Ждал, не говоря ни слова, и тогда, когда она начала медленно складывать ее.
– Очень мило с твоей стороны, Винсент.
Он не совсем понимал, что означают эти слова, чего в них больше – пустой вежливости или готовности к примирению?
– Мило! Ерунда какая! – горестно сказал он. – Я просто стараюсь хоть немного оправдаться в собственных глазах.
– Не так громко, Винсент.
Да, подумал он, слишком громко. Почему это, когда кипятишься или волнуешься, сразу перестаешь владеть коим голосом? Вот Эбби или Трой, как ни обидь их, как ни разозли, никогда не станут кричать.
– Что за чудеса, Винсент? – спросила она, постукивая пальцем по билету. – Ты нашел клад, или с неба свалилась целая куча гонораров?
Но к этому вопросу он подготовился. Тихо, ласково, со скромной улыбочкой он сказал:
– А я уже девять месяцев откладываю каждый свободный пенни.
Она невольно улыбнулась:
– Что ты, Винсент, зачем было взваливать себе на плечи такой крест? – Она повторила уже более мягко: – Это очень мило с твоей стороны, Винсент. Очень.
Чтобы не утратить своего минутного преимущества, он быстро сел рядом, привлек ее к себе и поцеловал долгим, крепким поцелуем.
На мгновение она потянулась к нему. Он почувствовал это, хотя она тут же высвободилась из его объятий и сказала:
– Пожалуйста, не старайся подействовать на мои низменные инстинкты, Винсент.
Но он расслышал в ее сдержанном тоне былые веселые нотки и почувствовал себя увереннее.
– Я готов на что угодно, – сказал он со всей искренностью, на какую только был способен. Не спуская с нее глаз, он взял ее руки в свои. – Позволь мне доказать, что я исправился! Хотя бы ради Деборы!
Промах! Слишком сентиментально. Может показаться, что он заговаривает ей зубы. Но сейчас все средства хороши. Он вглядывался в ее лицо, пытался прочесть мысли. Потом, стараясь укрепить свои довольно шаткие позиции, переложил облигацию с ее колен на кофейный столик. И снова стал ждать.
– Ох, Винсент... Иногда мне так хочется поверить тебе, – прошептала она еле слышно.
– Мне ведь только это и нужно, – с глубокой убежденностью сказал он и, пользуясь этим перемирием или подобием перемирия, воскликнул: – Дорогая, ты восхитительно выглядишь в этом жакете! Я с самого начала собирался тебе это сказать. – Он порывисто встал, закурил, подошел к окну с мелкими переплетами, посмотрел на улицу, потом снова вернулся и взял со столика облига цию. – Завтра я положу ее в банк.
Она налила себе коктейль. Более того – налила и ему
– У нас сегодня к обеду гость, – сказала она.
– Да? – Он был доволен: семейная буря тем временем уляжется.
– Должен прийти Рафф.
– Ах так! – Потом с неожиданной брюзгливостью: – Вот почему ты надела этот жакет. – Он посмотрел на белый, затканный узором шелк, на узкие черные брюки и черные туфельки, на агатовые серьги.
Трой пропустила это замечание мимо ушей, хотя ему показалось, что оно попало в цель.
– Должен же он хоть изредка навещать свою крестницу, – сказала она.
– Конечно! – буркнул Винс, стараясь улыбкой скрыть раздражение: он все еще не мог примириться с тем, что, по настоянию Трой, Рафф Блум стал крестным отцом Деборы. Всегда он тут как тут. Доставил Трой в больницу, держал ее за руку... Винс был так раздосадован, что, вопреки всякой логике, заявил: – Если Рафф так жаждет повидать малышку, почему он никогда носу к нам не кажет? Он уже дважды не являлся на обед – непременно откажется в последнюю минуту. Даже не сказал мне, что ты пригласила его сегодня.
– Ты же знаешь Раффа.
– Да.
Ему стало немного легче, а спустя несколько минут, когда зазвонил телефон и в трубке раздался голос Раффа, он совсем успокоился.
– Винс, – сказал Рафф в трубку, – мне чертовски жаль, но я не смогу прийти сегодня вечером. Передай мои извинения Трой. Я вылетаю в Детройт...
31
Настал конец января и, как нередко бывает на юге Новой Англии, в Тоунтоне наступила благословенная и обманчивая оттепель. Солнце светило не часто и не ярко, но снега не было и шоферы дорожных снегоочистителей получили заслуженный отдых.
А в чертежной фирмы «Остин, Коул и Блум» за неделю, пока Рафф отсутствовал, совсем выветрился характерный зимний запах радиаторов парового отопления.
Эбби, который вместе с тощим и вечно погруженным в уныние Лемом Херши заканчивал чертежи тоунтонского ттяорЦа искусств и ремесел, все утро невольно при-сЛуШивался к доносившемуся из приемной голосу Винса, диктовавшего Сью Коллинз спецификации для школы сестер Татл. Контора была полна привычных звуков, и все они были приятны Эбби. Не считая этого голоса.
Даже манеры Винса уже не казались Эбби на зависть привлекательными или забавными. Впрочем, думал он? едва ли это справедливо: просто он видит теперь Винса в превратном свете. Винс не сделал ничего страшного: почти все мужчины время от времени сходят с рельс и изменяют женам. Но в данном случае жертвой была Трой. Это было так непереносимо больно, что меняло все дело.
Эбби, разумеется, ни словом не обмолвился ей о своем открытии. Он просто не мог. Винсу он тоже ничего не сказал. Когда люди связаны деловыми отношениями, они не должны давать волю личным обидам друг на друга.
Винс перестал диктовать; дверь была приоткрыта, и Эбби увидел, что он направляется в чертежную. Взглянув на Винса, он снова попытался взять себя в руки и не выдать своей неприязни. Но он вполне отдавал себе отчет, что уже никогда не будет относиться к сотрудничеству с Винсом так, как относился раньше.
32
К трем часам Эбби уже закончил общий вид выходящего на запад дворцового фасада в одну сорок восьмую натуральной величины. Он передал лист Лему Херши, чтобы тот вычертил в более крупном масштабе детали окон, а сам прошел через большую прямоугольную чертежную и маленький коридор в свой кабинет.
Он надел пиджак и начал приводить все в порядок для первого совещания с Хьюниджером по поводу нового цветочного магазина.
Винс Коул вышел из своего кабинета напротив и остановился у дверей Эбби.
– Кто-нибудь должен на будущей неделе зайти к Хьюниджеру и сделать обмерные чертежи старого помещения. Ты сможешь отпустить Лема?
Эбби в это время выбрасывал окурки из пепельницы, стоявшей на столе.
– Едва ли. – Он не смотрел на Винса. – Может быть, ты сделаешь их сам?
– Что ж, постараюсь, – недовольно сказал Винс.
– Лем нужен мне для проекта Дворца, – объяснил Эбби. Он все-таки поднял глаза на Винса. – В чем дело Винс? Боишься испачкать свой жилет?
– При чем тут жилет? Просто это противная работа. – Винс говорил ворчливо и высокомерно. – А гонорар будет грошовый...
– Дело не в гонораре, – раздраженно ответил Эбби. – Дело в том, что это магазин на главной улице города, и если мы сделаем его хорошо, то получим заказы на другие магазины. Значит, у нас есть шанс придать этой улице какую-то индивидуальность. – Он ни за что не хотел признаться, что для него сейчас важен даже самый маленький гонорар.
– Да я ведь и не возражаю. К слову сказать, Эб, кажется, как раз я и раздобыл эту работу...
– Знаю, – сказал Эбби, которому эти частые напоминания начали надоедать. Потом враждебный тон Винса дошел до его сознания, и он про себя удивился. – Завтрак в клубе прошел хорошо? – спросил он, стараясь сохранить хотя бы видимость дружелюбия.
– Нет, – сказал Винс, – жена Берта Викфорда трещала у меня над ухом без умолку. Я только выпил, а позавтракать решил дома.
«Вот уж непохоже на Винса, – подумал Эбби. – Впрочем, это даже понятно, когда у тебя в доме есть такая малышка, такая чудесная девчурка. А может быть, Винс все еще старается загладить свое отсутствие в ту ночь, когда пришлось везти Трой в Нью-Хейвен? Как ему, должно быть, стыдно перед самим собою, не говоря уже о Трой или о ребенке...»
Вошла Сью Коллинз и сказала, что пришел мистер Хьюниджер. Можно ли ему войти? Вслед за этим на пороге появилась высокая и чересчур гибкая фигура владельца цветочного магазина.
– Сказать не могу, как я волнуюсь! – сразу заявил Хьюниджер, и Эбби улыбнулся, тронутый его откровенной и искренней радостью. Несмотря на всякие толки и недобрые сплетни, которые ходили в городе о Поле Хьюнидже-ре, Эбби считал его приятным, великодушным человеком и хорошим гражданином. Он никогда не отказывался от благотворительных подписок, которые были в большом ходу у тоунтонцев. Многие его хулители, к сожалению, не могли похвастаться тем же.
Эбби и Винс углубились в деловую беседу, и постепенно недоброжелательная атмосфера начала рассеиваться. Разговор шел главным образом о расположении помещений, витринах, водопроводе, освещении, холодильной системе. И, конечно, о заветных мечтах Поля Хьюниджера касательно внутренней архитектуры и отделки магазина.
В пять совещание кончилось. Было решено, что, как только*. Винс закончит основные рабочие чертежи школы сестер Татл, он сразу же займется предварительными эскизами цветочного магазина и представит их на одобрение Хьюниджеру. Тут же было подписано соглашение.
Видимо, это улучшило настроение Винса, потому что он сказал:
– Слушай, Эб, если у тебя нет других планов, почему бы тебе не заглянуть к нам? Посмотришь на племянницу. Выпьем с тобой и выбросим хоть ненадолго из головы эту хьюниджеровскую проблему.
– В пять пятьдесят пять приезжает Феби, – ответил Эб.
– А! – Винс пошел к двери, потом остановился. – Может, придешь вместе с ней попозже? Я попробую на вас замечательный новый рецепт телячьих отбивных.
– Спасибо, Винс. Только мы не успеем. Я ведь должен еще попасть на совещание противоракового комитета.
Винс кивнул. На его красивом лице снова появилось угрюмое, высокомерное выражение. Он, очевидно, считал, что Эбби избегает его. В действительности дело обстояло еще хуже.
Эбби вымыл в уборной руки, поправил галстук и, надев пальто, помчался на вокзал встречать Феби: она собиралась провести этот уик-энд у Вертенсонов.
Он увидел ее в толпе прибывших пассажиров: она шла навстречу, отыскивая его глазами, освещая мглистые сумерки спокойным сиянием своей открытой улыбки. Она была без шляпы; короткие черные волосы и челка, обрамляющая очень белый лоб, придавали всему ее облику, – в глазах Эбби, во всяком случае, – редкое благородство. Он обратил внимание на пальто из блестящей черной ткани, которое она сама сшила на прошлой неделе.
Они наскоро пообедали в ресторане Хейдмена на Мэйн-стрит и вместе отправились в муниципалитет на заседание Комитета. Эбби был председателем комиссии по сбору пожертвований.
Потом, когда он собрался ехать с ней к Вертенсонам в Ньюхилл, она спросила:
– Рафф еще не вернулся?
– Нет. – За все это время от Раффа пришла только открытка, посланная авиапочтой, в которой он сообщал, что рассчитывает вернуться в воскресенье.
– Чудесно, – сказала Феби. – Значит, мы в раю: в нашем распоряжении.
Как только они вошли в дом (сегодня в полдень Берт Викфорд внес его в список предназначенных для продажи), Эб нервно занялся коктейлями; Феби стояла возле него у кофейного столика, заложив руки в карманы темно-зеленого джемпера, и задумчиво рассматривала огромную комнату со стеклянными стенами и сделанной на заказ мебелью. Как безупречны пропорции этой белой комнаты с выложенным пробкой полом, как изящно и разумно расставлена в ней мебель – и все-таки она ничего не дала Эбби. Если, конечно, не считать вот этой минуты, когда они стоят здесь рядом.
– В поезде я думала о том, каких баснословных денег это стоило – дом и Нина. Я просто вне себя, Эбби. Ты влез в такую петлю, а взамен не получил ничего, даже вот такого крошечного удовольствия. – Она взглянула на него. – По-моему, мы можем хотя бы... – Договаривать ей было не нужно.
– Да, – сказал Эбби.
Он никогда не рассказывал Феби – да никогда и не расскажет – о последней своей встрече с Элен перед тем, как она уехала с Ниной в Неваду.
В тот день Элен навсегда закрывала свою контору, и Эбби зашел к ней проститься и передать чек.
Дымя сигаретой в неизменном мундштуке слоновой кости, кашляя и суетясь вокруг письменного стола, Элен Уистер тараторила:
– Вы даже не представляете себе, Эбби, как это тяжко для меня – закрыть после стольких лет контору, зная, что этот гнусный Берт Викфорд, у которого контора в доме напротив, получит всю мою клиентуру.
Эбби неловко положил чек на стол, надеясь, что сразу после этого сможет уйти. Но она взяла чек, посмотрела на него, а потом с горестным и осуждающим выражением подняла глаза на Эбби.
– Я надеюсь, вы не думаете, что это может в какой-то мере вознаградить меня за все, от чего я отказываюсь?..
– Элен, мы ведь договорились у юриста, что...
– Все это так, – сказала Элен. – Но когда мы подписывали соглашение, я еще не знала...
– Чего не знали? – тревожно переспросил Эбби, недоумевая и в то же время догадываясь. – Что это еще за новости?
– А такие новости, что вы все время дурачили Нину. Бедная моя детка! И напрасно вы думаете, что никто в городе не знает об этом.
– На что вы...
– Вы не хуже меня понимаете, о чем речь!
– Элен, да объясните же...
– Господи, как только я вернулась вчера, – разразилась Элен, кривя бледно-оранжевый рот и щеки, – все наперебой начали рассказывать мне о вас и об этой девице, которую вы всюду таскали за собой и с которой все вас видели, в то время как моя бедная детка лежала в этой гнусной больнице!
– Погодите минутку, Элен, – начал Эбби, не зная, что сказать.
– Я ведь с самого начала не могла понять, – взволнованно продолжала миссис Уистер, размахивая мундштуком из слоновой кости и роняя пепел на пол, – ну, просто не могла понять, как это у вас хватило духу хладнокровно сунуть мою детку в такое место. Ну, конечно, я тогда не знала, что у вас уже интрижка с этой...
– Элен! – крикнул Эбби, а потом с глубоким отвращением сказал: – – Прежде чем начать свою обвинительную речь, вы бы выслушали кое-какие не слишком приятные факты насчет «вашей детки». Во-первых...
– Вы меня не запугаете! – взвизгнула Элен и сразу же закашлялась. – Я отказываюсь вступать в эти грязные препирательства. И мне просто стыдно смотреть, как вы стараетесь обмишурить нас на деньгах! Я так и сказала адвокату. И когда он узнал о вашем поведении, он согласился, что у нас есть все основания передать дело в суд...
После этого Эбби прекратил разговор. Он хотел одного: уйти, раньше чем окончательно потеряет самообладание, а он уже еле-еле сдерживался.
Но через час после того, как он вернулся в контору, позвонил его поверенный, Линкольн Элсворт, и сказал, что только что разговаривал с юристом Элен и, если Эбби не хочет навязать себе на шею очень неприятный судебный процесс, он должен подписать новое соглашение...
Кончилось тем, что Эбби пришлось поехать в Бостон, в старинную контору на Стейт-стрит, и там, глядя в надменные и осуждающие глаза отца, попросить на экстренные расходы еще двенадцать с половиной тысяч Долларов...
И вот Феби рядом с ним. Он поставил на столик стаканы и привлек ее к себе.
– Что с тобой? – спросила она.
– Ничего, – ответил он, все еще прижимая ее к себе Потом сказал уже более внятно: – Кажется, я все еще не могу привыкнуть к этому... к нам с тобой. – Он покачал головой. – Понимаешь, это была такая мука с Ниной... Она довела меня до того, что я боялся подойти к ней... а теперь... то есть...
– А я наоборот?
– Пожалуй...
Она улыбнулась ему, и он понял, как старается она избавить его в эту ночь от всяких сложностей.
– Я тебе уже рассказывала, Эб, что новая администрация все-таки взяла верх?
Эбби внезапно пошевелился, сел на кровати, прислушался. Его разбудил какой-то шум. Он напряженно ждал. Слышалось только ровное дыхание Феби. Он посмотрел на светящийся циферблат электрических часов на ночном столике. Полночь.
Потом снова раздался шум: стукнула наружная дверь. Он прикоснулся к руке Феби, потряс ее за плечо. Она проснулась и мгновенно села.
– Что случилось? – шепотом спросила она.
Эбби зажег настольную лампу. В доме кто-то ходил. Эбби вскочил и бросился к шкафу за халатом.
Это не мог быть Рафф. Рафф должен был приехать не раньше... Эбби снова прислушался, услышал осторожные, негромкие шаги в гостиной, но, прежде чем он дошел до двери, кто-то – да, конечно, это Рафф, – спросил:
– Ты еще не спишь, Эбби?
Рафф стоял на пороге, держась за ручку двери, и в недоумении смотрел на Эба и Феби.
Потом он отскочил, пробормотал что-то невнятное и захлопнул дверь.
– Прости, дорогая, – сказал Эб.
Феби накинула халат и вышла из комнаты. Эбби пошел за ней и видел, как она догнала Раффа в дальнем конце гостиной.
– Рафф, – сказала она и рассмеялась, – я хотела доложить вам, что этот человек все-таки собирается когда-нибудь сделать меня порядочной женщиной. Так что не смущайтесь... И в общем, мы ждали вас только в воскресенье, негодяй вы этакий.
После чего Рафф тоже засмеялся, хотя и не слишком весело, и Феби спросила, не голоден ли он, и когда он сознался, что голоден, она сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Очень мило с твоей стороны, Винсент.
Он не совсем понимал, что означают эти слова, чего в них больше – пустой вежливости или готовности к примирению?
– Мило! Ерунда какая! – горестно сказал он. – Я просто стараюсь хоть немного оправдаться в собственных глазах.
– Не так громко, Винсент.
Да, подумал он, слишком громко. Почему это, когда кипятишься или волнуешься, сразу перестаешь владеть коим голосом? Вот Эбби или Трой, как ни обидь их, как ни разозли, никогда не станут кричать.
– Что за чудеса, Винсент? – спросила она, постукивая пальцем по билету. – Ты нашел клад, или с неба свалилась целая куча гонораров?
Но к этому вопросу он подготовился. Тихо, ласково, со скромной улыбочкой он сказал:
– А я уже девять месяцев откладываю каждый свободный пенни.
Она невольно улыбнулась:
– Что ты, Винсент, зачем было взваливать себе на плечи такой крест? – Она повторила уже более мягко: – Это очень мило с твоей стороны, Винсент. Очень.
Чтобы не утратить своего минутного преимущества, он быстро сел рядом, привлек ее к себе и поцеловал долгим, крепким поцелуем.
На мгновение она потянулась к нему. Он почувствовал это, хотя она тут же высвободилась из его объятий и сказала:
– Пожалуйста, не старайся подействовать на мои низменные инстинкты, Винсент.
Но он расслышал в ее сдержанном тоне былые веселые нотки и почувствовал себя увереннее.
– Я готов на что угодно, – сказал он со всей искренностью, на какую только был способен. Не спуская с нее глаз, он взял ее руки в свои. – Позволь мне доказать, что я исправился! Хотя бы ради Деборы!
Промах! Слишком сентиментально. Может показаться, что он заговаривает ей зубы. Но сейчас все средства хороши. Он вглядывался в ее лицо, пытался прочесть мысли. Потом, стараясь укрепить свои довольно шаткие позиции, переложил облигацию с ее колен на кофейный столик. И снова стал ждать.
– Ох, Винсент... Иногда мне так хочется поверить тебе, – прошептала она еле слышно.
– Мне ведь только это и нужно, – с глубокой убежденностью сказал он и, пользуясь этим перемирием или подобием перемирия, воскликнул: – Дорогая, ты восхитительно выглядишь в этом жакете! Я с самого начала собирался тебе это сказать. – Он порывисто встал, закурил, подошел к окну с мелкими переплетами, посмотрел на улицу, потом снова вернулся и взял со столика облига цию. – Завтра я положу ее в банк.
Она налила себе коктейль. Более того – налила и ему
– У нас сегодня к обеду гость, – сказала она.
– Да? – Он был доволен: семейная буря тем временем уляжется.
– Должен прийти Рафф.
– Ах так! – Потом с неожиданной брюзгливостью: – Вот почему ты надела этот жакет. – Он посмотрел на белый, затканный узором шелк, на узкие черные брюки и черные туфельки, на агатовые серьги.
Трой пропустила это замечание мимо ушей, хотя ему показалось, что оно попало в цель.
– Должен же он хоть изредка навещать свою крестницу, – сказала она.
– Конечно! – буркнул Винс, стараясь улыбкой скрыть раздражение: он все еще не мог примириться с тем, что, по настоянию Трой, Рафф Блум стал крестным отцом Деборы. Всегда он тут как тут. Доставил Трой в больницу, держал ее за руку... Винс был так раздосадован, что, вопреки всякой логике, заявил: – Если Рафф так жаждет повидать малышку, почему он никогда носу к нам не кажет? Он уже дважды не являлся на обед – непременно откажется в последнюю минуту. Даже не сказал мне, что ты пригласила его сегодня.
– Ты же знаешь Раффа.
– Да.
Ему стало немного легче, а спустя несколько минут, когда зазвонил телефон и в трубке раздался голос Раффа, он совсем успокоился.
– Винс, – сказал Рафф в трубку, – мне чертовски жаль, но я не смогу прийти сегодня вечером. Передай мои извинения Трой. Я вылетаю в Детройт...
31
Настал конец января и, как нередко бывает на юге Новой Англии, в Тоунтоне наступила благословенная и обманчивая оттепель. Солнце светило не часто и не ярко, но снега не было и шоферы дорожных снегоочистителей получили заслуженный отдых.
А в чертежной фирмы «Остин, Коул и Блум» за неделю, пока Рафф отсутствовал, совсем выветрился характерный зимний запах радиаторов парового отопления.
Эбби, который вместе с тощим и вечно погруженным в уныние Лемом Херши заканчивал чертежи тоунтонского ттяорЦа искусств и ремесел, все утро невольно при-сЛуШивался к доносившемуся из приемной голосу Винса, диктовавшего Сью Коллинз спецификации для школы сестер Татл. Контора была полна привычных звуков, и все они были приятны Эбби. Не считая этого голоса.
Даже манеры Винса уже не казались Эбби на зависть привлекательными или забавными. Впрочем, думал он? едва ли это справедливо: просто он видит теперь Винса в превратном свете. Винс не сделал ничего страшного: почти все мужчины время от времени сходят с рельс и изменяют женам. Но в данном случае жертвой была Трой. Это было так непереносимо больно, что меняло все дело.
Эбби, разумеется, ни словом не обмолвился ей о своем открытии. Он просто не мог. Винсу он тоже ничего не сказал. Когда люди связаны деловыми отношениями, они не должны давать волю личным обидам друг на друга.
Винс перестал диктовать; дверь была приоткрыта, и Эбби увидел, что он направляется в чертежную. Взглянув на Винса, он снова попытался взять себя в руки и не выдать своей неприязни. Но он вполне отдавал себе отчет, что уже никогда не будет относиться к сотрудничеству с Винсом так, как относился раньше.
32
К трем часам Эбби уже закончил общий вид выходящего на запад дворцового фасада в одну сорок восьмую натуральной величины. Он передал лист Лему Херши, чтобы тот вычертил в более крупном масштабе детали окон, а сам прошел через большую прямоугольную чертежную и маленький коридор в свой кабинет.
Он надел пиджак и начал приводить все в порядок для первого совещания с Хьюниджером по поводу нового цветочного магазина.
Винс Коул вышел из своего кабинета напротив и остановился у дверей Эбби.
– Кто-нибудь должен на будущей неделе зайти к Хьюниджеру и сделать обмерные чертежи старого помещения. Ты сможешь отпустить Лема?
Эбби в это время выбрасывал окурки из пепельницы, стоявшей на столе.
– Едва ли. – Он не смотрел на Винса. – Может быть, ты сделаешь их сам?
– Что ж, постараюсь, – недовольно сказал Винс.
– Лем нужен мне для проекта Дворца, – объяснил Эбби. Он все-таки поднял глаза на Винса. – В чем дело Винс? Боишься испачкать свой жилет?
– При чем тут жилет? Просто это противная работа. – Винс говорил ворчливо и высокомерно. – А гонорар будет грошовый...
– Дело не в гонораре, – раздраженно ответил Эбби. – Дело в том, что это магазин на главной улице города, и если мы сделаем его хорошо, то получим заказы на другие магазины. Значит, у нас есть шанс придать этой улице какую-то индивидуальность. – Он ни за что не хотел признаться, что для него сейчас важен даже самый маленький гонорар.
– Да я ведь и не возражаю. К слову сказать, Эб, кажется, как раз я и раздобыл эту работу...
– Знаю, – сказал Эбби, которому эти частые напоминания начали надоедать. Потом враждебный тон Винса дошел до его сознания, и он про себя удивился. – Завтрак в клубе прошел хорошо? – спросил он, стараясь сохранить хотя бы видимость дружелюбия.
– Нет, – сказал Винс, – жена Берта Викфорда трещала у меня над ухом без умолку. Я только выпил, а позавтракать решил дома.
«Вот уж непохоже на Винса, – подумал Эбби. – Впрочем, это даже понятно, когда у тебя в доме есть такая малышка, такая чудесная девчурка. А может быть, Винс все еще старается загладить свое отсутствие в ту ночь, когда пришлось везти Трой в Нью-Хейвен? Как ему, должно быть, стыдно перед самим собою, не говоря уже о Трой или о ребенке...»
Вошла Сью Коллинз и сказала, что пришел мистер Хьюниджер. Можно ли ему войти? Вслед за этим на пороге появилась высокая и чересчур гибкая фигура владельца цветочного магазина.
– Сказать не могу, как я волнуюсь! – сразу заявил Хьюниджер, и Эбби улыбнулся, тронутый его откровенной и искренней радостью. Несмотря на всякие толки и недобрые сплетни, которые ходили в городе о Поле Хьюнидже-ре, Эбби считал его приятным, великодушным человеком и хорошим гражданином. Он никогда не отказывался от благотворительных подписок, которые были в большом ходу у тоунтонцев. Многие его хулители, к сожалению, не могли похвастаться тем же.
Эбби и Винс углубились в деловую беседу, и постепенно недоброжелательная атмосфера начала рассеиваться. Разговор шел главным образом о расположении помещений, витринах, водопроводе, освещении, холодильной системе. И, конечно, о заветных мечтах Поля Хьюниджера касательно внутренней архитектуры и отделки магазина.
В пять совещание кончилось. Было решено, что, как только*. Винс закончит основные рабочие чертежи школы сестер Татл, он сразу же займется предварительными эскизами цветочного магазина и представит их на одобрение Хьюниджеру. Тут же было подписано соглашение.
Видимо, это улучшило настроение Винса, потому что он сказал:
– Слушай, Эб, если у тебя нет других планов, почему бы тебе не заглянуть к нам? Посмотришь на племянницу. Выпьем с тобой и выбросим хоть ненадолго из головы эту хьюниджеровскую проблему.
– В пять пятьдесят пять приезжает Феби, – ответил Эб.
– А! – Винс пошел к двери, потом остановился. – Может, придешь вместе с ней попозже? Я попробую на вас замечательный новый рецепт телячьих отбивных.
– Спасибо, Винс. Только мы не успеем. Я ведь должен еще попасть на совещание противоракового комитета.
Винс кивнул. На его красивом лице снова появилось угрюмое, высокомерное выражение. Он, очевидно, считал, что Эбби избегает его. В действительности дело обстояло еще хуже.
Эбби вымыл в уборной руки, поправил галстук и, надев пальто, помчался на вокзал встречать Феби: она собиралась провести этот уик-энд у Вертенсонов.
Он увидел ее в толпе прибывших пассажиров: она шла навстречу, отыскивая его глазами, освещая мглистые сумерки спокойным сиянием своей открытой улыбки. Она была без шляпы; короткие черные волосы и челка, обрамляющая очень белый лоб, придавали всему ее облику, – в глазах Эбби, во всяком случае, – редкое благородство. Он обратил внимание на пальто из блестящей черной ткани, которое она сама сшила на прошлой неделе.
Они наскоро пообедали в ресторане Хейдмена на Мэйн-стрит и вместе отправились в муниципалитет на заседание Комитета. Эбби был председателем комиссии по сбору пожертвований.
Потом, когда он собрался ехать с ней к Вертенсонам в Ньюхилл, она спросила:
– Рафф еще не вернулся?
– Нет. – За все это время от Раффа пришла только открытка, посланная авиапочтой, в которой он сообщал, что рассчитывает вернуться в воскресенье.
– Чудесно, – сказала Феби. – Значит, мы в раю: в нашем распоряжении.
Как только они вошли в дом (сегодня в полдень Берт Викфорд внес его в список предназначенных для продажи), Эб нервно занялся коктейлями; Феби стояла возле него у кофейного столика, заложив руки в карманы темно-зеленого джемпера, и задумчиво рассматривала огромную комнату со стеклянными стенами и сделанной на заказ мебелью. Как безупречны пропорции этой белой комнаты с выложенным пробкой полом, как изящно и разумно расставлена в ней мебель – и все-таки она ничего не дала Эбби. Если, конечно, не считать вот этой минуты, когда они стоят здесь рядом.
– В поезде я думала о том, каких баснословных денег это стоило – дом и Нина. Я просто вне себя, Эбби. Ты влез в такую петлю, а взамен не получил ничего, даже вот такого крошечного удовольствия. – Она взглянула на него. – По-моему, мы можем хотя бы... – Договаривать ей было не нужно.
– Да, – сказал Эбби.
Он никогда не рассказывал Феби – да никогда и не расскажет – о последней своей встрече с Элен перед тем, как она уехала с Ниной в Неваду.
В тот день Элен навсегда закрывала свою контору, и Эбби зашел к ней проститься и передать чек.
Дымя сигаретой в неизменном мундштуке слоновой кости, кашляя и суетясь вокруг письменного стола, Элен Уистер тараторила:
– Вы даже не представляете себе, Эбби, как это тяжко для меня – закрыть после стольких лет контору, зная, что этот гнусный Берт Викфорд, у которого контора в доме напротив, получит всю мою клиентуру.
Эбби неловко положил чек на стол, надеясь, что сразу после этого сможет уйти. Но она взяла чек, посмотрела на него, а потом с горестным и осуждающим выражением подняла глаза на Эбби.
– Я надеюсь, вы не думаете, что это может в какой-то мере вознаградить меня за все, от чего я отказываюсь?..
– Элен, мы ведь договорились у юриста, что...
– Все это так, – сказала Элен. – Но когда мы подписывали соглашение, я еще не знала...
– Чего не знали? – тревожно переспросил Эбби, недоумевая и в то же время догадываясь. – Что это еще за новости?
– А такие новости, что вы все время дурачили Нину. Бедная моя детка! И напрасно вы думаете, что никто в городе не знает об этом.
– На что вы...
– Вы не хуже меня понимаете, о чем речь!
– Элен, да объясните же...
– Господи, как только я вернулась вчера, – разразилась Элен, кривя бледно-оранжевый рот и щеки, – все наперебой начали рассказывать мне о вас и об этой девице, которую вы всюду таскали за собой и с которой все вас видели, в то время как моя бедная детка лежала в этой гнусной больнице!
– Погодите минутку, Элен, – начал Эбби, не зная, что сказать.
– Я ведь с самого начала не могла понять, – взволнованно продолжала миссис Уистер, размахивая мундштуком из слоновой кости и роняя пепел на пол, – ну, просто не могла понять, как это у вас хватило духу хладнокровно сунуть мою детку в такое место. Ну, конечно, я тогда не знала, что у вас уже интрижка с этой...
– Элен! – крикнул Эбби, а потом с глубоким отвращением сказал: – – Прежде чем начать свою обвинительную речь, вы бы выслушали кое-какие не слишком приятные факты насчет «вашей детки». Во-первых...
– Вы меня не запугаете! – взвизгнула Элен и сразу же закашлялась. – Я отказываюсь вступать в эти грязные препирательства. И мне просто стыдно смотреть, как вы стараетесь обмишурить нас на деньгах! Я так и сказала адвокату. И когда он узнал о вашем поведении, он согласился, что у нас есть все основания передать дело в суд...
После этого Эбби прекратил разговор. Он хотел одного: уйти, раньше чем окончательно потеряет самообладание, а он уже еле-еле сдерживался.
Но через час после того, как он вернулся в контору, позвонил его поверенный, Линкольн Элсворт, и сказал, что только что разговаривал с юристом Элен и, если Эбби не хочет навязать себе на шею очень неприятный судебный процесс, он должен подписать новое соглашение...
Кончилось тем, что Эбби пришлось поехать в Бостон, в старинную контору на Стейт-стрит, и там, глядя в надменные и осуждающие глаза отца, попросить на экстренные расходы еще двенадцать с половиной тысяч Долларов...
И вот Феби рядом с ним. Он поставил на столик стаканы и привлек ее к себе.
– Что с тобой? – спросила она.
– Ничего, – ответил он, все еще прижимая ее к себе Потом сказал уже более внятно: – Кажется, я все еще не могу привыкнуть к этому... к нам с тобой. – Он покачал головой. – Понимаешь, это была такая мука с Ниной... Она довела меня до того, что я боялся подойти к ней... а теперь... то есть...
– А я наоборот?
– Пожалуй...
Она улыбнулась ему, и он понял, как старается она избавить его в эту ночь от всяких сложностей.
– Я тебе уже рассказывала, Эб, что новая администрация все-таки взяла верх?
Эбби внезапно пошевелился, сел на кровати, прислушался. Его разбудил какой-то шум. Он напряженно ждал. Слышалось только ровное дыхание Феби. Он посмотрел на светящийся циферблат электрических часов на ночном столике. Полночь.
Потом снова раздался шум: стукнула наружная дверь. Он прикоснулся к руке Феби, потряс ее за плечо. Она проснулась и мгновенно села.
– Что случилось? – шепотом спросила она.
Эбби зажег настольную лампу. В доме кто-то ходил. Эбби вскочил и бросился к шкафу за халатом.
Это не мог быть Рафф. Рафф должен был приехать не раньше... Эбби снова прислушался, услышал осторожные, негромкие шаги в гостиной, но, прежде чем он дошел до двери, кто-то – да, конечно, это Рафф, – спросил:
– Ты еще не спишь, Эбби?
Рафф стоял на пороге, держась за ручку двери, и в недоумении смотрел на Эба и Феби.
Потом он отскочил, пробормотал что-то невнятное и захлопнул дверь.
– Прости, дорогая, – сказал Эб.
Феби накинула халат и вышла из комнаты. Эбби пошел за ней и видел, как она догнала Раффа в дальнем конце гостиной.
– Рафф, – сказала она и рассмеялась, – я хотела доложить вам, что этот человек все-таки собирается когда-нибудь сделать меня порядочной женщиной. Так что не смущайтесь... И в общем, мы ждали вас только в воскресенье, негодяй вы этакий.
После чего Рафф тоже засмеялся, хотя и не слишком весело, и Феби спросила, не голоден ли он, и когда он сознался, что голоден, она сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61