- Я со смехом взял его за руку.
И быстро глянул на ладошку.
Все верно, психокинетик. Трюк исключался начисто - кожу покрывала
мелкая, уже исчезающая ярко-алая сыпь. Даже несильное телекинетическое
воздействие не проходит для человека бесследно.
- Только при родителях не проговорись, - попросил Тимми, натягивая
шорты и футболку. - Ага? А то они не понимают, что мне нужна
тренировка, и ругаются...
Дверь беззвучно открылась, и мы увидели Игоря. С ослепительной
улыбкой, с торчащими во все стороны прядями волос. И со словами:
- Привет, роддэры, старые и молодые!
За завтраком миссис Эванс все пыталась нас развеселить.
Подтрунивала над Тимми, который совсем не обижался на это, тормошила
грустного и задумчивого Дэйва. Мы с Игорем понимали, почему Рыжик
старается даже не смотреть на миссис Эванс, особенно, когда та
обнимает Тимми, и злились. Но миссис Эванс не прекратила беспечного
разговора и после того, как Рыжик торопливо, давясь словами, сказал:
"А у моей мамы оладьи никогда не получались..." И Дэйв, к нашему
удивлению, постепенно повеселел. В конце концов они с Тимми и миссис
Эванс отправились в сад - посмотреть пруд и, может быть, искупаться.
Мы остались - Игорь заявил, что нам нужно заказать кое-какие вещи и
еду по линии снабжения.
Разговор я начал, едва закрылась дверь, а Игорь ленивой походочкой
подошел к дисплею.
- Командир, пора сматываться.
- Что за новый чин? - удивленно-наигранно поинтересовался Игорь. -
И в чем причина спешки?
- Я не знаю, - честно ответил я. - Но не стоит тут оставаться.
- Чинга, - уже серьезно продолжил Игорь. - Как только я пойму, что
Тимми решил уйти в роддэры, мы отсюда слиняем.
- Что он тебе так сдался? Захочет и сам уйдет.
- Я его не пойму, Чинга. Обычно сразу видно, станет человек
роддэром или нет. А Тима я не пойму. Интересно побороться.
Мне вдруг стало все равно.
- Как знаешь, Игорь. Я тебя предупредил.
Игорь сосредоточенно сопел, нажимая кнопки на терминале доставки.
- Хочешь икру? - неожиданно спросил он. - Закажем пару коробок.
- Не люблю синтетику, - резко ответил я. Игорь, похоже, пытался
помириться.
- Какая синтетика? Это дом полноправных членов общества, их
снабжение не лимитировано.
- Нечестно, - упрямо возразил я.
- Тогда пошли искать хозяина. Поблагодарим за гостеприимство.
На какое-то мгновение я поверил, что Игорь все-таки согласился со
мной и хочет уйти.
- Пошли.
Свою ошибку я понял, едва мы ступили в кабинет. Великолепный
кабинет - кучи книг в шкафах, груды распечаток возле информационного
терминала, заваленный бумагами и дискетами стол. Красота! Сразу видно,
что здесь по-настоящему работают. Не потому, конечно, что вокруг был
беспорядок. Пустите нас с Игорем в любой приличный дом, мы за полдня
устроим то же самое. А вот атмосфера работы у нас не получится.
Никогда...
- Вот как трудятся полноценные люди, - торжествующим шепотом
произнес Игорь. Я схватил его за руку, потянул к двери. Но Тиммин
папа, сидевший к нам спиной, уже обернулся.
- А, роддэры... Идите сюда.
Игорь с радостной улыбкой двинулся вперед. За ним, поневоле, я.
- Спасибо, - усаживаясь в свободное кресло и стараясь не слишком
уж привставать на цыпочки, ответил Игорь. Ну и кресла! Словно
специально для издевательства над роддэрами. Пытаясь утвердиться на
необъятном кожаном сидении, я особенно остро осознал, что росту во мне
метр сорок девять, а веса не хватает и для этих сантиметров.
- Мы вас на минутку оторвем от дел, если вы не очень заняты, -
самым вежливым из своих голосов сказал Игорь. - У нас вышел маленький
спор с Мишей. Помогите разобраться, пожалуйста.
Мистер Эванс кивнул, выключая мерцающий на столе дисплей. Давал
понять, что временем не ограничен.
- Один из нас, - продолжал Игорь, - считает неэтичным пользоваться
за ваш счет предметами роскоши. Ну, заказывать килограммами икру,
приобретать персональные гравитаторы, делать заказ на строительство
такого же дома, как ваш. А другой говорит, что вы такой же бездельник,
как и любой роддэр. Только прикрываетесь видимостью работы.
Меня передернуло. Да, эпатаж - это непременная черта любого
роддэра. Но зачем Игорь так построил фразу, что непосвященному в
роддэрский сленг человеку покажусь хамом именно я.
- Как я понял, бездельником меня считаешь ты.
С добродушной улыбкой мистер Эванс разглядывал Игоря.
- Резонируешь, - одобрительно кивнул Игорь.
- По пяти плоскостям, - немедленно отозвался мистер Эванс.
Этого я уже не понял. Сленг меня мало интересует. Но Игорь
уважительно развел руками.
- Я восхищен. Серьезно, вы отличный знаток. Но зачем ваши знания,
а? Кому они нужны, когда достаточно выучить три-четыре языка и
общаться с любым, любым человеком в мире?
- Можно неплохо прожить, зная лишь один язык, - подтвердил Эванс.
- Тогда зачем нужны вы? Кому поможет ваше знание арабского или,
скажем, диалекта гамбургских мафиози начала двадцать первого века?
- Не знаю. Скорее всего - никому.
Игорь вздохнул.
- Значит, прав... Мы живем - или доживаем? - в мире машин и
компьютеров. Они вытесняют людей отовсюду, и с этим ничего не
поделаешь, это прогресс. Настоящей работой занято меньше двадцати
процентов населения. Остальные либо уходят в роддэры, либо... - Игорь
сделал паузу, - имитируют бурную деятельность. В тех областях,
конечно, где это возможно - литературе, живописи, истории, археологии,
филологии... Можно размалевать синей краской полсотни фанерок,
развесить их по стенам специально выстроенной картинной галереи и
считаться самобытным художником. Общество позволит, оно богатое.
Роддэры для общества опаснее, но, в сущности, и они терпимы...
Мистер Эванс слушал его вполне серьезно. И внимательно.
- Ты молодец, дружок, - тихо сказал он. - Мыслишь вполне здраво.
Одна беда - с позиции одиночки.
- Это как? - заинтересовался Игорь. - Ваше обращение "дружок" я
принимаю...
- По поводу биовозраста, - без улыбки закончил мистер Эванс. - Ты
прав, мы живем в трудное время. Время беззаботности. Мир всегда
двигали вперед считанные проценты людей. Из звериных пещер к далеким
звездам мир вытащили гении. Те, кто придумали колесо и тормоз для
колеса. Пенициллин и многоступенчатые ракеты. Генную инженерию и
компьютеры...
Меня словно холодной водой облили. Не надо про генную инженерию!
Дискеты компьютера ударили мне в лицо жесткой коричневой лентой
запаха. Пузырек с лекарством на столе - удушливым искрящимся облаком.
Не надо!
А Тиммин отец, не замечая болезненной гримасы на моей физиономии,
продолжал:
- Раньше находилось занятие для всех. Но сейчас не нужны тысячи
людей, чтобы построить придуманный гением ракетоплан. И не нужны еще
сотни, чтобы прокормить гения и строителей. И десятки тех, кто лечил,
развлекал сотни и тысячи - тоже не слишком-то нужны...
- Киберюмористов пока не существует, - возразил вдруг Игорь.
- Да, но это мелочи. Так что в посылках ты прав. Выводы получились
неверные.
Мистер Эванс больше не смотрел на Игоря. Он вертел в руках
авторучку и негромко, словно самому себе, говорил:
- Таланты могут найтись у каждого, только пока это у нас не
очень-то получается. Но есть и другой выход. Заниматься своим делом,
даже если таланта в тебе - миллионная доля, а остальное - просто труд
и терпение. Заниматься, зная, что никогда не сотворишь чуда, что на
всю жизнь останешься одним из миллиона бесталанных, которые пользы-то
принесут как один-два настоящих гения.
- Вы имеете в виду себя? - жестко, не колеблясь, спросил Игорь.
- Да.
Мистер Эванс отложил в сторону несчастную авторучку, выгнувшуюся в
его пальцах затейливым вензелем.
- Я занимаюсь программой "Конвергенция". Это создание единого
языка, основанного не на смеси самых известных и простых языков, как
эсперанто, а на принципе логем.
- Логем?
- Да. Логема - это логическая единица речи, звукосочетание,
которое на любом мировом языке имеет одинаковый смысл.
Игорь рассмеялся.
- Чушь. Этого не может быть.
- Может. Выделено уже шестьдесят три логемы. Они понятны без
перевода любому человеку в мире. И каждая из этих логем - на счету
лингвистов-гениев, лингвистов от природы, от бога. Возможно, даже
наверняка, что в их труде есть доля таких же, как я, есть и мой вклад.
Но вычислить его невозможно - настолько он мал.
Мистер Эванс кивнул на книжные шкафы, на дискеты с записями.
- Я изучаю эволюцию имен собственных и местоимений в латышском
языке двадцатого века. Чем и как это поможет Шарлю Дежуа или Чери
Сайн, я не знаю. Но, возможно, поможет.
- Шарль Дежуа - это тот, кто расшифровал сигналы Маяка Пилигримов?
- задумчиво спросил Игорь. Не дожидаясь ответа, попросил: - А вы не
можете произнести хоть одну логему?
- Могу.
Мы с Игорем замерли. А отец Тимми скорчил какую-то гримасу, словно
разминая щеки, набрал воздуха и произнес... что-то короткое,
отрывистое, почти не запоминаемое. И абсолютно бессмысленное...
- Конечно, непонятно, - засмеялся Игорь. - Вот так логема! На
роддэров не действует.
- Нет, не понял, - с некоторым сожалением ответил я. И тут до меня
дошло, что я отвечаю на словно бы и не произносившийся вопрос. Через
мгновение это понял и Игорь.
- Вот так, - улыбнулся мистер Эванс. - Я произнес вопросительную
логему понимания. Она показалась вам бессмысленной, но содержащийся в
ней вопрос вы уловили.
- Хорошо, - после некоторой паузы признал Игорь. - Я беру назад
свои слова про бездельника. Но ведь и это не для всех. Многие, очень
многие не смогут работать, не видя результатов труда. Им-то что
делать? Их будет все больше и больше...
- А им надо держаться. Жить. Хоть роддэром, хоть
художником-абстракционистом. До тех пор, пока человек не сможет
управлять самой сложной на свете машиной.
- Какой это машиной?
- Самим собой. Пока обруганная и приевшаяся всем наука не даст
каждому возможность преобразиться.
- Телепаты-телекины... Люди-молнии, бессмертные, ясновидящие...
Так, что ли?
- Так. У человечества переходный возраст. А для него тоже есть
свои болезни: роддэрство, нелюбимый тобой авангардизм...
- Это мной-то? - Игорь рассмеялся, тряхнув семицветной гривой.
Они смотрели теперь друг на друга почти мирно. Но меня это не
радовало. Во мне клокотала ярость.
- Значит, преобразимся? - спросил я. - Расширение возможностей
человека - как лекарство от болезней человечества? А вы не слыхали,
что есть лекарства опаснее, чем сама болезнь?!
Мистер Эванс удивленно повернулся ко мне.
- Конечно, без случайностей не обходится... Ты имеешь в виду
что-то конкретное?
- Я имею в виду вашего сына.
У Игоря глаза полезли на лоб. Он-то ничего про Тимми не знал... У
мистера Эванса исказилось лицо.
- Да, Тим - психокинетик. И разрешение на генную операцию давал я.
Но ничего плохого ему эта способность не принесла.
- Вы видели взрослых психокинетиков? - тихо спросил я.
Он покачал головой.
- А я знал одного. Почти полная потеря зрения, руки в язвах до
самых локтей. Ему было двадцать семь, он выглядел на пятьдесят.
Мистер Эванс прикрыл глаза. Сейчас и он выглядел на пятьдесят, не
меньше.
- Я знаю. Слышал... Да меня и предупредили врачи из Центра. Это
бывает, если очень сильно перегружаться. Очень... Но что я могу
поделать? Вы же теперь все взрослые... Не надо дожидаться
пятнадцати... или сколько там было раньше, лет. Сдал экзамен - и
можешь распоряжаться собой. Если вы сможете уговорить Тимми - я буду
только рад. Пусть оперирует хотя бы два... Ну, три раза в неделю.
- Оперирует? - Игорь вскочил с кресла. Непонятная реакция. Всем
известно, что психокинетики становятся, в основном, хирургами. Только
они способны выдрать, вытащить из человеческого тела запущенный рак со
всеми его метастазами или вылечить порок сердца у еще не родившегося
ребенка. Игорь повторил: - Оперирует? Но ведь для этого необходима
вторая ступень. Право на коллективную ответственность...
В полной тишине мы смотрели на то, как отец Тимми достает из ящика
стола знак самостоятельности. Такой же, как у нас с Игорем. Только
слова на нем другие: "Достиг возраста коллективной ответственности".
- Он его не любит. Отдал мне на сохранение.
- Ну я дурак... - отчетливо прошептал Игорь. - Дурак.
Он поднес знак к глазам, словно не веря. Потом быстро вышел из
комнаты.
- Если бы их было больше... - как-то безнадежно произнес мистер
Эванс. Ухода Игоря он, похоже, не заметил. - Тим ведь понимает - если
он не поможет человеку, тот умрет. Вот и делает по три операции в
день...
"А в редкие выходные развлекает своими способностями
любопытствующих роддэров", - подумал я.
- Это ведь оказалось не очень и сложно - телекинез. Синтезировали
какое-то вещество, оно позволяет любому стать психокинетиком. Но
выпуск его наладить не могут, приборы не позволяют добиться чистоты
раствора. Кажется, оно называется псикиноверрином...
- Псикиноферрином, - автоматически поправил я. - Там молекула гема
в цепи. ПКФ встраивается в эритроциты.
... Боль. Дикая, запредельная, невыносимая боль. Выворачивающие
все тело судороги. Фиолетовый туман, в котором плавают раскаленные
добела шарики. Вот такой он - запах ПКФ для моего "суперобоняния".
Длинный коридор. Белые стены. Режущий глаза свет. Я ползу по гладкому
холодному полу. Навстречу уже бегут - проклятые, ненавистные белые
халаты, такие же холодные и чужие, как эти стены. Меня тошнит, вместе
с блевотиной выплескиваются сгустки темной крови прямо на чистые
халаты, в сочувственные, встревоженные лица. И я кричу, выгибаясь в
поднимающих меня руках: "Забирайте свое дерьмо! Забирайте! Я доварил
вашу похлебку, пробуйте! И это, это жрите! Жрите..."
В Веллесбергском Центре Совершенствования я работал полгода.
Уходя, сказал, что не хочу делать других такими же несчастными, как я
сам. Соврал... Меня погнала в роддэры боль.
Дверь распахнулась, едва мистер Эванс собрался начать расспросы.
Откуда это роддэру известно точное название препарата? Но в кабинет
ввалились Дэйв с Тимми, и мистер Эванс мгновенно переменился.
- Пап, пошли купаться, - выпалил Тимми. - Покажешь нам, как
плавать на спине.
Оба они - и Дэйв, и Тимми, были мокрые, взъерошенные и абсолютно
счастливые. Похоже, мистер Эванс это понял. Он быстро встал.
- Пошли. В тридцать третий раз буду тебя учить.
Тут Тимми заметил меня. Неуверенно кивнул, видимо раздумывая,
интересно ли настоящему роддэру бултыхаться в десятиметровом пруду. Я
усмехнулся и с беззаботным видом поднялся с кресла. Пообещал:
- Сейчас я найду Игоря, и мы покажем вам настоящий класс.
После устроенной беготни я спал, как убитый. И проснулся лишь
когда моя кровать начала ездить по полу.
Возле дверей я оказался, наверное, в один прыжок. Мне доводилось
видеть разрушенные землетрясением дома... Но вокруг все было спокойно.
Лишь дергалась, как в конвульсиях, кровать. Потом лежащая на столе
книга поднялась в воздух и зашуршала перелистываемыми страницами. Я
еще ничего не понимал. И только когда Тим глухо застонал во сне, до
меня дошло...
В полутьме не было видно его лица. Я присел на кровать, взял Тимми
за руку. Ладонь была горячей и напружиненной, словно он держался за
что-то, мне не видимое.
- А ну, кончай, - тихо сказал я. - Все хорошо. Заканчивай.
Затрещала разрываемая книжная обложка. Я легонько похлопал Тима по
щеке.
- Тимми, все хорошо... Просыпайся. Или смотри другой сон. Тимми,
успокойся...
Я уговаривал его минут пять. Наверное, надо было просто разбудить
пацана. Но мне не хотелось этого делать...
Когда книжка тяжело осела на пол, а Тимми задышал ровнее, я тихо,
не включая света, нашел свою одежду. Быстро оделся. Посмотрел еще раз
на Тимми - теперь он спал вполне безмятежно. И вышел.
В кабинете горел свет. Я чуть поколебался и сказал вполголоса:
- Мистер Эванс, до свидания.
Я был почти уверен, что он меня не услышит - за дверью слабо
жужжало печатающее устройство компьютера. Но звук исчез, а еще через
мгновение мистер Эванс недоуменно посмотрел на меня.
- Вы уходите?
Я кивнул.
- Жаль... - Он беспомощно улыбнулся. - Честно говоря... Тимми
вчера так здорово развеселился, когда играл с Дэйвом.
- Пусть и дальше играют.
Он понял. И кивнул - не соглашаясь, а скорее с благодарностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11