.. о-о-о, представьте-ка себе это.
- ПАРЕКО, Компания Тихоокеанских Очистительных Заводов, - повторил я
медленно и отчетливо, подумав об утонувшей женщине. - Мне казалось, что
его бизнес связан с прокатом такси.
- У него есть такое заведение в Глендейле... Вообще, он запустил руку
во все, во что только можно, но ПАРЕКО - его конек. Раньше они занимались
нефтяными разработками в Нопэл-Велли. - Морис зевнул и склонил голову на
широкое плечо жены. - Все это нагоняет на меня скуку, Лу.
- Продолжай, продолжай, ты выдаешь информацию почище справочного
бюро. Где он живет?
- В Велли. - Глаза Мориса были закрыты, и Хильда материнским жестом
слегка щелкнула его по лбу. Там целые досье. - Стэффордшир-Истейтс, один
из тех районов, куда надо выписывать специальную визу. Я попал туда на
одну виллу на вечер в честь Четвертого июля. Почетным гостем у них был
Сенатор.
- Соединенных штатов или штата?
- Соединенных Штатов, конечно. Сенаторов всяких штатов у них там пруд
пруди.
- Демократов или республиканцев?
- Какая разница?.. Разве я уже не заработал свои десять долларов, а,
собиратель мозгов? Хозяин потогонной фабрики?
- Еще один вопрос, интеллектуал с ночной улицы. Откуда у Килборна
появились деньги?
- Я что - Бюро контроля внутренних доходов? - Морис собрался было
пожать плечами, но рассудил, что для этого деяния потребуется много
усилий.
- Ты знаешь то, чего не знают они.
- Я ничего не знаю. Все, что я слышал, - только слухи. Ты толкаешь
меня на клевету, возмутитель ночного спокойствия законопослушных граждан.
- Морис, сейчас ты ведешь себя не очень хорошо, - мягко сказала
Хильда.
Я повторил вопрос:
- Деньги. Откуда они появились?
- Деньги не растут на деревьях. - Морис подавил зевок. - Я слышал: во
время войны Килборн разнюхал, что было бы недурно покрутиться на черном
рынке автомобилей в Детройте. Потом он бросился сюда, чтобы законным путем
вложить в серьезное предприятие деньги, пока их кто-нибудь по закону же у
него не отобрал. Теперь он почтенный калифорниец, влиятельный владелец
ценных бумаг, и его виллу посещают политики. В дальнейшем на меня не
ссылайся, это всего лишь слухи. Может быть, он сам распространяет их,
чтобы таким образом прикрыть нечто худшее... что могло бы сейчас прийти
мне в голову.
С мечтательной улыбкой Морис оглядел спальню-гостиную и сидя заснул.
Сняв с его носа очки, Хильда уложила на постели мальчишеское мело мужа. Я
протянул ей десятку и направлился к выходу.
Она пошла за мной.
- Заходи днем, Лу, мы получили из Парижа новые записи Штрауса.
- Приду, когда улучу свободную минутку. Сейчас я должен ехать в
Неваду.
- Серьезная поездка?
- Да вроде бы.
- Это где живет Сью, правда? - Ее полное лицо просияло. - Ты
собираешься с ней помириться?
- Нет. Я еду по делам.
- Я таки верю, что вы вернетесь вместе. Вот увидишь.
- Дно в ведре провалилось. Даже все королевские мастера, вместе
взятые, не смогут заделать такую дыру.
- О, Лу. - Казалось, она вот-вот заплачет. - Вы были такой прелестной
парой...
Я похлопал ее по руке.
- Ты милая и хорошая, Хильда.
Морис застонал во сне. Я вышел.

14
С шоссе, ведущего в сторону Стэффордшир-Истейтс, издали видна медная
таблица-указатель, прикрепленная к каменной арке, - сквозь нее новая
асфальтовая ветка поворачивала от главной дороги туда, куда мне было
нужно. Первым делом таблица сообщала, что данная территория
"контролируется частной охраной". Ворота - столбы из секвойи - были
открыты, и я въехал на территорию, патрулируемую частным порядком.
Вверх по каньону медленно поднимался утренний туман. Вдоль дороги
тянулись высокие кипарисы и вязы, на их ветвях распевали птички. За
кирпичными стенами и толстыми рублеными заборами вилл фонтаны забрасывали
свои лассо из водяных брызг. Респектабельные дома среди цветочных клумб и
лужаек, напоминавших столы для бильярда, расположены были так по отношению
друг к другу, что никто, кроме хозяев, не мог наслаждаться их видом. В
Сан-Фернандо-Велли собственность олицетворялась красивыми виллами; вокруг
них не было ни души, и у меня возникло странное чувство, что красивые
приземистые дома - не просто место проживания богачей, они перенесены
через каньон еще для каких-то, им одним ведомых, целей.
Я проезжал мимо: "Велми", "Эрбаскот", "Романовски"... далее почтовые
ящики возвещали: "Льюисон", "Тэпингем", "Вуд", "Ферингтон", "фон Эш".
"Уолтер Дж. Килборн" - аккуратно, по трафарету выведено на девятом
ящике, и я свернул на дорогу к дому. Он был сложен из розового кирпича,
покрыт плоской, выступающей за плоскость стен из бревен вечной секвойи.
Кругом росли бегонии, я насчитал до двадцати их оттенков.
Я остановился на покрытой гравием петле-площадке, вышел из машины,
проследовал к парадной двери и нажал кнопку звонка. Эхо прокатилось по
всему дому.
Местечко было столь же оживленным, как приемная в похоронном бюро
глубокой ночью, и почти так же, как она, располагало к себе.
За бесшумно открывшейся дверью возник маленький японец, весь в белом,
шаги его тоже были совершенно бесшумны.
- Вам что-то угодно, сэр?
Губы японца старательно выговаривали английские звуки. За плечами его
я мог увидеть террасу, где стояли огромный белый рояль и обитая белой
тканью софа. Бассейн за окнами с белыми колоннами отбрасывал колышущиеся
сапфировые пятна на белые стены.
- Мне нужен мистер Килборн, - ответил я. - Он сказал, что в это время
будет дома.
- Но его сейчас нет. Очень сожалею, сэр.
- Дело связано с арендой нефтяных месторождений. Мне нужна его
подпись.
- Его нет дома, сэр. Может быть, вы хотели бы оставить для него
сообщение в письменном виде?
Немигающие черные глаза оставались непроницаемыми.
- Если бы вы сказали мне, где он...
- Я не знаю, сэр. Он уехал в круиз. Может быть, вам стоит попробовать
связаться с его офисом, сэр. Там могут организовать телефонную связь с
яхтой.
- Благодарю вас. Могу ли я позвонить отсюда в офис?
- Очень сожалею, сэр. Мистер Килборн не давал мне разрешения впускать
в дом незнакомых посетителей.
Японец склонил голову, покрытую волосами, похожими на щетку для
чистки обуви, отвешивая мне тем самым поклон. И захлопнул дверь перед
носом.
Я забрался в машину, очень осторожно закрыл дверцу. Будто боялся
разбудить денежную лавину. Петля усыпанной гравием дороги провела меня
мимо гаражей. Там стояли "остин", "джип", белый "роудстер". Черного
лимузина не было.
Лимузин повстречался мне на полпути, когда я ехал обратно. Я держался
середины шоссе и показал идущей навстречу машине три пальца. Черный
затормозил в нескольких футах от моих бамперов, из лимузина вышел шофер.
Глаза его мигали от яркого солнечного света.
- Что случилось, приятель? С чего это ты подал мне знак?
Я вышел из машины - и тотчас из наплечной кобуры выхватил пистолет.
Показал ему игрушку. Шофер поднял руки до уровня плеч. Улыбнулся.
- Ты что, с ума сошел, парень? У меня же нет ничего стоящего. Я сам
старый сорви-голова, но набрался ума. Наберись ума и ты, спрячь железку.
Улыбка странно смотрелась на его лице - эдакая жульническая маска у
добродушного Санта-Клауса.
- Прибереги свои шутки для ночного свидания в среду. - Я подошел к
нему, хотя не слишком близко. Мужчина был пожилой, но достаточно сильный и
крепкий, и мне не хотелось стрелять в него.
Он узнал меня. Его лицо тотчас стало таким же выразительным, как
кусок бетона.
- Я-то думал, что ты уже в холодильной камере. - Его кулаки сжались.
- Не опускай руки! Что вы сделали с Ривисом? Тоже отправили в
холодильник?
- Ривис? - произнес он, старательно изображая хитрость. - Кто это
Ривис? Я не знаю никакого Ривиса.
- Узнаешь, когда тебя отвезут в морг поглядеть на него. - Я во всю
импровизировал: - Горный патруль обнаружил его у дороги близ Куинто
сегодня утром. Горло было перерезано.
- Да? - Воздух вылетел из его рта и ноздрей так, словно я дал ему
кулаком поддых.
- Разреши-ка взглянуть на твой нож, - сказал я, чтобы дать понять,
будто отпечатками его пальцев очень интересуются в полиции.
- У меня нет ножа. Я не имею к таким делам никакого отношения... Я
перевез того парня через границу штата Невада... он же не может так скоро
вернуться.
- Ты же вернулся, и скоро.
На его лице отразились мучения, вызванные попыткой поразмышлять.
- А, ты дурачишь меня, как сосунка, - сказал он наконец. - Тот парень
никогда не возвращался в Куинто, и его нигде не находили.
- В таком случае, где же он теперь?
- Не скажу, - решительно заявил кусок бетона. - Спрячь свою железку и
убирайся.
Мы находились в темно-зеленой долине, тесно сжатой с обеих сторон
лавровыми деревьями. Единственное, что нарушало тишину, - это урчание
наших машин.
- Твое лицо обманчивое, - сказал я. - Можно подумать, что оно живое,
так и просит, чтобы его продырявили.
- Попробуй. Увидишь, куда за это попадешь.
Я испытывал острое желание ударить его, но память о минувшей ночи не
позволила. Должна же быть разница между мной и моим противником! Не будь
ее, я и к себе испытывал бы гадливое презрение.
И в таком случае мне следовало бы убрать зеркало из своей ванной
комнаты. А оно было мне необходимо для благополучного осуществления
процесса бритья.
- Черт с тобой! Поезжай, невинный младенец. - Я опустил пистолет.
- Хулиган! - крикнул мой недавний противник, когда поворачивал свой
черный лимузин на самый край кювета, чтобы разъехаться со мной. Он врезал
мне по ушам гудком, рокот его мотора, набирающего обороты, прокатился как
триумфальный клич.

15
Только к вечеру я пересек огромную равнину, пограничную между
Калифорнией и Невадой. Впереди машины быстро и бесшумно бежала ее тень,
медленно увеличиваясь от часа к часу. Над косогорами висело желтое солнце,
воздух был настолько прозрачен, что при взгляде на горы пропадала
перспектива.
Они стояли перед глазами как сюрреалистические символы на фоне голого
неба. Жара, - некоторое время она держалась ста десяти градусов по
Фаренгейту, - начинала спадать, но капот машины был все еще достаточно
горячим для того, чтобы поджаривать встречных неосторожных насекомых.
"Раш-Эпартментс" - это двухэтажное панельное здание в восточной части
Лас-Вегаса. Выкрашенное скучной, какой-то усталой желтой краской, оно
стояло зажатое между стоянкой для машин и бакалейным магазином. По фасаду
деревянная лестница с провисшими перилами вела на узкую веранду - туда
выходили комнаты второго этажа. Под лестницей на табуретке, вплотную
придвинутой к стене, сидел пожилой мужчина. Вокруг своей костлявой шеи он
повязал выцветший пестрый платок, на крутых скулах росла неделю не бритая
щетина, похожая на пыльный серый плюш в железнодорожных вагонах старого
образца, - сидел себе и посасывал трубку, сделанную из кочерыжки
кукурузного початка.
Я спросил его, где живет миссис Шнайдер.
- Как раз здесь и живет, - пробормотал небритый.
- Она сейчас дома?
Он вынул изо рта пустую трубку, смачно сплюнул на цементный пол.
- Почему это вы решили, что я знаю?
Я положил на его костлявое колено пятьдесят центов.
- Купите-ка себе мешочек табака.
С хмурой миной на лице он взял монету и опустил ее в карман покрытого
давними пятнами жилета.
- Я так считаю, что вас прислал ее муж? В последний раз она сказала,
что он ее муж, хотя тот больше смахивал на сутенера. Во всяком случае,
ловкий обманщик... От вас тогда отвернулась удача. Она недавно вышла из
дома.
- А вы не знаете куда?
- В логовище беззакония, куда же еще. Туда, где она и проводит все
свое время. - Небритый наклонился вперед вместе со своим табуретом, махнул
рукой куда-то вдаль, в направлении улицы. - Видите ту зеленую вывеску? Ну,
отсюда не увидишь, так я скажу - на ней написано: "Грин Дрэгон". Это и
есть логовище беззакония. А хотите, чтобы я сказал вам, как называется
по-настоящему этот город? Содом и Гонорея. - И он залился старческим
смехом, высоким и незаразительным.
- Это вы про Элен Шнайдер?
- Не знаю никакой другой миссис Шнайдер.
- Как она выглядит? - спросил я. - Я ведь никогда ее не видал.
- Как выглядит проститутка? - Слезящиеся глаза блеснули, словно
тающий лед. - Она так и выглядит, потому как и есть проститутка, шлюха,
блудница, что трясет прелестями своими перед молодыми христианами. Вы
христианин, сын мой?
Я оставил свою машину у тротуара. Прошел два квартала до "Грин
Дрэгон", чтоб поразмять ноги. Это был еще один обтрепанный бар. Вывески в
грязных, наполовину зашторенных окнах обещали "пиво", "ликер", "горячие и
холодные сандвичи" и вообще - "быстрое обслуживание". За дверью,
занавешенной шторой, я увидел полукруглый бар (за его стойкой - вход в
кухню), вдоль трех стен игровые автоматы. Тошнотворно-кислые запахи с
кухни, от несвежего пролитого пива, от пота завсегдатаев-картежников,
медленно перемешивались четырехлопастным вентилятором, свешивающимся с
засиженного мухами потолка.
В зале было пусто, за стойкой сидел всего лишь один парень, худой, с
торчащими во все стороны рыжими волосами. Одиноко согнулся он над кружкой
пива. Бармен сидел на табурете так далеко от одинокого парня, как только
было возможно. Голова бармена, украшенная черными сальными волосами,
склонилась к радиопередатчику, вмонтированному в стол.
И никаких признаков вавилонской блудницы.
Я сел рядом с рыжим парнем, заказал шпиг и сандвич с сыром, бутылку
пива. Бармен с явной неохотой удалился на кухню.
- Эй, погляди-ка на меня, - сказал вдруг мой сосед. - Как я тебе
нравлюсь? - От произносимых слов рот его кривился, словно говорение
причиняло ему боль.
Худое небритое лицо. Грязное. Синяки под глазами и красные круги
вокруг глаз. На одном ухе запекшаяся кровь.
- Ты мне очень нравишься, - отозвался я. - У тебя такой побитый вид,
что каждый восхитится.
Насмешка отвлекла его от мыслей, полных жалости к самому себе. Парень
даже ухитрился улыбнуться, отчего стал выглядеть моложе лет на пять.
- Ну ладно, шутник... да я сам напросился...
- Бывает.
- ...Напрашивался, напрашивался и напросился. Надо бы получше
рассчитать силы, чтоб сдуру не напрашиваться в бейсбольные отбивающие. Но,
видимо, я никогда не научусь считать да рассчитывать.
- У тебя в запасе еще много лет. А что случилось с твоим ухом?
Он смутился.
- Даже не знаю, как сказать... Прошлой ночью встретил в баре парня, и
он нарочно проиграл мне в покер - в игорном зале, не здесь, а на другом
конце города. Все, что я помню, потом... потерял я деньги и машину. У меня
было три туза, когда пропала моя машина, и кто-то начал спор. Может, и я.
Ну, - драка пошла. Очнулся на стоянке.
- Хочешь есть?
- Нет. Хотя, спасибо, хочу. Да у меня осталось немного мелочи.
Противнее всего то, что я должен вернуться в Лос-Анджелес, а у меня нет
машины.
Бармен принес заказ.
- Не уходи далеко отсюда, - сказал я молодому Достоевскому. - Если
получится, я тебя подброшу до Анджелеса.
Я занялся едой. Потом из двери появилась женщина. Она была высокая и
ширококостная и с достаточным количеством плоти. Ткань черной юбки
наморщилась на тугих бедрах. Ступни и лодыжки вылезали из тоже узких и
тоже черных лакированных туфель. Ну и корма была обтянута что надо. Пышная
носовая часть несла на себе полоску меха серой лисицы, двойную нитку
искусственного жемчуга, приблизительно того же серого цвета, макияж этого
приплывшего линкора был подстать бюсту. Линкор смерила меня тяжелым,
изучающим взглядом, хотя полуоткрытые полные губы изъявляли готовность
улыбнуться. Я откусил кусок сандвича и принялся его жевать, глядя ей прямо
в лицо. Прожектора линкора тут же выключили, казалось, можно было даже
услышать щелчок.
Она подплыла к бару. Резким движением открыла черную блестящую
сумочку. Желтые волосы, заплетенные в косу и уложенные пучком, у корней
оказались темными. Если вернуть им природный каштановый цвет, скинуть
несколько годков и побольше фунтов веса, если стереть грубый грим с лица,
то... она могла бы стать близнецом Ривиса. У них были одинаковые
выразительные глаза, красивые черты лица.
- Что тебе надо, Элен?
Она бросила какую-то бумажку в специальное углубление стойки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25