А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Женщина исчезла в толпе.
Юноша в отчаянии бросился за ней, перевернул на бегу повозку, доверху нагруженную арбузами, и сбил с ног десяток оборванцев. Он звал Экто, громко выкрикивая имя любимой, но так и не сумел ее отыскать. Она растворилась в толпе, словно мираж в пустыне.
Выбившись из сил, едва переводя дух, Леонтий остановился. Он еще надеялся, что Экто сама вдруг появится перед ним, но тут голос Терсита вернул его к реальности:
– Что ты здесь делаешь, о юный Леонтий, возвышаясь среди арбузов, словно мраморная колонна?
– А? Что? – отозвался Леонтий, ничего не понимая.
– У меня для тебя важные новости, – сказал колченогий.
– Важные новости? – механически переспросил Леонтий.
– Помнишь, я говорил тебе об одном фригийском торговце, который отправился в Эфес? Так вот, сегодня я его встретил, и он рассказал мне всю правду о твоем отце.
– О моем отце?! – воскликнул юноша, приходя наконец в себя. – О, молю тебя, мой добрый Терсит, говори же скорее, назови имя его убийцы!
– Дело обстоит вовсе не так, как ты думаешь, – охладил его пыл Терсит. – Я расскажу тебе обо всем спокойно сегодня у Телония. Вечерком, когда сядет солнце. Жди и надейся. Мы придем вместе с фригийцем и выпьем вместе медового вина.
– Но скажи хоть что-нибудь сейчас… – взмолился Леонтий.
– Сейчас не могу, меня ждут другие дела, – отрезал Терсит и тоже исчез в рыночной толчее, совсем как несколькими минутами раньше исчезла Экто.
Между тем Ахилл совершил еще один славный подвиг: покончил с эфиопом Мемноном – последним союзником троянцев, вступившим в войну после гибели Гектора. Мифологи рассказывают, что этот Мемнон был красивейшим из всех смертных. А за сходство с Пелидом и за мужество в битвах его прозвали «черным Ахиллом». Мемнон командовал войском, состоявшим из двух тысяч пеших эфиопов и сусианцев и двухсот боевых колесниц. Выступив на стороне Трои, он сразу учинил такое побоище, что войско Приама подошло к самым ахейским судам и едва не подожгло их. Его единственная ошибка заключалась, пожалуй, в том, что он убил Антилоха, сына Нестора, и последнего близкого друга Ахилла. Как и в случае с Патроклом, мстительный Пелид, узнав о гибели Антилоха, с бешеной яростью обрушился на вражеские порядки и стал искать встречи с эфиопским вождем.
Нечего и говорить, что поединок героев был поистине эпическим еще и потому, что обоим помогали их божественные бессмертные матери – Фетида и богиня утренней зари Эос. Зевс, увидев, что воины схватились за оружие, взвесил их судьбы на своих золотых весах. Все стало ясно: черный должен погибнуть.
У Мемнона было копье о двух наконечниках, что позволяло втыкать его в землю всякий раз, когда оно становилось помехой в бою. Таким образом, Мемнон обладал большей свободой движений. Ахилл был менее хитер, зато более агрессивен в рукопашном бою. В тот день, ослепленный жаждой мести, он, низко пригнув голову, бросился на противника и, стащив его с колесницы, мечом срубил ему голову.
Эос потребовала для сына таких пышных похорон, чтобы они навсегда запомнились смертным, и Зевс сделал все, чтобы ее требование было выполнено. Овидий рассказывает, что когда тело героя горело на костре, хлопья сажи, смешавшись с дымом, превратились в хищных птиц. Птицы эти, получившие название мемнонид, разделившись на две стаи, набрасывались друг на друга и замертво падали в огонь. По мнению других авторов, женщины, влюбленные в Мемнона, так долго оплакивали своего кумира, что Зевс, не выдержав, превратил их в цесарок.
Жаждавшие встречи с Терситом Леонтий и Гемонид справедливо решили, что найти его можно скорее всего в стане мирмидонцев: такую блестящую победу Ахилла его солдаты, конечно же, должны были отметить, а одержимый духом противоречия Терсит не мог упустить удобного случая, чтобы не развенчать героя. И действительно, едва Пелид появился под зеленым навесом, чтобы сорвать причитавшуюся ему по праву порцию аплодисментов, как рядом с ним все увидели лысый череп колченогого.
– Ну какой же ты молодец, о сын Пелея! – насмешливо воскликнул Терсит, усаживаясь в первом ряду. – Тебя так и распирает от гордыни! Пожалуй, придется расширить выкованные Гефестом доспехи – до того наш герой напыжился!
– Что ты хочешь сказать, вошь несчастная? – спросил, позеленев от злости, Ахилл. – Я сражался и одержал победу! – воскликнул он, надвигаясь на Терсита. – Тебе никогда так не сражаться и не побеждать, ибо единственное, на что ты способен, – это обливать помоями героев!
– Я ничего плохого не имею в виду, о Пелид, – невозмутимо продолжал урод, – хочу только напомнить ахейцам – пусть они потом долгими зимними вечерами рассказывают об этом своим детям, – что ты не только убил в бою отважного Мемнона, но еще и изнасиловал несчастную мертвую женщину – царицу амазонок Пенфесилею. Ну, а если это, по-твоему, геройский поступок, можешь им похваляться. Но я бы на твоем месте помалкивал!
Лучше бы Терситу не вспоминать о Пенфесилее! Ахилл, рассвирепев, нанес ему удар такой силы, что несчастный упал, словно молнией пораженный. Тщетно Гемонид и другие доброхоты пытались вернуть его к жизни: Терсит умер мгновенно, а вместе с ним умерла и великая надежда Леонтия услышать правду об исчезновении Неопула.
«Теперь остается надеяться только на Поликсену!» – подумал Леонтий и заплакал.

АХИЛЛЕСОВА ПЯТА
Глава XV,
в которой мы присутствуем при свадьбе Поликсены и Ахилла и гибели последнего от руки Париса; затем – при споре из-за доспехов Пелида, в результате которого Аякс Теламонид потерял рассудок. И, наконец, при поединке между Филоктетом и Парисом, приведшим к гибели прекрасного троянца.
В XII веке до н. э. человек, путешествовавший вместе с Ахиллом, мог чувствовать себя в полной безопасности: одного его присутствия было достаточно, чтобы враги, бандиты и злоумышленники держались на почтительном расстоянии. И все же юный Леонтий охотно отказался бы от такого попутчика: после того как Пелид убил Терсита, юноша утратил всякое уважение к герою.
– Я здесь только для того, чтобы узнать о судьбе моего отца, – сказал он Гемониду, – и в дальнейшем не собираюсь иметь дела с Ахиллом и ему подобными!
– Ты уверен, что сразу же после свадебной церемонии Поликсена расскажет тебе о Неопуле?
– Я верю Экто, а вот Поликсене, признаться, не очень. Да и как можно доверять женщине, которая влюбляется в убийцу брата, да еще такого жестокого убийцу? Поверь, учитель, они достойны друг друга, и если этой чете суждено иметь когда-нибудь детей, сыновья их будут еще злее кентавров, а дочери – страшнее гарпий.
– Экто мы тоже увидим в Фимбре? – спросил Гемонид. – Она обещала прийти.
– Очень хорошо: наконец-то я смогу с ней познакомиться…
– …и убедиться, что она – живая женщина, а не порождение моей фантазии.
Кортеж, состоявший из колесниц и пеших воинов, медленно двигался по узкой дороге, тянувшейся вдоль берега Скамандра. Впереди ехал на колеснице Ахилл со своими верными друзьями Алкимием и Автомедонтом, за ними следовала колесница Феникса с возничим Писандром, третьей была колесница Леонтия и Гемонида, любезно предоставленная в их распоряжение Идоменеем. Эту группу сопровождал, держась на почтительном расстоянии, большой отряд мирмидонских копьеметателей.
Поликсена пожелала, чтобы Ахилл явился на Фимбрскую равнину один, и притом безоружный, – пусть их встреча будет романтичной. И все же мудрый Феникс проявил твердость: либо вооруженный эскорт из сотни греков, либо свадьбе не бывать. Но если Феникс не доверял Поликсене, то кое-кто не доверял даже Фениксу, и прежде всего самому Ахиллу. Диомед повел против Пелида самую настоящую клеветническую кампанию, открыто обвиняя его в сговоре с врагами, а в обоснование своих подозрений рассказал о ночной встрече с Приамом и о любовных свиданиях Ахилла с юной Поликсеной. И потому, едва забрезжило утро, он вместе с Одиссеем и Аяксом Теламонидом отправился к оракулу Аполлона и устроил там засаду, чтобы доказать предательство Ахилла. Обида и недоверие Диомеда объяснялись еще и тем, что, как мы знаем, Ахилл прикончил Терсита, приходившегося Диомеду двоюродным братом.
Поликсена, одна, стояла неподвижно на верхней ступени лестницы храма. По правде говоря, не было в ней ничего такого, что особенно ценилось тогда в женщинах, – ни пышных форм, ни широких бедер, которыми славились троянские женщины, ни сильных рук, столь необходимых в хозяйстве. И все же, хрупкая и стройная, она была необычайно красива. Грудь Поликсены едва обозначалась под туникой, и если бы не длинные и гладкие волосы, ниспадавшие до самого пояса, ее можно было принять за мальчика. Стоя вот так, неподвижно, против света, она казалась одной из статуй, украшавших святилище.
Ахилл направился к ней с протянутыми руками, опередив на несколько шагов Феникса, Алкимия и Автомедонта, но Поликсена повелительным жестом остановила их.
– Вели своим друзьям, о Пелид, – сказала она, – подождать снаружи. Мы были в храме одни, когда предавались здесь любви, одни должны мы сейчас предстать перед лицом бога!
– Для меня Феникс – второй отец, – возразил герой, – а в Фимбре он представляет всех ахейцев. Приведи и ты кого-нибудь из своих родных, чтобы они скрепили наш союз от имени троянцев. С особой радостью я увидел бы здесь Приама, с которым мы уже знакомы, но если он, царь, не может покинуть Трою, пусть придет кто-нибудь из твоих достойных братьев.
– Сегодня здесь никто не должен делиться на ахейцев и троянцев, – живо отреагировала Поликсена. – Сегодня праздник бога Аполлона, и я должна предстать перед его алтарем только с тобой. Соединив наши судьбы, мы покажем народам земли, как преодолеваются ненависть и обиды.
Пришлось Пелиду смириться с требованием девушки, и он попросил друзей остаться у нижней ступени лестницы.
Леонтий же тем временем нетерпеливо искал глазами свою обожаемую Экто. Не увидев ее поблизости, он углубился в небольшую рощу, темневшую слева от храма, и тут перед ним выросла фигура прятавшегося в кустах Одиссея.
– Ты куда направляешься, парень? – крикнул царь Итаки, обнажая меч. – И что тебе надо здесь, вдали от ахейского стана?
– Я – из эскорта великого сына Пелея, – отвечал до смерти напуганный Леонтий, – а в роще я потому… в общем, мне показалось, будто одна женщина…
– А как это ты, критец, оказался в эскорте мирмидонца? – спросил Одиссей.
– Да я, как бы это сказать… – пролепетал юноша. Увидев за спиной царя Итаки Диомеда и Аякса Теламонида, он окончательно утратил присутствие духа.
Но не успел Леонтий окончить фразу, как страшный крик, донесшийся из храма, заставил всех оглянуться. Под портиком святилища они увидели Ахилла, прижимавшего руки к животу, в котором засела стрела.
Вторая стрела торчала у героя из пятки. Шатаясь, словно пьяный, сын Пелея несколько секунд еще удерживался на верхней ступеньке, потом тяжело рухнул и оглушительно грохоча доспехами, скатился вниз по лестнице. Подбежавший к герою Феникс успел услышать его последние слова:
– Поликсену… Поликсену… на костре…
Но что же произошло? А то, что вступив в храм, Поликсена взяла Ахилла за руку и, подведя к алтарю Аполлона, у подножия статуи бога обняла жениха. Ахилл повернулся к Аполлону спиной и, целуя Поликсену, закрыл глаза. В этот момент из-за статуи вышел брат Поликсены Парис с уже натянутой тетивой.
Первая же выпущенная Парисом стрела попала Ахиллу в пятку. Пелид резко обернулся, словно пораженный тем, что кто-то осмелился на него напасть. Но не успел он разглядеть лицо врага, как вторая стрела вонзилась ему прямо в живот, у нижнего края лат. Ухватившись за выступ алтаря, Ахилл все еще пытался удержаться на ногах, и тут Поликсена с ненавистью высказала ему все, что накипело у нее на душе.
– Неужели ты, Пелид, и впрямь подумал, будто я могу тебя полюбить? Да, я возлежали с тобой, но знай, что делала я это только для того, чтобы выведать тайну твоей неуязвимости, а ты в своей слепой гордыне тут же мне ее и выдал. Теперь, гадина, подыхай! Испускай дух в том самом храме, где ты убил моего брата Троила!
Для тех, кто этого не знает (неужели сегодня найдутся такие?), скажу, что у Ахилла было одно лишь слабое место – пятка. Дело в том, что когда он родился, его матушка Фетида, желая сделать сына неуязвимым, крепко держа малыша за правую пятку, окунула его в воды Стикса. Окуни она, глупая, сына дважды – первый раз, держа за ногу, а второй – за руку, разве можно было бы его убить?!
У нижних ступеней лестницы началась яростная борьба за труп героя. Все друзья Ахилла, в том числе и Леонтий с Гемонидом, оказались в окружении появившихся невесть откуда троянских воинов, которыми командовали Деифоб и Парис.
Диомед, Аякс Теламонид и Одиссей сражались, как львы, стараясь продержаться до прибытия мирмидонцев. Важнее трупа для них были доспехи Ахилла. Не вижу ничего удивительного в том, что из-за этих знаменитых доспехов и греки, и троянцы готовы были сражаться до последней капли крови! Аякс убил Асия – одного из братьев Гекубы. Диомед, следуя его примеру, прикончил двух карийцев – Настеса и Амфимаха. Одиссей же, убедившись, что на подмогу Парису спешат все новые отряды троянцев и что сопротивляться им до бесконечности невозможно, отправил Писандра на колеснице к своим – за подкреплением. Так что вскоре вокруг тела героя завязалась настоящая жестокая битва, в ходе которой Аяксу Теламониду удалось все же взвалить себе на плечи весившего больше ста двадцати килограммов (с доспехами, разумеется) Ахилла и под прикрытием размахивавшего мечом Одиссея унести его в стан ахейцев.
Из-за этого впоследствии возникли серьезные споры. Кому вручить знаменитые доспехи и оружие, выкованные Гефестом? Аяксу, который фактически перенес тело героя из Фимбры в ахейский стан, или Одиссею, прикрывавшему с мечом в руках отступление Аякса?
Агамемнон решил поставить этот вопрос перед самими захваченными в плен троянцами:
– Кто, по-вашему, нанес больший урон Трое – Аякс или Одиссей?
И все, не задумываясь, ответили:
– Одиссей.
Действительно, выдумки хитроумного царя Итаки причинили троянцам куда больший ущерб, чем грубая сила сына Теламонова.
Решение это, естественно, пришлось не по душе Аяксу.
– Как же так, – протестовал возмущенный гигант, – разве я отказывал ахейцам, когда они просили меня поддержать их в битве? А теперь… теперь, когда надо передать кому-то оружие моего двоюродного брата Ахилла, то самое, которое я, и никто другой, вырвал из рук врага, что делают эти неблагодарные? Отдают все Одиссею, которого мало кто видел в первых рядах сражающихся!
Огорчение Аякса было так велико, что бедняга лишился рассудка и однажды, оказавшись в загоне для скота, вступил в бой с баранами, которых принял за ахейских военачальников. Сокрушая их, он называл всех по имени. Говорят, за одну ночь Аякс порешил больше сотни животных, а двух белоногих овнов привязал даже к столбам, чтобы сподручнее было с ними расправляться. Бедные бараны отчаянно брыкались, а он всячески поносил их:
– Вот тебе, Агамемном, и еще, и еще… получай! По удару за каждую твою подлость и еще по удару за каждого преданного тобой человека! А ты, Одиссей, непревзойденный обманщик, знай: хорошенько отдубасив тебя, я еще отрежу лживый твой язык и брошу его свиньям!
На рассвете, совершенно обессиленный Аякс вознес молитву Гермесу, чтобы тот препроводил его тень на Асфоделевый луг, и эриниям – чтобы они отомстили за него. Затем герой воткнул свой меч рукояткой в землю и бросился на него так, чтобы острие попало в единственное уязвимое его место – подмышку.
У моряков есть легенда: говорят, что во время возвращения на Итаку Одиссей попал в жестокий шторм и потерял все доспехи Ахилла, но они, по воле Фетиды, не утонули – волны вынесли их на берег у Ретейского мыса, к самой могиле Аякса.
Похороны Ахилла, естественно, по пышности вполне соответствовали положению и заслугам погибшего, хотя, если уж быть совсем откровенными, придется признать, что воины его недолюбливали, ибо не могли простить ему долгого отсутствия на поле брани. Группа нереид во главе с Фетидой собралась вокруг покойного и, умастив его тело драгоценными благовониями, безутешно оплакивала героя. Девять муз завели погребальную песнь, продолжавшуюся семнадцать дней и семнадцать ночей. По такому случаю с троянской равнины прибыл и пятнадцатилетний сын Ахилла Неоптолем, родившийся на Скиросе, когда переодетый в женское платье герой скрывался среди дочерей и наложниц царя Ликомеда.
На восемнадцатый день тело Ахилла было сожжено на костре. Его прах смешали с прахом Патрокла и поместили в изготовленную Гефестом золотую урну, которую захоронили на Сигейском мысу, в месте, обращенном в сторону Фтии. И по сей день мореплавателям, пересекающим пролив грозовой ночью, кажется, будто до них долетает голос Ахилла, декламирующего стихи божественного Гомера, а с троянской равнины доносятся конский топот, грохот колесниц и бряцание оружия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27