На вооружении у подобного рода механизмов состояли пульсационные карабины, способные на расстоянии до полутора сотен метров вызвать паралич мышц у любого существа, обладающего таковыми, и «световая петля», попав в которую, освободиться можно лишь после того, как иссякнет заряд в практически вечном аккумуляторе сервочасового.
Лучше не попадаться ни на то, ни на другое — перед глазами Суровцева точечной вспышкой промелькнуло моментальное фото ксеноисторика Ахмеда Сен-Серази, одного из членов многострадального экспедиционного отряда Загазянца, найденного через пятьдесят пять лет после своего исчезновения под Центральным насосным узлом. На искажённом лице навсегда застыло выражение невыносимой боли — пульсирующий заряд разорвал бедняге миокард в тот самый момент, когда второй сервочасовой набросил на него «световую петлю»… Веселенькая перспективка, что и говорить! Но, как издревле гласит народная мудрость, на каждого инопланетного хитреца найдётся земной болт с метрической нарезкой… В частности, марсианские часовые совершенно не ориентировались в таких элементарных для каждого землянина понятиях, как правое и левое, и это обстоятельство следовало использовать оптимальным образом. Раз в запасе остаются секунды, лучше подобраться поближе к вершине площадки — Суровцев постарался как можно быстрее вскарабкаться по уступам, что называется «взлетел ясным соколом», и притаился, оставаясь чуть ниже уровня площадки, чтобы охранный агрегат не обнаружил его раньше времени. Когда сервочасовой склонился над ним, поводя клинообразным стволом карабина из стороны в сторону, но, так и не сумев идентифицировать потенциальную мишень, курсанту оставалось проделать то, что он собирался. В силу своей ограниченности марсианский простофиля так и не смог допетрить, каким образом то, что вспорхнуло с одной стороны из-под «ног» его плоского тела, непонятным образом оказалось уже с другой стороны (подскок кульбитом с пируэтом прогнувшись над головой охранного сервомеханизма), а потом в два приёма выдрало у него из захватов карабин и свернутое лазерное лассо.
Алексей задрал голову, потряс кулаками и заорал в гулкую пустоту акустического колодца:
— Милана, любовь моя беззаветная, услышь меня! Я сделал этого недоумка с первой же попытки! И так станет с каждым, кто встанет у меня на пути!
Внутренний голос робко попытался усовестить разошедшегося двадцатидвухлетнего остолопа, дескать, хорошо смеётся тот, кто… но курсант, находясь во власти обуревавших его чувств, грубо на него шикнул. А зря, потому что следующим пунктом преткновения для будущего патрульного стала «сухопутная медуза».
Это коварное порождение марсианских оружейников было, пожалуй, самым неприятным из обширного арсенала глеев и потому пряталось в глухом тупичке, в полукилометре от площадки, на которой остался обезвреженный сервочасовой. Поскольку серьезных усилий Суровцеву затратить на предыдущие преграды не пришлось, он несколько притупил бдительность и последний участок пути преодолевал быстрее, чем следовало. Так что ниша, мимо которой Алексей прошествовал бодрой поступью, не вызвала у него никаких ассоциаций с грядущей опасностью.
Ведь на полу краем глаза он отметил окаменевшее образование, более всего напоминавшее веник из берёзовых сучьев, наверное, оставленный в незапамятные времена любителем марсианской «парилки». Хотя Суровцеву стоило призадуматься вот над чем — веник выглядел настолько безобидно, что вполне мог оказаться не менее опасным, чем та же «смертельная пружинка». Но все мы, люди-человеки, крепки задним умом.
Ни обостренный слух, ни нокталопия, ни даже тельца Сметанина не помогли вовремя обнаружить, что за спиной у Алексей бесформенная куча «берёзовых сучьев» медленно, но неотвратимо стала оживать. Даже за миллионы лет вынужденной спячки «медуза» не утратила реакции на перемещающиеся в зоне наблюдения предметы. В глубине её кристаллического мозга возник слабенький электрический ток, который включил следящие рецепторы и привёл в действие всасывающую мантию. То, что секунду назад казалось веником, быстро вошло в рабочий режим и приняло оптимальную форму для преследования, превратившись в нечто вроде раскрытого зонтика, причём «берёзовые сучки» взяли на себя роль спиц, поддерживающих купол. Мантия впрыснула под купол нагретый воздух, воздушный пузырь приподнял «медузу», чтобы и в дальнейшем поддерживать на некотором расстоянии от пола. Основной задачей этого автомата-преследователя являлось обездвиживание того, что попало в сферу его действия. Так она была задумана своими изобретателями, и остановить её во время погони мог только сигнал экстренного отзыва. Но тот глей, который был персональным индуктором автомата-преследователя, успел превратиться в прах ещё во времена синантропов, так что сигнала отзыва не могло последовать по определению…
Опасной «медуза» стала примерно через минуту после начала инициализации. За это время она успела не только сформировать программу преследования, но и накопить смертельную дозу яда, призванного остановить странный предмет. Сократив мышечное кольцо, выстилавшее нижнюю кромку мантии, автомат-преследователь бесшумно выскользнул из ниши. Как давно он не охотился! Сколько живых существ не пополнило своими агониями перечень побеждённых! Настало Бремя показать, на что он способен. Рецепторы не давали сбиться со следа, программа активизации минимизировала транспортные издержки — ничто не могло остановить «медузу» во время преследования: ну держись, прямоход!
Происходи всё это в благословенные времена расцвета цивилизации глеев, автомат-преследователь вряд ли смог бы догнать торопящегося Алексея — Марс тогда катастрофически быстро терял атмосферу, и устройство, использующее для передвижения принцип воздушной подушки, не имело шансов создать необходимую компрессию б мантийной полости. Другое дело сейчас, когда на полную катушку эксплуатировалась общепланетарная экопрограмма «ВОЗДУХ-220», благодаря которой люди могли свободно обходиться на красной планете без кислородных масок.
Без кислородных масок, но не без охранной сигнализации.
Конечно, врожденная нокталопия не предусматривала дополнительных глаз на затылке, но их с успехом заменяла та самая статусквоатура, которая наряду с тельцами Сметанина постоянно находилась на страже жизни и здоровья хозяина. Оба дополнительных органа чувств имплантировались представителям таких экстремальных профессий, как гидронавты, пожарные, спелеологи, водители экзоскелетов, и, конечно же, без него не могли обойтись все, кто был связан с Большой Высотой. Включая, естественно, звёздных патрульных. Принцип действия статусквоатуры был достаточно прост: вокруг хозяина в форме того или иного тела вращения (оно зависело от положения в пространстве) постоянно вибрировал энергетический кокон. Его внешняя оболочка выполняла роль сторожевой собаки, поднимающей лай при приближении незнакомого объекта, поскольку проникновение в кокон инородного предмета или излучения тут же вызывало тревожный сигнал в подкорке, благодаря чему даже спящий человек, обладающий статусквоатурой, мог предпринять ответные действия. Старый как мир закон: предупреждён, значит, вооружён.
Как только «медуза» на своем неотвратимом пути к цели пересекла незримые нити сторожевой паутины, Алексей услышал комариный писк — за спиной враг. Он сразу понял, что враг этот, может быть, самый серьезный из тех, кого он уже «отфиксировал на месте». (Так на жаргоне спортсменов-манипуляторов именовалась победа в поединке: с соперником, будь он человеком или продуктом технологии иной цивилизации, не суть важно, главное, чтобы в результате оказаться на коне!) Ни о форме, ни о величине, ни о намерениях преследователя статусквоатура сообщать не могла, она давала знать только о самом факте преследования. И Суровцев сделал единственное, что ему оставалось: припустил со всех ног. Иногда своевременно предпринятое бегство выручало получше всякого спирального меча или той же стоп-ракеты. Одновременно он наскоро пролистал модифицированную область памяти в той её части, где хранился фортификационный артикул Сумеречных Времён. Выяснилось, что обычно в комплекте с сервочасовым шли «мокрая вертячка», «гном-бормотун» или оверкиллер. Так кто же из них?
Пожалуй, «гном» отпадает — не способен этот недоросток двигаться бесшумно, а Алексей не слышал ни одного подозрительного звука.
Он не успел перебрать доводы в пользу остальных, как ощутил болезненный толчок в левую икру.
Болезненный, да, но отнюдь не смертельный. Значит, это и не оверкиллер, с удовлетворением подумал курсант. Поскольку этот гаврик, если засёк противника, норовит засандалить ему промеж глаз чем-нибудь поувесистее: шипалицей, например, или гравитационной битой, а вот впиваться в нижние конечности не станет, ибо подобное деяние посчитает недостойным себя…
Алексей инстинктивно занёс свободную ногу, чтобы как следует пнуть нападавшего, который и не помышлял отпускать добычу.
«Русше потерепи», — неожиданно сказал внутренний голос с каким-то необычным, скорее всего, японским акцентом.
— Зачем терпеть-то? — удивился Суровцев. — Если это «вертячка», то у меня хватит сил и желания затоптать её насмерть.
«Это не вертясика», — в интонации было столько убеждённости, что Алексей сразу расхотел спрашивать, откуда сие известно.
— Что же делать?
«Я зе сказара: потерепи, торико не смотри».
Ага, теперь во внутреннем голосе неожиданно заговорило не только японское, но и женское начало.
С чего бы это вдруг?
Однако с женщинами Лёха Бурый предпочитал не спорить.
Не стал он и пинать неизвестную гадину, авось бронелит выдюжит и не поддастся внешнему воздействию! И даже не обернулся, мало ли что? Но и оставаться на месте не было резона, поэтому он поковылял дальше, несмотря на дополнительное украшение к левой штанине «Добрыни».
Как ни странно, внутренний голос оказался прав. Протащив прицепившуюся пакость метров двести, Суровцев ощутил, что нога освободилась.
— Теперь можно посмотреть?
«Мосина».
Он повернул голову.
«Сухопутная медуза» распласталась в метре от ноги и снова напоминала бесформенную охапку березовых сучьев, по которой курсант скользнул равнодушным взглядом, когда проходил мимо ничем не приметной ниши. Потом Алексей осмотрел свой боекостюм в том месте, где в него запускала свои стрекательные волокна безумно ядовитая гадина, но ничего, даже крохотной дырочки не отыскал. Теперь он понял полезность советов внутреннего голоса: единственной открытой частью его тела было лицо, и пока он находился к «медузе», как бы это поделикатнее выразиться, тылом, что ли, паралич от соприкосновения кожи с ядом ему не грозил. А старичок «Добрыня» так и так не подвёл: не по зубам марсианским живоглотам полевые костюмы из карбидовольфрамовых нитей!
Тем временем вымотанная схваткой, точнее, яростной трёпкой чужой икры, «медуза» воздела стрекательные щупальца в ритуальном жесте Последнего Прощания («Каноны благоблистательного поведения придворных охранных автоматов» под редакцией академика Ю Сунь-чи) и, поскольку не смогла одолеть супостата в отведённое программой время (14 минут и 13 секунды с четвертью в земном исчислении), пронзила собственную мантию одной из ядовитых капсул.
Суровцеву ничего другого не осталось, как отсалютовать «благоблистательному поведению» придворного охранного автомата, покончившему с собой в лучших традициях средневековых самураев (хм, а уж не сам ли он транслировал во время атаки необходимые советы своему сопернику?), потом потёр левую штанину перчаткой и всё тем же скорым шагом двинулся дальше.
По параллельному коридору Алексею пришлось пройти чуть ли не втрое больше, чем по первоначальному туннелю, прежде чем он оказался в овальной пещере. Естественное происхождение просторного помещения подчеркивалось обилием сталактитов и сталагмитов, а в центре потолка был устроен светоход, благодаря которому внутри было достаточно светло. По-видимому, глеи в свое время не поленились установить на пути прохождения слабеньких солнечных лучей хроматические призмы, ибо на гранях известковых колонн периодически вспыхивали разноцветные искры, что придавало интерьеру карнавально-феерический оттенок. Наверное, именно где-то здесь и должна была храниться упомянутая в записке «Принцесса», которую требовалось освободить. Знать бы ещё, что она собой представляет! То ли хитроумный марсианский механизм, наподобие сервочасового или «сухопутной медузы», хотя и не особо агрессивный; то ли какие-нибудь сокровища, спрятанные слугами императора во время очередного мятежа; то ли чудом сохранившийся кокон с подлинной личинкой прекрасной глеи? В последнем случае имя Суровцева будет занесено в скрижали ксеноархеологии! Причём, навеки.
Он наглядно представил себе этот гипотетический кокон почему-то в виде хрустального ящика, через прозрачную крышку которого можно во всех деталях разглядеть хитиновые покровы спящей «Принцессы». Бедняжка забылась безмятежным сном и над ней пронеслись ни много, ни мало, а два миллиона лет. И вот, когда уже кажется, что пробуждение никогда не наступит, в последний приют несчастной вступает храбрый витязь. Могучим ударом он разбивает крышку, наклоняется над марсианкой и…
«Ишь, губу раскатар, фанатазёр!»
Следовало признать, что своевременное замечание сразу вернуло курсанта на грешную землю. И тут у него возникло сразу несколько соображений. Во-первых, «сухопутную медузу» следовало исключить из списка возможных собеседников, поскольку она сделала себе харакири и вообще осталась далеко позади; во-вторых, истинный внутренний голос никогда не обзывал Алексея обидными прозвищами типа «фантазёр», из чего следовало, что с ним вёл диалог кто-то посторонний. И этот посторонний способен читать мысли. Во всяком случае, мысли курсанта Суровцева. Ну ты, Лёха, и влип!
Самое удивительное, что никакого страха от этой мысли он не испытал. Не было ему страшно, и всё тут. Зато засосало под ложечкой.
Он скосил глаза на левое запястье, туда, где в бронелитовую манжету гермоперчатки был вделан таймер. Выходя из предбанника, Алексей по заведенной вот уже четыре года привычке запомнил местное время начала операции: 03.16. А сейчас было 08.59. Да, чем дальше, тем становится, как говорила героиня из классической сказки Льюиса Кэрролла: «всё страньше и страньше». Неужто на то, чтобы пройти каких-нибудь три с половиной километра, пусть даже на Марсе, пусть даже с приключениями, ему потребовалось больше пяти часов? Ни фига себе! Стало понятно, почему вверенный ему организм, измотанный непрерывным стрессом и борьбой за выживание, потребовал неотложного подкрепления. А коль организм требует, требование надлежит удовлетворить, и притом немедленно. Суровцев присел на покрытый белесыми потеками валун, чтобы проверить, каким пайком снабжают «Добрынь».
О том, что кроме внутреннего японского голоса тут могут быть ещё какие-нибудь инопланетные сюрпризы, Суровцев, разумеется, не думал. Главное — пожрать, а опасности подождут.
Вот помнится на третьем курсе после транспортного перехода в систему Божья Зарница Алексею достался фирменный костюмчик «Галахад-Молния» производства открытого региона Австралии. Тогда курсанты из двух групп (кураторы Пётр Линёв и Клод Дюплесси) должны были выйти к Плазменному озеру на смурной планетке Флеш-Рояль и по дороге через горную седловину попали под обстрел каменными бомбами — разыгрался вулкан с причудливым названием Серп Сета, Молот Тора. Тринадцать часов без малого ребята жались друг к другу на хлипком каменном козырьке, каждую секунду ожидая, что она станет последней. Но, хвала звёздам, более или менее обошлось, не повезло только Кольке Швыдченко, которому рикошетом раздробило два пальца на ноге. А пусть не выпендривается и не корчит из себя героя, когда чужепланетная стихия разыгралась не на шутку! Когда же незапланированный учебными планами фейерверк закончился, ребята проголосовали за прибавку шага, чтобы успеть к контрольному сроку на рандеву с руководителем курсовой. Один Алексей упёрся и заявил во всеуслышанье: «Всё это, конечно, замечательно, но с места не стронусь, пока не слопаю НЗ!» Подвергнутый обструкции, обозванный «закоренелым индивидуалистом», он продолжал стоять на своём и знай твердил в своё оправдание: «О какой прибавке шага можно говорить, если мы потеряли в весе!» И в конце концов переубедил товарищей, объявивших «десятиминутный общий перекус». А если честно, то почему он не хотел отправляться в путь, не подкрепившись основательно? Да потому, что в походный НЗ входили так называемые «карамельные биточки» — гениальное изобретение Жоржа Дементьера, великого виртуоза от кондитерии!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Лучше не попадаться ни на то, ни на другое — перед глазами Суровцева точечной вспышкой промелькнуло моментальное фото ксеноисторика Ахмеда Сен-Серази, одного из членов многострадального экспедиционного отряда Загазянца, найденного через пятьдесят пять лет после своего исчезновения под Центральным насосным узлом. На искажённом лице навсегда застыло выражение невыносимой боли — пульсирующий заряд разорвал бедняге миокард в тот самый момент, когда второй сервочасовой набросил на него «световую петлю»… Веселенькая перспективка, что и говорить! Но, как издревле гласит народная мудрость, на каждого инопланетного хитреца найдётся земной болт с метрической нарезкой… В частности, марсианские часовые совершенно не ориентировались в таких элементарных для каждого землянина понятиях, как правое и левое, и это обстоятельство следовало использовать оптимальным образом. Раз в запасе остаются секунды, лучше подобраться поближе к вершине площадки — Суровцев постарался как можно быстрее вскарабкаться по уступам, что называется «взлетел ясным соколом», и притаился, оставаясь чуть ниже уровня площадки, чтобы охранный агрегат не обнаружил его раньше времени. Когда сервочасовой склонился над ним, поводя клинообразным стволом карабина из стороны в сторону, но, так и не сумев идентифицировать потенциальную мишень, курсанту оставалось проделать то, что он собирался. В силу своей ограниченности марсианский простофиля так и не смог допетрить, каким образом то, что вспорхнуло с одной стороны из-под «ног» его плоского тела, непонятным образом оказалось уже с другой стороны (подскок кульбитом с пируэтом прогнувшись над головой охранного сервомеханизма), а потом в два приёма выдрало у него из захватов карабин и свернутое лазерное лассо.
Алексей задрал голову, потряс кулаками и заорал в гулкую пустоту акустического колодца:
— Милана, любовь моя беззаветная, услышь меня! Я сделал этого недоумка с первой же попытки! И так станет с каждым, кто встанет у меня на пути!
Внутренний голос робко попытался усовестить разошедшегося двадцатидвухлетнего остолопа, дескать, хорошо смеётся тот, кто… но курсант, находясь во власти обуревавших его чувств, грубо на него шикнул. А зря, потому что следующим пунктом преткновения для будущего патрульного стала «сухопутная медуза».
Это коварное порождение марсианских оружейников было, пожалуй, самым неприятным из обширного арсенала глеев и потому пряталось в глухом тупичке, в полукилометре от площадки, на которой остался обезвреженный сервочасовой. Поскольку серьезных усилий Суровцеву затратить на предыдущие преграды не пришлось, он несколько притупил бдительность и последний участок пути преодолевал быстрее, чем следовало. Так что ниша, мимо которой Алексей прошествовал бодрой поступью, не вызвала у него никаких ассоциаций с грядущей опасностью.
Ведь на полу краем глаза он отметил окаменевшее образование, более всего напоминавшее веник из берёзовых сучьев, наверное, оставленный в незапамятные времена любителем марсианской «парилки». Хотя Суровцеву стоило призадуматься вот над чем — веник выглядел настолько безобидно, что вполне мог оказаться не менее опасным, чем та же «смертельная пружинка». Но все мы, люди-человеки, крепки задним умом.
Ни обостренный слух, ни нокталопия, ни даже тельца Сметанина не помогли вовремя обнаружить, что за спиной у Алексей бесформенная куча «берёзовых сучьев» медленно, но неотвратимо стала оживать. Даже за миллионы лет вынужденной спячки «медуза» не утратила реакции на перемещающиеся в зоне наблюдения предметы. В глубине её кристаллического мозга возник слабенький электрический ток, который включил следящие рецепторы и привёл в действие всасывающую мантию. То, что секунду назад казалось веником, быстро вошло в рабочий режим и приняло оптимальную форму для преследования, превратившись в нечто вроде раскрытого зонтика, причём «берёзовые сучки» взяли на себя роль спиц, поддерживающих купол. Мантия впрыснула под купол нагретый воздух, воздушный пузырь приподнял «медузу», чтобы и в дальнейшем поддерживать на некотором расстоянии от пола. Основной задачей этого автомата-преследователя являлось обездвиживание того, что попало в сферу его действия. Так она была задумана своими изобретателями, и остановить её во время погони мог только сигнал экстренного отзыва. Но тот глей, который был персональным индуктором автомата-преследователя, успел превратиться в прах ещё во времена синантропов, так что сигнала отзыва не могло последовать по определению…
Опасной «медуза» стала примерно через минуту после начала инициализации. За это время она успела не только сформировать программу преследования, но и накопить смертельную дозу яда, призванного остановить странный предмет. Сократив мышечное кольцо, выстилавшее нижнюю кромку мантии, автомат-преследователь бесшумно выскользнул из ниши. Как давно он не охотился! Сколько живых существ не пополнило своими агониями перечень побеждённых! Настало Бремя показать, на что он способен. Рецепторы не давали сбиться со следа, программа активизации минимизировала транспортные издержки — ничто не могло остановить «медузу» во время преследования: ну держись, прямоход!
Происходи всё это в благословенные времена расцвета цивилизации глеев, автомат-преследователь вряд ли смог бы догнать торопящегося Алексея — Марс тогда катастрофически быстро терял атмосферу, и устройство, использующее для передвижения принцип воздушной подушки, не имело шансов создать необходимую компрессию б мантийной полости. Другое дело сейчас, когда на полную катушку эксплуатировалась общепланетарная экопрограмма «ВОЗДУХ-220», благодаря которой люди могли свободно обходиться на красной планете без кислородных масок.
Без кислородных масок, но не без охранной сигнализации.
Конечно, врожденная нокталопия не предусматривала дополнительных глаз на затылке, но их с успехом заменяла та самая статусквоатура, которая наряду с тельцами Сметанина постоянно находилась на страже жизни и здоровья хозяина. Оба дополнительных органа чувств имплантировались представителям таких экстремальных профессий, как гидронавты, пожарные, спелеологи, водители экзоскелетов, и, конечно же, без него не могли обойтись все, кто был связан с Большой Высотой. Включая, естественно, звёздных патрульных. Принцип действия статусквоатуры был достаточно прост: вокруг хозяина в форме того или иного тела вращения (оно зависело от положения в пространстве) постоянно вибрировал энергетический кокон. Его внешняя оболочка выполняла роль сторожевой собаки, поднимающей лай при приближении незнакомого объекта, поскольку проникновение в кокон инородного предмета или излучения тут же вызывало тревожный сигнал в подкорке, благодаря чему даже спящий человек, обладающий статусквоатурой, мог предпринять ответные действия. Старый как мир закон: предупреждён, значит, вооружён.
Как только «медуза» на своем неотвратимом пути к цели пересекла незримые нити сторожевой паутины, Алексей услышал комариный писк — за спиной враг. Он сразу понял, что враг этот, может быть, самый серьезный из тех, кого он уже «отфиксировал на месте». (Так на жаргоне спортсменов-манипуляторов именовалась победа в поединке: с соперником, будь он человеком или продуктом технологии иной цивилизации, не суть важно, главное, чтобы в результате оказаться на коне!) Ни о форме, ни о величине, ни о намерениях преследователя статусквоатура сообщать не могла, она давала знать только о самом факте преследования. И Суровцев сделал единственное, что ему оставалось: припустил со всех ног. Иногда своевременно предпринятое бегство выручало получше всякого спирального меча или той же стоп-ракеты. Одновременно он наскоро пролистал модифицированную область памяти в той её части, где хранился фортификационный артикул Сумеречных Времён. Выяснилось, что обычно в комплекте с сервочасовым шли «мокрая вертячка», «гном-бормотун» или оверкиллер. Так кто же из них?
Пожалуй, «гном» отпадает — не способен этот недоросток двигаться бесшумно, а Алексей не слышал ни одного подозрительного звука.
Он не успел перебрать доводы в пользу остальных, как ощутил болезненный толчок в левую икру.
Болезненный, да, но отнюдь не смертельный. Значит, это и не оверкиллер, с удовлетворением подумал курсант. Поскольку этот гаврик, если засёк противника, норовит засандалить ему промеж глаз чем-нибудь поувесистее: шипалицей, например, или гравитационной битой, а вот впиваться в нижние конечности не станет, ибо подобное деяние посчитает недостойным себя…
Алексей инстинктивно занёс свободную ногу, чтобы как следует пнуть нападавшего, который и не помышлял отпускать добычу.
«Русше потерепи», — неожиданно сказал внутренний голос с каким-то необычным, скорее всего, японским акцентом.
— Зачем терпеть-то? — удивился Суровцев. — Если это «вертячка», то у меня хватит сил и желания затоптать её насмерть.
«Это не вертясика», — в интонации было столько убеждённости, что Алексей сразу расхотел спрашивать, откуда сие известно.
— Что же делать?
«Я зе сказара: потерепи, торико не смотри».
Ага, теперь во внутреннем голосе неожиданно заговорило не только японское, но и женское начало.
С чего бы это вдруг?
Однако с женщинами Лёха Бурый предпочитал не спорить.
Не стал он и пинать неизвестную гадину, авось бронелит выдюжит и не поддастся внешнему воздействию! И даже не обернулся, мало ли что? Но и оставаться на месте не было резона, поэтому он поковылял дальше, несмотря на дополнительное украшение к левой штанине «Добрыни».
Как ни странно, внутренний голос оказался прав. Протащив прицепившуюся пакость метров двести, Суровцев ощутил, что нога освободилась.
— Теперь можно посмотреть?
«Мосина».
Он повернул голову.
«Сухопутная медуза» распласталась в метре от ноги и снова напоминала бесформенную охапку березовых сучьев, по которой курсант скользнул равнодушным взглядом, когда проходил мимо ничем не приметной ниши. Потом Алексей осмотрел свой боекостюм в том месте, где в него запускала свои стрекательные волокна безумно ядовитая гадина, но ничего, даже крохотной дырочки не отыскал. Теперь он понял полезность советов внутреннего голоса: единственной открытой частью его тела было лицо, и пока он находился к «медузе», как бы это поделикатнее выразиться, тылом, что ли, паралич от соприкосновения кожи с ядом ему не грозил. А старичок «Добрыня» так и так не подвёл: не по зубам марсианским живоглотам полевые костюмы из карбидовольфрамовых нитей!
Тем временем вымотанная схваткой, точнее, яростной трёпкой чужой икры, «медуза» воздела стрекательные щупальца в ритуальном жесте Последнего Прощания («Каноны благоблистательного поведения придворных охранных автоматов» под редакцией академика Ю Сунь-чи) и, поскольку не смогла одолеть супостата в отведённое программой время (14 минут и 13 секунды с четвертью в земном исчислении), пронзила собственную мантию одной из ядовитых капсул.
Суровцеву ничего другого не осталось, как отсалютовать «благоблистательному поведению» придворного охранного автомата, покончившему с собой в лучших традициях средневековых самураев (хм, а уж не сам ли он транслировал во время атаки необходимые советы своему сопернику?), потом потёр левую штанину перчаткой и всё тем же скорым шагом двинулся дальше.
По параллельному коридору Алексею пришлось пройти чуть ли не втрое больше, чем по первоначальному туннелю, прежде чем он оказался в овальной пещере. Естественное происхождение просторного помещения подчеркивалось обилием сталактитов и сталагмитов, а в центре потолка был устроен светоход, благодаря которому внутри было достаточно светло. По-видимому, глеи в свое время не поленились установить на пути прохождения слабеньких солнечных лучей хроматические призмы, ибо на гранях известковых колонн периодически вспыхивали разноцветные искры, что придавало интерьеру карнавально-феерический оттенок. Наверное, именно где-то здесь и должна была храниться упомянутая в записке «Принцесса», которую требовалось освободить. Знать бы ещё, что она собой представляет! То ли хитроумный марсианский механизм, наподобие сервочасового или «сухопутной медузы», хотя и не особо агрессивный; то ли какие-нибудь сокровища, спрятанные слугами императора во время очередного мятежа; то ли чудом сохранившийся кокон с подлинной личинкой прекрасной глеи? В последнем случае имя Суровцева будет занесено в скрижали ксеноархеологии! Причём, навеки.
Он наглядно представил себе этот гипотетический кокон почему-то в виде хрустального ящика, через прозрачную крышку которого можно во всех деталях разглядеть хитиновые покровы спящей «Принцессы». Бедняжка забылась безмятежным сном и над ней пронеслись ни много, ни мало, а два миллиона лет. И вот, когда уже кажется, что пробуждение никогда не наступит, в последний приют несчастной вступает храбрый витязь. Могучим ударом он разбивает крышку, наклоняется над марсианкой и…
«Ишь, губу раскатар, фанатазёр!»
Следовало признать, что своевременное замечание сразу вернуло курсанта на грешную землю. И тут у него возникло сразу несколько соображений. Во-первых, «сухопутную медузу» следовало исключить из списка возможных собеседников, поскольку она сделала себе харакири и вообще осталась далеко позади; во-вторых, истинный внутренний голос никогда не обзывал Алексея обидными прозвищами типа «фантазёр», из чего следовало, что с ним вёл диалог кто-то посторонний. И этот посторонний способен читать мысли. Во всяком случае, мысли курсанта Суровцева. Ну ты, Лёха, и влип!
Самое удивительное, что никакого страха от этой мысли он не испытал. Не было ему страшно, и всё тут. Зато засосало под ложечкой.
Он скосил глаза на левое запястье, туда, где в бронелитовую манжету гермоперчатки был вделан таймер. Выходя из предбанника, Алексей по заведенной вот уже четыре года привычке запомнил местное время начала операции: 03.16. А сейчас было 08.59. Да, чем дальше, тем становится, как говорила героиня из классической сказки Льюиса Кэрролла: «всё страньше и страньше». Неужто на то, чтобы пройти каких-нибудь три с половиной километра, пусть даже на Марсе, пусть даже с приключениями, ему потребовалось больше пяти часов? Ни фига себе! Стало понятно, почему вверенный ему организм, измотанный непрерывным стрессом и борьбой за выживание, потребовал неотложного подкрепления. А коль организм требует, требование надлежит удовлетворить, и притом немедленно. Суровцев присел на покрытый белесыми потеками валун, чтобы проверить, каким пайком снабжают «Добрынь».
О том, что кроме внутреннего японского голоса тут могут быть ещё какие-нибудь инопланетные сюрпризы, Суровцев, разумеется, не думал. Главное — пожрать, а опасности подождут.
Вот помнится на третьем курсе после транспортного перехода в систему Божья Зарница Алексею достался фирменный костюмчик «Галахад-Молния» производства открытого региона Австралии. Тогда курсанты из двух групп (кураторы Пётр Линёв и Клод Дюплесси) должны были выйти к Плазменному озеру на смурной планетке Флеш-Рояль и по дороге через горную седловину попали под обстрел каменными бомбами — разыгрался вулкан с причудливым названием Серп Сета, Молот Тора. Тринадцать часов без малого ребята жались друг к другу на хлипком каменном козырьке, каждую секунду ожидая, что она станет последней. Но, хвала звёздам, более или менее обошлось, не повезло только Кольке Швыдченко, которому рикошетом раздробило два пальца на ноге. А пусть не выпендривается и не корчит из себя героя, когда чужепланетная стихия разыгралась не на шутку! Когда же незапланированный учебными планами фейерверк закончился, ребята проголосовали за прибавку шага, чтобы успеть к контрольному сроку на рандеву с руководителем курсовой. Один Алексей упёрся и заявил во всеуслышанье: «Всё это, конечно, замечательно, но с места не стронусь, пока не слопаю НЗ!» Подвергнутый обструкции, обозванный «закоренелым индивидуалистом», он продолжал стоять на своём и знай твердил в своё оправдание: «О какой прибавке шага можно говорить, если мы потеряли в весе!» И в конце концов переубедил товарищей, объявивших «десятиминутный общий перекус». А если честно, то почему он не хотел отправляться в путь, не подкрепившись основательно? Да потому, что в походный НЗ входили так называемые «карамельные биточки» — гениальное изобретение Жоржа Дементьера, великого виртуоза от кондитерии!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32