А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Любовь — это пламя без дыма.
ЕСТЕСТВЕННОСТЬ
Она пришла с группой людей, которые хотели обсудить несколько серьезных вопросов. Возможно, что она пришла из любопытства, а может быть, ее привел кто-то из друзей. Она была хорошо одета, держалась с достоинством и, по-видимому, была уверена, что прекрасно выглядит. Она была исполнена сознания себя; сознавала свое тело, каждый свой взгляд, прическу и то впечатление, которое производит на других. Ее движения были отработаны; время от времени она принимала различные позы, которые были тщательно заранее продуманы. Весь ее внешний облик имел характер выработанной позы, которую она решила осуществить во что бы то ни стало. Началась беседа на серьезную тему, и в течение часа или более она сохраняла свою позу. Среди серьезных и внимательных лиц вы видели эту сознающую себя девушку, старающуюся следить зa предметом беседы и пытающуюся присоединиться к дискуссии; но она не промолвила ни слова. Ей хотелось показать, что она тоже разбирается в проблеме, которая обсуждалась; но в глазах ее было смущение из-за неспособности принять участие в серьезном разговоре. Вы видели, как быстро она погружалась в себя, удерживая долго культивированную позу. Всякая естественность старательно пресекалась.
Каждый культивирует позу. Существует походка и поза преуспевающего бизнесмена, улыбка прибывшего гостя; выражение лица и поза актера; имеется поза исполненного достоинства «ученика» и поза тренированного аскета. Подобно сознающей себя девушке, так называемый религиозный человек принимает позу самодисциплины, которую он усердно культивирует отречениями и жертвами. Девушка пожертвовала всего лишь естественностью ради впечатления, а такой религиозный человек самого себя приносит в жертву ради достижения результата. Они оба заинтересованы в результате, хотя их результаты разных уровней; и хотя результат так называемого религиозного человека может расцениваться в социальном отношении как более полезный по сравнению с результатом девушки, по существу они подобны, один ничуть не выше другого. Оба неразумны, ибо оба указывают на ограниченность ума. Ограниченный ум всегда ограничен. Он не может сделаться богатым, щедрым. Хотя такой ум может себя украшать или стяжать добродетель, он остается таким же, каким был, — ограниченным, не глубоким, а с помощью так называемого роста, опыта он может возрасти лишь в собственной ограниченности. Уродливая вещь не может сделаться прекрасной. Бог ограниченного ума — это ограниченный бог. Неглубокий ум не станет бездонным, если будет украшать себя знанием и умными фразами, цитировать умные слова или прихорашивать свой внешний облик. Украшения, внутренние или внешние, не делают ум глубоким, но именно эта бездонность ума дает ему красоту, а не драгоценности и не приобретенная добродетель. Для того чтобы проявилась эта красота, ум должен осознать собственную ограниченность. При этом не должно быть выбора или сравнения с чем бы то ни было.
Культивированная поза девушки, а также выработанная дисциплиной поза так называемого религиозного аскета в равной мере меняются уродливыми проявлениями ограниченного ума, ибо обе они отрицают естественность. Обе исполнены страха перед естественностью, потому что естественность показала бы их такими, как они есть, и самим себе и другим; обе они склонны нарушить, уничтожить естественность, и мерилом их успеха является полнота их соответствия избранному образцу или умозаключению. Но лишь одна естественность — тот ключ, который откроет дверь к тому, что есть . Естественный ответ раскрывает ум, как он есть; но то, что раскрыто, ум немедленно окрашивает или разрушает и таким образом ставит предел естественности. Умерщвление естественности — способ проявления ограниченного ума, который вслед за этим на любом уровне украшает внешнюю сторону; и это разукрашивание есть форма преклонения перед самим собой. Только естественность, в свободе, может открывать. Дисциплинированный ум не способен к открытию; он может эффективно функционировать; и, следовательно, быть безжалостным, но не может раскрыть неизмеримое. Страх создает сопротивление, называемое дисциплиной, но естественное обнаружение страха — это свобода от страха. Приспособление к образцу, какого бы он ни был уровня, — это страх, который рождает лишь конфликт, смятение и антагонизм; но ум, который пребывает в состоянии мятежа, — не бесстрашен, потому что противоположному неведома спонтанность, свобода.
Без естественности невозможно самопознание; без понимания себя на ум оказывают формирующее воздействие различные преходящие влияния. Такие внешние воздействия могут суживать или расширять ум, но он постоянно будет оставаться в их сфере. To, что составлено из частей, может быть разложено на части, а то, что не составлено, может быть полностью понято только через самопознание. «Я» состоит из частей, и поэтому только разделяя его на составляющие части, можно понять то, что не является результатом влияний, что не имеет причины.
СОЗНАТЕЛЬНОЕ И ПОДСОЗНАТЕЛЬНОЕ
Он был одновременно бизнесмен и политик, причем преуспевая и в одном, и в другом. Он сказал с улыбкой, что бизнес-политика — отличная комбинация. Но он не был лишен и более серьезных интересов, хотя проявлялись они довольно странным суеверным образом. Когда у него оказывалось свободное время, он принимался читать священные книги и многократно повторял некоторые слова, которые, как он считал, действовали умиротворяющим образом и восстанавливали душевный мир. Он был в годах, обладал большим состоянием, однако не отличался щедрость ни руки, ни сердца. Нетрудно было уловить, что он был человеком хитрым и расчетливым; вместе с тем у него была тяга к чему-то такому, что выходило за пределы обычных успехов. Жизнь едва коснулась его, так как он старательно оберегал себя от всякого риска; он сделал себя неуязвимым физически и психологически. Психологически он отказался видеть себя таким, каков он есть, это ему хорошо удавалось; но постепенно это стало на нем сказываться. Когда он не был настороже, он имел вид человек, которого преследуют. У него было прочное финансовое положение, по крайней мере, до тех пор, пока существовало нынешнее правительство и не грянула революция. Его влекло также к надежному вложению средств в так называемый духовный мир, вот почему он играл идеями, ошибочно принимая их за нечто духовное, реальное. Он ничего не любил, кроме своих многочисленных владений; к ним он был привязан, как ребенок к матери; ничего другого у него не было. Постепенно ему становилось ясно, что он принадлежит к весьма мрачному типу людей. От этого он также старался ускользнуть, насколько мог, но жизнь сама оказывала на него давление.
Когда проблему нельзя решить сознательно, разве подсознательное не выступает вперед, разве оно не старается помочь ее разрешению? Что такое сознательное и что такое подсознательное? Существует ли определенная линия, где кончается одно и начинается другое? Имеется ли граница, за пределы которой сознательное не может выйти? Ограничивает ли оно себя своими собственными пределами? Является ли подсознательное чем-то отличным от сознательного? Отличаются ли они друг от друга? Когда сознательное оказывается бессильным, не начинает ли тогда действовать подсознательное?
Что же это такое — то, что мы называем сознательным? Для того чтобы понять его структуру, мы должны наблюдать весь процесс сознательного подхода к проблеме. Большинство из нас стремится найти ответ на проблему; мы заняты поисками решения, а не самой проблемой. Мы жаждем вывести заключение; мы ищем пути, уводящие за пределы проблемы. Мы стараемся уйти от проблемы с помощью ответа, решения. Мы не склонны исследовать саму проблему, но хотим найти удовлетворяющий нас ответ. Мы заняты только тем, чтобы отыскать решение, которое удовлетворило бы нас. Нередко мы находим удовлетворяющий нас ответ и тогда считаем, что разрешили проблему. На самом же деле мы лишь прикрываем проблему выводом, удовлетворяющим нас ответом; но под тяжестью вывода, который временно сглаживает проблему, она по-прежнему существует. Поиски ответа — это бегство от самой проблемы. Когда удовлетворительного ответа не получается, сознающий, т.е. верхний ум, отходит в сторону, и вот тогда так называемый подсознательный, более глубокий ум выступает вперед и находит ответ.
Сознающий ум всегда ищет пути вне самой проблемы, а путь, который выводит за ее пределы, и есть удовлетворяющий нас вывод. Но не создан ли сам сознающий ум из выводов, позитивных или негативных, и в состоянии ли он искать что-либо другое? Не является ли верхний ум только складом выводов, хранилищем опыта, отпечатком прошлого? Сознающий ум, без сомнения, создан прошлым; он опирается на прошлое, так как память — это фабрика выводов; и вот с этими выводами ум подходит к проблеме. Он не способен взглянуть на проблему иначе, как через сеть выводов; он не в состоянии изучить и безмолвно осознать саму проблему. Он знает только выводы, приятные или неприятные. Он может лишь приобрести последующие выводы, новые идеи, дальнейшие утверждения. Любой вывод — это фиксирование, поэтому сознающий ум неизбежно стремится именно к выводам.
Когда сознающий ум не может найти удовлетворительного вывода, он бросает поиски и приходит в состояние равновесия; вот тогда в верхний ум, который перестал тревожиться, подсознательный ум просовывает свой ответ. Отличается ли подсознательный ум, который лежит более глубоко, по своему генезису от сознающего ума? Не создано ли подсознательное из выводов и воспоминаний расового, группового и социального характера? Без сомнения, подсознательный ум также является результатом прошлого, результатом времени. Только он глубоко погружен под поверхностным слоем и пребывает там в ожидании момента, когда к нему обратятся — тогда он выбрасывает наружу свои собственные скрытые от наблюдающего выводы. Если они оказываются удовлетворительными, верхний ум их принимает, если же нет, то верхний ум начинает повсюду метаться в надежде каким-то чудом найти ответ. Не найдя ответа, он в глубоком разочаровании отказывается от дальнейших поисков разрешения проблемы. Это разъедающим образом действует на ум, вызывая болезни и даже потерю рассудка.
Верхний ум и ум, лежащий более глубоко, похожи друг на друга; оба созданы из выводов, воспоминаний и являются результатом прошлого. Они могут дать ответ, сделать вывод, но не способны разрешить проблему. Разрешение проблемы возможно лишь тогда, когда и один, и другой ум, как верхний, так и лежащий более глубоко, сделались безмолвными, когда они не проецируют позитивных или негативных выводов. Свобода от проблемы существует только тогда, когда весь ум целиком совершенно безмолвен, и осознает проблему без выбора; ибо лишь тогда отсутствует тот, кто создал проблему.
ВЫЗОВ И ОТВЕТ
Река в отдельных местах широко разлилась на несколько миль. Радостно было видеть такое изобилие воды. К северу тянулись зеленые холмы, посвежевшие после гроз. Прекрасен был огромный изгиб реки с белыми парусниками. Широкие треугольные паруса красиво выделялись при раннем утреннем свете; казалось, они выходят прямо из воды. Дневной шум еще не начался, и песня лодочника с той стороны реки плыла через воды. В этот ранний час как будто одна эта песня наполняла землю, а все другие звуки умолкли; даже свистки поезда стали мягче и не терзали слух.
Постепенно началась шумная жизнь деревни: громкие ссоры у источника воды, блеяние коз, мычание коров, скрип тяжелых повозок, пронзительное карканье ворон, плач и смех детей. Родился новый день. Солнце осветило пальмовые деревья. На стене сидели обезьяны; их длинные хвосты почти касались земли. Это были крупные обезьяны, но очень робкие. Когда вы их звали, они соскакивали на землю и убегали к большому дереву, стоявшему в поле. У них были черные мордочки и ручки, смышленый вид, но они не были так сообразительны и озорливы, как небольшие обезьяны.
«Почему мысль так навязчива? Она такая беспокойная, так раздражающе настойчива. Несмотря ни на что она всегда деятельна, вроде этих обезьян, а деятельность ее так утомительна. Вы не можете убежать от нее, она безжалостно преследует вас. Вы стараетесь ее подавить, а, спустя несколько секунд, она показывается снова. Она никогда не бывает спокойной, никогда не утихает; она всегда к чему-то стремится, всегда анализирует, всегда мучает себя. Происходит ли это во сне или в бодрствующем состоянии, мысль пребывает в непрестанном движении, у нее как будто нет ни мира, ни покоя».
— Может ли мысль когда-либо находиться в покое? Она может думать о мире и стараться быть безмятежной, заставляя себя оставаться спокойной. Но может ли мысль сама по себе пребывать и тишине? Не является ли мысль по своей природе лишенной покоя? Разве мысль не является непрерывным ответом на непрестанные толчки извне? Вызовы жизни не могут прекратиться, так как каждое движение жизни есть вызов. Отсутствие осознания вызова — это разложение и смерть. Вызов и ответ — это форма проявления жизни. Ответ может быть адекватным и неадекватным. Именно в силу неадекватности ответа на вызов появляется мысль с ее неугомонностью. Вызов требует действия, а не слов. Словесное выражение — это мысль. Слова, символы тормозят действие, идея же — это слово, память — также слово. Без символа, без слов памяти не существует. Память — это слово, мысль. А разве мысль может быть истинным ответом на вызов? Разве вызов — это идея? Вызов всегда новый, свежий; но может ли мысль, идея всегда быть новой? Когда мысль встречает вызов, всегда новый, не является ли ее ответ результатом старого, прошлого?
Когда новое встречается со старым — такая встреча не может быть полной, и эту неполноту отражает мысль с ее неустанным стремлением к полноте. Но может ли мысль, идея когда-либо обладать полнотой? Мысль, идея — это ответ памяти; память же никогда не обладает полнотой. Опыт появляется как ответ на вызов жизни. Этот ответ обусловлен прошлым, памятью; такой ответ лишь укрепляет обусловленность. Опыт не приносит освобождения, он усиливает веру, память; и вот эта-то память отвечает на вызов. Итак, опыт есть то, что обусловливает ответ.
«Но какое же место занимает мысль?»
— Вы имеете в виду, какое место мысль занимает в действии? Выполняет ли идея какую-либо функцию в действии? Идея становится фактором в действии с целью видоизменить его, направить, придать ему форму; но идея — не действие. Идея, верование — это защита от действия; она выполняет функцию контролера, видоизменяя и формируя действие. Идея есть образец для действия.
«Возможно ли действие без образца?»
— Нет, невозможно, если вы стремитесь получить результат. Действие с заранее поставленной целью — вообще не есть действие, но приспособление к верованию, к идее. Если вы ищете приспособления, согласования, тогда присутствует мысль, идея. Функции мысли — создавать образец для так называемого действия, и тем самым губить истинное действие. Большинство из нас занято тем, чтобы убивать действие, и в этом помогают нам идея, верование, догма. Истинному действию присуща незащищенность, открытость перед неведомым; но мысль, верование, которые являются известным, представляют эффективный барьер против неизвестного. Мысль никогда не может проникнуть в неведомое. Она должна прекратиться, чтобы проявилось неведомое. Действие, исходящее от неведомого, находится вне поля действия мысли; и мысль; сознавая это, сознательно или подсознательно цепляется за известное. Известное всегда отвечает на известное, на вызов; но из этого неадекватного ответа возникает конфликт, путаница и печаль. Когда известное, т.е. идея, прекращается, возможно действие, которое неизмеримо.
СТРЕМЛЕНИЕ К ОБЛАДАНИЮ
Он пришел со своей женой, так как, по его словам, дело касалось их общей проблемы. Она была миниатюрная, живая, с блестящими глазами, но имела несколько смущенный вид. Это были простые, приветливые люди. Он хорошо говорил по-английски, она с трудом понимала английскую речь и могла лишь задавать несложные вопросы. В трудные минуты она поворачивалась к мужу, и он давал ей пояснения на родном языке. Он сказал, что они женаты более 25 лет, имеют нескольких детей; но проблема касается их личных конфликтов, а не детей. Он рассказал, что имеет небольшое дело, которое дает скромный доход, и продолжал говорить о том, как трудно в настоящее время жить без конфликтов, особенно если вы женаты. Он добавил, что не хочет жаловаться, но что это действительно так. Он предоставил семье все, что требовалось от мужа; по крайней мере, ему так казалось. Это не всегда было легко.
Для них трудно было сразу перейти к основному вопросу, и некоторое время они говорили о разных вещах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68