А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Невинная распутница»: АСТ, «Орлов и сын»; Москва; 1994
ISBN 5-88196-316-4
Аннотация
В предлагаемой читателю книге блестящей французской писательницы, классика XX века Сидони-Габриель Колетт (1873–1954) включены романы, впервые изданные во Франции с 1907 по 1913 годы, а также очерк ее жизни и творчества в соответствующий период. На русском языке большинство произведений публикуется впервые.
Сидони-Габриель Колетт
Невинная распутница
Часть первая
Минна? Минна, дорогая, ты закончила с этой темой? Минна, ты испортишь себе глаза! Минна что-то нетерпеливо бормочет. Она уже трижды отвечала: «Да, Мама», а Мама по-прежнему сидит за своей вышивкой и изредка взглядывает на спинку глубокого кресла…
Минна, покусывая костяной наконечник ручки, почти лежит на своей тетрадке, так что видны только серебристые пряди светлых волос и кончик тонкого носа между двумя спустившимися на щёку локонами.
Дрова тихонько потрескивают, керосиновая лампа отсчитывает с каждой каплей секунду за секундой. Мама вздыхает. Стежок следует за стежком по накрахмаленному полотну – большой отложной воротник для Минны, – и иголка стучит о напёрсток. За окнами нахохлились под дождём мокрые платаны бульвара Бертье, а трамваи на внешнем бульваре мелодично звенят, пробегая по рельсам.
Мама отрезает нитку… При позвякивании маленьких ножниц тонкий носик Минны поднимается, локоны расходятся в разные стороны, открывая прекрасные и настороженные тёмные глаза… Но это ложная тревога: Мама безмятежно вдевает в иглу новую нитку, и Минна вновь может склониться над развёрнутой газетой, едва прикрытой тетрадкой по истории… Она читает, смакуя каждое слово, рубрику «Ночной Париж»:
«Неужели нашим эдилам не приходит в голову мысль, что некоторые кварталы Парижа, внешние бульвары в частности, представляют для опрометчивого прохожего такую же опасность, как Восточная прерия для белого путешественника? Наши доморощенные апачи утоляют здесь свои зверские инстинкты, и нет такой ночи, после которой не осталось бы одного или нескольких трупов.
Возблагодарим небо – в самом деле, не полицию же! – что иногда эти господа пожирают друг друга, как случилось нынешней ночью при столкновении двух банд, которое завершилось их подлинным самоистреблением. Вы хотите знать причину кровавого спора? «Ищите женщину!» Таковая нашлась в лице девицы Дефонтен, прозванной Медной Каской из-за великолепных рыжих волос. Сия особа, пробудившая нездоровую похоть у сообщников мужского пола, уже год числится в картотеке префектуры: ей едва исполнилось шестнадцать, однако она обрела большую популярность в своём кругу благодаря опасному обаянию и дерзкой смелости. Умеет боксировать и драться, а при случае может пустить в ход револьвер. Сегодня из-за Медной Каски схлестнулись Базиль-Парша, главарь банды Братьев из Бельвиля, и Кудрявый, вожак Аристокров из Леваллуа-Перре, известный сутенёр, чьё настоящее имя пока не удалось раскрыть. От угроз и брани быстро перешли к поножовщине. Сидни-Гадюка, бельгийский дезертир, получив серьёзную рану, позвал на помощь Кудрявого; тогда приспешники Парши достали револьверы, и началась настоящая бойня. Полицейские, которые появились, как всегда, после схватки, подобрали пятерых бездыханных молодчиков; в больницу были отправлены Дефремон и Бюзнель, Жюль Буке по прозвищу Ясноглазик и Блаки-Башка. Там же оказался и подданный короля Леопольда Сидни-Гадюка.
Что до главарей и Коломбины, главной виновницы дуэли, то их схватить не удалось. Ведётся активный поиск».
Мама аккуратно складывает вышивание. Газета мгновенно исчезает под тетрадкой, и Минна торопливо записывает первое, что ей приходит на ум:
«По этому договору Франция потеряла две свои лучшие провинции, но вскоре вернула их благодаря таланту своих дипломатов…»
Точка… заключительная черта под домашним заданием по истории… промокашка, прижатая длинными прозрачными пальцами, – и Минна победоносно восклицает:
– Готово!
– Давно пора! – вздыхает с облегчением Мама. – Быстрей в постель, моя белая мышка! Сегодня ты припозднилась. Очень трудное задание?
– Нет, – отвечает Минна, вставая. – Просто у меня немного болит голова.
Какая она высокая! Почти сравнялась с Мамой. Очень долговязая девочка, словно десятилетняя малышка, которую растянули вдвое… Тонкая и плоская в своём узком платье из зелёного вельвета, Минна вытягивается ещё больше, закинув руки за голову, затем проводит ладонью по лбу, отбрасывая назад очень светлые волосы. Мама тут же вскидывается:
– Бобо? Поставить компресс?
– Нет, – говорит Минна. – Не стоит. Завтра это пройдёт.
Она улыбается Маме своими тёмно-карими глазами и подвижным ртом, уголки которого нервно подрагивают. У неё такая прозрачная кожа, такие тонкие волосы, что нельзя понять, где кончаются виски. Мама всматривается в личико, знакомое ей до каждой жилочки, и в очередной раз скорбно поражается хрупкости дочери. «Никто не дал бы ей её четырнадцати лет и восьми месяцев…»
– Поди ко мне, Минна, дорогая, я тебя накручу! В руках у неё небольшая связка белых папильоток.
– Прошу тебя, Мама, не надо. Сегодня можно обойтись без этого, раз у меня болит голова.
– Ты права, моя ласточка. Проводить тебя в спальню? Я ещё нужна тебе?
– Нет, спасибо, Мама. Я сразу лягу.
Минна берёт одну их керосиновых ламп, целует Маму и поднимается по лестнице. Её не пугают ни тёмные углы, ни тень от лампы, что растёт и кружится перед ней, ни восемнадцатая ступенька, зловеще скрипнувшая под ногой. В четырнадцать лет и восемь месяцев никто уже не верит в привидения…
«Пятеро! – думает Минна. – Полицейские подобрали пятерых бездыханных. И ещё бельгийца тяжело раненным! Но Медная Каска ускользнула, как и оба вожака! Слава Богу!..»
Оставшись в белой нансуковой юбке и лифе из белого тика, Минна рассматривает себя в зеркале:
«Медная Каска! Рыжие волосы, как это красиво!
А я слишком светлая… вот как надо их причесать…» Она поднимает свои шелковистые волосы обеими руками, скручивает и закалывает очень высоко, так что дерзкий кок почти нависает надо лбом. Достаёт из шкафа розовый фартучек – тот, у которого карманы в виде сердечек, затем вновь оценивающе глядит в зеркало, вздёрнув подбородок… Нет, она всё равно выглядит слишком пресно. Чего же не хватает? Красного банта в волосах. Вот так! А другой на шею, узлом вбок. Засунув руки в карманы фартучка, отставив в сторону худые локти, Минна, похожая в своей очаровательной неловкости на фигурки Буте де Монвеля, улыбается самой себе с гордым сознанием: «О, зловещая и роковая!»
Минна никогда не засыпает сразу. Она слушает, как Мама внизу закрывает фортепьяно, задёргивает шторы, чьи кольца скрежещут по карнизу, приоткрывает дверь кухни, чтобы убедиться, не исходит ли от конфорок плиты запах газа, а затем медленно поднимается наверх, отягощённая своей лампой, своей рабочей корзинкой и своей длинной юбкой.
Перед комнатой Минны Мама на минутку останавливается и прислушивается… Наконец закрывается последняя дверь, и теперь доносятся только приглушённые звуки из-за стенки…
Минна лежит, вытянувшись во весь рост, на своей постели, запрокинув голову и чувствуя, как зрачки увеличиваются в темноте. Ей не страшно. Она подстерегает все шорохи, как маленький ночной зверёк, и лишь тихонько скребёт по простыне пальцами ног.
На цинковый выступ окна каждую секунду падает дождевая капля, тяжёлая и равномерная, как шаги полицейского, идущего вверх по тротуару.
«Как меня раздражает этот полицейский! – думает Минна. – К чему пригодны люди, которые так топают? Те люди… Братья из Бельвиля и Аристокры… они ступают бесшумно, как кошки, и их нельзя услышать. Они носят спортивные туфли или мягкие вышитые тапочки… Бесконечный дождь! Я думаю, им тоже пришлось укрыться! Но всё-таки где они, Базиль и тот, другой, главарь Аристокров, Кудрявый? Бежали и спрятались в какой-нибудь заброшенной шахте. Не знаю, есть ли здесь шахты… О, этот отвратительный топот! Чап, чап, чап! А вдруг за ним кто-нибудь крадётся, чтобы всадить нож в его гнусный затылок! Прямо перед нашей дверью! Ах, как закричала бы утром Селени: „Мадам, мадам! Перед нашей дверью лежит убитый полицейский!“ Она наверняка хлопнется в обморок!»
И Минна, свернувшись калачиком на своей белой постели, так что шелковистые волосы раскидываются по подушке, открыв крохотное ушко, засыпает с лёгкой улыбкой на устах.
Минна спит, а Мама предаётся раздумьям. В этой маленькой и такой хрупкой девочке, что находится за стеной, заключён весь смысл существования госпожи… впрочем, какое значение имеет её имя? Эту молодую робкую вдову, очень привязанную к дому, зовут просто Мама. Десять лет назад Маме казалось, что горе из-за внезапной смерти мужа никогда не иссякнет; но затем страдания поблёкли в золотистой тени волос Минны, трогательной в своей беззащитной уязвимости… Еда для Минны, платья для Минны, учителя для Минны – у Мамы не было ни минутки, чтобы подумать о чём-нибудь другом! Она занималась этим с радостью и тревогой, лишь возраставшими с ходом времени.
Между тем Маме всего лишь тридцать три года, и нередко бывает, что на улице обращают внимание на её спокойную красоту, чей блеск притушен скромным, как у учительницы, платьем. Мама об этом не подозревает. Она улыбается, если воздают хвалу удивительным волосам Минны, и краснеет до слёз, когда какой-нибудь негодяй дерзко окликает дочь, – других событий нет в жизни этой образцовой матери, которая деятельно, словно муравей, хлопочет вокруг своего сокровища. Дать Минне отчима? Что вы такое говорите! Нет, нет, они будут жить одни в маленьком домике на бульваре Бертье, что оставил Папа жене с дочерью, и никому другому, – вплоть до той ещё туманной, но ужасной минуты, когда Минна уйдёт в неизвестность вместе со своим избранником…
У них есть дядюшка Поль, врач, который заходит время от времени, лечит Минну, если та заболевает, и не даёт Маме окончательно потерять голову; а кузен Антуан развлекает Минну во время каникул. Минна занимается на курсах мадемуазель Суэ, чтобы научиться держать себя в обществе и завести знакомство с девочками из хороших семей, а заодно получить какие-то знания, хотя вот это не так уж важно! «Кажется, всё в порядке», – говорит себе Мама. Она очень боится неожиданностей. О, если бы можно было пройти вдвоём, крепко обнявшись, до конца жизни, как легко и быстро шагнули бы они в безгреховную смерть без мук из своего тёплого родного уголка!
– Минна, дорогая, уже полвосьмого.
Мама произносит эти слова негромко и словно бы извиняющимся тоном.
Над белым пространством кровати поднимается худенькая рука, сжимается в кулак и вновь падает вниз.
Затем раздаётся слабый и тонкий голос Минны:
– Дождь всё ещё идёт?
Мама поднимает железные жалюзи. В окно врывается шелест сикоморов вместе с ярко-зелёным лучом света и свежим дуновением, пахнущим ветром и асфальтом.
– Великолепная погода!
Минна, сидя на постели, запускает пальцы в спутанный шёлк волос. Яркое обрамление из светлой шевелюры подчёркивает розоватую бледность лица и удивительные глаза, заполненные прозрачной чернотой. Прекрасные глаза, большие и тёмные, словно распахнутые навстречу миру, который тонет в их сумраке, что осенён изящным изломом бровей, навевающих грусть… Подвижный рот улыбается, но глаза остаются серьёзными… При взгляде на них Мама вспоминает Минну совсем маленькой: эту хрупкую беленькую куколку в игрушечном платьице, с лёгким пушком на голове и с поразительными глазами – пронзительно-суровыми и чёрными, как вода в колодце…
Но сейчас Минна смотрит на трепещущие листья с отсутствующим видом. Она сжимает и разжимает пальцы ноги, как шевелят своими усиками майские жуки… Ночь ещё бродит в ней. Она бредёт следом за своими снами, не прислушиваясь к словам Мамы, нежной и свежей Мамы, которая хлопочет, снуя по комнате в голубом пеньюаре, с заплетёнными в косы волосами…
– Твои жёлтенькие ботиночки и юбочка цвета морской волны и блузочка… Какую блузочку?
Проснувшись наконец, Минна вздыхает, и взгляд её приобретает осмысленное выражение.
– Голубую, Мама, или белую, как хочешь. Словно ожив вместе с произнесёнными словами, Минна спрыгивает на ковёр и высовывается в окно: внизу должен лежать полицейский с ножом в затылке… Но тротуар пуст.
«Это всё равно произойдёт», – говорит себе Минна, слегка разочарованная.
В спальню проник сладкий аромат шоколада, и это побуждает её приступить к тщательному туалету маленькой ухоженной женщины. Она улыбается розовым цветам на обоях. Розы везде: на стенах, на английском бархате кресел, на кремовом ковре и даже на дне длинной ванночки, укреплённой на белых лакированных стояках… Суеверная Мама желала, чтобы одни лишь розы окружали сон Минны…
– Хочу есть! – говорит Минна, завязывая перед зеркалом шейный платочек под воротничком, сверкающим от крахмала.
Какое счастье! Минна хочет есть! Вот будет Маме радости – хватит на целый день! Она восхищается своей большой дочерью, не в меру вытянувшейся и такой ещё не по-женски угловатой, с плоской девичьей грудью под плиссированной блузкой, с худыми плечами, прикрытыми блестящими локонами прекрасных волос…
– Спускайся, твой шоколад уже налит.
Минна берёт из рук Мамы шляпку и вприпрыжку бежит вниз по лестнице, проворная, как белая козочка. Она переполнена счастливой неблагодарностью, что так украшает избалованных детей, и нюхает на ходу платочек, куда Мама капнула чуточку лимонной вербены…
Курсы мадемуазель Суэ – заведение вполне серьёзное. Спросите у любой матери, что приводит сюда дочь, и она ответит вам: «В Париже нет ничего более модного!» И вам тут же назовут имена сестёр С., малышек 3., единственной дочери банкира О. Вам расскажут о превосходной системе вентиляции, о паровом отоплений, о машинах, ожидающих у ворот, – не было примеров, чтобы какая-нибудь мамаша, ослеплённая этим царством гигиены, поражённая этими знаменитыми звучными именами, осмелилась бы сунуть нос в учебную программу или, тем более, подвергнуть её критике.
Каждое утро Минна, либо в сопровождении Мамы, либо под присмотром Селени, шествует вдоль старинных укреплений к бульвару Мальзерб, где располагается резиденция мадемуазель Суэ. Прямая и серьёзная, в дорогих перчатках и с сафьяновым портфельчиком под мышкой, она приветствует взглядом зелёную провинциальную улицу Гурго, лаской – собак и детей художника Толова, которые по-хозяйски прогуливаются в этом пустынном месте.
Минна хорошо знает белокурых детей, вольных маленьких пиратов Севера, говорящих между собой на гортанном норвежском языке… «Одни, без бонны, вдоль укреплений! Но они слишком маленькие и умеют только играть… Они не интересуются интересными вещами…»
Артюр Дюпен, золотое перо «Газеты», одарил публику новым шедевром:
ОПЯТЬ НАШИ АПАЧИ! – ВАЖНАЯ ПОИМКА – КУДРЯВЫЙ НЕУЛОВИМ
«Наши читатели ещё не забыли достоверный рассказ о зловещих событиях в ночь со вторника на среду. Полиция отнюдь не бездействовала всё это время: прошло всего лишь двадцать четыре часа, и инспектор Жуайе сумел изловить Вандермеера по прозвищу Колбаса. На его след навёл один из раненых, отправленных в больницу: он был схвачен в меблированных комнатах на улице Норвен. О Медной Каске известий нет. Утверждают даже, что самым близким её друзьям неведомо, где она скрывается, и, как нам сообщили, преступный народец близок к анархии, ибо лишился своей королевы. До сих пор нигде не могут обнаружить Кудрявого».
Перед тем как лечь в свою белую постель, Минна перечитала «Газету», а затем бросила её в корзинку для бумаг. Она долго не может заснуть, ворочается и размышляет:
«Она спряталась, она, их королева! Наверное, тоже в заброшенной шахте. Полицейские бездарны, совсем ничего не могут. А у неё есть верные друзья, они приносят ей по ночам холодное мясо и яйца вкрутую… Если убежище откроют, она успеет убить нескольких шпиков, прежде чем её схватят… Но подданные бунтуют! А Аристокры из Леваллуа без Кудрявого могут разбежаться… Им следовало бы избрать вице-королеву, чтобы та правила в отсутствие Медной Каски…»
Минне всё это кажется противоестественным и одновременно простым, как в старинных романах. Разумеется, ей известно, что ветхие от времени укрепления – это необычное место, населённое опасным и привлекательным народом, расой дикарей, ни в чём не схожей с нами. Их легко опознать по присущим только им приметам: велосипедной кепке и чёрному свитеру с яркими продольными полосами, который плотно облегает тело, словно яркая татуировка. Для расы характерны два основных типа:
1. Коренастый: ходит вразвалку, тяжело опустив толстые, будто куски сырого мяса, руки, с низкой чёлкой, нависающей над бровями.
2. Стройный: у этого небрежная походка и беззвучная поступь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19