Я убил его ударом акинака, выполняя твою волю. Верь мне, владыка, Бардия мертв, я убил его, я лишил его жизни так, что ни один человек не проведал об этом!
- В таком случае, кто послал в мой лагерь глашатая?
На этот раз Прексасп задержался с ответом.
- Мне кажется, владыка, я знаю, кто сейчас восседает на троне Кира в Сузах, - ответил, наконец вельможа. - Это маг Гаумата, брат мага Губара, мидийца, твоего домоуправителя. Ведь Бардия и Гаумата были похожи как две капли воды. Видимо, преступные братья воспользовались поразительным сходством царевича и Гауматы, и, заручившись поддержкой мидийских вельмож, не участвующих в походе, решились отнять у тебя власть над народами Азии...
- Прежде чем решиться на такое, они должны были быть уверены, что царевич мертв, что он не предстанет неожиданно и не разоблачит самозванца перед народом. Но ведь ты утверждаешь, что о смерти царевича никто из персов не мог дознаться!
- Истинно так, владыка, если только демоны зла не вмешались и не открыли тайну одному из братьев... - вельможа запустил свои унизанные перстнями пальцы в густую бороду. - Но зачем гадать, владыка? Гадание занятие магов и жрецов. Вели доставить сюда глашатая, и я уверен, что он подтвердит мою правоту...
Камбиз беседовал с Прексаспом с глазу на глаз, поэтому царю самому пришлось выйти из шатра, чтобы послать за глашатаем, уже собиравшимся в обратный путь. Понурый, в глубоком раздумье вернулся Камбиз в шатер и уселся на свое ложе. Царь уже давно потерял прежнюю ясность мышления, и сейчас ему казалось, будто у его ног разверзлась бездонная, кишащая химерами пропасть.
Наконец снаружи послышался скрип сухого потревоженного песка, - это один из телохранителей Камбиза, выполняя царскую волю, вел в шатер вестника Бардии.
Крупная, шарообразная голова, низкая и плотная, приземистая фигура глашатая выдавали в нем потомка шумеров, жителей низовьев Тигра и Евфрата. Держался он смело, но без вызова. Вестник не стал целовать ноги владыки, а, остановившись в пяти шагах от царского ложа, лишь слегка склонил голову.
- Камбиз, сын Кира, я пришел к тебе по твоему зову. Спрашивай, и я отвечу на любой вопрос, если ответ мой не принесет вреда моему повелителю. Тому, кто послал меня в твой лагерь!
- Ты настоящий муж, храбрый человек, но ты ошибаешься - я твой владыка! - ровным голосом произнес Камбиз.
- Ты был им, сын Кира, но уже давно огни на твоих алтарях потушены во всех храмах по приказу Бардии.
- Ты слышал, Прексасп, что он сказал?! - Камбиз мрачно уставился на глашатая. - Я еще жив, а мои огни уже потушены!
- Слышал, владыка, но позволь задать вопрос этому бестрепетному посланцу посягнувшего на твой трон! - Прексаспу не терпелось как можно скорее покинуть шатер, слишком мрачные воспоминания пробуждались здесь в не избавившемся от сердечной боли царедворце.
- Говори!
- Скажи нам ты, чье имя нам неведомо: кто послал тебя в наш лагерь на берегу Пиравы? Бардия, или кто-либо из его слуг?
Глашатай переступил с ноги на ногу.
- На этот вопрос я могу ответить, он не принесет вреда моему повелителю... Я получил приказ моего владыки явиться в лагерь Камбиза из уст мага Губара, царского домоуправителя. Сам же Бардия разъезжает сейчас по сатрапиям и собирает войско на случай, если Камбиз не уступит без кровопролития трон.
- Но ведь ты утверждал перед моими воинами, что Бардия отменил воинскую повинность всех моих народов сроком на три года! - вмешался в разговор Камбиз. Он по-прежнему оставался спокойным. - Скажи, кому же ты солгал, мне или моим верным воинам?!
- Владыка распустит свое грозное войско тотчас же, как только ты отдашься в его царственные руки, доверившись Ахурамазде. Но венценосный Бардия понимает, что ты не уступишь без борьбы свой трон, и поэтому вынужден готовиться к будущим битвам.
- Ты нравишься мне, глашатай моего врага, ты мужественный человек, и поэтому ни один волос не упадет с твоей головы. Спеши к своему господину и доложи ему, что я возвращаюсь в благословенную Персиду, скоро мы скрестим свои акинаки, и да рассудит нас Ахурамазда!
Пятясь к выходу, вестник покинул шатер. Следом за ним вышел и телохранитель.
- Прексасп, можешь ли ты рассеять мои сомнения? - пристально глядя на вельможу, спросил Камбиз, когда они вновь остались вдвоем. - Поклянись духами своего очага, что Бардия мертв! Я хочу знать правду. Я устал нести тяжкий груз своих многочисленных злодеяний, они давят меня к земле... Молчи, молчи! Я знаю, о чем говорю! Поверь, я не хочу сейчас обнажать свой меч, доставшийся мне от отца, против родного брата, с кем вместе я сидел на коленях Кира. Если смерть обошла Бардию стороной, если мой брат жив, то пусть царствует, если желает. Я устал нести бремя власти. Но я не устану быть ему верной опорой! Я понял, что безраздельная власть мне не по силам, она иссушила душу и сделала черствым сердце. Итак, ты уверен, что Бардия мертв?
- Царевич мертв, владыка, клянусь тебе в этом духами моего дома, моим мужским достоинством и незапятнанной честью! Бардия в стране мертвых, и сейчас я сожалею об этом вместе с тобою!
- Я верю тебе, мой верный Прексасп! Ты всегда был покорен моей воле, я же за верную службу причинил тебе тяжкое горе, от которого преждевременная седина покрыла твою голову. Прости, Прексасп, своего владыку, не ведал он, что творил в ту роковую минуту - Ахурамазда отнял у него разум! Верь мне, я готов ходить в грязных отрепьях и жить подаянием, если бы это могло вернуть из страны мертвых твоего мальчика, - голос Камбиза задрожал. Увидев слезы на глазах Камбиза, царедворец бросился ему в ноги. - Встань, мой верный Прексасп. Теперь, когда Ахурамазда вернул мне разум, я обещаю тебе сразу же по возвращении на родину назначить тебя сатрапом Мидии, моей самой лучшей провинции... А теперь ступай к себе... Вечером я соберу военный совет, на котором решим, как нам следует поступать дальше...
После быстротечной беседы с глашатаем самозванца на лицо Камбиза легла тень обреченности. Он не созвал, как обещал это Прексаспу, совет военачальников. Теряя драгоценное время, царь два дня и две ночи провел неотлучно в своем шатре, погрузившись в глубокое, бесплодное раздумье. Опытный полководец, он прекрасно понимал, что только быстрые, решительные действия могут спасти положение. Молодые, плохо обученные, еще не знакомые с запахом освобожденной мечом крови, воины Гауматы не смогут выдержать грозного натиска его покрытых шрамами ветеранов. Каждый из них, обветренный горячими суховеями Азии и иссеченный злыми песками Ливии, стоит в битве трех, а то и четырех необученных новобранцев. В этом и только в этом преимущество Камбиза над Гауматой в данный момент!
И это благо, которое трудно переоценить, что вор Гаумата объявил себя Бардией, сыном Кира, Ахеменидом. Объяви самозванец, что он из рода Увахштры, рода, из которого, начиная с Дейоки, вышли все мидийские цари, вплоть до последнего, не имевшего наследников Астиага, и в этом случае пламя восстания могло перекинуться на другие сатрапии. И тогда... Страшно даже подумать, чем это могло закончиться для Персиды!
Камбиз был уверен, что Гаумата уже успел заручиться поддержкой большинства могущественных сатрапов, обещав щедро отблагодарить, в случае успеха, за их вероломное предательство по отношению к своему истинному владыке. Так, по крайней мере, должен был поступить способный предвосхищать события человек. Ему же, Камбизу, как видно, не на кого будет опереться! Псамметих казнен в минуту безумного ослепления, а Амиртей, засевший в заболоченной дельте и уже собравший немалые силы, не согласится стать его союзником, даже если пообещать ему трон фараона и венец со священным уреем [урей - священная змея - кобра; часть головного убора фараона]. Какой здравомыслящий хозяин заключит союз с наглым вором, проникшим в его дом и осквернившим очаг, но оказавшемся в западне, в безвыходном положении?!
Нет, в этот решительный час Камбиз мог надеяться только на себя и на свое поредевшее, но еще сильное войско!
Но и оно грозило выйти из повиновения. Как доложил царю Гобрий, его самый удачливый и опытный полководец, вспомогательные отряды каппадокийцев, эламитян, сирийцев и ионийцев готовы были взбунтоваться в любое время, покинуть лагерь и отправиться на родину. Гобрий не был голословным, он назвал владыке имена двенадцати сотников и пятидесятников, открыто призывающих своих соплеменников перейти на сторону Бардии, которому, как они смеют утверждать, Ахурамазда вручил бразды правления над всей Персидой. Только торжественная клятва своими богами, которую воины вспомогательных отрядов дали царю перед далеким походом в Египет, кичившийся перед остальным миром своими несметными богатствами, еще удерживали их от мятежа. Но было бы верхом безрассудства надеяться на то, что терпение воинов беспредельно.
Или Камбиз возглавит войска и поведет их на самозванца, или их выведут из Египта изменившие своей клятве!
Вот доводы, которые привел Гобрий царю; они заставили Камбиза покончить со своим праздным бездействием. Он велел полководцу схватить немедленно всех клятвопреступников, посмевших распустить свои змеиные жала и будоражить ядовитыми призывами основную, уже начинающую колебаться массу воинов. Гобрию удалось выловить по одиночке всех военачальников, призывавших соплеменников к неповиновению. Под покровом южной ночи все двенадцать отступников с кляпом во рту и со связанными за спиной руками были выведены из лагеря так, что даже персы, кроме задействованных Гобрием царских телохранителей, не узнали об этом. Полководец был предусмотрителен - весть о казни изменников, распространившись среди их сородичей (последние были связаны со своими предводителями более тесными узами, чем клятва, данная ими Камбизу перед походом), могла вызвать ненужные осложнения. Любое войско сильно своим единством, дисциплинированностью воинов, это Гобрий понимал как никто другой в его время.
Погоняемая бичами из сплетенных воловьих жил, тесно сбившаяся группа мятежных военачальников углубилась в пустыню. Хлесткие бичи с бронзовыми бусинками на концах, уже успевшие до рукояти окраситься кровью, свистали над их склоненными головами, исполосовали им спины, изорвали поистертые за время похода одежды. Кляпы во рту затрудняли дыхание и не позволяли ни издать стон, ни выкрикнуть пересохшим ртом грозные проклятья. Смертники только мычали, судорожно сжимая кулаки, не в силах разглядеть в ночной темноте лица своих истязателей.
Отойдя от лагеря на расстояние в десять полетов стрелы, конвоиры зажгли факелы, прикрепили их к древкам копий, воткнутых наконечником в легко раступающийся песок. Чадящие огни роняющих смолу факелов осветили небольшую котловину; здесь конвоиры быстро выкопали двенадцать одинаковых ям. В них опустили связанных военачальников и засыпали так, что только непокрытые головы отступников торчали из песка. Белки их глаз, отражая пламя, казались красными, налитыми темной кровью...
На другой день, сразу же после душного полудня, войско персов выступило в долгожданный поход. "Домой", - как думали немногие. "На Сузы", - как догадывалось большинство, и как это и было на самом деле. Впереди многолюдной колонны шли меченосцы с плетеными кожаными щитами. За ними рослые копьеносцы в длинных и пестрых хламидах, подпоясанные длинными кусками материи - подобиями кушаков, концы которых, опушенные бахромой, свешивались до самой земли. За копьеносцами, на расстоянии полета стрелы, шествовали одетые в латы "десять тысяч", или, как их еще называли, "бессмертные", - отборная пехота, составленная исключительно из персов; следом двигались тысяча алебардщиков со своими сверкающими на солнце топориками на длинных рукоятях и тысяча конных царских телохранителей с Камбизом во главе, восседающие на темно-вишневых чепраках. Вслед им катились, погружаясь в рыхлый песок чуть ли не по самые ступицы, боевые колесницы и многочисленные, составляющие едва ли не половину всей колонны, тяжелогруженные повозки громадного обоза, за которым шли легковооруженные отряды метателей дротиков и лучников. Замыкали колонну те же лучники, восседающие на верблюдах.
Сильно вытянувшееся войско возвращалось на родину, следуя вдоль русла Нила; от внезапного нападения и удара во фланг огромную колонну защищали отряды мидийских и бактрийских всадников в штанах из мягкой, специально выделанной кожи. Широкогрудые нисейские скакуны, грациозные, рослые, неутомимые в беге, гордо несли своих черноголовых седоков, словно радуясь, что их наконец-то вывели из загона на вольный простор.
Во время похода Агбалу следовало находиться при обозе, вместе с другими жрецами, магами, знахарями, предсказателями судьбы и подобными им шарлатанами. Он уже давно не встречался с царем, владыка словно забыл о нем, а способность Агбала подчинять людей своей воле проявлялась только на близком расстоянии. И сейчас тяжелые сомнения терзали душу юноши. Он боялся предстать перед отцом, перед Верховным собранием жрецов Вавилона, не выполнив наказа. А время, отпущенное Мардуком, стремительно истекало войско персов, миновав Бирюзовые хребты [Бирюзовые хребты (древнеегип.) горы Синайского полуострова], приближалось к границам сирийской сатрапии. Скоро примкнувший к войску караван эламских тамкаров, возвращающийся из Египта на родину через Бабили, расстанется с персидским войском, отклонившись на восток, и Агбалу, если он не хотел вызвать ненужные подозрения, следовало присоединиться к каравану. Ведь он уже не раз ловил на себе косые взгляды Дария, Прексаспа, да и других царедворцев, иногда настороженно-грозные, иногда попросту завистливые, но и в том и в другом случае враждебные.
Но ведь ему еще не удалось, несмотря на все ухищрения, пробудить у великих Персии недовольство Камбизом! Даже Прексасп остался верен своему владыке! Не удалось также Агбалу вызвать гнев у номархов и жрецов Египта, чтобы они призвали свой народ к восстанию против пришельцев, посмевших посягнуть на древние святыни Тамеру [Тамеру - "Любимая страна", поэтическое название Египта] и осквернить их! И, самое главное, Камбиз до сих пор еще жив, а пока он жив, юноша не может покинуть персидское войско. Наказ отца и священнослужителей Бабили должен быть выполнен во что бы то ни стало, иначе ему нет обратной дороги в родной город!
Меч! Меч царя Хаммурапи, бронзовый клинок которого покрыт слоем яда из страны Синдху, должен лишить Камбиза жизни! Для этого вполне достаточно, чтобы владыка лишь слегка поранился, или даже едва надрезал кожу, пробуя остроту лезвия пальцем! И как мог забыть об этом Агбал, когда имел доступ в шатер царя!
И юноша решился! Если царь забыл о нем, он сам должен найти возможность приблизиться к Камбизу, даже если это будет сопряжено с опасностью для его собственной жизни - уже давно Дарий не сводит глаз с посланца вавилонских жрецов! И однажды такая возможность представилась, прекрасная возможность...
Ранним утром, перед очередным утомительным переходом, только что принявший клятву от влившегося в его войска отряда воинов-сирийцев Камбиз велел своим конюхам подвести к нему коня. Меч Хаммурапи, приносящий победу в сражении, висел у него на поясе, сверкая золотой рукоятью. Агбал, оказавшийся рядом, среди других жрецов и магов, охвативших полукольцом грозного владыку во время торжественной церемонии, затрепетал. Сейчас, или никогда, оправдает он доверие пославших его в лагерь персов.
Всегда отличавшийся ловкостью искусного наездника, на этот раз Камбиз был неузнаваем. Тяжело переставляя негнущиеся ноги, словно к каждой из них был привязан увесистый груз, сделал два шага к своему скакуну, неуклюже присел перед тем, как вскочить на чепрак, и при этом неловком движении ножны меча уперлись ему в бедро. Остро отточенный клинок легко пропорол истлевший за тысячу лет конец ножен и глубоко вонзился в бедро владыки, и тотчас же выступившая из раны кровь окрасила пурпуром его хламиду.
В тот миг, когда подбежавшие к Камбизу Прексасп и Гобрий подхватили побледневшего владыку на руки, Агбал почувствовал устремленный на него пристальный взгляд Дария. Он уже давно понял, что этот суровый телохранитель не поддается его мысленным внушениям, и сейчас был бессилен что-либо предпринять. Но как бы то ни было, он сделал свое дело, и теперь очередь за ядом. Если хоть малая толика его останется в глубокой ране, скорая смерть Камбиза неминуема. Забыв о царском телохранителе, Агбал с удовлетворением наблюдал за тем, как расторопные царские знахари спешили наложить тугую повязку на кровоточащее бедро, пытаясь остановить кровь. Когда им удалось это, Камбиз взобрался на коня, и выстроившееся в колонны войско двинулось в сторону сирийского города Акбатаны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19