– А, эти вопросы!
– Никто, кроме бозо и догонов, не упоминает о существовании Сириуса-С. Однако им можно верить, в этой области их репутация весьма надежна. Бозо и догоны считают, что Сириyc-C – третья, еще не открытая звезда тройной системы Сириуса. Если в будущем окажется, что они правы, значит, зыбкое тесто, которое мы называем реальностью, на самом деле действительно очень зыбко. Продолжая эту мысль – а также отвечая на второй вопрос, – отмечу, что все замки в «Гремящем доме» захлопываются автоматически, и без ключа их открыть невозможно. Понятия не имею, как Кью-Джо Хаффингтон умудрилась выйти. Я не сказал тебе раньше, потому что не хотел пугать.
При этих словах вы глушите мотор. И уже не торопитесь заводить.
– Теперь о том, почему ты мне нравишься. С первых же секунд, увидев тебя, я хотел открыть твои ножки, как счет в оффшорном банке, где нет штрафа за превышение кредита. А еще больше – хочешь верь, хочешь нет – мне хотелось открыть твое сознание. Я сказал себе: «Прикинь, Ларри, вот было бы здорово, вот бы обрадовались земные народы и возликовала всякая живая тварь, большая и малая, если бы душа этой девчонки оказалась столь же спелой и ослепительной, как ее задница!» Конечно, вероятность мала, но вдруг… Сейчас, Гвендолин, ты похожа на дорогой высококачественный телевизор, принимающий всего два-три канала. Я хочу воткнуть в тебя кабель, милая! Я хочу стать твоей спутниковой антенной.
Пока вы раздумываете, радоваться или обижаться, он достает из кармана билеты на самолет. Зеленые разводы, результат соседства с целебными листьями, практически замазывают название авиакомпании.
– Завтра, – говорит он, отвечая на последний вопрос, – я улетаю в Тимбукту.
– Завтра?… В Тимбукту? – Вы глотаете воздух и пытаетесь это скрыть.
– Да. Завтра утром. Не успеет трижды пропеть петух. Понимаю, мои слова разбивают тебе сердце. Но не спеши унывать! Я уверен, мы разработаем план, который превратит беду в радость. Увы, разработка плана невозможна, когда за спиной выстроилась очередь нетерпеливых кретинов…
Сзади действительно начинают бибикать машины, которым «порше» мешает впустую колесить по переполненной стоянке.
– …поэтому я сейчас откланяюсь, ибо верю, что любовь не знает преград и при следующей нашей встрече все решится.
Вы хотите сказать: «Следующей встречи не будет, не надейся!» Но тут он вас целует, и поцелуй так похож на мексиканское свадебное платье с ниспадающими каскадами кружев и складок, с оборками, вышивками и рядами жемчужных пуговок, с петлями разноцветных лент, что скопившаяся сзади озлобленная пробка превращается в праздничную фиесту, а охранник, только что махавший вам руками, – в пьяного священника, дающего благословение, и когда Даймонд наконец отрывается, оставив в воздухе серебристую нитку слюны, ваши гонады во весь опор мчатся в Дюранго.
13:00
Твердая почва. Вот что вам нужно. Твердая почва под ногами. Терра фирма. Гранитная скала. Армированный бетон. О, гравитация! Заходится душа, мечтая угодить в тяжеловесный плен твоих объятий!
Вы выбираете окружной путь домой, предусмотрительно объезжая скопления бездомных – во избежание задержек, актов агрессии и соблазна поглядеть на них глазами Даймонда. (Если они взаправду статисты – и одновременно звезды – грандиозного вселенского спектакля, то хорошо бы отозвать на пару ласковых режиссера, продюсера и художника по костюмам.)
Вы добираетесь до дома без приключений – своего рода триумф, хотя и не предвещающий стабильности, ибо теперь надо проверить, как поживает Андрэ, а это занятие способно разрушить любые иллюзии насчет твердой почвы под ногами. Здание, к счастью, древнее, со старомодными замочными скважинами в дверях, что позволяет, приникнув глазом к холодной бронзе, заглянуть в жилище Кью-Джо и убедиться в присутствии макаки – весьма бесспорном, ибо животное распласталось на столике вишневого дерева, разметав повсюду карты Таро, словно жертва языческого культа. Проклятая близорукость мешает различить, дышит ли Андрэ, и страшная догадка обжигает сердце: а вдруг он мертв?! Кто знает, столько валиума может выдюжить двадцатифунтовая обезьяна?
Вы моргаете, щуритесь и изо всех сил вжимаете зрачок в замочную скважину, так что он делается похож на виноградину, которую зарядили в воздушное ружье. Увы, движения волосатой груди не видно. О боже! Если вы по небрежности погубили маленького негодника – последствия будут поистине ужасными! Вооружившись пилкой для ногтей, вы начинаете лихорадочно выколупывать гвозди, чтобы войти в квартиру и поднести зеркальце к ноздрям зверя, пощупать его пульс, – и уже прикидываете, какое сфабриковать алиби, на кого свалить жестокое убийство.
Не успеваете вы, однако, перешагнуть порог, как Андрэ, не открывая глаз, делает неожиданное и пугающее движение: раздраженно засовывает руку себе под задницу, выхватывает оттуда карту, словно она жалила его маленькую тугую мошонку, и отбрасывает ее прочь. Потом вновь замирает. Но это уже не страшно: мерзавец жив! (Перспективы комы и токсикозного повреждения мозга вы даже не рассматриваете.) Чем дольше он спит, тем меньше забот. По крайней мере хоть что-то идет удачно.
Вы уже хотите покинуть квартиру, когда ваш взгляд натыкается на карту, отброшенную Андрэ – она упала на пол лицом вверх, – и вас охватывает нестерпимое любопытство. Карта, выбранная с такой сонной решительностью, просто обязана нести особый смысл. Интересно, связана ли она с подсознанием обезьяны – если, конечно, у обезьян есть подсознание, – или это послание, адресованное вам? Может ли карта, например, иметь отношение к коварной схеме, направленной на то, чтобы склонить Белфорда Данна к сотрудничеству (и крупной денежной ссуде) посредством эксплуатации роли, сыгранной вами в возвращении бессловесного животного?
В следующий миг, опустившись на четвереньки, вы начинаете медленно и неуклонно ползти к роковой карте – но на полпути понимаете, что такое поведение не красит женщину, твердо вознамерившуюся стать обеими ногами на незыблемую почву факта и разума. Притормозив – буквально на мгновение, – чтобы обдумать этот довод, вы с ужасом слышите, как за спиной кто-то прочищает горло.
Это Эсси Кудал, отставная цветочница из квартиры напротив. Она стоит в дверях, широко раскрыв глаза и рот. Огромным напряжением воли вы берете себя в руки и, безудержно краснея, подносите палец к губам, чтобы предотвратить испуганные возгласы вдовы Кудал, от которых может проснуться спящий принц.
14:40
На протяжении полудня непоседливый ум неоднократно порывается вернуться к неисследованной карте, но вы здорово перетрудили убеждальную мышцу, пытаясь доказать миссис Кудал, что сцена, которую она невзначай застала, была отнюдь не такой безобразной, как это могло показаться на первый взгляд, – а посему возвращаться в квартиру Кью-Джо не торопитесь, дабы не подвергать уставшую мышцу риску новых нагрузок. Правда, каждые пятнадцать минут вы на цыпочках подходите к двери и заглядываете в замочную скважину, при этом навязчиво представляя вдову Кудал, которая приникла к своей замочной скважине и следит, как вы следите за Андрэ.
Еще чаще непоседливый ум порывается вернуться к Ларри Даймонду. Формальные причины таковы:
1) Вы вспоминаете, что с утра ничего не ели, и разогреваете раковый суп. Ковыряя в нем ложкой, вы размышляете, поел ли что-нибудь Даймонд, или, наоборот, коварный рак съел его аппетит, как это часто бывает с онкологическими больными.
2) За неимением лучших идей вы обзваниваете все больницы с вопросом: не поступала ли к ним пациентка, соответствующая описанию Кью-Джо, – и всякий раз, ожидая неизбежного «нет», пытаетесь представить географическое расположение опрашиваемой больницы по отношению к отелю «Сорренто» и Даймонду.
3) Вы решаете написать письмо бабушке Мати, с которой не общались с тех пор, как она в феврале покинула Окленд и вернулась на Филиппины. Приготовив ручку «Монблан» и наблюдая, как чернила расплываются по прессованной целлюлозе, вы воображаете, как старая Мати при виде Даймонда вскинула бы руки и воскликнула: «О, сразу видно, мистер – большой безумец, прямо как твой папа!»
4) Листая взятый с полки учебник (раздел «Товарная биржа», глава «Фьючерсы»), вы вновь начинаете лелеять надежды, что Даймонд поможет претворить в жизнь дерзкий план.
5) Достигнув критической черты, за которой совесть и элементарная вежливость не позволяют больше игнорировать жалобные звонки Белфорда, вы звоните ему в гостиницу и, слушая гудки, с необъяснимой жадностью мечтаете, чтобы трубку поднял не Данн, а Даймонд.
14:42
Белфорд, судя по голосу, опущен ниже плинтуса; ему пришлось бы залезть на стремянку, чтобы сменить настольную лампочку. Во-первых, встреча с французским чиновником только что завершилась на пессимистической ноте, а во-вторых, он не понимает, почему вы не отвечаете на звонки.
– Где ты была? – вопрошает он, до скрипа напрягая гортань, чтобы не сорваться на истерику.
– Что значит где? Андрэ искала, конечно! – отвечаете вы с такой невинностью, что голубки могли бы свить гнездо на цветущих ветвях ваших интонаций. – И кстати, есть хорошие новости!
– Правда?!
– Ну, типа того. Я видела его.
– Ты его видела?!!
– Ну, то есть я думаю, что видела.
– Как это?
– По-моему, он прыгал по деревьям рядом со школой. Я уже дважды его там видела. И у меня есть план, как заманить его в машину.
– О хвала Иисусу! Надеюсь, ты права. Я бы немедленно прилетел, да все билеты распроданы из-за праздников. Кстати, с Пасхой тебя!
– Да, и тебя тоже.
– Я не смогу прилететь в Сиэтл раньше десяти вечера.
– Вот и отлично!
– В каком смысле?
– Да в том, что… э-э… в десять – это хорошо. Мне ведь нужно время, чтобы его заарканить… Но к твоему приезду он скорее всего попадется.
– Как же ты собираешься его поймать?
– Не беспокойся! У меня все продумано. Ты ведь мне доверяешь?
– Конечно, милая, я тебе доверяю! О чем речь! Я просто хотел напомнить – и вовсе не для того, чтобы сделать тебе неприятное, – хотел напомнить, что Андрэ, ну, в общем… не всегда хорошо реагирует на твое присутствие.
– Да, у нас с Андрэ были разногласия. Но я верю, что отныне все будет хорошо.
– Я буду молиться за вас обоих. Знаешь, я подумал: если это действительно Андрэ, можно подманить его банановым эскимо.
– Слушай, удачная мысль! Молодец, Белфорд! Я попробую.
14:55
Вы смотрите в окно несколько минут, прежде чем замечаете, что снова пошел дождь. Последний раз, когда вы видели небо, оно было голубым. Да, таков Сиэтл: не успеешь глазом моргнуть, как он превращается из ляписа в жесть. А моргнешь еще раз – и твой эспрессо уже разбавлен. Этот город быстро мокнет и медленно сохнет, он привык к облачности и протекающим небесам. Приезжие выжимают промокшие перчатки и нервничают по поводу испорченной одежды. Старожилы ворчат и занимаются своим делом, зная, что солнце выглянет – через неделю, через две, – и хлынет такое изобилие передвижных киосков, молочных коктейлей, гордых физиономий и солнечных шпаг, такая закатная палитра муссов, желе, фруктовых вод и морковного масла, такая праздничная роскошь сверкающих вод, китовых фонтанов, островов, поросших лесом, и парусных яхт, похожих на треугольники из учебника геометрии, – что все воспоминания о дожде зашипят и взорвутся в ослепительной вспышке ошарашенной амнезии.
Вы уже давно привыкли к ведьминым лишаям непрерывной мороси и ущерб, наносимый прическе и косметике, принимаете с фальшивым спокойствием, хотя в глубине души, конечно, досадуете. Но сегодня на наковальню сырой тоски положили незнакомую болванку. Вы думаете: попал ли Даймонд под дождь у входа в отель «Сорренто»? И представляете его промокшим, одиноким, неприкаянным, рискующим простудиться и усугубить злокачественную опухоль воспалением легких. Разумеется, Даймонд – аморальный соблазнитель и опасный безумец; он для вас почти ничего не значит. К тому же завтра он улетает в свою Тимбуктупость, где, наверное, даже пластыря не найдешь, не говоря уже о химиотерапии; какой он после этого больной? Либо симулянт, либо придурок! И тем не менее – негоже бросать человека вот так, под дождем, без крова и средств передвижения. По крайней мере следует подвезти его до «Гремящего дома». А заодно и поездить вокруг боулинга, поискать следы Кью-Джо. Не могла же она действительно испариться сквозь запертую дверь?
15:06
– Что вы так смотрите? – впрямую спрашиваете вы кассиршу в супермаркете.
Ее удивление понятно: уже третий раз за сегодняшний день вы приобретаете необычно крупную партию бананового эскимо. Но ей-то какое дело? Нахальство нельзя спускать.
– Извините, – бормочет кассирша, пряча глаза. И начинает упаковывать покупку. Приятно видеть, что другие тоже способны краснеть.
Вы выхватываете у нее пакет.
– Банановое эскимо, чтоб вы знали, единственное средство от стигмат. Истинным христианам, для которых святое распятие не пустая бирюлька, – вы киваете на ее золотой крестик, – это давно известно.
– Да, мадам…
– И в следующий раз не забудьте спросить, какой мне нужен пакет, бумажный или пластиковый!
Вот так! С ними по-другому нельзя. Настроение сразу улучшается. Вы едете к Белфорду за ошейником – и всю дорогу улыбаетесь.
15:16
Эсси Кудал, видевшая ваш отъезд, однако пропустившая возвращение, стоит на коленях перед замочной скважиной Кью-Джо. Теперь ваш черед деликатно кашлять. Удивительно, как быстро может покраснеть землистое лицо! Прямо какая-то эпидемия обратного смущения – вам на радость.
Неуклюже поднявшись, миссис Кудал шаркает пушистыми шлепанцами и запахивает халат, словно перед ней Осторожный Насильник. И сообщает:
– Оно что-то делает. Что-то очень странное…
Вы отталкиваете вдову и прижимаетесь к скважине шоколадным глазом. Ха, что тут странного? Макака всего-навсего пытается смастерить новую самокрутку. Получается несколько хуже, чем в прошлый раз: животное еще не до конца проснулось. Пригоршни табака падают мимо папиросной бумажки на волосатые ноги, на софу и ковер.
Не обращая внимания на миссис Кудал (а было бы неплохо заставить ее еще раз покраснеть), вы отгибаете гвозди и отпираете дверь.
– Здравствуй, Андрэ! С добрым утром, милый! Как спалось? Вы осторожно приближаетесь. Примат, несмотря на проблемы с сигаретой, ведет себя вполне дружелюбно.
– Смотри, тетушка Гвен принесла тебе гостинец!
Пока обезьяна шумно жрет эскимо, вы надеваете на нее ошейник и пристегиваете поводок.
– Вот так, молодец! На, держи еще одно. А сейчас мы поедем кататься. Будешь хорошо себя вести, получишь мно-о-ого эскимо! Beaucoup! Понятно?
Выводя полусонного зверя из комнаты, вы коситесь на столик, где лежали карты Таро. Большая часть колоды разбросана по полу – и карта, которую импульсивно выбрал Андрэ, увы, затерялась. На глаза попадается уголок карты Номмо. Вы ускоряете шаг. Кудреватая голова вдовы Кудал выглядывает из дверей противоположной квартиры, словно подвешенная на веревочке.
– С Пасхой, миссис Кудал! – говорите вы. – Отец лягушка, сын головастик, святой дух – болотный газ!
15:27
Вы напрасно боялись, что Андрэ не захочет лезть в тесный багажник «порше». Увидев, что туда отправилась коробка эскимо, он тотчас прыгает следом. Когда захлопывается крышка, он начинает шебуршиться и визжать, но шум скоро стихает. Удовлетворенно похлопав по багажнику, вы оглядываетесь – и замечаете стоящую на противоположной стороне улицы полицейскую машину. Проклятие, думаете вы. Проклятие в шестнадцатой степени! И объясняете:
– Это варварийская обезьяна. Они не выносят дождя.
Смоки закатывает глаза и трясет головой:
– Я ничего не видел! Ты что-нибудь видел, Сесил?
Сесил вообще не смотрит в вашу сторону. Он разглядывает помойные ящики с таким вниманием, словно получил грант на изучение взаимодействия кислотных дождей с кошачьими какашками.
– Ни черта не видел! – ворчит он голосом пораженца.
Взяв курс на Куин-Энн-Хилл, вы несколько раз проверяете, не едет ли следом машина с мигалкой. Горизонт чист, и вы с облегчением жмете на газ. На центральных улицах задержки не возникает: дождь загнал бомжей и преступников в подъезды и прочие убежища, где в железных бочках шипят их костры. Тем не менее вы сворачиваете на Третью авеню, которая обычно менее оживлена, чем Первая, и в результате оказываетесь рядом с клубом «Вервольф»; афиша обещает выступления «Пьяных шоферов» и «Тихуанских памперсов». При виде клуба в памяти всплывает последний разговор с Кью-Джо… впрочем, одного воспоминания недостаточно, чтобы запачкать ваше светлое настроение.
Дождь, этот тощий серый шериф, разогнал не только бомжей, но и толпу у входа в отель «Сорренто». Те, кто не поместился в холле, разошлись по машинам или по домам. На улице осталась лишь горстка самых стойких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40