Господи, как же я давно тут не была. То есть, совсем недавно я очень даже была, но только из этой двери торчала эта блондинистая грымза. Не хочу вспоминать!
– Выпьешь? – галантно предложил Борис.
– Конечно, – я вцепилась в бокал с вином как в спасательный круг. Как бы то ни было, а когда Борис находился рядом со мной, я полностью теряла контроль. Мне хотелось броситься к нему на шею. Мне хотелось предлагать разные глупости (я не про асфальтовый каток, прости Господи). Я хотела сказать, что в чем-то начинаю понимать мусульман. Как быть, если один конкретный прекрасный мужчина жизненно необходим нескольким равно достойным женщинам? Бог велел делиться. Впрочем, наш Бог наверняка не это имел в виду.
– Так, можешь не пить залпом, бокал у тебя никто не отберет, – успокоил меня Борис. Я встрепенулась и посмотрела на руки. Оказалось, что я уже опустошила все, что было туда (в бокал, а не в руки) налито.
– Вообще-то я не пью, – гордо заявила я, но следующий бокал опустошила с той же непотребной скоростью.
– Я так и понял. Ты присядь, а то вино не успевает задержаться. Сразу пролетает на выход.
– Ты просто гад какой-то. Что ты хотел мне сказать? – разозлилась я. Но на диван все-таки плюхнулась.
– Сказать? Ну, как тебе такое: ты очень похудела за последние полгода. Это меня огорчает.
– Подкормить решил? А чего не кормишь, а только поишь? – усомнилась я.
– Не пойдет?
– Не-а, – я цокнула языком и допила вино. Борис мне налил третий бокал. Я уже не напрягалась относительно того, что наливает он только мне. А может, он за рулем?! Каким на фиг рулем, если у него нет машины. Ладно, не пьет и не надо. Надо только и мне сбавить темп, а то я могу уехать далеко.
– Тогда так. Я никак не могу пережить, что мы так глупо расстались. Хочу пережить, но не получается. Придется попробовать тебя вернуть, – витиевато пояснил Борис.
– Так уже более правдоподобно, но не так приятно. Потому что когда женщине говорят, что она слишком похудела, она в любом случае примет это как комплимент, – я расположилась на диване с комфортом и демонстративно закинула ногу на ногу. Не стесняюсь, мол, я своей болезненной худобы.
– Даже если ей это скажет врач, перед тем как поставить капельницу от истощения? – прищурился Борис и присел рядом со мной на диван. У него был такой решительный, такой уверенный в происходящем вид, что мне стало жутковато. Но одновременно с этим началось головокружение от непонятного, даже преступного счастья. Ужасно, но еще чуть-чуть, и я сама признаю, что самое для меня лучшее – быть любовницей женатого мужчины и не трепыхаться. Но только при условии, что этот женатый мужчина – Борис.
– Да. Даже в этом случае. Настоящая женщина умудрится сидеть на диете даже под дулом пистолета! – пьяно разглагольствовала я, оттягивая момент объяснения настолько, насколько смогу. Мне было страшно. А вдруг мы не сможем договориться? Вдруг он будет упираться и врать, рассказывать сказки про то, как именно у него все уже кончено с женой, а я буду уговаривать себя, что это вполне вероятно, правда. Вдруг Борис найдет как все мне объяснить и вдруг (это самое страшное) я ему поверю.
– Почему мы говорим о диетах? Тебя не волнует, что я (Я!) тут пытаюсь тебя вернуть? – серьезно спросил он. И уставился на меня. Что я могла сделать? Что на моем месте сделала бы любая, если учесть, что он – прекрасен и я его до сих пор люблю. Я выпила еще.
– Меня волнует. Но еще больше меня волнует, куда меня все это заведет, – попыталась запеть старую песню я.
– Что ты хочешь знать? – устало спросил Борис. Я хотела сказать, что единственное, что я хочу знать – это любит ли он меня. На самом деле это и было единственным вопросом, который меня по настоящему интересовал. Но я спросила о другом.
– Почему она ходила тут в халате?
– Это просто. Она приехала с сыном на неделю, пока у него шли каникулы. Так что ничего удивительного, что она была в халате. Мы с ней старательно изображаем дружбу, чтобы не травмировать нашего мальчика.
– Может, вы ее изображаете слишком старательно? – надулась я. Все-таки халат – это вам не хухры-мухры.
– Поверь мне, это все – беспочвенные предположения, – напряженно выдавливая слова, пояснил Борис. – Мы пережили такой болезненный развод, что теперь мне и в голову не придет приблизиться к ней. Особенно если учесть, что она мне устроила.
– А что? – с интересом уточнила я.
– Слушай, а может обойдемся без подробностей? – раздраженно спросил Борис. Я чуть было не дала задний ход, но любопытство – страшная сила. Типа водородной бомбы.
– Немного подробностей не повредит. В конце концов, помни, что я пережила, застав ее тут. Причем она со мной не стала церемониться. И потом, неужели я не достаточно тебе доверяю, принимая все твои слова на веру? – обиделась я.
– А ты принимаешь? – выжидательно посмотрел на меня Борис. Я поняла, что это очень важно для него.
– Да. Я поверю каждому твоему слову. И никогда ничего не буду перепроверять, – совершенно искренне сказала я. Борис помолчал, задумавшись о чем-то.
– А почему?
– Потому что мне очень плохо без тебя. Потому что я всей кожей чувствую, что ты не соврешь, – объяснила я.
– Это вдохновляет, – улыбнулся Борис и уже открыл рот, чтобы продолжить откровения. Но когда можно что-то ляпнуть, разве я удержусь? Когда это такое было?
– А еще, может, я уверена, что и мне пригодится, чтобы ты когда-нибудь принял мои слова на веру, – деловито выдала я. Борис застыл, забыв захлопнуть рот. – А что? Я же постоянно во что-то влипаю? Мне доверие не повредит.
– Договорились, – опешив, пообещал он.
– Тогда давай грязные подробности, – потерла ручки я. Я сказала это в шутку, но невольно попала в самую суть. Подробности действительно оказались грязными.
– Мы разводились с женой в суде. Инициатором была она. Я ее очень даже любил и не желал этого развода. Просто однажды я поймал ее на мелкой, небольшой лжи. Она перепутала время и сказала, что была на работе в то время, когда никак там быть не могла. Я не стал ничего предпринимать, но вскоре стало совершенно очевидно, что она много врет.
– Вот почему ты так болезненно отнесся к этой долбаной проверке паспорта.
– Да уж. Мне уже в печенках сидят женщины, нечистые на руку. А ее ложь просто лезла в глаза. Я не пытался ее поймать. Просто больше не мог делать вид, что ничего не происходит.
– И? – замерла я.
– Однажды я высказал ей, что это глупо и проще поговорить и все выяснить.
– Выяснили?
– Да. Она подала на развод. Сказала, что больше меня не любит. Я ужасно страдал, а потом оказалось, что все не совсем так и что она с некоторых пор полюбила моего партнера по бизнесу. Мне пришлось одновременно остаться и без доли акций, и без жены.
– Кошмар.
– Я так не думаю. Мне все равно было противно с ним работать. И потом, я неплохо эти акции пристроил и ушел на телевидение. Давно собирался. Просто было очень сложно понять, что мы с ним одновременно спали с моей женой и потом мирно общались, пили. Даже обменивались личными дружескими комментарии.
– Господи, – только и могла выдохнуть я.
– Ну, он-то тут не причем. Жена моя, все рассчитав, решила, что так будет выгоднее. Жить с моим старшим партнером, у которого денег много или очень много, в зависимости от сезона. А меня доить с помощью сына.
– Доить?
– Именно. А ты думала, откуда эти наши «дружеские отношения»? Пока она соблюдает мои условия, возит сына и изображает гармонию, я плачу ей деньги.
– А нельзя было оставить его у себя? Все-таки она – виновная сторона. Она изменила.
– Причина развода – не сошлись характерами. Мы же в России. Кстати, ты бьешь в самую точку. Именно из-за моих попыток забрать себе сына развод и был таким тяжелым. Свара адвокатов, взаимные обвинения, вплоть до уголовщины. Когда мой адвокат предложил мне сфальсифицировать уголовное дело на мою жену, я остановился.
– Почему? – в азарте негодования воскликнула я.
– Она его мать. Как я ему это объясню. И потом, как ни крути, а я ее любил. И представить ее в арестантской робе не мог. А кроме того, кто сказал, что потом из мести она не сделала бы того же?
– Верно, – растерялась я.
– Так что, когда суд только состоялся, я сын стал жить в коттеджном поселке под Пушкиным, а ко мне приезжать на каникулы. В основном с матерью. Она отдыхает от своей новой семьи и стрясает с меня подарки и деньги.
– А зачем ты ей это позволяешь? – разозлилась я.
– Только так мы можем видеться, общаться с сыном нормально. Чтобы он мог, как раньше, видеть нас не только по отдельности, но и вместе. Без нее он скучает. Все-таки, что бы я не делал, ее он любит какой-то невообразивой сыновней любовью, от которой никуда не деться, – с болью закончил он. Я молчала. Вот ведь, как получается. Я что-то думала, Света что-то думала, что-то пытались выстроить, от чего-то защититься. А на самом деле ничего, абсолютно ничего не знали про Бориса, про историю Бориса. Про его боль. Мне хотелось отмотать все назад и сделать так, чтобы он замолчал, я бы ничего не знала и никогда не видела его паспорт. Чтобы мы сначала как-то притерлись, поняли друг друга, смогли друг другу доверять, а потом бы он мне сам рассказал что-то, что сам сочтет нужным. Чтобы поделиться, разделить это с ним. Впрочем, и сейчас не поздно проявить понимание.
– Прости, можешь не продолжать, – поспешила пойти на попятный я. – Если не хочешь.
– Зачем? Мы же уже открыли кружок «Хочу все знать», – усмехнулся Борис. – Мне даже легче, что я тебе все рассказал. Вот блин, до сих пор переживаю.
– Успокойся, – чуть не расплакалась от жалости и восхищения я. Господи, как было бы ужасно, если бы я его навсегда потеряла. Такого удивительного, такого прекрасного. Иногда такого, колючего, как ежик.
– Мой сын живет с чужим мужиком, который когда-то был моим добрым приятелем. А я должен делать вид, что мне это приятно, потому что только в этом случае моя жена станет со мной иметь дело. Я должен с ним раскланиваться, должен делать вид, что все мы – взрослые люди и что это совершенно нормально. Вчера она была моя жена, сегодня твоя. Нормально! Кофе будешь? Кстати, твой сын получил двойку. Мне пришлось его наказать.
– Прекрати! – рявкнула я. Борис очнулся, посмотрел на меня и попытался взять себя в руки.
– Я не ставил штамп, потому что мне было не до него. Это надо было снова тащиться в суд, брать решение суда, а потом сидеть в очереди ЗАГСА и сдавать паспорт. Кажется. Мне было не до этого. И потом, я не думал, что ты выкинешь такой крендель и примешься читать паспорта.
– Я дура! – с готовностью подтвердила я.
– Причем тут ты. Это я до сих пор боюсь приблизиться к женщине хоть на километр. Хочется обнести свой дом чугунным забором и никого никогда туда не пускать.
– Даже меня? – охнула я.
– Тебя? С тобой все непонятно. Ты странная, а временами даже нелепая. С тобой невозможно ничего предугадать. Но почему-то кажется, что на ложь ты неспособна.
– Точно! Приврать я могу, но на ложь – нет, – шумно подтвердила я. Борис ласково потрепал меня по щеке и улыбнулся. Может, просто хотел выразить симпатию. Просто дружеский знак внимания, однако все наши прикосновения были наэлектризованы. С первого дня. Он отдернул руку и внимательно посмотрел мне в глаза. Уточнял, остались ли у меня вопросы. Вопросов не оказалось. Тогда Борис принялся использовать крайние меры, которых я так боялась и так ждала. То бишь, приступил к поцелуям и объятиям. Невыносимо, невозможно, неописуемо прекрасным поцелуям изголодавшегося по единственно возможной пище человека. Я даже в нормальном состоянии плохо контролировала себя, находясь в его руках, а уж после трех бокалов…. Что и говорить, меня охватило чувство, что я вдруг обрела свой дом. Впервые за последний год. Хотя нельзя сказать, что я вовсе жила без поцелуев. Петечка. Есть все-таки что-то божественное в том, с какой неумолимой точностью мы чувствуем друг друга. Мы можем ничего не говорить, мы можем вообще быть незнакомы, но достаточно одного взгляда, чтобы понять: «то» он или «не то». В каком-то генетическом, биофизическом, комплиментарном плане. Ох, какие я, оказывается, знаю слова. Это мне когда-то морочил голову мимолетный герой случайного романа с биофака МГУ. Комплиментарность – это когда цепочки ДНК сцепляясь, идеально подходят друг другу. Как пазлы. Иногда мы можем мучиться годами, пытаясь выстроить отношения с теми, кого полюбили всем сердцем. Может, у нас это так никогда и не получится. Но если мы – пазлы, то стоит нам закрыть глаза и прикоснуться друг к другу – наступает волшебство. А вот когда мы смотрим на «не тех», то чувствуем это сразу, достаточно и пары минут. Петечка был «не то» с первого дня знакомства. Как глупо было надеяться, что я смогу заглушить в себе голос природы. Каждый его поцелуй отзывался в моем сердце как укол шприца по живому. Неприятно, но надо. Если хочешь замуж. Как я изворачивалась, как старалась свести тактильные контакты до минимума. Зачем? Зачем я пыталась перекроить неплохого, в общем-то, друга в отвратного мужа, зачем чуть не влипла в этот дикий брак, в котором бы мы оба были несчастны?
– О чем ты думаешь? Але? – дрогнувшим голосом спросил Борис, оторвав от меня губы и чуть отстранив меня от себя. Я моментально прижалась к нему обратно и забыла обо всем на свете.
– Я думаю, что ты – полностью воплощение моей мечты.
– Ага, – нежно прошептал он, проведя большим пальцем по губам. Мои инстинкты требовали позволить ему все. Только бы не отпускал.
– Все-таки Света неправа, – вздохнула я и закрыла глаза.
– В чем? – как-то издалека спросил Борис.
– В чем? В том, что гормоны глупы и нельзя идти у них на поводу. Что они никогда не приведут к тому, с кем можно построить счастье.
– Как ты себе представляешь процесс «построить счастье»? Берешь в руки отбойный молоток и вперед? – усмехнулся Борис.
– В том-то и беда, что я это представляю себе, как непрерывную цепь вот именно таких поцелуев, – томно мурлыкнула я и мы провалились в пропасть безотчетной, пьяной, прекрасной ночи, в которой уже никому ни от кого не требовалось никаких объяснений. Просто мужчина и женщина, одни на необитаемом острове, по невероятной случайности нашедшие друг друга в лабиринте взаимного недоверия и неприятия, взаимных амбиций и страхов. Все растворилось, Борис опьянел от права снова обладать мной после столь длительного перерыва. Я была пьяна и до того, но тут наглядеться не могла на его прекрасное лиуо. Прекрасное не какой-то казуистической красотой, которая живет на страницах модных журналов, а как-то по другому. Прекрасное, как лицо человека, кому предназначено быть прекрасным именно для меня. Он смотрел на меня так, словно не видел меня много долгих тысяч лет. Словно мне по ошибке отдали в пользовании то, без чего он не может жить, что по справедливости принадлежит ему. Он не давал мне права голоса, но мне оно и не было нужно. Я молчала, потому что тоже была поглощена им. Была в практически бессознательном состоянии от счастья.
– Удивительно! – шепотом сказала я, осознав, что счастлива бесконечно.
– Что именно? – ласково усмехнулся Борис и растрепал мне волосы.
– Такое со мной впервые в жизни. Не думала, что такое возможно! – с удивлением сказала я.
– Что возможно? – смутился он. Мой трудный принц.
– Быть только женщиной и больше никем.
– Ты для меня – все, – тихонько бросил он. Я замерла. Я не стала спрашивать, что он имеет в виду. Потому что и без пояснений мое сердце трепетало, а кровь заструилась по венам с небывалой скоростью. Я как могла показала, что и ОН для меня ВСЕ! А потом он уснул. Его обычно напряженное и сосредоточенное выражение лица сменила расслабленная полудетская улыбка, которая, хочется верить, вызвана мной, присутствием меня рядом. Я сидела около него на диване, боясь пошевелиться и спугнуть этот блаженный сон, это редкое выражение счастья на его лице. Пусть даже оно вызвано какими-нибудь особенно вкусными ананасами, которые он вкушает во сне под подходящими пальмами. Нет, лучше думать, что ему снюсь я.
– Чего ты не спишь? – пробурчал он, едва разлепив один глаз. – Уже утро?
– Нет-нет, – испуганно шепнула я. – Глубокая ночь. Спи.
– Только с тобой, – сонно промямлил он и прижал меня к себе. Я легла рядом. Его руки были сильнее, чем я думала и помнила, его стремление слить нас в единое целое создавало мне определенное неудобство телесного, физического порядка. Плечи затекли буквально через пять минут, телу хотелось перевернуться, переложить голову на мягкую подушку, но я замерла и не шевелилась, наслаждаясь и этим неудобством, при котором его безмятежное лицо было близко-близко, и столь удивительной для моей жизни невозможностью двигаться и располагаться по своему усмотрению. Без преувеличения могу сказать, что была в тот момент согласна заработать паралич, только бы это не кончалось. За двадцать семь лет моей одинокой жизни я накушалась комфортного ночного сна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Выпьешь? – галантно предложил Борис.
– Конечно, – я вцепилась в бокал с вином как в спасательный круг. Как бы то ни было, а когда Борис находился рядом со мной, я полностью теряла контроль. Мне хотелось броситься к нему на шею. Мне хотелось предлагать разные глупости (я не про асфальтовый каток, прости Господи). Я хотела сказать, что в чем-то начинаю понимать мусульман. Как быть, если один конкретный прекрасный мужчина жизненно необходим нескольким равно достойным женщинам? Бог велел делиться. Впрочем, наш Бог наверняка не это имел в виду.
– Так, можешь не пить залпом, бокал у тебя никто не отберет, – успокоил меня Борис. Я встрепенулась и посмотрела на руки. Оказалось, что я уже опустошила все, что было туда (в бокал, а не в руки) налито.
– Вообще-то я не пью, – гордо заявила я, но следующий бокал опустошила с той же непотребной скоростью.
– Я так и понял. Ты присядь, а то вино не успевает задержаться. Сразу пролетает на выход.
– Ты просто гад какой-то. Что ты хотел мне сказать? – разозлилась я. Но на диван все-таки плюхнулась.
– Сказать? Ну, как тебе такое: ты очень похудела за последние полгода. Это меня огорчает.
– Подкормить решил? А чего не кормишь, а только поишь? – усомнилась я.
– Не пойдет?
– Не-а, – я цокнула языком и допила вино. Борис мне налил третий бокал. Я уже не напрягалась относительно того, что наливает он только мне. А может, он за рулем?! Каким на фиг рулем, если у него нет машины. Ладно, не пьет и не надо. Надо только и мне сбавить темп, а то я могу уехать далеко.
– Тогда так. Я никак не могу пережить, что мы так глупо расстались. Хочу пережить, но не получается. Придется попробовать тебя вернуть, – витиевато пояснил Борис.
– Так уже более правдоподобно, но не так приятно. Потому что когда женщине говорят, что она слишком похудела, она в любом случае примет это как комплимент, – я расположилась на диване с комфортом и демонстративно закинула ногу на ногу. Не стесняюсь, мол, я своей болезненной худобы.
– Даже если ей это скажет врач, перед тем как поставить капельницу от истощения? – прищурился Борис и присел рядом со мной на диван. У него был такой решительный, такой уверенный в происходящем вид, что мне стало жутковато. Но одновременно с этим началось головокружение от непонятного, даже преступного счастья. Ужасно, но еще чуть-чуть, и я сама признаю, что самое для меня лучшее – быть любовницей женатого мужчины и не трепыхаться. Но только при условии, что этот женатый мужчина – Борис.
– Да. Даже в этом случае. Настоящая женщина умудрится сидеть на диете даже под дулом пистолета! – пьяно разглагольствовала я, оттягивая момент объяснения настолько, насколько смогу. Мне было страшно. А вдруг мы не сможем договориться? Вдруг он будет упираться и врать, рассказывать сказки про то, как именно у него все уже кончено с женой, а я буду уговаривать себя, что это вполне вероятно, правда. Вдруг Борис найдет как все мне объяснить и вдруг (это самое страшное) я ему поверю.
– Почему мы говорим о диетах? Тебя не волнует, что я (Я!) тут пытаюсь тебя вернуть? – серьезно спросил он. И уставился на меня. Что я могла сделать? Что на моем месте сделала бы любая, если учесть, что он – прекрасен и я его до сих пор люблю. Я выпила еще.
– Меня волнует. Но еще больше меня волнует, куда меня все это заведет, – попыталась запеть старую песню я.
– Что ты хочешь знать? – устало спросил Борис. Я хотела сказать, что единственное, что я хочу знать – это любит ли он меня. На самом деле это и было единственным вопросом, который меня по настоящему интересовал. Но я спросила о другом.
– Почему она ходила тут в халате?
– Это просто. Она приехала с сыном на неделю, пока у него шли каникулы. Так что ничего удивительного, что она была в халате. Мы с ней старательно изображаем дружбу, чтобы не травмировать нашего мальчика.
– Может, вы ее изображаете слишком старательно? – надулась я. Все-таки халат – это вам не хухры-мухры.
– Поверь мне, это все – беспочвенные предположения, – напряженно выдавливая слова, пояснил Борис. – Мы пережили такой болезненный развод, что теперь мне и в голову не придет приблизиться к ней. Особенно если учесть, что она мне устроила.
– А что? – с интересом уточнила я.
– Слушай, а может обойдемся без подробностей? – раздраженно спросил Борис. Я чуть было не дала задний ход, но любопытство – страшная сила. Типа водородной бомбы.
– Немного подробностей не повредит. В конце концов, помни, что я пережила, застав ее тут. Причем она со мной не стала церемониться. И потом, неужели я не достаточно тебе доверяю, принимая все твои слова на веру? – обиделась я.
– А ты принимаешь? – выжидательно посмотрел на меня Борис. Я поняла, что это очень важно для него.
– Да. Я поверю каждому твоему слову. И никогда ничего не буду перепроверять, – совершенно искренне сказала я. Борис помолчал, задумавшись о чем-то.
– А почему?
– Потому что мне очень плохо без тебя. Потому что я всей кожей чувствую, что ты не соврешь, – объяснила я.
– Это вдохновляет, – улыбнулся Борис и уже открыл рот, чтобы продолжить откровения. Но когда можно что-то ляпнуть, разве я удержусь? Когда это такое было?
– А еще, может, я уверена, что и мне пригодится, чтобы ты когда-нибудь принял мои слова на веру, – деловито выдала я. Борис застыл, забыв захлопнуть рот. – А что? Я же постоянно во что-то влипаю? Мне доверие не повредит.
– Договорились, – опешив, пообещал он.
– Тогда давай грязные подробности, – потерла ручки я. Я сказала это в шутку, но невольно попала в самую суть. Подробности действительно оказались грязными.
– Мы разводились с женой в суде. Инициатором была она. Я ее очень даже любил и не желал этого развода. Просто однажды я поймал ее на мелкой, небольшой лжи. Она перепутала время и сказала, что была на работе в то время, когда никак там быть не могла. Я не стал ничего предпринимать, но вскоре стало совершенно очевидно, что она много врет.
– Вот почему ты так болезненно отнесся к этой долбаной проверке паспорта.
– Да уж. Мне уже в печенках сидят женщины, нечистые на руку. А ее ложь просто лезла в глаза. Я не пытался ее поймать. Просто больше не мог делать вид, что ничего не происходит.
– И? – замерла я.
– Однажды я высказал ей, что это глупо и проще поговорить и все выяснить.
– Выяснили?
– Да. Она подала на развод. Сказала, что больше меня не любит. Я ужасно страдал, а потом оказалось, что все не совсем так и что она с некоторых пор полюбила моего партнера по бизнесу. Мне пришлось одновременно остаться и без доли акций, и без жены.
– Кошмар.
– Я так не думаю. Мне все равно было противно с ним работать. И потом, я неплохо эти акции пристроил и ушел на телевидение. Давно собирался. Просто было очень сложно понять, что мы с ним одновременно спали с моей женой и потом мирно общались, пили. Даже обменивались личными дружескими комментарии.
– Господи, – только и могла выдохнуть я.
– Ну, он-то тут не причем. Жена моя, все рассчитав, решила, что так будет выгоднее. Жить с моим старшим партнером, у которого денег много или очень много, в зависимости от сезона. А меня доить с помощью сына.
– Доить?
– Именно. А ты думала, откуда эти наши «дружеские отношения»? Пока она соблюдает мои условия, возит сына и изображает гармонию, я плачу ей деньги.
– А нельзя было оставить его у себя? Все-таки она – виновная сторона. Она изменила.
– Причина развода – не сошлись характерами. Мы же в России. Кстати, ты бьешь в самую точку. Именно из-за моих попыток забрать себе сына развод и был таким тяжелым. Свара адвокатов, взаимные обвинения, вплоть до уголовщины. Когда мой адвокат предложил мне сфальсифицировать уголовное дело на мою жену, я остановился.
– Почему? – в азарте негодования воскликнула я.
– Она его мать. Как я ему это объясню. И потом, как ни крути, а я ее любил. И представить ее в арестантской робе не мог. А кроме того, кто сказал, что потом из мести она не сделала бы того же?
– Верно, – растерялась я.
– Так что, когда суд только состоялся, я сын стал жить в коттеджном поселке под Пушкиным, а ко мне приезжать на каникулы. В основном с матерью. Она отдыхает от своей новой семьи и стрясает с меня подарки и деньги.
– А зачем ты ей это позволяешь? – разозлилась я.
– Только так мы можем видеться, общаться с сыном нормально. Чтобы он мог, как раньше, видеть нас не только по отдельности, но и вместе. Без нее он скучает. Все-таки, что бы я не делал, ее он любит какой-то невообразивой сыновней любовью, от которой никуда не деться, – с болью закончил он. Я молчала. Вот ведь, как получается. Я что-то думала, Света что-то думала, что-то пытались выстроить, от чего-то защититься. А на самом деле ничего, абсолютно ничего не знали про Бориса, про историю Бориса. Про его боль. Мне хотелось отмотать все назад и сделать так, чтобы он замолчал, я бы ничего не знала и никогда не видела его паспорт. Чтобы мы сначала как-то притерлись, поняли друг друга, смогли друг другу доверять, а потом бы он мне сам рассказал что-то, что сам сочтет нужным. Чтобы поделиться, разделить это с ним. Впрочем, и сейчас не поздно проявить понимание.
– Прости, можешь не продолжать, – поспешила пойти на попятный я. – Если не хочешь.
– Зачем? Мы же уже открыли кружок «Хочу все знать», – усмехнулся Борис. – Мне даже легче, что я тебе все рассказал. Вот блин, до сих пор переживаю.
– Успокойся, – чуть не расплакалась от жалости и восхищения я. Господи, как было бы ужасно, если бы я его навсегда потеряла. Такого удивительного, такого прекрасного. Иногда такого, колючего, как ежик.
– Мой сын живет с чужим мужиком, который когда-то был моим добрым приятелем. А я должен делать вид, что мне это приятно, потому что только в этом случае моя жена станет со мной иметь дело. Я должен с ним раскланиваться, должен делать вид, что все мы – взрослые люди и что это совершенно нормально. Вчера она была моя жена, сегодня твоя. Нормально! Кофе будешь? Кстати, твой сын получил двойку. Мне пришлось его наказать.
– Прекрати! – рявкнула я. Борис очнулся, посмотрел на меня и попытался взять себя в руки.
– Я не ставил штамп, потому что мне было не до него. Это надо было снова тащиться в суд, брать решение суда, а потом сидеть в очереди ЗАГСА и сдавать паспорт. Кажется. Мне было не до этого. И потом, я не думал, что ты выкинешь такой крендель и примешься читать паспорта.
– Я дура! – с готовностью подтвердила я.
– Причем тут ты. Это я до сих пор боюсь приблизиться к женщине хоть на километр. Хочется обнести свой дом чугунным забором и никого никогда туда не пускать.
– Даже меня? – охнула я.
– Тебя? С тобой все непонятно. Ты странная, а временами даже нелепая. С тобой невозможно ничего предугадать. Но почему-то кажется, что на ложь ты неспособна.
– Точно! Приврать я могу, но на ложь – нет, – шумно подтвердила я. Борис ласково потрепал меня по щеке и улыбнулся. Может, просто хотел выразить симпатию. Просто дружеский знак внимания, однако все наши прикосновения были наэлектризованы. С первого дня. Он отдернул руку и внимательно посмотрел мне в глаза. Уточнял, остались ли у меня вопросы. Вопросов не оказалось. Тогда Борис принялся использовать крайние меры, которых я так боялась и так ждала. То бишь, приступил к поцелуям и объятиям. Невыносимо, невозможно, неописуемо прекрасным поцелуям изголодавшегося по единственно возможной пище человека. Я даже в нормальном состоянии плохо контролировала себя, находясь в его руках, а уж после трех бокалов…. Что и говорить, меня охватило чувство, что я вдруг обрела свой дом. Впервые за последний год. Хотя нельзя сказать, что я вовсе жила без поцелуев. Петечка. Есть все-таки что-то божественное в том, с какой неумолимой точностью мы чувствуем друг друга. Мы можем ничего не говорить, мы можем вообще быть незнакомы, но достаточно одного взгляда, чтобы понять: «то» он или «не то». В каком-то генетическом, биофизическом, комплиментарном плане. Ох, какие я, оказывается, знаю слова. Это мне когда-то морочил голову мимолетный герой случайного романа с биофака МГУ. Комплиментарность – это когда цепочки ДНК сцепляясь, идеально подходят друг другу. Как пазлы. Иногда мы можем мучиться годами, пытаясь выстроить отношения с теми, кого полюбили всем сердцем. Может, у нас это так никогда и не получится. Но если мы – пазлы, то стоит нам закрыть глаза и прикоснуться друг к другу – наступает волшебство. А вот когда мы смотрим на «не тех», то чувствуем это сразу, достаточно и пары минут. Петечка был «не то» с первого дня знакомства. Как глупо было надеяться, что я смогу заглушить в себе голос природы. Каждый его поцелуй отзывался в моем сердце как укол шприца по живому. Неприятно, но надо. Если хочешь замуж. Как я изворачивалась, как старалась свести тактильные контакты до минимума. Зачем? Зачем я пыталась перекроить неплохого, в общем-то, друга в отвратного мужа, зачем чуть не влипла в этот дикий брак, в котором бы мы оба были несчастны?
– О чем ты думаешь? Але? – дрогнувшим голосом спросил Борис, оторвав от меня губы и чуть отстранив меня от себя. Я моментально прижалась к нему обратно и забыла обо всем на свете.
– Я думаю, что ты – полностью воплощение моей мечты.
– Ага, – нежно прошептал он, проведя большим пальцем по губам. Мои инстинкты требовали позволить ему все. Только бы не отпускал.
– Все-таки Света неправа, – вздохнула я и закрыла глаза.
– В чем? – как-то издалека спросил Борис.
– В чем? В том, что гормоны глупы и нельзя идти у них на поводу. Что они никогда не приведут к тому, с кем можно построить счастье.
– Как ты себе представляешь процесс «построить счастье»? Берешь в руки отбойный молоток и вперед? – усмехнулся Борис.
– В том-то и беда, что я это представляю себе, как непрерывную цепь вот именно таких поцелуев, – томно мурлыкнула я и мы провалились в пропасть безотчетной, пьяной, прекрасной ночи, в которой уже никому ни от кого не требовалось никаких объяснений. Просто мужчина и женщина, одни на необитаемом острове, по невероятной случайности нашедшие друг друга в лабиринте взаимного недоверия и неприятия, взаимных амбиций и страхов. Все растворилось, Борис опьянел от права снова обладать мной после столь длительного перерыва. Я была пьяна и до того, но тут наглядеться не могла на его прекрасное лиуо. Прекрасное не какой-то казуистической красотой, которая живет на страницах модных журналов, а как-то по другому. Прекрасное, как лицо человека, кому предназначено быть прекрасным именно для меня. Он смотрел на меня так, словно не видел меня много долгих тысяч лет. Словно мне по ошибке отдали в пользовании то, без чего он не может жить, что по справедливости принадлежит ему. Он не давал мне права голоса, но мне оно и не было нужно. Я молчала, потому что тоже была поглощена им. Была в практически бессознательном состоянии от счастья.
– Удивительно! – шепотом сказала я, осознав, что счастлива бесконечно.
– Что именно? – ласково усмехнулся Борис и растрепал мне волосы.
– Такое со мной впервые в жизни. Не думала, что такое возможно! – с удивлением сказала я.
– Что возможно? – смутился он. Мой трудный принц.
– Быть только женщиной и больше никем.
– Ты для меня – все, – тихонько бросил он. Я замерла. Я не стала спрашивать, что он имеет в виду. Потому что и без пояснений мое сердце трепетало, а кровь заструилась по венам с небывалой скоростью. Я как могла показала, что и ОН для меня ВСЕ! А потом он уснул. Его обычно напряженное и сосредоточенное выражение лица сменила расслабленная полудетская улыбка, которая, хочется верить, вызвана мной, присутствием меня рядом. Я сидела около него на диване, боясь пошевелиться и спугнуть этот блаженный сон, это редкое выражение счастья на его лице. Пусть даже оно вызвано какими-нибудь особенно вкусными ананасами, которые он вкушает во сне под подходящими пальмами. Нет, лучше думать, что ему снюсь я.
– Чего ты не спишь? – пробурчал он, едва разлепив один глаз. – Уже утро?
– Нет-нет, – испуганно шепнула я. – Глубокая ночь. Спи.
– Только с тобой, – сонно промямлил он и прижал меня к себе. Я легла рядом. Его руки были сильнее, чем я думала и помнила, его стремление слить нас в единое целое создавало мне определенное неудобство телесного, физического порядка. Плечи затекли буквально через пять минут, телу хотелось перевернуться, переложить голову на мягкую подушку, но я замерла и не шевелилась, наслаждаясь и этим неудобством, при котором его безмятежное лицо было близко-близко, и столь удивительной для моей жизни невозможностью двигаться и располагаться по своему усмотрению. Без преувеличения могу сказать, что была в тот момент согласна заработать паралич, только бы это не кончалось. За двадцать семь лет моей одинокой жизни я накушалась комфортного ночного сна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27