Теймур Мамедов
Когда боги спят
Мамедов Теймур
Когда боги спят
Теймур МАМЕДОВ
КОГДА БОГИ СПЯТ
О ПОВЕСТИ ТЕЙМУРА МАМЕДОВА "КОГДА БОГИ СПЯТ..."
Изучающий историю Мидии специалист не располагает обильным и разнообразным материалом. Материалов очень мало, и нередко они не только противоречивы, но порой и ложны. Все это в немалой степени сказывалось, да и поныне сказывается на литературе, посвященной истории Мидии. Историк Мидии всегда далек от того чувства глубокого удовлетворения, какое могут испытывать ассириолог и египтолог, если им приходится делать обзор этого предмета. У него нет и тысячной доли той информации, которой владеют египтология или ассириология. Да, судьбою и абстоятельствами Мидия не была обласкана в древности, и в новое время ее история остается еще как бы падчерицей науки.
И все-таки, как ни скудны и ни противоречивы первоисточники, мы уже знаем, что Мидия, одна из самых могущественных держав Древнего Востока, пережившая свой наивысший расцвет в VII - первой четверти VI вв. до н.э., была страной искусных мастеров, земледельцев и скотоводов, страной отважных воинов и талантливых полководцев, славилась своими городами и крепостями. Культурное влияние мидян на ряд народов и племен было огромным.
В своей повести "Когда боги спят..." Теймур Мамедов обращается к тому периоду истории Мидии, когда она потеряла самостоятельность и являлась одной из сатрапий Персии, страны, ранее подвластной мидянам, к событиям, которые имели место в конце царствования Камбиза и в дни правления Лжебардии: 523-522 годам до н.э., то есть к тому краткому, но драматическому периоду истории, когда Мидия могла, казалось бы, вновь вернуть себе главенствующую роль в своем регионе.
В настоящее время в науке существуют два взгляда на эти события. Одни историки полагают, что Бардия, сын Кира Великого, был действительно убит Камбизом, причем перед походом в Египет (как гласит об этом и Бехистунская надпись). Согласно другому взгляду, Бардия остался жив и восстал против Камбиза, и только уже более поздняя версия назвала его "Гауматой", чтобы оправдать Дария, собственноручно убившего царевича.
Реализуя свое право автора художественного произведения на временные и пространственные сдвиги действительных событий, автор повести выдвигает свою версию, "даруя" Бардии 3 года жизни: по приказу Камбиза Бардию, сына Кира, убивают не в 526 году, а в 523 году до н.э.
И еще одна "вольность" допущена автором. По автору, трехлетняя война между Персией и Мидией, пленение Астиага и другие события, о которых сообщает Геродот и, что более существенно - вавилонские документы, есть, якобы, лишь выдумка одного из героев повести, мага Губара, который таким образом "подправляет" историю.
Следует сказать, что и в исторической литературе вопрос о падении Мидийского государства нередко рассматривается с неверной точки зрения. Некоторые исследователи оценивают это явление как простой переворот, смену династии. Конечно, подобного рода выводы не могут быть признаны правильными. Захват Мидии персами явился в буквальном смысле слова завоеванием, а не сменой династии; в результате захвата Мидии персами мидяне, потеряв свою государственную самостоятельность, надолго попали под власть персов. Автор повести предпочел точку зрения, одним из первых апологетов которой был Ксенофонт, автор "Киропедии", скорее художественного произведения, чем исторического труда: престарелый Астиаг дарит верховную власть над Мидией своему внуку Киру...
Насколько мне известно, "Когда боги спят..." - первое у нас художественное произведение о Мидии. Автор повести проделал огромную работу, изучив и сопоставив множество источников по истории Древнего Востока, имеющихся в русских переводах. Он хорошо знаком с исследовательскими трудами, посвященными интересующей его проблеме, и ему удалось написать очень интересную повесть, которую, смею надеяться, с пользой прочтут все, для кого история нашего отечества представляет интерес.
1
Нет ничего прекраснее правды,
Кажущейся неправдоподобной...
Стефан Цвейг
В полуденный час, когда знойное марево затопило узкие улочки Вавилона, а слабый ветерок, рожденный водной гладью Евфрата и обессиленный жгучими солнечными лучами, угас у самой городской стены, по широкой и прямой Дороге Процессий шли двое жрецов. Шедшему впереди было лет шестьдесят - возраст посвятивших себя богам определить трудно. Он был приземист, широк в плечах, с буйной гривой седых, все еще вьющихся волос. Несмотря на жару, ничто в его облике не говорило об усталости. Второй жрец, сохранявший интервал в полшага, был строен и высок, по-юношески хрупок, но, несмотря на свою молодость, выглядел уставшим. Его едва прикрытые короткими рукавами темно-синего хитона загорелые руки влажно блестели на солнце; он то и дело проводил ладонью по высокому лбу, смахивая капельки пота.
Жрецы спешили в храм Мардука [Мардук - верховный бог Вавилона].
Не перекинувшись ни единым словом, дошли они до высоких ворот, украшенных барельефами мифических существ - испепеляющая жара не располагала к разговору. Под высокой аркой было прохладнее, но старший жрец не убавил шага, не позволив спутнику хоть на минуту продлить пребывание в благодатной тени. Так же быстро прошли они ворота, обогнули бассейн с хрустально чистой водой и очутились перед входом в храм. Только здесь старший жрец, нарушив молчание, обратился к своему спутнику.
- Иди, сын мой, поднимись наверх, простись с Бабили [так называли свой город жители Вавилона], - с легкой грустью в голосе произнес он. Быть может, ты расстаешься с ним навсегда...
Когда юноша покинул его, старший жрец вошел в храм и направился к изваянию Мардука. Не дойдя пяти-шести шагов, подобрал полы белого хитона и опустился на колени.
- О, Мардук, царь богов! Внемли Пирхуму, смиренному твоему рабу, а не понравится тебе его речь, срази тотчас же своего верного служителя испепеляющей молнией! - начал жрец, постепенно повышая свой голос. - Не может молчать он, слыша, как громогласно хулят тебя твои недруги! Не может молчать он, видя, как верные твои слуги, покрытые грязными, рваными одеждами, утоляют голод ячменной похлебкой, да и этой едой, которой гнушаются не поднимающие глаз [не поднимающие глаз - рабы], не могут они насытиться... О, Мардук! Уснул ли ты сном бессмертного или сидишь сейчас в своих чертогах на веселом и шумном пиршестве в кругу небожителей, забыв о своем величии - где твоя былая слава?! Неужто отец твой, дарящий жизнь Шамаш [бог солнца и правосудия], с зари утренней до зари вечерней оком пылающим взирающий на землю, не уведомляет тебя о том, что творится в твоей вотчине?! Уж не текут в твой храм, разрушаемый безжалостным временем, разноязычные толпы паломников со всех концов света. Погрязши в неверии, другим богам поклоняются они, им приносят обильные жертвы, тогда как твои божественные ноздри давно уже не ласкал сладкий дым сжигаемого агнца, принесенного в жертву на твоем алтаре...
О, величайший из богов, могущественный Мардук! Неужто неведомы тебе злокозненные мысли твоих подлых врагов, замысливших худое?! Царь персов и мидян, безрассудный Камбиз, сын богобоязненного Кира, правнук обиженного богами Астиага [Астиаг - последний царь Мидии], задумал неслыханное: во всех землях, озаряемых отцом твоим Шамашем, собирается он разрушить храмы неугодных ему богов... И в том числе храм, посвященный тебе, неудержимый в гневе Мардук! Уже раздал он земли, принадлежащие храму, своим воинам, а твоих верных служителей изгнал, лишив крова и пропитания, - всех тех, кто не стал превозносить Ахурамазду [Ахурамазда - верховный бог зороастрийцев], этого жалкого бога... этого жалкого божка диких пастухов, о котором проповедовал в своем безумии Заратуштра [историческая личность, пророк] из мидийского города Раги на горе Збар.
Жрец помедлил несколько мгновений, переводя дыхание, но не изменив своей раболепной позы.
- И Камбиз разрушит твою обитель, бессмертный Мардук! Велика его власть над людьми Междуречья, а алчущие крови мечи персов и мидян не знают пощады к инакомыслящим. Только ты можешь покарать сына Кира своей божественной дланью, как некогда карал, распалясь от ярости, тех ассирийских владык, кто посмел нарушить твой покой. Все, решившиеся перевезти твою статую в Ашшур или Ниневию [Ашшур, Ниневия - ассирийские города; в разные периоды истории Ассирии каждый из них был столицей государства], пали, сраженные кинжалами подосланных убийц или от руки собственных сыновей! Но владыки Ассирии вывозили твою статую из врат Бабили не для того, чтобы там, на берегах Тигра, глумиться над тобой! Нет, они везли тебя в свою столицу, устилая дорогу коврами; везли, чтобы чтить тебя, приносить тебе щедрые дары и ежедневно сжигать на твоих бронзовых алтарях тучных, истекающих жиром агнцев, пропитанных мирром и ладаном, чтобы ты возвысил воинственную Ассирию над другими народами. А вероломный Камбиз задумал разрушить твой храм, разбить твою статую, даже память о тебе вытравить в сердцах наших потомков, чтобы чтили они в будущем чуждого нам божка, жалкого Ахурамазду! Не допусти этого, о, Мардук, властитель мироздания! Услышь Пирхума, могущественный пастырь, услышь меня, где бы ты сейчас не находился: на мягком ли ложе в объятиях своей супруги, лучезарной Сарпанит [богиня, супруга Мардука], или на шумном пиршестве в кругу бессмертных небожителей! Поспеши покарать нечестивого перса, пока плевелы зла не разнес злобный ветер, рожденный смрадным дыханием демонов восточных пустынь! Благослови своего верного слугу, дабы смог он вернуть твое прежнее величие, возродить твою былую славу среди черноголовых Вселенной. Посылаю я в далекий Мемфис сына своего, обладающего божественным даром - может он подчинять людей своей воле, не произнося при этом ненужных слов, и выполняют они все, что он приказывает им мысленно. Должен мой сын вручить Камбизу меч царей Вавилона, клинок которого покрыт неподвластным времени ядом страны Синдху [так называли в древности Индию], - да найдет от него смерть вероломный Камбиз, замысливший худое, нарушивший предсмертное напутствие отца своего - чтить всех богов подвластных ему народов. Это он проповедует неслыханное - будто бог во всей Вселенной один, и имя ему Ахурамазда! Покарай его, о, Мардук!
Какое-то время оставался жрец на коленях, вперив пристальный взгляд в жуткие очи Мардука, словно ждал от него знамения, затем, опершись руками о выложенный полированными гранитными плитами холодный пол, тяжело поднялся. Следовало спешить - через какой-то час караван тамкаров, прибывший из горного Элама, отправится в страну пирамид, и с этим караваном пустится в далекий путь с опасным поручением его сын Агбал...
Во внутреннем дворике, из-под широкого навеса, под которым прилепились к высокой стене, опоясавшей по всему периметру территорию храма, неказистые жилища семей не поднимающих глаз, раздался внезапно плач ребенка. Голодное или обессиленное духотой, дитя не унималось, - жалобный прерывистый крик отвлекал Пирхума от назойливых мыслей, терзающих его сердце в последние дни, и особенно теперь, перед скорым расставанием с сыном. Поморщившись, жрец стряхнул пыль с колен, вышел из полусумрака храма на залитый солнцем двор.
- Есть ли здесь кто-нибудь? - выкрикнул он.
На его зычный голос из-под навеса вышел мужчина с гладко выбритым теменем, с лицом, опухшим от долгого сна. Это был надсмотрщик над рабами, лидиец.
- Чей это ребенок надрывается, нарушая тишину обители бога? встретил его мрачным взглядом Пирхум. - Вели матери немедленно успокоить этого недоноска, или я прикажу бросить его в волны Евфрата!
Смиренно выслушав господина, раб скрылся под покатым навесом, и несколько минут спустя плач ребенка утих так же внезапно, как и возник. Пирхум, окинув хозяйским взглядом безлюдный двор, вернулся в прохладный полусумрак обители Мардука.
Взобравшись на залитую асфальтом крышу храма, Агбал прощался с Вавилоном. Опасное поручение отца не заставило его сердце биться чаще обычного. С уверенностью, свойственной цветущей молодости, смотрел он в будущее, нисколько не сомневаясь в благоприятном исходе задуманного отцом и Верховным собранием жрецов Вавилона. Все, что ни предпримет он на погибель царя персов и мидян там, в далеком Мемфисе, на берегу благодатного Нила, будет угодно небожителям и уже освящено здесь, на земле. И сейчас он прощался со своим любимым городом, уверенный в том, что еще не раз будет обозревать с высоты узкие улочки и яркую зелень его висячих садов, причисленных к семи чудесам света. Он прощался с Вавилоном не навсегда, а всего лишь на неопределенный срок!
Агбал стоял лицом к прямой, словно луч, залитой солнцем роскошной Дороге Процессий - еще несколько лет назад, в дни пышных и торжественных новогодних празднеств, при огромном стечении народа везли по ней в храм Мардука статую бога Набу из Борсиппы [Борсиппа - пригород Вавилона на правом берегу Евфрата; Набу - бог мудрости в Вавилоне]. Юноша хорошо видел и сам дворец новогодних праздников, расположенный вне городских стен. Украшаемый в течение многих веков самыми искусными мастерами Междуречья, он и сейчас производил неизгладимое впечатление на иноземцев. Напротив дворца возвышаются над городской стеной ворота мудрого бога Сина [бог луны] - многие халдеи молятся и приносят жертвы ему, а не Мардуку. Виден и никогда не пустующий храм богини Иштар [богиня производительных сил природы, жизни и любви, умирающей и воскресающей растительности] - сюда стремится в первую очередь большинство гостей Вавилона, познавших когда-то юных служительниц богини или услышавших из чужих уст о их волшебной, неслыханной красоте и неземной страсти. Через город катил свои желтоватые воды Евфрат, - широкие пролеты мостов, сложенные из тяжелых каменных глыб, скрепленных тусклым свинцом и черным асфальтом, соединяли его берега и обе части города. И, конечно же, видимая издалека, на далеких подступах к городу, семиэтажная Этеменанка, поражающая чужеземцев своими неправдоподобными размерами, - независимо от того, в первый или сотый раз посетили они древний город...
Плач ребенка долетел и до ушей Агбала, вернул его к действительности. Определив время по местоположению светила на выгоревшем небосводе, он поспешил к лестнице, по которой взобрался на крышу храма - отец уже должен был давно закончить свою молитву Мардуку.
Юноша нашел отца у изваяния верховного бога Междуречья. Услышав торопливые шаги сына, Пирхум круто повернулся и пошел ему навстречу.
- Пришло время проститься, сын мой, как это ни прискорбно - последние мгновения мы с тобой наедине! Спешу поделиться радостью: Мардук благословил тебя! Действуй смело на благо Бабили! - Пирхум тяжело вздохнул, окинул сына долгим взглядом. - Ты должен с пользой для нашей касты [вавилонское общество не делилось на касты, но с этим термином оно было знакомо благодаря торговым и иным связям с древней Индией] использовать дар, ниспосланный тебе мудрыми и вечными богатствами. Только избранные небожителями обладают способностью, сосредоточив свою волю, осуществлять власть над людьми. Как мог, я облегчил твою задачу - не во всем же полагаться на богов! Слышал я от верных мне людей, что потерял-таки Камбиз свое душевное равновесие. Послал он из своего лагеря в Египте в многовратные Сузы знатного вельможу, поручив ему убить тайно брата своего Бардию. И убить так, чтоб слух об этом злодеянии не достиг ушей персов. Лишили его разума всесильные боги! Не напрасны были мои лжедоносы владыке персов и мидян о том, что задумал якобы Бардия узурпировать власть, воспользовавшись отсутствием царя, и уже собирает вокруг себя заговорщиков - всех, недовольных Камбизом! Им несть числа! воскликнул Пирхум, разведя руками.
- Как только караван из Элама покинет городские ворота и растянется по дороге в Ханаан, - продолжал Пирхум неторопливо, - я пошлю в Сузы быстрого гонца с письмом к царевичу, предупрежу его... Нам, жрецам Бабили, не принесет пользы ранняя смерть Бардии, нам, жрецам Бабили, куда выгоднее, если между зазнавшимися персами разгорится братоубийственная война! Пусть они уничтожают друг друга: персы - персов, мидяне - мидян... Тогда обезлюдеют их города, покроются сорняками поля, и не будет скот кочевников топтать наши сочные пастбища. Ослабеют они, и не смогут возродить былую мощь мидийского царства! Но если одному из братьев суждено погибнуть от гибкого железа или хладнокованной бронзы, то да будет это Камбиз, а не брат его Бардия! Да погибнет Камбиз от меча, который ты вручишь посягнувшему на обители богов. И тогда, если это угодно небожителям, мы легко возродим прежнее величие Мардука! Торопись, осененный моим благословением, сын мой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19