– Она наклонилась через стол и понизила голос: – И нет нужды так уж восхищаться добротой миссис Алвини. Она просто решила, что сегодня ей их уже не продать, вот и все. – Я попробовала бутерброд, он мне понравился. И вскоре я протянула руку за вторым. – Остался еще один с сыром, или ты хочешь рискнуть на бутерброд с курятиной?
– Почему рискнуть? Он что, совсем несвеж?
– Нет, но здесь всего один, а я их люблю больше всего!
Мы хихикали как школьницы. Мэнди принесла нож, разрезала бутерброд и протянула мне половину. Когда мы закончили есть, Мэнди преувеличенно шумно вздохнула.
– В чем дело? – поинтересовалась я.
– Я люблю посплетничать, как все женщины, но вовсе этим не горжусь.
– Мэнди, я сама спросила тебя о Саре. Ты ведь не стала бы говорить о ней по своей инициативе?
– Наверное, нет.
– Так давай забудем об этом, ладно?
– Ладно. А о чем еще ты хотела меня спросить?
– Да ты уже мне ответила. Мне хотелось знать, кому принадлежало кафе, когда я была ребенком.
Мэнди отнесла посуду на кухню, мы вышли из кафе и пошли вместе по городу. Мэнди жила близко, да и мне до дома миссис Брэдфилд было недалеко.
Я нашла ее адрес и номер телефона в записной книжке бабушки, все еще лежавшей в ящике телефонного столика в холле. Я решила, что должна предупредить ее о своем приходе, и позвонила ей.
Дом миссис Брэдфилд находился в лучшей части города, во всяком случае, по словам Мэнди. Мэнди показала мне кратчайший путь через пешеходный мост над железнодорожными путями. Перед тем как расстаться, мы остановились на перекрестке.
– Значит, я вскоре снова тебя увижу? – спросила она.
– Да, обязательно.
– Знаешь, я не работаю по воскресеньям, и мне всегда хотелось побывать в Дюн-Хаусе.
– Это невозможно.
– А, понятно.
– Не делай поспешных выводов и не дуйся, Мэнди О'Коннор. Я завтра уезжаю в Лондон повидать мою подругу Джози, взять кое-какие вещи и все такое. Пробуду там пару дней. И навещу тебя, как только вернусь.
– Ладно. До встречи.
Мэнди ушла, а я направилась к дому женщины, которая была старейшей приятельницей моей бабушки.
Обсаженная деревьями улица выглядела очень респектабельно. Уже смеркалось, но на улице все еще носились дети на дорогих велосипедах и роликовых коньках.
Палисадники казались ухоженными, хотя и не слишком затейливыми – в основном клумбы с цветами. Я улыбнулась про себя. Откуда вдруг такой интерес к садоводству? У меня, Бетани Лайлл, у которой неизбежно чахли все комнатные растения. Вероятно, сказалось то, что сад в Дюн-Хаусе, как выяснилось, был распланирован моим отцом. Мне обязатель надо привести его в порядок.
К большинству домов были пристроены гаражи на одну или две машины. У до миссис Брэдфилд, довольно скромного, гаража не было.
Дверь открылась почти сразу, как только я нажала на звонок.
– Здравствуй, дорогая!
Голос миссис Брэдфилд оказался еще более характерным, чем мне послышалось по телефону. Он звучал так, будто его прокурили еще в ранней молодости и с той поры постоянно подлечивали джином.
Она была высокой, стройной и элегантной. Серебристые седые волосы аккуратно уложены в пряди, обрамляющие задорное личико. На ней – облегающее черное платье из чего-то мягкого и шелковистого. Она, видно, была в возрасте бабушки, то есть за семьдесят, и все же ей никто дал бы больше пятидесяти. Единственная уступка возрасту – туфли на довольно низком каблуке.
– Бог ты мой, те же фамильные черты! – Она отступила и жестом пригласила меня войти.
В ее гостиной все было выполнено в бледно-розовых и светло-зеленых тонах. Исключение – роскошный ковер белого цвета. На маленьких столиках – дорогие безделушки.
Центральное место в этой комнате занимал портрет над камином. Он изображал миссис Брэдфилд в совсем юном возрасте. Она стояла в лунном свете на вершине скалы в чем-то воздушном, вызывающем ассоциации с туманом.
Я подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть портрет. По покрою платья и волосам до плеч можно было заключить, что он написан где-то в сороковые годы. Картина напоминала кадр из фильма. Так и оказалось.
Миссис Брэдфилд подошла и, встав рядом со мной, задумчиво произнесла:
– «Дождусь зари». Последний фильм, в котором мы с твоей бабушкой снимались вместе. Я была звездой. Мой псевдоним – Лаура Ленор, не помнишь? – Она с надеждой взглянула на меня, затем печально покачала головой. – Да нет, ты слишком молода. Но хотя твоя бабушка играла вторую роль, она заполучила обоих мужчин. – Я не успела попросить разъяснений, как она продолжила: – Портрет – подарок режиссера. Некоторое время спустя, расставшись с Артуром, я вышла за него замуж. Но тебе это не интересно.
– Пожалуйста, расскажите мне, что вы имели в виду, сказав, что бабушка заполучила обоих мужчин. Понимаете, я совсем недавно узнала, что она была актрисой…
– Да, Франсис была актрисой. Я же была тем, кого люди называют кинозвездой. Но ты садись, дорогая. Вот сюда, на диван, тогда я смогу сесть рядом. Шерри хочешь? Или что-нибудь не столь женственное?
Мне удалось убедить ее, что я хочу лишь чашку кофе. Я еще собиралась поработать вечером, потому что не могла уехать в Лондон и предстать перед Джози, не закончив работу для ее друзей.
Разговорить миссис Брэдфилд ничего не стоило. Она рассказала мне, что моя бабушка, тогда Франсис Браун, прошла традиционный путь актрисы – драматическая школа, провинциальные труппы, потом – театр в Вест-Энде и только позднее – роли в кино.
– Я сама немного танцевала, немного пела и умела произносить текст, но я обожала кино и решила во что бы то ни было пробиться, – сказала миссис Брэдфилд. – К счастью, я оказалась очень фотогеничной.
– Расскажите мне о последнем фильме, в котором вы снимались вместе, – «Дождусь зари».
– Фильм про войну, храбрые английские летчики, оставленные ими дома жены и героические борцы французского Сопротивления. Я играла героиню, помахавшую своему возлюбленному ручкой и терпеливо ожидавшую его после того, как его сбили над Францией. Я отказываюсь от всех предложений руки и сердца, а в финале узнаю, что он влюбился в спасшую его француженку.
– Которую играла моя бабушка.
– Разумеется. Она по внешности идеально подходила для этой роли.
– Значит, по фильму вы благородно отказываетесь от любимого…
– А в жизни твоя бабушка и в самом деле увела героя и вышла за него замуж.
– Не понимаю. Она ведь не выходила замуж за актера до дедушки?
– Нет, под героем я имею в виду именно твоего деда. Он служил в армейской разведке, и кинокомпания пригласила его в качестве консультанта, знатока французского Сопротивления. Боялись невзначай раскрыть какие-нибудь секреты.
Я постаралась переварить новую информацию. Все случилось очень давно, но миссис Брэдфилд рассказывала так, будто это произошло вчера. Она явно была к себе несправедлива, когда называла себя плохой актрисой.
– Вот, выпей. Думаю, тебе требуется что-то покрепче кофе. – Она налила мне большую рюмку коньяку и, когда я начала протестовать, сказала: – Делай, что тебе говорят, девочка. – И я взяла рюмку. – Разумеется, я простила Франсис то, что она утянула Артура Темплтона из-под самого моего носа. Мы стали друзьями. Когда мой Джордж так трагически рано умер, мне показалось вполне естественным приехать сюда, поближе к ней. Но ведь ты пришла сюда не о бабушке разговаривать, я права?
– Да.
– Я не могу тебе рассказать, – сказала она тихо и печально.
– Простите?
– Я знаю, ты забыла тот день, когда умерла твоя мать… – Не только тот день, я забыла все мои первые семь лет! – Но Франсис всегда верила, что рано или поздно ты вспомнишь. Она взяла с твоего отца обещание, что он скажет ей, если это произойдет. Они ведь иногда переписывались… – Мне припомнилось, как, разбирая архив отца после его смерти, я испытала неясное ощущение, что он многое уничтожил. – Она надеялась, что, вспомнив, ты приедешь сюда и вы сможете справиться с этим вместе, – продолжила Лаура Брэдфилд.
– Но почему? С чем я должна справиться?
– Она не хотела, чтобы ты чувствовала себя виноватой… чтобы ты казнилась…
«Она всего лишь ребенок, Дэвид! Ее нельзя винить. Это тебя я не прощу никогда!» Голос моей бабушки, четкий, будоражащий мою память… И голос отца, настойчивый, требующий послушания: «Все хорошо, маленькая. Ты не виновата. Постарайся забыть… забыть… забыть… забыть…»
И я забыла. То, что случилось, оказалось настолько глубоко похороненным в моей памяти, что я как бы попала в ловушку между прошлым и будущим. И останусь пленником, пока не найду ключа, чтобы освободиться. Я повернулась к миссис Брэдфидд. Она почти испуганно следила за мной.
– Миссис Брэдфилд, почему вы не можете рассказать мне?
– Потому что я не знаю. Мы могли лишь догадываться. После того страшного дня твоя бабушка отказалась говорить о нем даже со мной. Единственным человеком, знавшим, что именно произошло, был твой отец.
ГЛАВА 15
Мы поговорили еще немного, и то, что миссис Брэдфилд поведала, очень меня взволновало. По-видимому, когда отец узнал, что ему недолго осталось жить, он написал бабушке. Возникла довольно оживленная переписка. На какие же ухищрения ему приходилось идти, чтобы скрыть это от меня! Когда письма перестали приходить, она догадалась, что он умер. Вот тогда она решила написать мне и попросить вернуться домой.
– Но она не написала…
– Да, душечка, она умерла, прежде чем успела осуществить задуманное.
Было уже темно, когда я уезжала, и миссис Брэдфилд настояла на вызове такси. Прощаясь, я вспомнила, что забыла задать ей еще один вопрос.
– Могила, – сказала я, – могила бабушки. Там цветы… Это вы?..
– Ну конечно. Ты ведь не думаешь, что Сара или Дирдре станут об этом беспокоиться?
– Спасибо вам.
– Не надо меня благодарить, душечка. Я делаю это для себя.
– Но моя мама?.. – Я не могла заставить себя произнести эти слова, и, к счастью, она догадалась, о чем я хочу спросить.
– Мемориальная доска в церкви. Мне кажется, так всегда делают, когда нет… Когда люди пропадают в море. – Внезапно она обняла меня и прижала к себе. – Бетани, дорогая, не печалься. И знай: ты можешь прийти ко мне, когда захочешь. – Я смогла лишь кивнуть. – Молодец. – Она проводила меня до такси и наклонилась, закрывая за мной дверцу: – Позвони, как вернешься из Лондона.
– Обязательно. До свидания.
Такси оказалось одним из хуссейновс-ких, но водитель, к счастью, был не столь разговорчивым, как его босс. Когда мы выехали на дорогу вдоль обрыва, пейзаж вызвал у меня ассоциации с фильмами ужасов. При свете то и дело скрывающейся за тучами луны Дюн-Хаус на скале напомнил мне дом Бейтса в «Психозе» Хичкока. В следующий раз, если буду знать, что вернусь поздно, решила я, обязательно оставлю свет в доме зажженным.
Просить об этом я бы не стала, но все же была по-детски благодарна водителю, вылезшему из машины и проводившему меня до двери моего темного, такого мрачного сейчас дома.
– Спасибо, но не стоило беспокоиться, – промямлила я.
– Босс велел о вас позаботиться. Сам бы поехал, по вызову миссис Брэдфилд. Но он как раз сменился и торопился домой к ужину. Не любит заставлять жену ждать.
Расплатившись, я попросила его заказать мне машину на завтрашнее утро. Поеду на такси до самого Ньюкасла, Бог с ними, с расходами. Я могу позволить себе такие траты.
В тот вечер я закончила эскизы дизайна для дома в Путни. А еще успела сделать несколько набросков Дюн-Хауса для Джози.
Сделав перерыв в работе, я позвонила Джози, чтобы предупредить о своем приезде. А вдруг она по этому случаю приберется в квартире? Но ее дома не оказалось. Я расстроилась, мне хотелось услышать ее голос. Не успела я вернуться на кухню, как зазвонил телефон.
Я с улыбкой представила себе: Джози, стоя перед дверью квартиры, услышала звонок, бросила сумки и кинулась к телефону. Наверняка догадалась, кто звонит.
– Привет! – воскликнула я, едва успев взять трубку. – Где тебя черти носят?
Последовала такая длинная пауза, что я успела сообразить, чей голос сейчас услышу.
– По-моему, я говорил, что собираюсь в Лондон.
– Прости… Думала, звонит другой человек…
– Понятно.
Не надо, Грег! Не отстраняйся от меня! – хотелось мне закричать, но я лишь промямлила:
– Я решила, что звонит Джози, – та девушка, с которой мы вместе снимаем квартиру в Лондоне…
– Хочешь, чтобы я повесил трубку?
– Почему я должна этого хотеть?
– Ну раз ты ждешь звонка…
– Да нет же!..
– Но мне показалось, что ты сказала…
– Я вовсе не ждала, просто надеялась, что она позвонит.
– Вот-вот.
В этот момент я могла бы его ударить. Он говорил так равнодушно, что непонятно, зачем вообще позвонил мне. Внезапно я застыла. Меня охватила тревога.
– Ну ладно, к делу. – Я надеялась, что мой голос прозвучит не менее равнодушно. – Зачем ты звонишь мне так поздно?
– А разве поздно? Прости, я, работая, порой забываю о времени.
– Работаешь? А где ты?
– У приятеля. – Глупо было и спрашивать, знала ведь, что не получу прямого ответа. – Достал тут несколько пленок в архиве, – продолжил он, – со старыми радиопрограммами. Крутил их, крутил и наткнулся на кое-что, это может тебя заинтересовать.
– О монастыре?
– О легендарных любовниках. Ну знаешь – Ланселот и Джиневра, Абеляр и Элоиза, Эдрик и Алвева…
– Эдрик и Алвева? А это кто?
– Тот самый молодой монах из Ситона, писавший стихи, и девушка, вдохновившая его на это.
– Она была монахиней, я правильно тебя поняла?
– Да, но она не сама выбрала такую долю, отец заставил.
– Бедняжка! И что же случилось?
– Слишком долго рассказывать, это не для телефонной беседы. Я покажу тебе свои записи, когда вернусь. Скажу только, что встречаться они начали на острове, где Эдрик строил келью отшельника. Когда их обнаружили и им грозила разлука, они предпочли умереть вместе.
– Каким образом?
– Эдрик попросил девушку привязать его к скале, потом она привязала себя к нему, и они вместе дождались прилива.
– О Грег, это ужасно! А как же каменные гробы в разрушенной церкви?
– Я обязательно включу их в свою передачу, но я не буду доказывать, что в них были похоронены именно Эдрик и Алвева.
– Почему?
– Ну как же, ведь самоубийц запрещается хоронить в освященной земле. Людям нравится думать, что в этих гробах лежали любовники, но, похоже, тут желаемое выдается за действительное! Тем не менее я сделаю интересные кадры в часовне – при лунном свете и все такое. Некоторая драматичность не помешает… Бетани? Ты меня слушаешь?
– Прости. Я думала о них… О том, как они умерли… Но ты только из-за этого звонил?
– Чтобы держать тебя в курсе своих дел. Пока не знаю, когда вернусь и снова увижу тебя.
– Понятно… Но знаешь, Грег, я утром еду в Лондон.
– В самом деле?
– Да, надо кое в чем разобраться…
– Значит, увидимся, когда оба вернемся в Ситонклифф. Договорились?
– Конечно. Пока.
Грег повесил трубку. Черт бы его побрал! Что с ним такое? Звонит поздно вечером, чтобы рассказать об обреченных на смерть любовниках, и даже не предлагает встретиться, когда я говорю, что еду в Лондон!
Я вернулась к работе и попыталась сосредоточиться, но не могла забыть о Греге. Начала придумывать для него оправдания. Слишком занят, погружен в работу… Но тут я вспомнила, как он обнял меня здесь, в кухне. Могу поклясться, что тот поцелуй произвел на него не меньшее впечатление, чем на меня. Может, сожалеет о нем? Хочет пойти на попятный?
Вскоре я осознала, что все эти думы ни к чему не приведут, и заставила себя закончить работу. Потом все упаковала и чашку какао приготовила себе лишь к полуночи. Будильник поставила на семь часов.
Заснуть я долго не могла. Память все еще разбиралась в людях и событиях, но мне явно не хватало… чего-то очень важного, чтобы понять все до конца. Я должна вспомнить, что произошло в тот день, когда умерла мама. Беда в том, что именно ее смерть явилась причиной такого провала в моей памяти. И я уже начала подозревать, почему именно.
Наконец я заснула. Нет, не просто заснула, а перешла от бодрствования прямо в сновидение. Только что беспокоилась, что никак не могу уснуть, и вот я уже стою на берегу моря. Я сознаю, что нет пути назад, равно как нет и пути вперед, разве что в воду. Я вглядываюсь в нее.
Сначала она совсем темная, потом начинает светлеть. Что-то поднимается из глубин, медленно вращаясь в черно-зеленой воде. Это что-то принимает узнаваемую форму, и, когда оно протягивает ко мне руки, вместе с ним поднимается и вода и гигантской волной уносит меня в открытое море.
Последнее, что я слышу, – нескончаемые крики чаек…
Джози вовсе не работала в ночную смену, когда я звонила накануне вечером, а была на какой-то тусовке. Об этом она рассказала мне позже. Когда я вошла в квартиру, моя подруга все еще спала.
Меня не было меньше недели, и тем не менее квартира показалась мне чужой. Не беспорядок – было бы еще более странно, если бы в квартире было прибрано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– Почему рискнуть? Он что, совсем несвеж?
– Нет, но здесь всего один, а я их люблю больше всего!
Мы хихикали как школьницы. Мэнди принесла нож, разрезала бутерброд и протянула мне половину. Когда мы закончили есть, Мэнди преувеличенно шумно вздохнула.
– В чем дело? – поинтересовалась я.
– Я люблю посплетничать, как все женщины, но вовсе этим не горжусь.
– Мэнди, я сама спросила тебя о Саре. Ты ведь не стала бы говорить о ней по своей инициативе?
– Наверное, нет.
– Так давай забудем об этом, ладно?
– Ладно. А о чем еще ты хотела меня спросить?
– Да ты уже мне ответила. Мне хотелось знать, кому принадлежало кафе, когда я была ребенком.
Мэнди отнесла посуду на кухню, мы вышли из кафе и пошли вместе по городу. Мэнди жила близко, да и мне до дома миссис Брэдфилд было недалеко.
Я нашла ее адрес и номер телефона в записной книжке бабушки, все еще лежавшей в ящике телефонного столика в холле. Я решила, что должна предупредить ее о своем приходе, и позвонила ей.
Дом миссис Брэдфилд находился в лучшей части города, во всяком случае, по словам Мэнди. Мэнди показала мне кратчайший путь через пешеходный мост над железнодорожными путями. Перед тем как расстаться, мы остановились на перекрестке.
– Значит, я вскоре снова тебя увижу? – спросила она.
– Да, обязательно.
– Знаешь, я не работаю по воскресеньям, и мне всегда хотелось побывать в Дюн-Хаусе.
– Это невозможно.
– А, понятно.
– Не делай поспешных выводов и не дуйся, Мэнди О'Коннор. Я завтра уезжаю в Лондон повидать мою подругу Джози, взять кое-какие вещи и все такое. Пробуду там пару дней. И навещу тебя, как только вернусь.
– Ладно. До встречи.
Мэнди ушла, а я направилась к дому женщины, которая была старейшей приятельницей моей бабушки.
Обсаженная деревьями улица выглядела очень респектабельно. Уже смеркалось, но на улице все еще носились дети на дорогих велосипедах и роликовых коньках.
Палисадники казались ухоженными, хотя и не слишком затейливыми – в основном клумбы с цветами. Я улыбнулась про себя. Откуда вдруг такой интерес к садоводству? У меня, Бетани Лайлл, у которой неизбежно чахли все комнатные растения. Вероятно, сказалось то, что сад в Дюн-Хаусе, как выяснилось, был распланирован моим отцом. Мне обязатель надо привести его в порядок.
К большинству домов были пристроены гаражи на одну или две машины. У до миссис Брэдфилд, довольно скромного, гаража не было.
Дверь открылась почти сразу, как только я нажала на звонок.
– Здравствуй, дорогая!
Голос миссис Брэдфилд оказался еще более характерным, чем мне послышалось по телефону. Он звучал так, будто его прокурили еще в ранней молодости и с той поры постоянно подлечивали джином.
Она была высокой, стройной и элегантной. Серебристые седые волосы аккуратно уложены в пряди, обрамляющие задорное личико. На ней – облегающее черное платье из чего-то мягкого и шелковистого. Она, видно, была в возрасте бабушки, то есть за семьдесят, и все же ей никто дал бы больше пятидесяти. Единственная уступка возрасту – туфли на довольно низком каблуке.
– Бог ты мой, те же фамильные черты! – Она отступила и жестом пригласила меня войти.
В ее гостиной все было выполнено в бледно-розовых и светло-зеленых тонах. Исключение – роскошный ковер белого цвета. На маленьких столиках – дорогие безделушки.
Центральное место в этой комнате занимал портрет над камином. Он изображал миссис Брэдфилд в совсем юном возрасте. Она стояла в лунном свете на вершине скалы в чем-то воздушном, вызывающем ассоциации с туманом.
Я подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть портрет. По покрою платья и волосам до плеч можно было заключить, что он написан где-то в сороковые годы. Картина напоминала кадр из фильма. Так и оказалось.
Миссис Брэдфилд подошла и, встав рядом со мной, задумчиво произнесла:
– «Дождусь зари». Последний фильм, в котором мы с твоей бабушкой снимались вместе. Я была звездой. Мой псевдоним – Лаура Ленор, не помнишь? – Она с надеждой взглянула на меня, затем печально покачала головой. – Да нет, ты слишком молода. Но хотя твоя бабушка играла вторую роль, она заполучила обоих мужчин. – Я не успела попросить разъяснений, как она продолжила: – Портрет – подарок режиссера. Некоторое время спустя, расставшись с Артуром, я вышла за него замуж. Но тебе это не интересно.
– Пожалуйста, расскажите мне, что вы имели в виду, сказав, что бабушка заполучила обоих мужчин. Понимаете, я совсем недавно узнала, что она была актрисой…
– Да, Франсис была актрисой. Я же была тем, кого люди называют кинозвездой. Но ты садись, дорогая. Вот сюда, на диван, тогда я смогу сесть рядом. Шерри хочешь? Или что-нибудь не столь женственное?
Мне удалось убедить ее, что я хочу лишь чашку кофе. Я еще собиралась поработать вечером, потому что не могла уехать в Лондон и предстать перед Джози, не закончив работу для ее друзей.
Разговорить миссис Брэдфилд ничего не стоило. Она рассказала мне, что моя бабушка, тогда Франсис Браун, прошла традиционный путь актрисы – драматическая школа, провинциальные труппы, потом – театр в Вест-Энде и только позднее – роли в кино.
– Я сама немного танцевала, немного пела и умела произносить текст, но я обожала кино и решила во что бы то ни было пробиться, – сказала миссис Брэдфилд. – К счастью, я оказалась очень фотогеничной.
– Расскажите мне о последнем фильме, в котором вы снимались вместе, – «Дождусь зари».
– Фильм про войну, храбрые английские летчики, оставленные ими дома жены и героические борцы французского Сопротивления. Я играла героиню, помахавшую своему возлюбленному ручкой и терпеливо ожидавшую его после того, как его сбили над Францией. Я отказываюсь от всех предложений руки и сердца, а в финале узнаю, что он влюбился в спасшую его француженку.
– Которую играла моя бабушка.
– Разумеется. Она по внешности идеально подходила для этой роли.
– Значит, по фильму вы благородно отказываетесь от любимого…
– А в жизни твоя бабушка и в самом деле увела героя и вышла за него замуж.
– Не понимаю. Она ведь не выходила замуж за актера до дедушки?
– Нет, под героем я имею в виду именно твоего деда. Он служил в армейской разведке, и кинокомпания пригласила его в качестве консультанта, знатока французского Сопротивления. Боялись невзначай раскрыть какие-нибудь секреты.
Я постаралась переварить новую информацию. Все случилось очень давно, но миссис Брэдфилд рассказывала так, будто это произошло вчера. Она явно была к себе несправедлива, когда называла себя плохой актрисой.
– Вот, выпей. Думаю, тебе требуется что-то покрепче кофе. – Она налила мне большую рюмку коньяку и, когда я начала протестовать, сказала: – Делай, что тебе говорят, девочка. – И я взяла рюмку. – Разумеется, я простила Франсис то, что она утянула Артура Темплтона из-под самого моего носа. Мы стали друзьями. Когда мой Джордж так трагически рано умер, мне показалось вполне естественным приехать сюда, поближе к ней. Но ведь ты пришла сюда не о бабушке разговаривать, я права?
– Да.
– Я не могу тебе рассказать, – сказала она тихо и печально.
– Простите?
– Я знаю, ты забыла тот день, когда умерла твоя мать… – Не только тот день, я забыла все мои первые семь лет! – Но Франсис всегда верила, что рано или поздно ты вспомнишь. Она взяла с твоего отца обещание, что он скажет ей, если это произойдет. Они ведь иногда переписывались… – Мне припомнилось, как, разбирая архив отца после его смерти, я испытала неясное ощущение, что он многое уничтожил. – Она надеялась, что, вспомнив, ты приедешь сюда и вы сможете справиться с этим вместе, – продолжила Лаура Брэдфилд.
– Но почему? С чем я должна справиться?
– Она не хотела, чтобы ты чувствовала себя виноватой… чтобы ты казнилась…
«Она всего лишь ребенок, Дэвид! Ее нельзя винить. Это тебя я не прощу никогда!» Голос моей бабушки, четкий, будоражащий мою память… И голос отца, настойчивый, требующий послушания: «Все хорошо, маленькая. Ты не виновата. Постарайся забыть… забыть… забыть… забыть…»
И я забыла. То, что случилось, оказалось настолько глубоко похороненным в моей памяти, что я как бы попала в ловушку между прошлым и будущим. И останусь пленником, пока не найду ключа, чтобы освободиться. Я повернулась к миссис Брэдфидд. Она почти испуганно следила за мной.
– Миссис Брэдфилд, почему вы не можете рассказать мне?
– Потому что я не знаю. Мы могли лишь догадываться. После того страшного дня твоя бабушка отказалась говорить о нем даже со мной. Единственным человеком, знавшим, что именно произошло, был твой отец.
ГЛАВА 15
Мы поговорили еще немного, и то, что миссис Брэдфилд поведала, очень меня взволновало. По-видимому, когда отец узнал, что ему недолго осталось жить, он написал бабушке. Возникла довольно оживленная переписка. На какие же ухищрения ему приходилось идти, чтобы скрыть это от меня! Когда письма перестали приходить, она догадалась, что он умер. Вот тогда она решила написать мне и попросить вернуться домой.
– Но она не написала…
– Да, душечка, она умерла, прежде чем успела осуществить задуманное.
Было уже темно, когда я уезжала, и миссис Брэдфилд настояла на вызове такси. Прощаясь, я вспомнила, что забыла задать ей еще один вопрос.
– Могила, – сказала я, – могила бабушки. Там цветы… Это вы?..
– Ну конечно. Ты ведь не думаешь, что Сара или Дирдре станут об этом беспокоиться?
– Спасибо вам.
– Не надо меня благодарить, душечка. Я делаю это для себя.
– Но моя мама?.. – Я не могла заставить себя произнести эти слова, и, к счастью, она догадалась, о чем я хочу спросить.
– Мемориальная доска в церкви. Мне кажется, так всегда делают, когда нет… Когда люди пропадают в море. – Внезапно она обняла меня и прижала к себе. – Бетани, дорогая, не печалься. И знай: ты можешь прийти ко мне, когда захочешь. – Я смогла лишь кивнуть. – Молодец. – Она проводила меня до такси и наклонилась, закрывая за мной дверцу: – Позвони, как вернешься из Лондона.
– Обязательно. До свидания.
Такси оказалось одним из хуссейновс-ких, но водитель, к счастью, был не столь разговорчивым, как его босс. Когда мы выехали на дорогу вдоль обрыва, пейзаж вызвал у меня ассоциации с фильмами ужасов. При свете то и дело скрывающейся за тучами луны Дюн-Хаус на скале напомнил мне дом Бейтса в «Психозе» Хичкока. В следующий раз, если буду знать, что вернусь поздно, решила я, обязательно оставлю свет в доме зажженным.
Просить об этом я бы не стала, но все же была по-детски благодарна водителю, вылезшему из машины и проводившему меня до двери моего темного, такого мрачного сейчас дома.
– Спасибо, но не стоило беспокоиться, – промямлила я.
– Босс велел о вас позаботиться. Сам бы поехал, по вызову миссис Брэдфилд. Но он как раз сменился и торопился домой к ужину. Не любит заставлять жену ждать.
Расплатившись, я попросила его заказать мне машину на завтрашнее утро. Поеду на такси до самого Ньюкасла, Бог с ними, с расходами. Я могу позволить себе такие траты.
В тот вечер я закончила эскизы дизайна для дома в Путни. А еще успела сделать несколько набросков Дюн-Хауса для Джози.
Сделав перерыв в работе, я позвонила Джози, чтобы предупредить о своем приезде. А вдруг она по этому случаю приберется в квартире? Но ее дома не оказалось. Я расстроилась, мне хотелось услышать ее голос. Не успела я вернуться на кухню, как зазвонил телефон.
Я с улыбкой представила себе: Джози, стоя перед дверью квартиры, услышала звонок, бросила сумки и кинулась к телефону. Наверняка догадалась, кто звонит.
– Привет! – воскликнула я, едва успев взять трубку. – Где тебя черти носят?
Последовала такая длинная пауза, что я успела сообразить, чей голос сейчас услышу.
– По-моему, я говорил, что собираюсь в Лондон.
– Прости… Думала, звонит другой человек…
– Понятно.
Не надо, Грег! Не отстраняйся от меня! – хотелось мне закричать, но я лишь промямлила:
– Я решила, что звонит Джози, – та девушка, с которой мы вместе снимаем квартиру в Лондоне…
– Хочешь, чтобы я повесил трубку?
– Почему я должна этого хотеть?
– Ну раз ты ждешь звонка…
– Да нет же!..
– Но мне показалось, что ты сказала…
– Я вовсе не ждала, просто надеялась, что она позвонит.
– Вот-вот.
В этот момент я могла бы его ударить. Он говорил так равнодушно, что непонятно, зачем вообще позвонил мне. Внезапно я застыла. Меня охватила тревога.
– Ну ладно, к делу. – Я надеялась, что мой голос прозвучит не менее равнодушно. – Зачем ты звонишь мне так поздно?
– А разве поздно? Прости, я, работая, порой забываю о времени.
– Работаешь? А где ты?
– У приятеля. – Глупо было и спрашивать, знала ведь, что не получу прямого ответа. – Достал тут несколько пленок в архиве, – продолжил он, – со старыми радиопрограммами. Крутил их, крутил и наткнулся на кое-что, это может тебя заинтересовать.
– О монастыре?
– О легендарных любовниках. Ну знаешь – Ланселот и Джиневра, Абеляр и Элоиза, Эдрик и Алвева…
– Эдрик и Алвева? А это кто?
– Тот самый молодой монах из Ситона, писавший стихи, и девушка, вдохновившая его на это.
– Она была монахиней, я правильно тебя поняла?
– Да, но она не сама выбрала такую долю, отец заставил.
– Бедняжка! И что же случилось?
– Слишком долго рассказывать, это не для телефонной беседы. Я покажу тебе свои записи, когда вернусь. Скажу только, что встречаться они начали на острове, где Эдрик строил келью отшельника. Когда их обнаружили и им грозила разлука, они предпочли умереть вместе.
– Каким образом?
– Эдрик попросил девушку привязать его к скале, потом она привязала себя к нему, и они вместе дождались прилива.
– О Грег, это ужасно! А как же каменные гробы в разрушенной церкви?
– Я обязательно включу их в свою передачу, но я не буду доказывать, что в них были похоронены именно Эдрик и Алвева.
– Почему?
– Ну как же, ведь самоубийц запрещается хоронить в освященной земле. Людям нравится думать, что в этих гробах лежали любовники, но, похоже, тут желаемое выдается за действительное! Тем не менее я сделаю интересные кадры в часовне – при лунном свете и все такое. Некоторая драматичность не помешает… Бетани? Ты меня слушаешь?
– Прости. Я думала о них… О том, как они умерли… Но ты только из-за этого звонил?
– Чтобы держать тебя в курсе своих дел. Пока не знаю, когда вернусь и снова увижу тебя.
– Понятно… Но знаешь, Грег, я утром еду в Лондон.
– В самом деле?
– Да, надо кое в чем разобраться…
– Значит, увидимся, когда оба вернемся в Ситонклифф. Договорились?
– Конечно. Пока.
Грег повесил трубку. Черт бы его побрал! Что с ним такое? Звонит поздно вечером, чтобы рассказать об обреченных на смерть любовниках, и даже не предлагает встретиться, когда я говорю, что еду в Лондон!
Я вернулась к работе и попыталась сосредоточиться, но не могла забыть о Греге. Начала придумывать для него оправдания. Слишком занят, погружен в работу… Но тут я вспомнила, как он обнял меня здесь, в кухне. Могу поклясться, что тот поцелуй произвел на него не меньшее впечатление, чем на меня. Может, сожалеет о нем? Хочет пойти на попятный?
Вскоре я осознала, что все эти думы ни к чему не приведут, и заставила себя закончить работу. Потом все упаковала и чашку какао приготовила себе лишь к полуночи. Будильник поставила на семь часов.
Заснуть я долго не могла. Память все еще разбиралась в людях и событиях, но мне явно не хватало… чего-то очень важного, чтобы понять все до конца. Я должна вспомнить, что произошло в тот день, когда умерла мама. Беда в том, что именно ее смерть явилась причиной такого провала в моей памяти. И я уже начала подозревать, почему именно.
Наконец я заснула. Нет, не просто заснула, а перешла от бодрствования прямо в сновидение. Только что беспокоилась, что никак не могу уснуть, и вот я уже стою на берегу моря. Я сознаю, что нет пути назад, равно как нет и пути вперед, разве что в воду. Я вглядываюсь в нее.
Сначала она совсем темная, потом начинает светлеть. Что-то поднимается из глубин, медленно вращаясь в черно-зеленой воде. Это что-то принимает узнаваемую форму, и, когда оно протягивает ко мне руки, вместе с ним поднимается и вода и гигантской волной уносит меня в открытое море.
Последнее, что я слышу, – нескончаемые крики чаек…
Джози вовсе не работала в ночную смену, когда я звонила накануне вечером, а была на какой-то тусовке. Об этом она рассказала мне позже. Когда я вошла в квартиру, моя подруга все еще спала.
Меня не было меньше недели, и тем не менее квартира показалась мне чужой. Не беспорядок – было бы еще более странно, если бы в квартире было прибрано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23