— Завтра все кончится.
— А если они тебя убьют? — спросила она, не поворачивая головы.
— Во-первых, едва ли у них это получится. А во-вторых, даже если и так… по крайней мере, Чаша не достанется Хромцу. Уж эти ребята ее так просто не отдадут. Переправят куда-нибудь в Японию — и ищи ее по новой… А ты успокоишься, узнав, что я отдал жизнь во благо человечества.
— Дурак, — сказала Наташа, но таким тоном, что я не обиделся.
Я внимательно посмотрел на нее, потом обнял за плечи. Она не шевельнулась.
— Я думал, тебе уже все равно, — сказал я. — Извини.
Минуту или две мы молчали.
— Понимаешь, Ким, все очень сложно…
— Ага, — отозвался я. — Понимаю.
— Я не знаю. До сих пор не знаю наверняка…
Я промолчал.
— Я не люблю, когда меня заставляют против моей воли!
— Кто ж любит, — сказал я.
— Ким… ты очень на меня обиделся?
Я осторожно провел пальцами по ее волосам.
— Что ты, Натуля… Чем ты могла меня обидеть? Это я, возможно…
— Только не надо притворяться, — тихо попросила она. — Ты вел себя, как ребенок. Это меня разозлило.
Я подумал.
— Я, наверное, люблю тебя, — сказал я. — Никому этого не говорил, с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать… Вот поэтому-то все так и выходит…
За окном громыхнуло. Наташа полуобернулась и притронулась сухими губами к моей щеке.
— Ты сказал страшную вещь, Ким. Я так надеялась, что ты все-таки этого не скажешь…
— Почему? — тупо спросил я.
— Теперь ты просто не оставил мне выбора… Прости, — она высвободилась и пошла к двери.
— Постой, — сказал я. — Там дождь… Я не пущу тебя!
Она все шла к двери, и я представил себе, как она выходит на улицу, ловит такси и уезжает — к ДД, к тетке — неважно, уезжает и оставляет меня одного в моей пустой квартире, еще более несчастного, еще более раздавленного и жалкого, чем час назад. Это был конец, и я отчетливо понял, что произойдет, когда за Наташей захлопнется дверь. И в эту секунду раздался оглушительный стук.
Кто-то изо всех сил барабанил по кожаной обивке и по деревянному косяку двери, отчаянно стремясь ворваться в квартиру. Я прыгнул вперед, схватил Наташу за плечо, отбросил ее назад в комнату и, вытащив пистолет, прижался к стене сбоку от двери.
— Кто там? — Ответа не последовало, но удары обрушились на косяк с новой силой. Я почувствовал, как стекает по спине холодная липкая струйка пота, и открыл замок.
На пороге стоял Пашка, с упоением молотивший по деревяшке найденным где-то ржавым болтом величиной с хороший подберезовик.
— А, Ким, — сказал он, не прекращая своего увлекательного занятия, — привет. Я в гости пришел.
Я отобрал у него болт и молча, но очень сильно зашвырнул его в темный угол нашего коридорчика. Он испугался — в таком состоянии он, по-моему, никогда еще меня не видел.
— Иди домой, — глухо сказал я. — Иди домой, я сказал!
В это время, как нельзя более кстати, распахнулась дверь Пашкиной квартиры и в коридорчик выглянула Пашкина бабушка. Я молча развернул малолетнего диверсанта на сто восемьдесят градусов и подтолкнул в направлении к родному дому. Затем закрыл дверь, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Наташа подошла ко мне сзади и обняла за пояс. Я высвободился и повернулся к ней — страх медленно уходил из ее глаз, и теперь в них была только боль.
— Ким, ты понимаешь, что если тебя завтра убьют…
Господи, подумал я, Господи Боже милосердный, неужели такое возможно?
— Нет, — сказал я и взял ее руки в свои. — Нет, меня не убьют завтра… Это я тебе обещаю.
А потом, когда мы лежали рядом обнявшись и я смотрел, как она дышит во сне, бесшумно и ровно, и любовался ее подрагивающими длинными ресницами, тьму за окном располосовал чудовищный ослепительно-белый разряд, и на мгновение все в комнате, залитой бело-голубым электрическим светом, стало мертвым и страшным. И Наташа застонала, не просыпаясь, и я замер над ней, парализованный ужасом, потому что услышал за раскатившимися ударами грома — тяжелые, размеренные, неотвратимые шаги судьбы.
13. МОСКВА, 1991 год. РАРИТЕТ ЛОПУХИНА ( II ).
— Мать твою так и еще раз так! — сказал таксист, сворачивая вслед за черным БМВ Олега на подозрительно расплывшуюся от дождя дорогу, уводившую вглубь елового леса. — Мы ж здесь завязнем на раз…
— Спокойно, — сказал я. — Раз он проедет, значит, и мы проедем.
— Ага, — хмыкнул таксист. — У него подвеска знаешь, какая?
В этот момент мы выскочили на неожиданно приличную бетонку, которая здесь, посреди леса, смотрелась странно. Шофера это удивило, меня — не очень.
Олег впереди посигналил габаритами и сбросил скорость.
— Подъезжаем, — пояснил я шоферу. — Будьте осторожней.
— Ага, — снова буркнул он.
Я расстегнул куртку — теперь пистолет можно было выхватить из кобуры практически мгновенно. Крепче сжал лежавшую у меня на коленях сумку с Чашей.
— Помните, о чем я вас предупреждал. При нападении или любой другой опасности — сразу сигнальте.
— Угу, — ответил таксист.
Он мне нравился. Стокилограммовый квадратный дядька с головой безрогого микенского быка и золотыми зубами. Мне рекомендовал его один мой приятель, долгое время специализировавшийся на охране ценных грузов, а затем ушедший на повышение в личные телохранители какого-то крупного фирмача. По его словам, таксист бывал в переделках, и, по моему, так оно и было. Я прикинул, сколько понадобится человек, чтобы с ним справиться, и решил, что за тылы можно не волноваться.
— Если увидите, что я бегу, заводите мотор сейчас же. Откройте дверцу и разворачивайтесь — я впрыгну на ходу.
— Не бэ, — сказал он снисходительно, — сделаем.
Бетонка уткнулась в металлический, крашенный зеленым забор. Олег посигналил, и цельнометаллические ворота медленно сдвинулись в сторону, открывая двухэтажный, солидных размеров дом из красного кирпича.
— Остановитесь перед воротами, — распорядился я. — И можете сразу же разворачиваться.
«БМВ» подъехал вплотную к дому и остановился перед черным прямоугольником полуподземного гаража. Олег вылез и раскрыл зонт. Помахал нам рукой.
— Во двор не заезжайте, — предупредил я. — Ни в коем случае. Счастливо.
Зонта у меня с собой не было, а если б и был, я не стал бы занимать свободную руку. Бросать зонт, чтобы выхватить пистолет, — такая роскошь вполне могла стоить жизни.
— Подстраховываетесь? — спросил Олег, кивая на мокнущее за воротами такси. — Что ж, разумно…
Он пошел вперед мягкой пружинящей походкой хищника. Был он на голову выше меня и килограммов на десять потяжелее. Четкая военная выправка наводила на мысль о том, что совсем недавно Олег тянул службу в рядах спецназа или десанта.
Мы взошли по ступенькам к тяжелой дубовой двери с глазком, и Олег нажал неприметную кнопку звонка. Дверь отворилась сразу же.
На пороге стоял молодой человек примерно моих лет, одетый в «адидасовский» спортивный костюм. То, что он не хозяин, а гард, было написано у него на лице, о том же свидетельствовали его гипертрофированные грудные мышцы и резиновая дубинка, которую он рассеянно вертел в руках. Расклад становился угрожающим, и я замер на ступеньках, как вкопанный.
— Ну, проходите, Ким, — сказал Олег, оборачиваясь. — Вас ждут.
— Это я вижу, — ответил я. — Можете передать вашему патрону, что я не войду в дом, пока он не начнет выполнять условия нашего договора.
— Вы о чем? — недоуменно спросил Олег. — Ах, это вы про Сергея… Не беспокойтесь, он просто сторожит первый этаж, при вашей беседе он присутствовать не будет. Как и я, впрочем, — добавил он, улыбаясь.
Но мне было не до улыбок.
— Пусть отойдет в глубину комнаты, — скомандовал я. — Вы, Олег, идите за ним.
Олег пожал плечами.
— Отойди, Сережа, — распорядился он и прошел в дом. Я шагнул следом.
Мы оказались в просторной гостиной, выдержанной в золотистых тонах. Посреди комнаты стоял покрытый парчовой скатертью овальный стол, вокруг него располагались шесть мягких кресел с высокими спинками. Гард, неприязненно глядя на меня, стоял за самым дальним из них. Дубинку он положил на стол. Что-то все больно просто, — подумал я.
— Куда дальше?
Олег, стоявший со скрещенными на груди руками у противоположной стены, усмехнулся и мотнул головой в сторону ближайшей ко мне двери.
— Идите до конца, поднимитесь на второй этаж и войдите в третью дверь направо. Мы с Сергеем останемся здесь. Да, кстати, оружие, я полагаю, при вас имеется? — он протянул руку.
— Обойдетесь, — зло сказал я и толкнул дверь плечом.
За дверью оказался короткий коридор, обитый панелями под красное дерево (а может, и самим красным деревом, судить не берусь). Я прошел по нему, как и было сказано, до конца и уперся в узкую каменную лестницу, на которой не смогли бы разминуться два человека. Рядом с лестницей, к моему немалому удивлению, обнаружился лифт, наличие которого в двухэтажном доме выглядело явным излишеством. Я проигнорировал его, взошел по лестнице и очутился в просторной курительной комнате, из которой действительно было три выхода.
Дом начинал меня подавлять. Я легко мог себе представить, что у него есть еще парочка подземных этажей (что, кстати, оправдывало бы существование лифта), в одном из которых расположилась уютная тюрьма со звукоизолированными пыточными камерами. Хуже всего было то, что, кроме Олега и Сергея, в доме вполне могла затаиться целая армия костоломов. Строго говоря, не исключалось, что они поджидают меня за третьей дверью направо.
Я глубоко вздохнул и постучал в дверь.
— Входите, входите, Ким, — зарокотал за дверью знакомый баритон.
— Не заперто.
Я медленно отворил дверь. Никаких костоломов за ней, слава Богу, не обнаружилось. Был там большой кабинет, с камином, шкурами и прочей аристократической дребеденью, огромный, в пол-стены аквариум с единственной плавающей в нем страшноватой рыбой-телескопом, гигантский стол, на котором вполне мог заниматься строевой подготовкой целый взвод пехоты, а за столом — чудовищных размеров мужчина.
Он был невероятно, неописуемо толст. Раздутые окорока рук розово высвечивали из отворотов богатырского парчового халата. Живот, напоминавший аппарат братьев Монгольфье, подпирал титаническую столешницу. Ног его я не видел, но, надо думать, они тоже были покрупнее, чем, например, мои.
Однако интереснее всего была голова. Неправильной, почти конической формы, увенчанная редкими пучками сальных волос, она, как утес, вырастала из плавно перетекавших в короткую жирную шею студенистых брылей щек. На огромном бесформенном носу кривовато сидели старомодные очки в тяжелой роговой оправе, и это была единственная деталь, роднившая его с привычным обликом Homo Sapiens'а. Не будь очков, хозяин кабинета казался бы инопланетянином.
В те полминуты, которые я столбом стоял на пороге, переваривая увиденное, меня можно было брать голыми руками. Я даже не сразу заметил сидевшего по правую руку от жирного исполина человечка, облик которого, хотя и был менее фантастическим, тоже навевал мысли о кунсткамере. Человечек был тощ, мал ростом, и чрезвычайно напоминал Дуремара из фильма про Буратино, но Дуремара до крайности истощенного и замученного суровой жизнью. Вообще эта парочка смотрелась как классическая иллюстрация к рассказу «Толстый и тонкий», и будь я не так озабочен судьбой Грааля, я бы, наверное, рассмеялся. А так я лишь удивленно поднял брови и шагнул в кабинет, плотно затворив за собою дверь.
— Здравствуйте, Ким, — пророкотала гора плоти.
— Добрый вечер, — вежливо ответил я, подходя к столу. Исполин снял очки и, превратившись в совершеннейшего марсианина, принялся протирать их тряпочкой. Дуремар подозрительно следил за всеми моими перемещениями маленькими, злыми, как у хорька, глазками.
Я пододвинул оказавшийся поблизости массивный деревянный стул с высокой спинкой, и уселся, закинув ногу за ногу. Сумку с Граалем я положил на край столешницы.
— Значит, вы утверждаете, что являетесь обладателем Грааля? — добродушно поинтересовался толстяк. — Того самого Грааля, который искали сначала рыцари Круглого Стола, затем якобы нашли катары, а совсем недавно вроде бы спрятали в Альпах нацисты? Знаете эту версию, мой мальчик? Ведь тысячи людей во всем мире, знатоки пропавших сокровищ, профессионалы, считают, что Грааль был спрятан эсэсовской айнзатцкомандой где-то в окрестностях горы Хохфайлер незадолго до падения Третьего Рейха! Как вы докажете, что ваш раритет и есть подлинный Грааль?
Он широко улыбнулся. Зрелище было, замечу в скобках, отталкивающее.
— Я не стану ничего доказывать, — сказал я. — Я привез эту вещь и могу вам ее продемонстрировать. А вы, я надеюсь, разберетесь сами.
Дуремар скорчил презрительную гримаску. Он, вероятно, и был тем самым экспертом, в чью задачу входило определение подлинности раритета Лопухина.
Я расстегнул молнию сумки и вытащил Чашу. Осторожно поставил ее перед толстяком.
Чаша приятно грела пальцы. Ни разу больше мне не удалось испытать такого же ощущения безграничной мощи, которым она одарила меня в момент моего первого прикосновения к ней, и все равно держать в руках ее было наслаждением. Я не хотел с ней расставаться, но еще меньше я хотел вновь встретиться с лысым убийцей.
Человек-гора не стал брать ее в руки. Он наклонил свою коническую голову и внимательно ощупал взглядом все выступы, бугорки и изгибы Чаши. Осмотр длился минуты три, и за это время Дуремар даже не пошевелился в своем кресле.
— Забавно, — изрек наконец толстяк. Он откинулся на спинку своего дубового сиденья и довольно потер огромные подушкообразные ладони. — Очень забавно, Ким. Вы это, случаем, не сами сделали?
— Сам, — сказал я. — Ночами, на токарном станке.
Он расхохотался. Шмыгнул громадным носом.
— Как, бишь, вы определяете ее возраст? Пять тысяч лет? Это что же, шумеры, что ли?
— Не знаю, — я покачал головой. — Может быть, шумеры. А может быть и нет. Она очень древняя.
— Ну-с, — хмыкнул Валентинов, — вы уж, юноша, не обижайтесь, ежели мы с Михаилом Львовичем вас несколько разочаруем… Вот, кстати, прошу любить и жаловать, Михаил Львович, крупнейший специалист в стране по антикам… и по Востоку тоже не из последних, так, Михаил Львович?
Михаил Львович Дуремар важно наклонил головку, над которой, похоже, успели потрудиться эквадорские индейцы-хиваро, известные также как «охотники за черепами». Я лучезарно улыбнулся ему.
— Так что уж если он скажет, что это у вас подделка, — продолжил толстяк, — значит, так оно и есть, юноша… Стало быть, вас обманули. Жаль, конечно, будет, но что уж тут поделаешь…
— Вы посмотрите сначала, — посоветовал я. — Тогда и поговорим.
— Ну что ж, — не стал спорить человек-гора. — Посмотрим.
Он выпростал из парчовых складок халата толстенную, как бревно, лапу и схватил Грааль за ножку. Протянул Чашу Дуремару, но на полпути остановился и с изумлением на нее уставился.
— О! — сказал он. — Ого!
Я усмехнулся. Он бережно обхватил Грааль второй лапой и нежно погладил. На блиноподобном лице его было крупными буквами написано слово «кайф».
Через минуту все кончилось.
— Это что, — строго спросил толстяк, вращая Чашу в руках.
— Какой-нибудь фокус?
Я пожал плечами.
— Это ее свойство. Необъяснимое, я думаю.
— Посмотрите, Михаил Львович, — сказал он, отдавая, наконец, Чашу Дуремару. Тот осторожно принял ее и поднес почти к самому кончику острого носа. Прошло несколько секунд, и выражение его лица странно изменилось.
— Эк-хм, — кашлянул он, и это был первый звук, который я от него услышал. — Кх-гм, гм…
— Скажите, э-э, Ким, — вопросил Валентинов, — а эта… штучка, случайно, не радиоактивна?
Как ни странно, такая простая мысль почему-то не приходила мне в голову. Я, однако, не стал показывать свою неосведомленность и твердо сказал:
— Нет.
Это его удовлетворило. Он сложил на колышащемся студне живота свои бесформенные руки и обратил благосклонный взгляд в сторону Дуремара. Дуремар же с головой ушел в изучение Чаши: пальчики его суетливо бегали по ее поверхности, он что-то пыхтел себе под нос и вообще выглядел страшно заинтригованным.
— Ну что? — участливо обратился к нему человек-гора. — Что скажете, Михаил Львович?
Михаил Львович сказал «хм-гм», потом поднял на меня маленькие слезящиеся глазки и поджал губы.
— Эта вещь, — произнес он голосом, сухим, как осенний лист, — требует длительной экспертизы.
Толстяк шумно вздохнул.
— Видите, — развел он руками, — длительной экспертизы, мой мальчик! Так что, я полагаю, мы сейчас составим расписку, вы оставите вашу вещь здесь на предмет изучения, а мы вам сообщим, как только будет получен результат…
Я поднялся и вырвал Грааль из лапок Дуремара.
— В таком случае я вынужден удалиться, — сказал я. — Всего хорошего, господа.
— Эй! — протестующе воскликнул Валентинов.
Я обернулся.
— Подождите, юноша… Не будьте таким импульсивным… Не хотите расписку — что ж, ваше право… Михаил Львович, сколько времени может занять экспертиза?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— А если они тебя убьют? — спросила она, не поворачивая головы.
— Во-первых, едва ли у них это получится. А во-вторых, даже если и так… по крайней мере, Чаша не достанется Хромцу. Уж эти ребята ее так просто не отдадут. Переправят куда-нибудь в Японию — и ищи ее по новой… А ты успокоишься, узнав, что я отдал жизнь во благо человечества.
— Дурак, — сказала Наташа, но таким тоном, что я не обиделся.
Я внимательно посмотрел на нее, потом обнял за плечи. Она не шевельнулась.
— Я думал, тебе уже все равно, — сказал я. — Извини.
Минуту или две мы молчали.
— Понимаешь, Ким, все очень сложно…
— Ага, — отозвался я. — Понимаю.
— Я не знаю. До сих пор не знаю наверняка…
Я промолчал.
— Я не люблю, когда меня заставляют против моей воли!
— Кто ж любит, — сказал я.
— Ким… ты очень на меня обиделся?
Я осторожно провел пальцами по ее волосам.
— Что ты, Натуля… Чем ты могла меня обидеть? Это я, возможно…
— Только не надо притворяться, — тихо попросила она. — Ты вел себя, как ребенок. Это меня разозлило.
Я подумал.
— Я, наверное, люблю тебя, — сказал я. — Никому этого не говорил, с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать… Вот поэтому-то все так и выходит…
За окном громыхнуло. Наташа полуобернулась и притронулась сухими губами к моей щеке.
— Ты сказал страшную вещь, Ким. Я так надеялась, что ты все-таки этого не скажешь…
— Почему? — тупо спросил я.
— Теперь ты просто не оставил мне выбора… Прости, — она высвободилась и пошла к двери.
— Постой, — сказал я. — Там дождь… Я не пущу тебя!
Она все шла к двери, и я представил себе, как она выходит на улицу, ловит такси и уезжает — к ДД, к тетке — неважно, уезжает и оставляет меня одного в моей пустой квартире, еще более несчастного, еще более раздавленного и жалкого, чем час назад. Это был конец, и я отчетливо понял, что произойдет, когда за Наташей захлопнется дверь. И в эту секунду раздался оглушительный стук.
Кто-то изо всех сил барабанил по кожаной обивке и по деревянному косяку двери, отчаянно стремясь ворваться в квартиру. Я прыгнул вперед, схватил Наташу за плечо, отбросил ее назад в комнату и, вытащив пистолет, прижался к стене сбоку от двери.
— Кто там? — Ответа не последовало, но удары обрушились на косяк с новой силой. Я почувствовал, как стекает по спине холодная липкая струйка пота, и открыл замок.
На пороге стоял Пашка, с упоением молотивший по деревяшке найденным где-то ржавым болтом величиной с хороший подберезовик.
— А, Ким, — сказал он, не прекращая своего увлекательного занятия, — привет. Я в гости пришел.
Я отобрал у него болт и молча, но очень сильно зашвырнул его в темный угол нашего коридорчика. Он испугался — в таком состоянии он, по-моему, никогда еще меня не видел.
— Иди домой, — глухо сказал я. — Иди домой, я сказал!
В это время, как нельзя более кстати, распахнулась дверь Пашкиной квартиры и в коридорчик выглянула Пашкина бабушка. Я молча развернул малолетнего диверсанта на сто восемьдесят градусов и подтолкнул в направлении к родному дому. Затем закрыл дверь, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Наташа подошла ко мне сзади и обняла за пояс. Я высвободился и повернулся к ней — страх медленно уходил из ее глаз, и теперь в них была только боль.
— Ким, ты понимаешь, что если тебя завтра убьют…
Господи, подумал я, Господи Боже милосердный, неужели такое возможно?
— Нет, — сказал я и взял ее руки в свои. — Нет, меня не убьют завтра… Это я тебе обещаю.
А потом, когда мы лежали рядом обнявшись и я смотрел, как она дышит во сне, бесшумно и ровно, и любовался ее подрагивающими длинными ресницами, тьму за окном располосовал чудовищный ослепительно-белый разряд, и на мгновение все в комнате, залитой бело-голубым электрическим светом, стало мертвым и страшным. И Наташа застонала, не просыпаясь, и я замер над ней, парализованный ужасом, потому что услышал за раскатившимися ударами грома — тяжелые, размеренные, неотвратимые шаги судьбы.
13. МОСКВА, 1991 год. РАРИТЕТ ЛОПУХИНА ( II ).
— Мать твою так и еще раз так! — сказал таксист, сворачивая вслед за черным БМВ Олега на подозрительно расплывшуюся от дождя дорогу, уводившую вглубь елового леса. — Мы ж здесь завязнем на раз…
— Спокойно, — сказал я. — Раз он проедет, значит, и мы проедем.
— Ага, — хмыкнул таксист. — У него подвеска знаешь, какая?
В этот момент мы выскочили на неожиданно приличную бетонку, которая здесь, посреди леса, смотрелась странно. Шофера это удивило, меня — не очень.
Олег впереди посигналил габаритами и сбросил скорость.
— Подъезжаем, — пояснил я шоферу. — Будьте осторожней.
— Ага, — снова буркнул он.
Я расстегнул куртку — теперь пистолет можно было выхватить из кобуры практически мгновенно. Крепче сжал лежавшую у меня на коленях сумку с Чашей.
— Помните, о чем я вас предупреждал. При нападении или любой другой опасности — сразу сигнальте.
— Угу, — ответил таксист.
Он мне нравился. Стокилограммовый квадратный дядька с головой безрогого микенского быка и золотыми зубами. Мне рекомендовал его один мой приятель, долгое время специализировавшийся на охране ценных грузов, а затем ушедший на повышение в личные телохранители какого-то крупного фирмача. По его словам, таксист бывал в переделках, и, по моему, так оно и было. Я прикинул, сколько понадобится человек, чтобы с ним справиться, и решил, что за тылы можно не волноваться.
— Если увидите, что я бегу, заводите мотор сейчас же. Откройте дверцу и разворачивайтесь — я впрыгну на ходу.
— Не бэ, — сказал он снисходительно, — сделаем.
Бетонка уткнулась в металлический, крашенный зеленым забор. Олег посигналил, и цельнометаллические ворота медленно сдвинулись в сторону, открывая двухэтажный, солидных размеров дом из красного кирпича.
— Остановитесь перед воротами, — распорядился я. — И можете сразу же разворачиваться.
«БМВ» подъехал вплотную к дому и остановился перед черным прямоугольником полуподземного гаража. Олег вылез и раскрыл зонт. Помахал нам рукой.
— Во двор не заезжайте, — предупредил я. — Ни в коем случае. Счастливо.
Зонта у меня с собой не было, а если б и был, я не стал бы занимать свободную руку. Бросать зонт, чтобы выхватить пистолет, — такая роскошь вполне могла стоить жизни.
— Подстраховываетесь? — спросил Олег, кивая на мокнущее за воротами такси. — Что ж, разумно…
Он пошел вперед мягкой пружинящей походкой хищника. Был он на голову выше меня и килограммов на десять потяжелее. Четкая военная выправка наводила на мысль о том, что совсем недавно Олег тянул службу в рядах спецназа или десанта.
Мы взошли по ступенькам к тяжелой дубовой двери с глазком, и Олег нажал неприметную кнопку звонка. Дверь отворилась сразу же.
На пороге стоял молодой человек примерно моих лет, одетый в «адидасовский» спортивный костюм. То, что он не хозяин, а гард, было написано у него на лице, о том же свидетельствовали его гипертрофированные грудные мышцы и резиновая дубинка, которую он рассеянно вертел в руках. Расклад становился угрожающим, и я замер на ступеньках, как вкопанный.
— Ну, проходите, Ким, — сказал Олег, оборачиваясь. — Вас ждут.
— Это я вижу, — ответил я. — Можете передать вашему патрону, что я не войду в дом, пока он не начнет выполнять условия нашего договора.
— Вы о чем? — недоуменно спросил Олег. — Ах, это вы про Сергея… Не беспокойтесь, он просто сторожит первый этаж, при вашей беседе он присутствовать не будет. Как и я, впрочем, — добавил он, улыбаясь.
Но мне было не до улыбок.
— Пусть отойдет в глубину комнаты, — скомандовал я. — Вы, Олег, идите за ним.
Олег пожал плечами.
— Отойди, Сережа, — распорядился он и прошел в дом. Я шагнул следом.
Мы оказались в просторной гостиной, выдержанной в золотистых тонах. Посреди комнаты стоял покрытый парчовой скатертью овальный стол, вокруг него располагались шесть мягких кресел с высокими спинками. Гард, неприязненно глядя на меня, стоял за самым дальним из них. Дубинку он положил на стол. Что-то все больно просто, — подумал я.
— Куда дальше?
Олег, стоявший со скрещенными на груди руками у противоположной стены, усмехнулся и мотнул головой в сторону ближайшей ко мне двери.
— Идите до конца, поднимитесь на второй этаж и войдите в третью дверь направо. Мы с Сергеем останемся здесь. Да, кстати, оружие, я полагаю, при вас имеется? — он протянул руку.
— Обойдетесь, — зло сказал я и толкнул дверь плечом.
За дверью оказался короткий коридор, обитый панелями под красное дерево (а может, и самим красным деревом, судить не берусь). Я прошел по нему, как и было сказано, до конца и уперся в узкую каменную лестницу, на которой не смогли бы разминуться два человека. Рядом с лестницей, к моему немалому удивлению, обнаружился лифт, наличие которого в двухэтажном доме выглядело явным излишеством. Я проигнорировал его, взошел по лестнице и очутился в просторной курительной комнате, из которой действительно было три выхода.
Дом начинал меня подавлять. Я легко мог себе представить, что у него есть еще парочка подземных этажей (что, кстати, оправдывало бы существование лифта), в одном из которых расположилась уютная тюрьма со звукоизолированными пыточными камерами. Хуже всего было то, что, кроме Олега и Сергея, в доме вполне могла затаиться целая армия костоломов. Строго говоря, не исключалось, что они поджидают меня за третьей дверью направо.
Я глубоко вздохнул и постучал в дверь.
— Входите, входите, Ким, — зарокотал за дверью знакомый баритон.
— Не заперто.
Я медленно отворил дверь. Никаких костоломов за ней, слава Богу, не обнаружилось. Был там большой кабинет, с камином, шкурами и прочей аристократической дребеденью, огромный, в пол-стены аквариум с единственной плавающей в нем страшноватой рыбой-телескопом, гигантский стол, на котором вполне мог заниматься строевой подготовкой целый взвод пехоты, а за столом — чудовищных размеров мужчина.
Он был невероятно, неописуемо толст. Раздутые окорока рук розово высвечивали из отворотов богатырского парчового халата. Живот, напоминавший аппарат братьев Монгольфье, подпирал титаническую столешницу. Ног его я не видел, но, надо думать, они тоже были покрупнее, чем, например, мои.
Однако интереснее всего была голова. Неправильной, почти конической формы, увенчанная редкими пучками сальных волос, она, как утес, вырастала из плавно перетекавших в короткую жирную шею студенистых брылей щек. На огромном бесформенном носу кривовато сидели старомодные очки в тяжелой роговой оправе, и это была единственная деталь, роднившая его с привычным обликом Homo Sapiens'а. Не будь очков, хозяин кабинета казался бы инопланетянином.
В те полминуты, которые я столбом стоял на пороге, переваривая увиденное, меня можно было брать голыми руками. Я даже не сразу заметил сидевшего по правую руку от жирного исполина человечка, облик которого, хотя и был менее фантастическим, тоже навевал мысли о кунсткамере. Человечек был тощ, мал ростом, и чрезвычайно напоминал Дуремара из фильма про Буратино, но Дуремара до крайности истощенного и замученного суровой жизнью. Вообще эта парочка смотрелась как классическая иллюстрация к рассказу «Толстый и тонкий», и будь я не так озабочен судьбой Грааля, я бы, наверное, рассмеялся. А так я лишь удивленно поднял брови и шагнул в кабинет, плотно затворив за собою дверь.
— Здравствуйте, Ким, — пророкотала гора плоти.
— Добрый вечер, — вежливо ответил я, подходя к столу. Исполин снял очки и, превратившись в совершеннейшего марсианина, принялся протирать их тряпочкой. Дуремар подозрительно следил за всеми моими перемещениями маленькими, злыми, как у хорька, глазками.
Я пододвинул оказавшийся поблизости массивный деревянный стул с высокой спинкой, и уселся, закинув ногу за ногу. Сумку с Граалем я положил на край столешницы.
— Значит, вы утверждаете, что являетесь обладателем Грааля? — добродушно поинтересовался толстяк. — Того самого Грааля, который искали сначала рыцари Круглого Стола, затем якобы нашли катары, а совсем недавно вроде бы спрятали в Альпах нацисты? Знаете эту версию, мой мальчик? Ведь тысячи людей во всем мире, знатоки пропавших сокровищ, профессионалы, считают, что Грааль был спрятан эсэсовской айнзатцкомандой где-то в окрестностях горы Хохфайлер незадолго до падения Третьего Рейха! Как вы докажете, что ваш раритет и есть подлинный Грааль?
Он широко улыбнулся. Зрелище было, замечу в скобках, отталкивающее.
— Я не стану ничего доказывать, — сказал я. — Я привез эту вещь и могу вам ее продемонстрировать. А вы, я надеюсь, разберетесь сами.
Дуремар скорчил презрительную гримаску. Он, вероятно, и был тем самым экспертом, в чью задачу входило определение подлинности раритета Лопухина.
Я расстегнул молнию сумки и вытащил Чашу. Осторожно поставил ее перед толстяком.
Чаша приятно грела пальцы. Ни разу больше мне не удалось испытать такого же ощущения безграничной мощи, которым она одарила меня в момент моего первого прикосновения к ней, и все равно держать в руках ее было наслаждением. Я не хотел с ней расставаться, но еще меньше я хотел вновь встретиться с лысым убийцей.
Человек-гора не стал брать ее в руки. Он наклонил свою коническую голову и внимательно ощупал взглядом все выступы, бугорки и изгибы Чаши. Осмотр длился минуты три, и за это время Дуремар даже не пошевелился в своем кресле.
— Забавно, — изрек наконец толстяк. Он откинулся на спинку своего дубового сиденья и довольно потер огромные подушкообразные ладони. — Очень забавно, Ким. Вы это, случаем, не сами сделали?
— Сам, — сказал я. — Ночами, на токарном станке.
Он расхохотался. Шмыгнул громадным носом.
— Как, бишь, вы определяете ее возраст? Пять тысяч лет? Это что же, шумеры, что ли?
— Не знаю, — я покачал головой. — Может быть, шумеры. А может быть и нет. Она очень древняя.
— Ну-с, — хмыкнул Валентинов, — вы уж, юноша, не обижайтесь, ежели мы с Михаилом Львовичем вас несколько разочаруем… Вот, кстати, прошу любить и жаловать, Михаил Львович, крупнейший специалист в стране по антикам… и по Востоку тоже не из последних, так, Михаил Львович?
Михаил Львович Дуремар важно наклонил головку, над которой, похоже, успели потрудиться эквадорские индейцы-хиваро, известные также как «охотники за черепами». Я лучезарно улыбнулся ему.
— Так что уж если он скажет, что это у вас подделка, — продолжил толстяк, — значит, так оно и есть, юноша… Стало быть, вас обманули. Жаль, конечно, будет, но что уж тут поделаешь…
— Вы посмотрите сначала, — посоветовал я. — Тогда и поговорим.
— Ну что ж, — не стал спорить человек-гора. — Посмотрим.
Он выпростал из парчовых складок халата толстенную, как бревно, лапу и схватил Грааль за ножку. Протянул Чашу Дуремару, но на полпути остановился и с изумлением на нее уставился.
— О! — сказал он. — Ого!
Я усмехнулся. Он бережно обхватил Грааль второй лапой и нежно погладил. На блиноподобном лице его было крупными буквами написано слово «кайф».
Через минуту все кончилось.
— Это что, — строго спросил толстяк, вращая Чашу в руках.
— Какой-нибудь фокус?
Я пожал плечами.
— Это ее свойство. Необъяснимое, я думаю.
— Посмотрите, Михаил Львович, — сказал он, отдавая, наконец, Чашу Дуремару. Тот осторожно принял ее и поднес почти к самому кончику острого носа. Прошло несколько секунд, и выражение его лица странно изменилось.
— Эк-хм, — кашлянул он, и это был первый звук, который я от него услышал. — Кх-гм, гм…
— Скажите, э-э, Ким, — вопросил Валентинов, — а эта… штучка, случайно, не радиоактивна?
Как ни странно, такая простая мысль почему-то не приходила мне в голову. Я, однако, не стал показывать свою неосведомленность и твердо сказал:
— Нет.
Это его удовлетворило. Он сложил на колышащемся студне живота свои бесформенные руки и обратил благосклонный взгляд в сторону Дуремара. Дуремар же с головой ушел в изучение Чаши: пальчики его суетливо бегали по ее поверхности, он что-то пыхтел себе под нос и вообще выглядел страшно заинтригованным.
— Ну что? — участливо обратился к нему человек-гора. — Что скажете, Михаил Львович?
Михаил Львович сказал «хм-гм», потом поднял на меня маленькие слезящиеся глазки и поджал губы.
— Эта вещь, — произнес он голосом, сухим, как осенний лист, — требует длительной экспертизы.
Толстяк шумно вздохнул.
— Видите, — развел он руками, — длительной экспертизы, мой мальчик! Так что, я полагаю, мы сейчас составим расписку, вы оставите вашу вещь здесь на предмет изучения, а мы вам сообщим, как только будет получен результат…
Я поднялся и вырвал Грааль из лапок Дуремара.
— В таком случае я вынужден удалиться, — сказал я. — Всего хорошего, господа.
— Эй! — протестующе воскликнул Валентинов.
Я обернулся.
— Подождите, юноша… Не будьте таким импульсивным… Не хотите расписку — что ж, ваше право… Михаил Львович, сколько времени может занять экспертиза?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42