мое «я» не есть существо, стоящее отдельно от накоплений. «Я» отделяет себя от своих свойств в качестве наблюдающего, который следит, контролирует с целью сохранить себя, создать для себя непрерывность, длительность среди непостоянства. Переживание процесса в его целостности и единстве освобождает ум от двойственности. В этом случае мы переживаем и понимаем весь процесс ума, как открытый, так и скрытый, и не кусочками, не отдельными проявлениями, но в его целостности. Тогда и сны, и повседневная деятельность всегда будут процессами, опустошающими ум. Ум должен быть совершенно пуст для того, чтобы воспринимать; но желание стать пустым с целью приобрести — это глубокая внутренняя помеха; и это также необходимо понять в целом, а не на одном каком-либо уровне. Жажда опыта должна совершенно прекратиться: это возможно лишь тогда, когда испытывающий, переживающий, не получает пищу от своих переживаний или от воспоминаний о них.
Очищение ума должно происходить не только на его верхних уровнях, но также в его скрытых глубинах; и это возможно только в том случае, если прекратился процесс определения или создания понятий. Создание новых определений и понятий лишь усиливает переживающего и создает длительность его бытия, усиливает его желание постоянства, специфические особенности его памяти. Должно быть безмолвное осознание процесса созидания понятий, а отсюда и понимание его. Мы даем названия не только для взаимного общения, но и для того, чтобы придать длительность и бытие какому-либо опыту, для того, чтобы оживлять его и воспроизводить связанные с ним ощущения. Подобный процесс наименования должен прекратиться не только на поверхностных уровнях ума, но и во всей его структуре. Это трудная задача, ее не легко понять и не легко осуществить, ибо все наше сознание — это процесс сначала наименования или определения опыта, а потом его накопления или воспроизведения. Именно этот процесс питает и дает силу иллюзорной сущности, переживающему, как имеющему отдельное бытие и независимому от опыта. Без мыслей нет мыслящего. И мысли, которые всегда непостоянны, создают иллюзорную сущность того, кто мыслит. Мыслящий себя изолирует, создавая тем самым видимость постоянства.
Свобода существует тогда, когда все бытие в целом — внешнее, видимое и скрытое — очищено от прошлого. Воля — это желание, и если имеется какое-либо действие воли, какое бы то ни было усилие, чтобы себя очистить, то свобода прийти не может: очищение должно быть полным, охватить все уровни бытия. Когда все уровни сознания, все их множество стихает, становится безмолвным — только тогда существует неизмеримое, то блаженство, которое вне времени и в котором — возрождение творчества.
ГНЕВ
Даже на этой высоте жара проникала внутрь. Оконные стекла были совсем теплые на ощупь. Гул моторов действовал успокаивающе, и многие пассажиры дремали. Земля была далеко внизу, разгоряченно мерцая, — бесконечная коричневая полоса с редкими островками зелени. Когда мы приземлились, жара стала совсем непереносимой. Она была буквально мучительной; даже в тени здания чувствовалось, что вот-вот загорится макушка. Лето было в полном разгаре, и местность напоминала пустыню. Мы снова полетели, самолет поднялся в зону прохладных ветров. Два новых пассажира сели напротив и громко разговаривали. Невозможно было их не слушать. Сначала они говорили довольно спокойно, но вскоре в их голосе послышались гнев и негодование, гнев, характерный для близких людей. В своем возбуждении они как бы забыли об остальных пассажирах; они были настолько возбуждены, что им казалось, будто здесь только они одни, и нет никого другого.
Гнев, подобно скорби, обладает особым свойством изоляции; он человека выключает, и, по крайней мере, до тех пор, пока он не утихнет, все отношения прерываются. Гнев лишь временно сохраняет силу, он живуч в изоляции. Странная безнадежность сопутствует гневу; состояние изолированности — это само отчаяние и безнадежность. Гнев, порождаемый разочарованием, завистью, связанный с жаждой нанести рану другому, имеет бурную разрядку, удовлетворение от которой лежит в оправдании себя. Мы обвиняем других, и это обвинение есть оправдание нас самих. Без своего рода позиции, независимо от того, носит ли она характер самоутверждения или самоуничижения, что мы собой представляем? Мы пользуемся любыми средствами, чтобы возвысить себя; гнев, подобно ненависти, — один из наиболее легких путей для этого. Простой гнев, внезапная вспышка, которая быстро забывается, — это одно; но гнев, который возник сознательно, который был накоплен постепенно и стремится нанести вред и уничтожить другого, — это совсем другое. Простой гнев может возникнуть в связи с какой-либо физиологической причиной, которую можно установить и устранить; но гнев, который появляется в результате психологической причины, гораздо более тонкий, и его трудно побороть. Большинство из нас не придает большого значения гневу; мы всегда находим для него оправдание. Почему нельзя рассердиться, если мы видим дурное обращение с другими или лично с нами? Таким образом, наш гнев становится справедливым гневом. Мы никогда не скажем прямо, что мы сердиты, и на этом не поставим точку; мы входим в подробные объяснения причин гнева. Мы никогда не признаемся в том, что ревнивы или резки, но стараемся оправдать себя или объяснить мотивы своего поведения. Мы задаем вопрос, возможна ли любовь без ревности, или говорим, что действия такого-то лица вызвали с нашей стороны резкость и т.д.
Именно объяснение, словесное выражение, про себя или вслух, поддерживает гнев и придает ему силу и глубину. Объяснение, молчаливое или высказанное вслух, действует наподобие щита, преграждающего раскрытие самого себя таким, каков я есть на самом деле. Мы хотим, чтобы нас хвалили или нам льстили, мы ожидаем для себя чего-то. А когда ничего этого не происходит, мы разочарованы, мы становимся ожесточенными или ревнивыми. Тогда, бурно или тихо, мы обвиняем другого; мы говорим, что другой виновен в нашей резкости. «Вы имеете для меня большое значение, так как от вас зависит мое счастье, мое положение или престиж. Благодаря вам я осуществляю свое назначение, поэтому ваша жизнь так необходима для меня. Я должен вас охранять; я должен обладать вами. Из-за вас я выхожу из себя». Но когда я оказываюсь отброшенным к самому себе, в страхе от своего собственного состояния я прихожу в гнев. Гнев принимает различные формы: разочарования, негодования, горечи, ревности и т.д.
Накапливание гнева, который является чувством обиды, требует противоядия в виде прощения. Однако само накапливание гнева имеет гораздо более важное значение, чем прощение. Если нет накопленного гнева, то нет надобности и в прощении, оно необходимо тогда, когда нанесена обида. Для того чтобы быть свободным и от лести, и от чувства несправедливости, при этом без холодного равнодушия, надо иметь сострадание, милосердие. От гнева нельзя избавиться действием воли, так как сама воля входит как составная часть в насилие. Воля — результат желания, жажды быть; желание по своей природе агрессивно и стремится к обладанию. Подавить гнев усилием воли означает перенести его на другой уровень и дать ему иное направление, но это опять-таки насилие. Чтобы быть свободным от насилия, что не означает культивирования ненасилия, необходимо понять желание. Желание не имеет духовного заменителя; его нельзя подавить или сублимировать. Должно быть безмолвное, без выбора осознание желания; такое пассивное осознание является непосредственным переживанием желания без переживающего, без субъекта переживания, который дал бы ему какое-либо наименование.
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ЗАЩИЩЕННОСТЬ
Он сказал, что основательно изучил вопрос, прочел все, что было написано по данному предмету и было ему доступно, и пришел к выводу, что учителя существуют на различных планах бытия. Они показываются в физическом мире только некоторым из своих учеников, но могут общаться с другими учениками иными путями. Они оказывают благотворное влияние и осуществляют руководство над крупнейшими мыслителями и деятелями мирового масштаба, которые, однако, не сознают этого. Учителя вызывают революции и устанавливают мир. Он был убежден в том, что каждый континент имеет группу учителей, которые формируют его судьбы и дают свое благословение. Он сам знал нескольких учеников учителей, во всяком случае, они сказали ему, что это так, добавил он осторожно. Он был чрезвычайно серьезен и жаждал еще больших знаний об учителях. Возможно ли иметь непосредственный опыт, прямое соприкосновение с ними?
Как безмолвна была река! Два небольших зимородка с ярким оперением носились вверх и вниз почти до берега и пролетали над самой поверхностью воды; пчелы собирали воду для своих ульев; посредине реки стояла рыбачья лодка. Деревья вдоль реки были густо покрыты листвой и отбрасывали тяжелые и темные тени. Зеленели поля с молодыми всходами риса; оттуда доносились голоса белых птиц. Это была картина подлинной тишины, и как-то даже жаль было обсуждать наши крохотные незначительные проблемы. Вечернее небо стало нежно-голубым. Шумные города находились далеко отсюда; по ту сторону реки протянулась деревня, а вдоль берега лентой вилась дорога. Какой-то мальчик пел чистым, высоким голосом, но это не нарушало тишины.
Мы — странные люди; мы пускаемся в далекие страны в поисках того, что лежит рядом с нами. Красота всегда там, а не здесь; истина никогда не пребывает в нашем доме, но где-то далеко от нас. Мы едем на другой край света, чтобы найти учителя, но не обращаем внимания на слугу; мы не понимаем обыкновенных явлений жизни с ее каждодневной борьбой и радостями. Зато стремимся уловить таинственное и скрытое. Мы не знаем самих себя, но хотим служить или следовать тому, кто обещает награду, надежду, утопию. Мы не можем видеть ясно, если сами полуслепые, а то, что видим, — неполно и, следовательно, нереально. Мы все всё это знаем, однако наши желания и стремления так сильны, что ввергают нас в иллюзии и нескончаемые беды.
Вера в учителя создает учителя, а опыт принимает форму, обусловленную верой. Вера в тот или иной образец действия, в ту или иную идеологию создает то, чего мы жаждем. Но какой ценой и какими страданиями! Если индивидуум обладает способностями, эта вера становится мощным средством в его руках, оружием более опасным, чем пушки. Для большинства из нас вера имеет большее значение, чем действительность. Понимание того, что есть , не требует веры; напротив, вера, идея, предрассудки представляют собой определенное препятствие для понимания. Но мы предпочитаем наши верования, наши догмы; они нас согревают, они обещают, одобряют. Если мы понимаем пути наших верований и почему мы их придерживаемся, одна из основных причин антагонизма исчезает.
Желание приобретения, индивидуальное или групповое, ведет к неведению и иллюзии, к гибели и бедам. Это не только желание все больших и больших физических удобств, но и желание власти: власти денег, знания, отождествления. Жажда большего — вот начало конфликтов и страданий. Мы стараемся уйти от страданий с помощью самообмана любого рода, через подавление, замену или возвышение; но желание остается, возможно, на другом уровне. Один из самых легких путей ухода — это гуру , учитель. Некоторые ищут спасения в политической идеологии и ее деятельности, другие — в чувствах, создаваемых ритуалом, в дисциплине, третьи — в учителе. Способы спасения приобретают наибольшую важность; страх и упорство охраняют эти способы. Тогда не имеет значения, чем являетесь вы сами: учитель — вот кто важен. Вы имеете значение лишь как его слуга, что бы это ни означало, или как ученик. Чтобы стать тем или другим, вы должны проделать известные действия, приспособиться к определенным образцам, пройти известные испытания. Вы готовы сделать все это и даже больше, так как отождествление дает удовольствие и власть. Под прикрытием имени учителя удовольствие и власть стали респектабельными. Вы больше не одиноки, у вас нет смятения, потерянности; вы принадлежите ему, партии, идее. Вы защищены, вы в безопасности.
В конце концов это как раз то, чего жаждет большинство из нас — обрести спасение, находиться в безопасности, быть защищенным. Затеряться среди множества есть одна из форм психологической безопасности. Отождествить себя с группой или идеей, светской или духовной, означает чувствовать себя в безопасности. Вот почему большинство из нас тяготеет к национализму, хотя он и приносит возрастающие страдания и разрушения. Вот почему организованная религия имеет такое сильное влияние на людей, даже если она вносит разделение и усиливает антагонизм. Жажда индивидуального или коллективного спасения несет разрушение, а пребывание в психологической безопасности порождает иллюзию. Наша жизнь — иллюзия и страдание, с редкими моментами прояснения и радости, поэтому мы горячо принимаем все, что обещает нам тихое пристанище. Некоторые видят тщетность политических утопий и становятся религиозными; это означает, что они находят убежище и надежду в учителях, в догмах, в идеях. Так как вера создает форму опыта, то учителя становятся необходимой реальностью. Если ум испытал удовлетворение, которое приносит с собой отождествление, тогда он прочно утверждается в этом, и ничто не может его поколебать, так как его критерий — опыт.
Но опыт не есть реальность. Реальность не может быть предметом опыта. Она просто есть. Если переживающий думает, что он переживает реальность, то он знает лишь иллюзию. Всякое знание о реальности есть иллюзия. Знание и опыт должны прекратиться, чтобы могла проявиться реальность. Опыт не может встретиться с реальностью. Опыт обусловливает форму знания, а знание направляет опыт; оба они должны прекратиться, чтобы проявилась реальность.
ОБОСОБЛЕННОСТЬ
Это был невысокий и энергичный мужчина, профессор одного из университетов. Он так много читал, что ему трудно было сказать, где начинались его собственные мысли и где кончались мысли других. В прошлом он, по его словам, был рьяным националистом и в известной мере пострадал за это. Он был также практическим последователем одной из религий, но в настоящее время, слава Богу, отбросил весь этот хлам и освободился от суеверий. С большой страстью он утверждал, что данная психологическая беседа и дискуссия лишь вводят людей в заблуждение, так как наиболее важное значение имеет экономическое переустройство жизни людей; ведь для жизни человеку необходим прежде всего хлеб, а уже потом — все остальное. Должна произойти насильственная революция и появиться новое, бесклассовое общество. Средства не важны, лишь бы была достигнута цель. Может быть, придется создать хаос и тогда взять власть и установить справедливый порядок. Коллективизм необходим, всякая же эксплуатация личности должна быть пресечена. Для него будущее было совершенно очевидным: поскольку человек является продуктом окружающей среды, они создадут человека завтрашнего дня. Они готовы пожертвовать всем во имя будущего, ради того мира, который настанет. Уничтожение человека сегодняшнего дня не имеет большого значения, ведь им известно будущее.
Мы можем изучать историю и толковать исторические факты в соответствии с нашими предрассудками, но обладать уверенностью в том, что произойдет в будущем, означает пребывать в иллюзии. Человек не есть результат одного определенного фактора, одного влияния, он весьма сложен. Делать упор на одном факторе, умаляя другие, означает порождать неустойчивое состояние, которое приведет к общему большому хаосу и страданиям. Человек — тотальное явление. Именно эту тотальность необходимо понять, а не только какую-то часть, как бы важна она ни была в данное время. Жертвовать настоящим во имя будущего — безумие со стороны тех, кто является маньяками власти; а власть — это зло. Эти безумцы присваивают себе право вести людей, они — новые жрецы. Нельзя отделять друг от друга средства и цель, составляющие единое целое. Путем насилия никогда нельзя установить мир; полицейское государство не может создать миролюбивого гражданина; путем принуждения нельзя достичь свободы. Все это совершенно очевидно.
Отдельное существование индивидуума нельзя уничтожить путем его отождествления с коллективом или с какой-либо идеологией. С помощью такой подмены невозможно разделаться с проблемой обособленного бытия, нельзя его подавить. Подмену или подавление можно проделать на некоторое время, но чувство обособленности от других снова вырвется на поверхность сознания в еще более бурной форме. Из-за страха оно может быть временно оттеснено на задний план, но проблема тем не менее остается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68