гас.
Водки осталось полбутылки здесь и еще бутылка — в каюте. Но там Женька… Ничего. Скоро он станет таким же, как она: молчаливым, холодным, красивым. И не будет иметь значения тот факт, что он, выйдя на «Лилии» пьяным, в шторм, весной, погубил их обоих. Их похоронят вместе, если найдут. Могут и не успеть найти. Вон, как стонет яхта под ударами волн, того и гляди развалится…
Он допил водку из открытой бутылки и теперь равнодушно наблюдал за тем, как набирает силу ночная непогода. Отчетливо увидел мазнувший по волнам луч прожектора. Но не поверил себе, решил, что это явление сродни зеленым чертям, и вдруг задумался, пьян ли он. Пьян, наверное, если в одиночку выпил столько водки, ничем не закусывая. Но мысли в голове четкие, ясные, спиртное не помогает ни забыться, ни согреться. Холод — злейший его враг — пробрался через все влажные тряпки, куртки, даже снятый с Женьки свитер, которыми укутался Сергей. Холод постепенно завладевает им, ветер промораживает насквозь, до костей, до последней жилочки. Руки посинели, пальцами не взяться ни за что. Бутылку он зажал коленями, временами наклоняясь к горлышку. Убеждался, что водки больше нет — и сразу забывал об этом. Вон зато какие симпатичные огоньки то пропадают, то вновь появляются у горизонта. Разве на трезвую голову он бы увидел такие огоньки?!
А ветер-то как воет в промороженных снастях. Страшный, печальный звук, который Сергей не хотел бы слышать больше никогда. И яхта тяжело стонет, покачиваясь на камне, на котором сидит всем корпусом. От этих стонов, как будто издаваемых живым существом, становится по-настоящему страшно. Сергей не сводит взгляда с огоньков — они больше не исчезают, они явно приближаются! Он зашевелился, задрожал, с третьей попытки сумел подняться на ноги. Но сколько еще их будет видно — час, два? А потом — не пройдут ли они мимо, исчезнув с другой стороны горизонта?! Сергей поскользнулся и сел на перекошенную палубу, не сводя глаз с огней.
— Я здесь, — попытался он произнести, но голос не послушался. Только беззвучное сипение вырвалось из горла. Серега попытался прокашляться и понял, что не может сказать ни слова. Ерунда, простыл, но как дать знать этому кораблю, что он тут, живой, ждет помощи?!
Ракетница! Снова вскочив, Серега скинул с себя куртки, взялся за дверь в каюту, но тут же упал на колени: пока сидел, ноги и руки окончательно заледенели, настолько, что он их не ощущал. Он дополз до входа в каюту и попытался отковырять примерзшую за день крышку. Ничего не получалось. Скорее, скорее, а то это судно, его единственный шанс, пройдет мимо! Со всего размаху Сергей ударил в люк обеими ногами — и вынес дверцу! Кубарем скатился вниз, в могильную черноту. Ему не нужен свет, он хорошо помнит, где лежат ракетница и патроны. На той полке, где обычно болтаются мобильники. Ее-то он точно взял, потому что вчера проходил техосмотр, никто бы его без ракетницы не выпустил…
Воды в яхте за день стало больше. Настолько, что Серега ступил в нее, едва достиг нижней ступеньки. Труп, видимо, уже в воде. Хотя нет, яхту так перекосило, что одна сторона много выше другой, и Женя лежит как раз на высокой. Он добрался до полки, нащупал все необходимое, с трудом взял окоченевшими пальцами и сжал крепко, как только мог. Выбрался наружу. Теперь сомнения не было: огоньки — не плод его больного воображения, они на самом деле существуют! Он обязательно должен привлечь внимание этих людей! Серега долго засовывал патрон, никак не мог справиться, а тут еще его пробила адская дрожь, от движения стало еще холоднее, хотя казалось, что это невозможно. Наконец он поднял руку и выстрелил в небо. Красная ракета ушла в высоту, зависла там, расцвела красивым ярким цветком и стала медленно опускаться. Она падала все ниже, а Сергей смотрел на нее и думал, что сейчас этот прекрасный цветок поглотит холодная глубина. Увидели ли ракету на корабле? Или еще одну запустить?
Усиливающаяся волна все так же била в корпус яхты, но Сереге показалось, что звук как-то изменился. Яхта перестала вздрагивать, понял он, теперь она странно покачивалась. Это значит, что она наверняка сместилась и, может быть, готова сняться с камня. Он занервничал, забегал от носа к корме, нетерпеливо посматривая на огни неизвестного судна. Оно явно шло сюда, на сигнал «SOS», поданный красной ракетой, но вот успеет ли? Сергею вдруг показалось, что именно сейчас его разбитая лодка сдвинется с места и неминуемо потонет. Она лежит не на киле, на правом борту, киль свободно уходит в воду около камня — там сразу глубоко. Пробоина расположена слишком низко, «Лилию» не откренить так, чтобы она оказалась над водой. Да и чем откренивать? Он — один, его веса не хватит. Значит — гибель? Сейчас, когда помощь уже видна?! Он сжал руки в молитвенном жесте. Боженька, сделай так, чтобы меня спасли! Клянусь, я брошу пить, я буду вести примерный образ жизни, только пусть меня спасут!!! Ему послышалось, что сквозь грохот волны донесся шум мотора. Значит, помощь совсем близко. Значит, они могут успеть…
Тоник сбавил ход и шел теперь медленно и осторожно. Ему совсем не хотелось самому налететь на неизвестную банку. Вспыхнувшая в небе красная ракета указала дорогу, и он точно вышел на нужное место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Чей сел: твой или мой?
— Твой, конечно.
Женька тоже мокрая. Куртка напиталась водой, как губка… Под взглядом Сереги она торопливо потянула свой телефон из нагрудного кармана. Непонимающе уставилась на погасший экран.
— И мой — тоже…
Ее трубка, скорее всего, умерла надолго.
— Ладно, какая разница, — сказал Серега без прежней веселости. — Ну не узнаем, сколько времени. Раз темнеет, значит, не меньше восьми. Дома будем часов в одиннадцать: нам ведь мешала встречная волна, а сейчас она будет попутной. И пойдем мы теперь в бакштаг, это — самый быстрый курс.
Почти полная темнота вокруг. Со всеми предосторожностями он совершил поворот. Нос яхты послушно покатился влево, парус перешел на левый борт. Серега все травил шкот, пока не лег на курс. Сразу перестал так сильно чувствоваться ветер, и стало значительно теплее. Очень вовремя, потому что они опять начали сильно мерзнуть, а Женька зашмыгала носом. Появилось ощущение, что лодка действительно движется намного быстрее, хотя и без кренов. Волны, свинцово поблескивая из глубины, догоняли ее, подкатывали под корму, иногда сравниваясь с бортами, а то и свободно проникая в кокпит, обгоняли, уносились вперед. Но это были очень непредсказуемые волны, и Серега судорожно дергал рулем, пытаясь держаться на курсе. Он боялся, что из-за раскачивания яхта непроизвольно совершит поворот фордевинд:парус перебросит с борта на борт, гик пролетит над головой со скоростью пушечного ядра, а последствия могут быть самые печальные. Не такие страшные, как на больших яхтах, но все же… Надо было привязать гик к леерным стойкам, пока не поздно.
— Можешь руль подержать? — спросил он у Женьки.
Она с ужасом посмотрела на мотающуюся лодку, больше подчинявшуюся волнам, чем рулю. Сергей понял, что девушке не справиться. Он поменял решение.
— Тогда так. Сейчас возьмешь шкертик… ну, вон ту веревку. Проползешь — только, пожалуйста, очень аккуратно! — до гика и привяжешь его к леерам. К столбикам… все ясно?
Женя взяла шкертик, на который ей указывал Сергей, и решительно шагнула на палубу.
— Осторожно! Там скользко, лед сплошной, улетишь сейчас…
Предупреждение запоздало.
Очередная волна подняла яхту и вдруг — с грохотом ударила ее обо что-то там, внизу! Серега двумя руками схватился за руль, его бросило вперед, он упал в кокпит на колени, грудью ударился о сиденье, приложившись об него же и подбородком. Несколько секунд не мог вздохнуть, а когда ему это, наконец, удалось — первым делом попытался выровнять руль. Он увидел, как парус с бешеной скоростью перекинуло у него над головой. Хлопнув, белый дакроновый треугольник перелетел на другой галс, и вся лодка ощутимо дрогнула, принимая удар. Следующая волна подхватила накренившийся, неуправляемый «минитонник» и швырнула его вверх. На этот раз Серега был готов, но такого сокрушительного удара все-таки не ожидал… Внизу что-то отвратительно затрещало, яхта тяжело осела на правый борт. Вокруг по-прежнему бушевали волны, опять объявился ледяной ветер, но яхта оставалась неподвижной, лишь чуть-чуть дрожала под ударами волн. Сели на скалу, понял Сергей. Ветер рвал оставшийся без управления грот, а капитан пытался дотянуться до убежавшего шкота — но бесполезно! Стаксель с пушечным грохотом хлопал где-то впереди — не до него сейчас. Парень едва приподнялся, пытаясь найти глазами Женьку. Он еще надеялся, что ее швырнуло обратно, в каюту, но последнее, что он помнил, это как Женя уже стоит одной ногой на скользкой, обледенелой палубе, чуть придерживаясь за ручку над рубкой. Если ее не выкинуло за борт при первом ударе, то сшибло гиком, когда перелетел парус.
С трудом поднявшись, Сергей понял, что корпус яхты хотя бы обрел устойчивость. Он схватил фонарик, на коленях выполз на палубу и глянул вниз.
Женю он увидел сразу. Девушка неподвижно лежала между двумя выпирающими из воды острыми зубцами, и каждая волна могла, сняв ее оттуда, унести навсегда. Женька была без сознания, вода вокруг нее окрашивалась черным — видимо, кровью. Серега спрыгнул на камень, схватил девушку на руки. Волны норовили сбить его с ног, вырвать из рук бесчувственное тело. Он с трудом поднял Женю до уровня борта и осторожно вкатил под леера. Оглянулся по сторонам.
Фантасмагорический пейзаж. Кругом — только смутно различимые белые барашки на вершинах высоких волн, и ничего, кроме бесконечного пространства. На юго-западе еле проглядывается бледное пятно света — там находится невидимый отсюда Приозерск. А здесь — нелепо торчащие из воды острия высокой скалы. Сергей сделал несколько нерешительных шагов. Довольно обширная скалистая мель, отчасти скрытая водой. Очередная волна все-таки повалила его на камни, Серега медленно поднялся, почти не чувствуя боли и холода. Ему показалось, что он знает эту мель: в спокойную погоду она видна издалека, а сейчас пьяный зарвавшийся капитан маленькой яхты ничего не заметил. Не увидел он и буя, обозначающего эту банку: вон он, буй, черно-желтый и тоже почти невидимый в сгустившихся сумерках. Огонь на нем почему-то не горит — это хотя бы частично оправдывает Сергея в собственных глазах.
Ледяной ветер и волны, захлестывающие почти по пояс, заставили вспомнить о том, что сейчас только апрель. Подтянувшись на одеревеневших, непослушных от холода руках, Серега попытался выбраться на яхту, и это удалось ему с огромным трудом. Два зубца — вот они, задержали беспомощное тело Женьки, потерявшей сознание. А на других двух зубцах сидит всем корпусом «Лилия». И сидит, похоже, крепко. Посреди безбрежного простора, по которому сейчас еще никто не ходит…
2
Двигатель работал ровно, прожектор освещал темные волны впереди, и они непрозрачно вспыхивали, отражая желтоватый электрический свет. Тонику казалось, что он слишком забирает влево, пытаясь выруливать против волн, и движется севернее, чем надо. Уже глубокая ночь, и возвращаться, не сделав всего, что сейчас в его силах, нет смысла, он слишком далеко забрался. Тоник с трудом удерживался на курсе и думал о Женьке. «Лилия» пропала более суток назад. Они там, наверное, сходят с ума от одиночества и холода. Им страшно, потому что помощь может не успеть. Они проклинают все на свете, потому что сами во всем виноваты.
«Казанка» не резала волну, она поднималась на высокие гребни, а потом обрушивалась вниз, рискуя быть залитой сверху или перевернуться. Зато ярко сияет прожектор, и Серега, если он где-то в этих местах, увидит помощь издалека…
Сергей действительно увидел освещенную огнями лодку задолго до того, как услышал. Даже принял поначалу за галлюцинацию: моргнет — и нет никакой лодки, а потом всмотрится — снова есть. Он уже вторую ночь сидел здесь, в кокпите, закутавшись во все, что удалось найти на яхте: в какие-то тряпки, куртки, в старое Женькино пальто. Самой Женьке оно не понадобится: ее тело лежит в каюте, наверняка уже окоченевшее.
Серега положил ее туда, вытащив из воды. Сначала попытался согреть, привести в чувство, но она по-прежнему оставалась без сознания, дышала еле слышно, а пульс был неровным, неглубоким. Иногда Сергею казалось, что она уже умерла. И нечем было греть ее, мокрую, обледеневшую: это же первый выход, они не загрузили в яхту ни одеял, ни теплых вещей, ни даже запасных парусов — слишком торопились уйти, боялись, что остановят.
Сначала он сидел с девушкой в каюте, в полной темноте. Закрыл дверь, чтобы удерживалось хоть какое-то тепло от дыхания. Снаружи по иллюминаторам били хлопья мокрого снега, наглухо залепляя их. Свет не зажигался, а радио и вовсе оказалось в воде. Но до утра не представлялось возможным что-либо сделать или хотя бы оценить масштабы повреждений.
В середине ночи Серега чиркнул спичкой и увидел, что вода, неподвижно стоящая в каюте, покрылась тонкой корочкой льда. Женя… Женя по-прежнему лежала рядом с ним, бледная, с белыми губами. И не дышала. А сверху похоронно завывал страшный ладожский ветер…
Вот тогда Сергей выбрался из каюты в кокпит и забился в угол. Его била крупная дрожь. Его мучил ужас смерти и полного одиночества. Он истерически плакал, вопил в снежную темноту, ругался — пока не понял, что в этом нет никакого смысла…
Мартини они выпили днем, но водки на яхте было много. Он зубами открыл первую бутылку и проглотил почти половину. Перехватило дыхание, безвкусная поначалу жидкость вдруг обожгла горло. Он закашлялся, выругался. На всякий случай вернулся в каюту и забрал оба мобильных телефона. Сел на палубу, пристально глядя в мертвые экраны. Попытался включить. Но одеревеневшие пальцы не слушались, и один телефон Серега тут же уронил. Аппарат упал в воду. Булькнул, ударился об камни. Наверняка развалился. По лицу Сергея снова потекли слезы. Он судорожно сжал оставшийся телефон — свою «Нокию» — и сполз в кокпит. Засунул его за пазуху, к телу, — вдруг удастся хоть немного отогреть. В который раз за сегодняшнюю ночь закрыл люк — тщательно, аккуратно, так, чтобы не видеть любимую девушку. Им же собственноручно убитую… Закутался в куртки, поискал свою бутылку, но не нашел и открыл новую. Ветра здесь почти не было. Сергей постарался сползти как можно ниже. Он пил и пил, пока не закружилась голова; хмельная активность сменилась хмельным же отчаянием, а потом Серегу начало рвать…
Он немного пришел в себя, когда встало солнце. Мозги почти не соображали, вода и небо прыгали перед глазами, но страха больше не было. Ближе к концу дня отупевший от спиртного Сергей вспомнил про телефон и вынул его из-под свитера. Крепко схватил трубку неуверенными руками, понимая, что это его последняя надежда. Нажал на кнопку наверху панели. Аппарат долго никак не реагировал на его усилия, но когда Серега уже собирался его тоже выкинуть, экран вспыхнул синим и загорелись буквы: «введите пин-код».
Он сразу протрезвел. Боялся даже дышать, потому что прекрасно знал: старый аппарат со слабым аккумулятором может снова «умереть» в любой момент. От напряжения у Сергея отшибло память, и он никак не мог вспомнить чертов пин-код. Почему-то вспомнился код Женькиного телефона, но не своего. Потом вроде бы сообразил. Дрожащими пальцами набрал четыре цифры, каждую секунду ожидая, что сейчас экран погаснет. Он дышал на трубку, прятал за пазухой, а сам изводился от того, что даже не знал, есть ли тут хоть какая-то связь.
Наконец на экране появилась заставка. Связи почти не было, она то исчезала, то появлялась на грани срыва. Звонить нельзя — телефон этого просто не выдержит, вряд ли он хотя бы соединится с абонентом. Надо послать сообщение Тонику! Он больше всех заинтересован вытащить отсюда Женьку! Он же еще не знает… Серега набрал текст: «Яхта „Лилия" села на камни к востоку, берег едва вижу, погибаем, срочно ждем помощи!» — и отправил.
Через минуту пришел ответ. Мобильник разразился веселым писком и вибрацией. Сергей судорожно ткнул в клавиши — но не успел! Телефон мигнул и выключился. Надо было сразу убрать звук, запоздало сообразил он, снова пытаясь оживить аппарат. Но… ничего.
Сергей бился с ним до темноты: грел его своим дыханием, снова засовывал за пазуху, вынимал аккумулятор — но все впустую. В лучшем случае экран зажигался и тут же гас.
Водки осталось полбутылки здесь и еще бутылка — в каюте. Но там Женька… Ничего. Скоро он станет таким же, как она: молчаливым, холодным, красивым. И не будет иметь значения тот факт, что он, выйдя на «Лилии» пьяным, в шторм, весной, погубил их обоих. Их похоронят вместе, если найдут. Могут и не успеть найти. Вон, как стонет яхта под ударами волн, того и гляди развалится…
Он допил водку из открытой бутылки и теперь равнодушно наблюдал за тем, как набирает силу ночная непогода. Отчетливо увидел мазнувший по волнам луч прожектора. Но не поверил себе, решил, что это явление сродни зеленым чертям, и вдруг задумался, пьян ли он. Пьян, наверное, если в одиночку выпил столько водки, ничем не закусывая. Но мысли в голове четкие, ясные, спиртное не помогает ни забыться, ни согреться. Холод — злейший его враг — пробрался через все влажные тряпки, куртки, даже снятый с Женьки свитер, которыми укутался Сергей. Холод постепенно завладевает им, ветер промораживает насквозь, до костей, до последней жилочки. Руки посинели, пальцами не взяться ни за что. Бутылку он зажал коленями, временами наклоняясь к горлышку. Убеждался, что водки больше нет — и сразу забывал об этом. Вон зато какие симпатичные огоньки то пропадают, то вновь появляются у горизонта. Разве на трезвую голову он бы увидел такие огоньки?!
А ветер-то как воет в промороженных снастях. Страшный, печальный звук, который Сергей не хотел бы слышать больше никогда. И яхта тяжело стонет, покачиваясь на камне, на котором сидит всем корпусом. От этих стонов, как будто издаваемых живым существом, становится по-настоящему страшно. Сергей не сводит взгляда с огоньков — они больше не исчезают, они явно приближаются! Он зашевелился, задрожал, с третьей попытки сумел подняться на ноги. Но сколько еще их будет видно — час, два? А потом — не пройдут ли они мимо, исчезнув с другой стороны горизонта?! Сергей поскользнулся и сел на перекошенную палубу, не сводя глаз с огней.
— Я здесь, — попытался он произнести, но голос не послушался. Только беззвучное сипение вырвалось из горла. Серега попытался прокашляться и понял, что не может сказать ни слова. Ерунда, простыл, но как дать знать этому кораблю, что он тут, живой, ждет помощи?!
Ракетница! Снова вскочив, Серега скинул с себя куртки, взялся за дверь в каюту, но тут же упал на колени: пока сидел, ноги и руки окончательно заледенели, настолько, что он их не ощущал. Он дополз до входа в каюту и попытался отковырять примерзшую за день крышку. Ничего не получалось. Скорее, скорее, а то это судно, его единственный шанс, пройдет мимо! Со всего размаху Сергей ударил в люк обеими ногами — и вынес дверцу! Кубарем скатился вниз, в могильную черноту. Ему не нужен свет, он хорошо помнит, где лежат ракетница и патроны. На той полке, где обычно болтаются мобильники. Ее-то он точно взял, потому что вчера проходил техосмотр, никто бы его без ракетницы не выпустил…
Воды в яхте за день стало больше. Настолько, что Серега ступил в нее, едва достиг нижней ступеньки. Труп, видимо, уже в воде. Хотя нет, яхту так перекосило, что одна сторона много выше другой, и Женя лежит как раз на высокой. Он добрался до полки, нащупал все необходимое, с трудом взял окоченевшими пальцами и сжал крепко, как только мог. Выбрался наружу. Теперь сомнения не было: огоньки — не плод его больного воображения, они на самом деле существуют! Он обязательно должен привлечь внимание этих людей! Серега долго засовывал патрон, никак не мог справиться, а тут еще его пробила адская дрожь, от движения стало еще холоднее, хотя казалось, что это невозможно. Наконец он поднял руку и выстрелил в небо. Красная ракета ушла в высоту, зависла там, расцвела красивым ярким цветком и стала медленно опускаться. Она падала все ниже, а Сергей смотрел на нее и думал, что сейчас этот прекрасный цветок поглотит холодная глубина. Увидели ли ракету на корабле? Или еще одну запустить?
Усиливающаяся волна все так же била в корпус яхты, но Сереге показалось, что звук как-то изменился. Яхта перестала вздрагивать, понял он, теперь она странно покачивалась. Это значит, что она наверняка сместилась и, может быть, готова сняться с камня. Он занервничал, забегал от носа к корме, нетерпеливо посматривая на огни неизвестного судна. Оно явно шло сюда, на сигнал «SOS», поданный красной ракетой, но вот успеет ли? Сергею вдруг показалось, что именно сейчас его разбитая лодка сдвинется с места и неминуемо потонет. Она лежит не на киле, на правом борту, киль свободно уходит в воду около камня — там сразу глубоко. Пробоина расположена слишком низко, «Лилию» не откренить так, чтобы она оказалась над водой. Да и чем откренивать? Он — один, его веса не хватит. Значит — гибель? Сейчас, когда помощь уже видна?! Он сжал руки в молитвенном жесте. Боженька, сделай так, чтобы меня спасли! Клянусь, я брошу пить, я буду вести примерный образ жизни, только пусть меня спасут!!! Ему послышалось, что сквозь грохот волны донесся шум мотора. Значит, помощь совсем близко. Значит, они могут успеть…
Тоник сбавил ход и шел теперь медленно и осторожно. Ему совсем не хотелось самому налететь на неизвестную банку. Вспыхнувшая в небе красная ракета указала дорогу, и он точно вышел на нужное место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33