На самом деле трудиться он не любил и никаким усердием не отличался, но зато был горазд сытно поесть и сладко поспать. Кстати, спал он всегда при свете, потому что ленился погасить лампу или задуть свечу, между тем всем объяснял: "Без света спать не могу!"
В один прекрасный день он вдруг решил принять христианскую веру. Многие его отговаривали, но он проявил редкое упорство.
- Рассудите сами, - объяснял он. - Если мне не помог ни Цайшэнь, ни Цзаован, почему бы мне не обратиться к заморскому богу? Ведь в наше время все лучшее идет из-за моря! Вон взгляните вокруг!
Больше всего противился его обращению в христианство брат, господин До, хотя, по правде говоря, сам он не слишком хорошо разбирался в вере и толком не знал, какие блага она дает. Но во время разговора со старшим братом он приводил такой аргумент:
- Брат, неужели ты отказался от наших предков?.. Если ты обратился в чужую веру, тебе уже нельзя ходить на родовое кладбище и возжигать жертвенные деньги!
- Ну так что? Тогда я туда не пойду!
Лицо у старшего брата не столь удлиненное, как у господина До. Когда он весел или, напротив, чем-то сильно встревожен, оно странно сжимается, превращаясь в сморщенную лепешку с начинкой - шаомай. Сейчас оно как раз походило на такую лепешку.
- Вместо меня на кладбище сходишь ты, не все ли равно? ... Лучше послушай, что я тебе расскажу. Сижу я этими днями дома, и нет у меня, как говорится, никакого проблеска в жизни. Вдруг является мне во сне ангел и говорит: "Иди за город, там найдешь свое счастье!" Вышел я за городские ворота, иду этак не торопясь вдоль рва и вдруг слышу: "Ква-ква!" Неужели, думаю, в лягушках явится мне ангельское предначертание? На всякий случай выловил штук двадцать, а может, побольше. И как ты думаешь, кого я потом встретил?
Он остановился в ожидании ответа, но брат молчал, только его лицо вытянулось еще больше.
- В хоромах французов... - продолжал он.
- В каких еще хоромах? - перебил его господин До.
- Я хотел сказать во французском посольстве!
- Так к говори, что в посольстве, а то "хоромы"!
- Эх ты! Ничего ты не смыслишь в заморских делах, а потому каким ты был бедолагой, таким и останешься!
- В заморских делах, говоришь? Вот Ли Хунчжан [Ли Хунчжан государственный деятель конца династии Цин, известный, в частности, своими связями с иностранцами] очень даже хорошо в них разбирался, а что из этого вышло? Все его считают предателем. Так-то!
- Аи-аи! - Все части лица старшего брата как-то странно сжались. Сморщенная лепешка долго не разглаживалась. - И ты посмел это сказать? О самом канцлере? Впрочем, хватит! Спорить с тобой я не собираюсь!.. Так вот, я продолжаю разговор о лягушках!
- Слушай! Давай по-серьезному!
- А я говорю совершенно серьезно! Поймал я лягушек - а они, к слову сказать, мясистые, жирные, - иду с ними в город. Вошел в ворота и думаю: "Сбудется сон или нет?" И только подумал, откуда ни возьмись навстречу идет поп из французского посольства - Чунь Шань. Как и мы, он из знаменных людей, только знамя у него другое - желтое. Ты его должен знать. У него есть старший брат Чунь Хай, который служит в Тяньцзине поваром у иностранцев.
- Не знаю такого!
- Хм! Никого-то ты не знаешь из людей, близких к иностранцам!.. Так вот, увидев лягушек, Чунь Шань остановил меня и говорит: "Господин До, продайте, пожалуйста, мне!" По его виду я сразу понял, что за этими словами что-то таится, и вполне серьезно ему отвечаю: "Не могу! Они мне нужны как лекарство!" А он не унимается: продайте, мол, и точка!.. А знаешь, в чем дело? Оказывается, французы очень любят лягушек. Теперь скажи: сбылся сон или нет?.. Так вот, начали мы с ним торговаться; он напирает - готов выложить две связки монет, - а я не сдаюсь. В общем, продал я ему этих лягушек! Так-то! Значит, сбылось предсказание, что я найду за городом свое счастье! С тех пор каждые несколько дней я непременно шел к нему с лягушками, а вот сейчас лягушки попрятались, потому как наступила зима, и я оказался не у дел. Но того ангела я не забыл, и он, как видно, тоже вспомнил обо мне. Явился мне снова во сне и говорит: "Ню-ю-шэн!", что значит "В корове счастье!". Ну, думаю, дело это непростое! Если лягушку можно поймать голой рукой, то корову так легко не уведешь! Иду я однажды по улице. Голова пуста - нет в ней никакого путного соображения. Снежок сыплется. Иду, иду, вдруг вижу впереди какого-то иностранца. Поскольку дел у меня в тот день особых не предвиделось, пошел я следом за ним. Как ты знаешь, ноги у неверных длиннющие, идет он бойко, я за ним едва поспеваю. Иду и на ходу повторяю: "В корове счастье! В корове!.. " И тут он оборачивается ко мне (я даже подпрыгнул от неожиданности!) и говорит: "Кажется, вы меня окликнули?" Сказал он это на нашем языке, но как-то по-особенному: вроде как звуки от наших отличаются. Я поначалу растерялся, не знаю, что ему и ответить, а он ко мне снова: "Меня зовут Ньюшэн!" Представляешь? Значит, ангел сказал мне правду. Он сказал "Ню-ю-шэн", а здесь "Ньюшэн" - звучит почти одинаково. Словом, этот самый Ньюшэн оказался пастором и настоящим американцем! Узнав, что он священник, я сразу ему говорю: "Господин Ню! Учитель! Грешен я, очень грешен!" Кстати, запомни, что за этими словами скрыта целая наука! Попы принимают под свое крылышко всех грешников, как старьевщик собирает ветошь и хлам... Мой монах возликовал и, назвав меня заблудшей овцой, тотчас потащил в свой храм. Вот тогда я и подумал: "Он - корова, я - овца, разницы меж нами никакой!" И тогда начал он за меня молиться, а я вслед за ним повторять. Потом он велел мне вступить в группу читающих псалмы, подарил Библию, а к ней впридачу две связки монет.
- Брат! Ты, видно, забыл, что мы сыны Великой Цинской империи! Я, к примеру, никогда не стал бы лебезить перед иностранными дьяволами. С голоду буду подыхать, но заискивать перед ними не стану! - В голосе господина До звучала твердая решимость.
- Ха-ха-ха! Великая Цинская империя... - с усмешкой повторил старший брат. - А ты знаешь, что иностранцев боится даже сам император!
- Ну, договорился!.. Вот что я тебе скажу. Если ты и впрямь решил взять чужую веру, чтобы ноги твоей не было на пороге моего дома! Не обессудь! - Господин До разволновался.
- Ты посмел это мне сказать?! Мне, твоему старшему брату?! Когда захочу, тогда к тебе и приду!.. - Запыхтев от возмущения, старший До устремился к выходу.
Знаменным мужам казалось, что они стоят на одну ступеньку выше остальных людей - тех, кто принадлежит к другим национальностям. Поэтому, если кто-то из знаменных терял веру в себя, он обычно переставал верить и во все остальное. К примеру, старший До считал себя очень несчастным человеком, значит, что бы он ни сделал, ему все должно сходить с рук, потому что он достоин прощения. Христианство он принял вовсе не потому, что в него верил, а оттого, что ему хотелось всем насолить или вроде как бросить вызов. "Никого не касается, что я делаю! Буду исповедовать что хочу, и плевать мне на всех!" -словно хотел сказать он своими действиями. Однако чужая вера не была конечной целью его жизни. Вовсе нет! Он прекрасно знал, что сразу же от нее откажется, как только увидит, что выгоды от нее никакой не имеет, и обратится к какой-нибудь другой вере, скажем к Белому Лотосу, тем паче если она поможет ему заработать на лишнее блюдо.
Подумав день или два, он отправился к пастору и сказал, что решил принять обет крещения, другими словами, он укрепился-де в мысли отринуть ересь и приобщиться к истинной вере!
В храме служил один священник - китаец, которому очень не нравилось, что такой человек, как До, принимает христианскую веру, но говорить открыто он этого не стал, так как знал, что пастор Ньюшэн ему ответит: "Если церковь перестанет спасать грешников, кого тогда ей спасать?" К тому же храм построен иноземцами, и деньги в него идут из-за моря... Нет, лучше промолчать! Став священником, он дал клятву говорить правду, и только правду, но одному лишь богу, а все остальное - пастору Ньюшэну. Поэтому со всем, что вещал пастор, он соглашался и кивал головой, а сам думал: "Глаголешь ложь, за что попадешь в ад! Бог видит все!"
Ньюшэн обратился к святым проповедям еще на родине, поскольку ничего другого он делать так и не научился. Краем уха он слышал, что где-то на свете есть Китай, однако к разговорам об этой стране не прислушивался, так как вроде бы не имел к ней никакого отношения. Интерес к далекому Китаю вспыхнул у него лишь тогда, когда оттуда вернулся его дядя, который в свое время был вынужден покинуть родные края по причине кражи соседской коровы, за что, кстати сказать, он лишился одного уха. Попав в Китай, дядя сразу же занялся торговлей опиумом и нажил немалое состояние. Когда он, разбогатев, вернулся назад, все родственники и знакомые, даже те, кто когда-то называл его непутевым бродягой, стали в один голос величать его знатоком Китая. Во время разговора они теперь старались избегать слова "ухо", придя к общему выводу, что тогда, мол, бедняга попал в беду, потому и вынужден был поехать в Китай, а поскольку он сейчас разбогател, совершенно неважно, сколько у него ушей: одно или два. Ньюшэн не составлял исключения из тех, кто думал точно так же.
В те времена жизнь Ньюшэна была отнюдь не безоблачной, а его рождественский стол далеко не всегда украшало блюдо из жареной индейки. Однажды его дядюшка подсказал ему выход. "Поезжай в Китай! - посоветовал он. - Здесь ты даже в рождество не полакомишься птицей, а там каждый день на столе у тебя будет жирная пулярка. А какие яйца - вот такие большие! Здесь, сколько ни живи, слуг себе не наживешь, а там тебе будут прислуживать по меньшей мере сразу двое: слуга и горничная. Словом, отправляйся туда!"
Ньюшэн решил последовать дядюшкиному совету и, собрав пожитки, отправился в путь. По приезде в Пекин он быстро понял, что дядя говорил правду. Сейчас он имел небольшой, но зато свой домик и двух слуг. Куры и яйца были настолько дешевые, что он мог устраивать рождественский ужин чуть ли не каждые три дня. Ньюшэн стал неудержимо толстеть.
К своему святому делу он относился с прохладцей, однако забросить его совсем не решался. Ньюшэн мечтал разбогатеть.
Но как? Ведь миссионерская деятельность все же отличается от торговли опиумом. Посвящать всего себя церкви он не хотел, но он знал, что, если в церковных делах не проявить усердия и не добиться результатов, он может лишиться своей обильной плоти, которую приобрел за последнее время. Словом, в исполнении миссионерского долга он разумно сочетал рвение с равнодушием, подобно тому как в одном году существуют вместе лето и зима. В тот самый день, когда он встретил старшего До, его дух находился в состоянии буйного весеннего цветения, и пастор был полон решимости привести к престолу создателя всех грешников Пекина. В такие минуты он очень завидовал католическим священникам, которым, по его мнению, жилось куда вольготнее: у них были и деньги, и сила. С помощью денег они могли купить лишние души, а опираясь на силу, создать им защиту. Католики могли даже построить крепость, начинив ее разным оружием да пушками. Католический священник напоминал Ньюшэну маленького царька. Протестантский пастор, думал он, такой властью никогда обладать, наверное, не будет. Но тут он снова вспомнил слова дяди: "Запомни, что китайцам потворствовать нельзя! Чем строже ты с ними будешь держаться, тем лучше они будут тебя слушаться!" Хотя Ньюшэн и не католический священник, но он такой же служитель господень! Придя к такому заключению, Ньюшэн переходил к проповеди. Поднявшись на амвон, он на своем особом пекинском наречии, которое, впрочем, назвать так можно было лишь с большой оговоркой, вещал о сатане, аде и конце света. Его громовой голос сотрясал церковный свод, так что сверху сыпалась пыль. Выпустив пар, он чувствовал в душе приятное успокоение. Правда, своей проповедью он заработал немного, но зато приобрел славу! А это тоже своего рода победа!
Ньюшэн не слишком одобрял тех своих прихожан, которые, прикрываясь именем церкви, занимались разными темными делишками с иностранцами и в конечном счете сильно разбогатели. Добившись жизненных благ, они теперь посещали храм уже не так охотно, как раньше. Но пастор их особенно и не попрекал. Ведь как-никак, а именно они приносили ему дорогие рождественские подарки. Среди его паствы встречались люди и не слишком богатые, но зато поведением весьма достойные. Приходя в храм помолиться, они совсем не лебезили перед пастором. По убеждению святого отца, которое он почерпнул из разговоров со своим дядей, такие прихожане не вполне соответствовали нравственным нормам, поэтому, разглагольствуя о геенне огненной, он обычно поглядывал в их сторону. Вы, погрязшие в гордыне, - вы попадете прямо в ад! Да, именно в ад! Людей, похожих на старшего До, пастор любил больше других, так как, по его мнению, они вполне соответствовали нравственным нормам. Они, конечно, не слишком богаты, но зато лишены гордыни и испытывают к пастору трепетное почтение. Перед ними он чувствовал себя царьком!
Пастор Ньюшэн роста далеко не мелкого, но, поскольку в последние годы ел он досыта, а спал всласть, его тело заметно округлилось и стало будто бы короче. Волосы у пастора рыжеватые, редкие. В заплывших глазках виднеются желтые зрачки. Потому-то пастор, наверное, и доволен своей жизнью в Китае, что здесь, куда ни глянешь, всюду желтый цвет - знак удачи. Однако больше всего в пасторе, пожалуй, привлекает внимание его смех, напоминающий кашель человека, который подавился рыбьей костью. Кха-кха-кха! - рвутся из глотки странные звуки, когда он разговаривает с прихожанами. Так порой поступает взрослый, который хочет чем-то позабавить ребенка, хотя самому ему совсем не смешно.
Ньюшэн ничего путного с амвона не говорил, как, впрочем, ничего достойного не сделал в своей жизни. В учении он никогда не был силен, а к знаниям не стремился. Да и зачем, если он приехал из Америки, что уже само по себе должно вызывать уважение! Все к нему обязаны относиться с почтением, и даже сам господь бог должен слегка его побаиваться! Вот почему очень не по душе ему были те прихожане, которые настойчиво старались ему объяснить (и доказать), что Китай - страна древняя, а его культура необычайно богатая. Давным-давно Китай подарил человечеству фарфор, шелк, бумагу и чай. Пастор обычно отвечал: "Пароходы и поезда способны расколотить весь ваш фарфор!" -и закатывался победоносным смехом: кха-кха-кха!
Кто-то из прихожан ему говорил, что и в Китае, мол, есть свои герои, например Юэ Фэй или Вэнь Тяньсян [Имена известных полководцев-патриотов, прославившихся своей борьбой против иноземцев]. Пастор, никогда не слышавший этих имен, поначалу ошалело смотрел на собеседника, мигая глазами, но, узнав о них подробнее, невозмутимо заявлял: "А что в них толку - во всех этих юэфэях и вэньтяньсянах? Все вы грешники, и спасти вас может только всевышний!" Лицо его при этом багровело, и на ладонях выступали капельки пота. В эти минуты он вряд ли мог бы объяснить причину своего волнения, однако ему, несомненно, казалось, что его набыченная поза и багровое лицо лучше всего подходят к торжественному мгновению вещания Истины. Пастор испытывал большое удовлетворение.
Прихожане вроде старшего До никогда не вспоминали ни Юэ Фэя, ни Вэнь Тяньсяна, но зато у старшего До пастор всегда мог увидеть под мышкой Библию, завернутую в кусок веткой синей ткани, которую он использовал для разных целей во все времена года. Когда господин До оказывался возле пастора, он при каждом удобном случае высовывал кончик книги и в ответ слышал: кха-кха-кха! Услышав знакомые звуки, старший До с великим почтением раскрывал книгу и застывал перед наставником, готовый слушать его наставления. В эти моменты пастор, хорошо звавший свои скромные возможности, превращался в великого ученого.
- Учитель! - Голос До звучал необычайно проникновенно. - А правда ли, что все мы сделаны из праха земного?
- А как же? - Пастор ткнул пальцем в Библию. - В словах о сотворении мира об этом сказано ясно. Бог сотворил человека из праха земного, вдохнул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою!
- Учитель Ню!.. А как же прах земной превратился в мясо? - До, сделав глуповатый вид, воззрился на пастора.
- Я же сказал, что бог вдунул ему дыхание жизни!
- Ах! Да-да! И я тоже так думал, только боялся ошибиться! Полистав книгу Ветхого Завета и открыв ее на странице "Бытие", господин До передал ее пастору, а сам принялся бубнить:
- Адам родил сына Сифа... Сиф родил Еноса, Енос родил Каинана... Каинан родил Малелеила...
- Ну хватит, хватит! - остановил его пастор. По всей видимости, он был доволен своим учеником. - У вас, сын мой, большие успехи! Китайскому человеку нелегко запомнить эти имена!
- Весьма даже трудно! Для этого надобно иметь не только хорошую память, но и быстрый язык!.. Учитель! Есть у меня еще один вопрос, который я никак не могу уразуметь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20