Любой бы закурил. Разве нет?
– Пойдем? – ободряюще улыбнулась Лиля. Мы с ней вместе собрались идти делать УЗИ. Не то чтобы я одна бы не справилась. Но с Лилей я чувствовала себя защищенной. Будет кому утирать мне сопли, если что-то не так. И даже если все хорошо – сопли мне утирать все равно придется. Я понимаю, что она для меня – совершенно чужой человек. Но так уж получилось, я как-то моментально к ней привязалась. Вроде бы между нами нет ничего общего. Она готовится в театральный, я – стать героической матерью без всяких к тому условий. Чтобы как-то отблагодарить ее за внимание к моей персоне, я смотрела ее бесконечные этюды, куски ролей, заученные наизусть стихи. Не знаю, был ли у нее талант. Возможно. Впрочем, возможно, что талант есть в каждом из нас. А вот упорства и стремления к цели в Лиле, молоденькой девочке из Уфы, было действительно больше, чем в любом другом. Сколько слов, придуманных другими людьми, она умудрялась запихнуть к себе в голову – одно это поражало меня до глубины души. Да если бы я выучила хотя бы четверть, мне надо было бы требовать медаль.
– Пошли, – я накинула демисезонное пальто и пошла к выходу. Лиля цацкалась со мной, как с писаной торбой. И, сколько я не пыталась отыскать на ее лице признаки недовольства, кажется, ей действительно было важно мне помочь. И ей явно не терпелось узнать, что там у меня внутри. Или кто.
Врач в поликлинике оказался высоким сухощавым мужчиной лет пятидесяти. Приятный контраст с бесконечными сварливыми тетками, не нашедшими другой работы. УЗИ – дело сложное и требующее определенных навыков. Это примерно как читать по следам в тайге. Впрочем, при большой практике все проще, а наших городских поликлиниках практики просто сколько угодно. Плюс-минус бесконечность. От нашего доктора исходила аура опыта напополам с добродушием.
– Ну-с, девушки. С чем пожаловали? – радостно полюбопытствовал он, потирая руки. Смотрел он почему-то только на Лилю. Видимо, ей больше пристало приходить на УЗИ по поводу беременности.
– Я, кажется, беременна, – вышла вперед я и сунула ему направление. Он с удивлением перевел взгляд, а потом уткнулся в бумажку.
– Кажется? – с ухмылкой оглядел меня доктор. – Что, нарушение памяти?
– Нет… просто… – я несколько растерялась. История-то у меня непростая. Прошлая беременность, обмороки, выкидыш с осложнением. Бесплодие.
– Когда был выкидыш?
– Почти полгода назад, – быстро подсчитала на пальцах я.
– Раньше аборты делали? – Господи, как же я ненавидела этот вопрос. И почему им всем так хочется это знать?
– Два раза, – угрюмо буркнула я. Сейчас мне опять будут рассказывать про совесть и про мой преклонный возраст.
– Расслабьтесь, моя дорогая. Мне же надо знать ваш анамнез, – миролюбиво добавил он. Слово «анамнез» было родным, оно меня сразу успокоило. Я в порядке, среди своих.
– А я, кстати, тоже врач. Работаю на скорой. Ну, то есть, фельдшер, – потупилась я. У нас, на нашем заводе нет большой разницы – фельдшер ты или дипломированный доктор. Клиенты и работа у нас одна. Чуть-чуть различается зарплата. Не в мою сторону, конечно. А вот ответственность одна и та же.
– Да что вы?! – восхитился доктор, меланхолично возякая по моему пузу измазанным чем-то липким датчиком. – Ну, тогда сделаем все в лучшем виде.
– Спасибо, – я обрадовалась. Впервые коллега-медик выдал такую адекватную реакцию на мою профессию. Значит, есть все-таки некое чувство солидарности. Не все потеряно. А то я уже начала бояться, что моих собратьев по терапии охватила всеобщая корпоративная ненависть.
– Не за что. Послушайте, вы точно беременны. Так что, вам ничего не кажется, моя дорогая, – радостно утешил меня он. – Но еще раз напомните, когда выкидыш у вас был?
– Примерно полгода назад, – снова начала дергаться я. Лиля крепче взяла меня за руку. – А что такое?
– Да нет, ничего. Когда, вы говорите, по-вашему, было зачатие?
– Я и не говорила. И вообще не знаю, но точно не за последние два месяца, – заверила его я.
– А! Ну, вообще… так… дайте посмотреть, – он старательно вглядывался в экран, от напряжения прикусив губу.
– Что там? – я пыталась выгнуть шею, чтобы тоже заглянуть в телевизор, по которому демонстрировалась столь интересная для меня передача. Но я, к сожалению, не гусь. И шея моя выгибается на какие-то жалкие пять-шесть сантиметров. Непростительно мало.
– Там? – улыбнулся доктор. – Ребенок, естественно. Ваш, кстати.
– Это утешает, – попыталась расслабиться я.
– Только вот… понимаете, если судить по размеру плода, то вы на четырнадцатой неделе, – растерянно показал на экран он. Лиля с интересом рассматривала туманность, мерцающую на экране.
– Так он что, переросток? – испугалась я.
– Переросток? – удивился врач. – Нет, скорее, вы перепутали что-то со сроками. А беременность в норме. Надеюсь, вы не планировали аборт. Уже поздновато. Почти все органы сформированы, сердце бьется.
– Да что вы?! – я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
– Надо же, чудо какое! – подпрыгнула Лиля. В-общем, из кабинета врача мы выходили в состоянии, сколоченном наполовину из блаженства, а на вторую из удивления. Четырнадцать недель? Парадокс! Как такое возможно? Это же больше трех месяцев! Я немного поскладывала и повычитала в уме и получилось, что я залетела примерно за месяц до Митиного отъезда. Забавно, что, видимо, в тот момент, когда мы с ним беседовали беседы о том, как не желаем и не может быть родителями, я уже носила под сердцем его дитя. Да, вот так сюрприз. Теперь только остается выяснить, как сам автор отнесется к своему сюрпризу. Ох, чует мое сердце, что по головке он меня за это не погладит.
Впрочем, даже просто сообщить ему о происшедшем было для меня проблемой. Отлично было бы, конечно, если бы я могла позвонить ему по телефону, предложить встретиться, а потом, сидя в хорошем кафе я долго-долго молчать и теребить крахмальную салфетку.
– Не знаю, как тебе сказать. Пожалуйста, пообещай, что не уйдешь. Что выслушаешь все до конца.
– Конечно, дорогая. Что случилось? Будешь кофе?
– Кофе? – вытаращилась бы я, всем своим видом показывая, что он ляпнул что-то несусветное.
– Ну, да. Мне, капучино, пожалуйста, – он всегда пил капучино.
– О, кофе я теперь не пью, – загадочно сообщила бы я. Правда, я его все-таки немножко пью. Каждое утро. Черт, да, я пью его также, как и раньше. Но ведь это – фантазия. А в ней я бы сидела за столиком, красивая, смущенная, не пьющая… и, что уж там экономить на мечте – некурящая.
– Что с тобой? – побледнел бы он. – Проблемы со здоровьем?
– Можно сказать и так, хотя это и не проблемы, – интриговала бы я. И только после чашки зеленого чая и кучи его нетерпения я бы призналась. – Я жду ребенка. Твоего ребенка.
– Что? Неужели?! – потрясенно переспросил бы он. Ведь это, наверное, чудо – узнать, что кто-то собирается родить ребенка – твоего ребенка. Мужчина – он как пустая смоковница. Живет, перекатываясь по жизни, бесцельно разбрасываясь собой ради каких-то бесполезных великих целей. Деньги? Резаная бумага, которая в любой момент может испариться. Слава? Величие? Жизнь, наполненная удовольствиями? Что из этого способно принести настоящее счастье? Ничего, потому что рано или поздно все кончится. И сам он – этот могущественный властелин мира – он точно исчезнет, не оставив за собой никого. И сделать с этим ни один мужчина ничего не может. Кроме одного. Чудесным образом заполучить на свои большие сильные руки маленький сверток – ребенка, которого родит любимая женщина. Ничего нет более сильного, ничто не может сделать человека более счастливым, чем доверчивый детский смех, улыбка на маленьком лице, в котором можно узнать самого себя.
– Это все здорово, но какое отношение это все имеет к Мите? Он-то уже имел этот доверчивый комочек, он-то больше не считает это самой большой удачей в жизни, – раздался неугомонный голос здравого смысла. – Не стоит обольщаться и ожидать, что разверзнутся хляби небесные Лучше держать глаза открытыми и быть готовой ко всему.
– В любом случае, я хочу родить этого ребенка. Пусть даже и для себя одной, – упрямствовала я. Пусть мне будет хуже, но только я устала бояться. Вечно бояться, что не хватит денег, что он не поддержит, что жизнь станет совершенно невыносимой. Она и так с трудом подходит под определение «сносная». Вон таракан побежал. Хуже уже не будет. Поэтому я решила, что раз бояться бессмысленно – я и не стану. Раз у меня нет никакого иного способа добраться до Мити, буду терроризировать его тетку. Я набрала ее номер телефона. После нескольких далеких гудков, показавшихся мне бесконечностью, в трубке раздался скрипучий голос.
– Алло? – я откашлялась. Смелость моя сильно уменьшилась.
– Добрый вечер. Раиса Павловна, это снова я – Маша Золотнянская.
– Добрый вечер, – она ответствовала ледяным тоном. Н-да, плохая была идея. Жалко, что нет другой, малодушно подумалось мне.
– Скажите, а вы передали Мите мой новый номер телефона?
– Если бы он спросил, я бы обязательно передала, – уклончиво послала меня она. Значит, не передала. Или он действительно не интересовался. Что ж, это вполне возможно.
– А он не спрашивал, как я тут живу? – решила идти до конца я.
– Интересно! – фыркнула бабуся. – А кто вы такая, чтобы он интересовался вашей жизнью.
– Вообще-то у нас был роман, – исчерпывающе пояснила я. Щеки у меня стали красными от возмущения и стыда. Господи, ну почему я должна оправдываться перед какой-то бабкой.
– Роман! Да у него таких романов по три штуки в год. И не думай, что если ты с ним переспала – тебе удастся сесть к нему на шею. Вот пошли женщины! Ни стыда – ни совести, – отбрила меня Раиса Павловна. Я пожалела, что тогда, в тот первый день нашего с Митей знакомства у нее действительно не было инсульта. А то я могла бы ее и не спасти.
– Даже и не собиралась. Но мне действительно очень нужно с ним поговорить. Почему вы так ко мне относитесь? Разве я сделала вам что-то плохое? – приперла ее к стенке я. Раиса Павловна на минуточку растерялась от такой моей откровенности.
– Маша, поймите. Вы Мите не нужны.
– А можно, я услышу это от него? – упиралась я.
– Зачем? – фальшиво-ласковым тоном поинтересовалась она. – Вам так хочется унижаться? Что же вы так откровенно навязываетесь. Я действительно передала бы ему ваш номер, если бы он о нем спросил. Но он не спрашивал. Вы меня понимаете?
– Нет. Это вы меня не понимаете. Как бы там ни было, мне просто нужно с ним поговорить. И все. Можете ему передать это? Даже если он не спросит вас обо мне. Даже если он вообще забыл, как меня зовут. Напомните ему, что я доктор, зовут меня Маша, и что я жду его звонка. Ладно?
– Хорошо, – растерялась она.
– Отлично, – кивнула я и поверила трубку. До этого момента я думала, что передам ему мою глобальную новость прямо через нее. Но это просто невозможно, сказать такой вредной, взбалмошной старухе о самой сокровенной моей тайне. Нет. Она не для нее.
– Значит, ты будешь ждать звонка? – нахмурилась моя Лиля, когда я рассказала ей о нашем разговоре.
– Ждать? Ты что, смеешься? Да она теперь будет молчать, как кубинский партизан! Даже если он теперь будет ее пытать, требуя открыть тайну золотого ключика, он будет твердить, что понятия не имеет, куда я делать.
– А может она тебя оговорить?
– Почему нет? – ходила из угла в угол я. – Она может все что угодно выкинуть в своем старческом маразме. Блин, а я даже представления не имею, как его найти.
– Значит, ты не сможешь узнать его мнение? – подытожила Лиля.
– Не смогу. Никак, – остановилась я. – Но, собственно, зачем мне его мнение. Что, мало, в России одиноких матерей, что ли? Я в любом случае решила рожать – и рожу, если здоровье позволит. А ему я смогу позвонить, когда он приедет. В сентябре.
– Ой, так далеко? – расстроилась она. Да, действительно, что это за дикий график. Работать по полгода. Где это видано? Но, с другой стороны, что я могу сделать? Ничего. Абсолютно. Значит, я буду гулять все лето сама. И совершенно не стану переживать. Потому что, во-первых, это бесполезно и ничего не изменит. Во-вторых, даже когда он приедет и все узнает, это ничего не изменит. А, в-третьих, мне все равно переживать будет некогда. Беременность и работа, работа и беременность. У меня внутри спит трехмесячный ребенок – благословение небес. Какое мне дело до того, кто и что обо мне думает?
В настоящее время на книжных полках томится в ожидании огромное количество литературы о том, как правильно проводить время вынашивания ребенка. В красивых переплетах запрятаны фотографии милых женщин, заснятых на разных сроках. Аккуратные округлые животики, красивая одежда, полезные советы по питанию, гимнастике и сну. Беременность шаг за шагом. Странно, но я получала невероятное удовольствие от прочтения всей этой, в общем-то, неглубокой и абсолютно немедицинской макулатуры. На садовом кольце, недалеко от Красных Ворот располагался книжный магазин, в котором мне не мешали листать красивые глянцевые страницы книжек «Стань Идеальной Мамой» или там «Девять Месяцев Счастья». Видимо, по мне уже можно был догадаться, что это не праздное любопытство. Я действительно сильно изменилась за эти три месяца моей незамеченной беременности. После похода на УЗИ я разделась дома догола и принялась рассматривать себя в Лилькином зеркале. У нее в комнате, как и положено будущей актрисе, стояло большое, почти в полный рост, переносное зеркало на подставке.
– Зачем оно тебе? – удивилась я, когда в первый раз зашла в ее закуток. Оказывается, не все комнаты в этой странной квартире был большими, шестнадцатиметровыми, как у меня. Лилина была на глаз даже меньше кухни Полины Ильиничны, метров девять то есть.
– Я же должна репетировать, – пояснила она.
– И? – не поняла тогда я.
– Ну, мне же надо видеть, какая получается мимика. Движения там, пластика.
– Надо же, как все сложно, – я была удивлена. Мне казалось, что актерство – это умение вжиться в образ. Но Лиля постоянно пыталась запомнить чужие интересные гримаски, манеру вести себя, улыбаться. И даже от меня она что-то брала.
– Ну-ка, пройдись еще. Как ты интересно сутулишься, – говорила она, и мне хотелось сразу забиться в подходящую скорлупу. Может, я в душе королева. А она – как ты интересно сутулишься. Никто не любит знать, каков он действительно в глазах окружающих. Я тоже предпочитала думать, что меня считают порывистой стройной молодой леди с точеными чертами лица и изящной шеей. Интересно сутулишься! Разве это про меня?
– И не так я сильно сутулюсь! – возмутилась я.
– Очень сильно, не сомневайся, – Лиля показала мне язык. И вот, теперь я стою перед ее зеркалом и смотрю на себя. Трусы могли бы быть и посексуальнее. Но впрочем, зачем. А вот лифчик – чистая пустая формальность. В нем же ничего нет.
– И чего мне сказали, что появилась грудь. Ничего нет, – расстроилась я. Хотя, по сравнению с тем, что было после больницы, я действительно изменилась. Как-то округлились бедра, линии тела перестали быть угловатыми. Даже цвет лица удивительно улучшился. И никаких прыщиков, как раньше перед месячными. Красота. Неужели любая беременность так красит женщину.
– Посмотрим, какая у тебя будет грудь, когда в ней появится молоко, – смешно чмокнула Лиля.
– Молоко? Какое молоко?
– А что ты так удивляешься? Для ребеночка ты будешь просто корова! – захохотала она. – Он будет тебя доить.
– Корова? Сама ты корова, – кинула в нее подушку я. Какая радость, все-таки, когда есть с кем вот так поболтать.
– Дай-ка я тебя сфотографирую, – Лиля подлетела ко мне с фотоаппаратом. – Ты счастлива?
– Я? Абсолютно, – засмеялась я. – Но если ты снимешь меня в трусах, мне придется уничтожить все улики. Это же – зрелище не для слабонервных.
– Слушай, тебе надо вести дневник беременной. Все по неделям. А потом мы с тобой тоже выпустим книгу. Как это было, – предложила Лиля.
– Ага. Огромным тиражом в два экземпляра, – усомнилась в такой дурацкой идее я. Но Лиля не отстала от меня, пока не щелкнула меня в шортах и майке (скелет с животом, на мой взгляд). Мы пошли в магазин, купили красивую толстую тетрадь в плотной негнущейся обложке.
– Ты мне еще спасибо скажешь! – пообещала она, линуя страницы. Было решено писать ежедневные короткие фразы, на злобу дня, так сказать. В конце недели писать большой монолог о том, что изменилось и как я себя чувствую.
– Может, не надо? Кому это интересно?
– Тебе, глупая. Потом будешь вспоминать. Я тебе туда тоже напишу комментарии. Взгляд со стороны. И еженедельная фотосессия!
– Ты сумасшедшая, – я констатировала простой факт.
– Садись и пиши. А я пойду и сдам флешку в проявку. У меня там фотопробы еще.
– Что писать? – занервничала я.
– Что-нибудь искреннее! – вдогонку крикнула она и исчезла. Я села над тетрадкой и задумалась. Беременность – это прекрасно, написала я на первой странице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Пойдем? – ободряюще улыбнулась Лиля. Мы с ней вместе собрались идти делать УЗИ. Не то чтобы я одна бы не справилась. Но с Лилей я чувствовала себя защищенной. Будет кому утирать мне сопли, если что-то не так. И даже если все хорошо – сопли мне утирать все равно придется. Я понимаю, что она для меня – совершенно чужой человек. Но так уж получилось, я как-то моментально к ней привязалась. Вроде бы между нами нет ничего общего. Она готовится в театральный, я – стать героической матерью без всяких к тому условий. Чтобы как-то отблагодарить ее за внимание к моей персоне, я смотрела ее бесконечные этюды, куски ролей, заученные наизусть стихи. Не знаю, был ли у нее талант. Возможно. Впрочем, возможно, что талант есть в каждом из нас. А вот упорства и стремления к цели в Лиле, молоденькой девочке из Уфы, было действительно больше, чем в любом другом. Сколько слов, придуманных другими людьми, она умудрялась запихнуть к себе в голову – одно это поражало меня до глубины души. Да если бы я выучила хотя бы четверть, мне надо было бы требовать медаль.
– Пошли, – я накинула демисезонное пальто и пошла к выходу. Лиля цацкалась со мной, как с писаной торбой. И, сколько я не пыталась отыскать на ее лице признаки недовольства, кажется, ей действительно было важно мне помочь. И ей явно не терпелось узнать, что там у меня внутри. Или кто.
Врач в поликлинике оказался высоким сухощавым мужчиной лет пятидесяти. Приятный контраст с бесконечными сварливыми тетками, не нашедшими другой работы. УЗИ – дело сложное и требующее определенных навыков. Это примерно как читать по следам в тайге. Впрочем, при большой практике все проще, а наших городских поликлиниках практики просто сколько угодно. Плюс-минус бесконечность. От нашего доктора исходила аура опыта напополам с добродушием.
– Ну-с, девушки. С чем пожаловали? – радостно полюбопытствовал он, потирая руки. Смотрел он почему-то только на Лилю. Видимо, ей больше пристало приходить на УЗИ по поводу беременности.
– Я, кажется, беременна, – вышла вперед я и сунула ему направление. Он с удивлением перевел взгляд, а потом уткнулся в бумажку.
– Кажется? – с ухмылкой оглядел меня доктор. – Что, нарушение памяти?
– Нет… просто… – я несколько растерялась. История-то у меня непростая. Прошлая беременность, обмороки, выкидыш с осложнением. Бесплодие.
– Когда был выкидыш?
– Почти полгода назад, – быстро подсчитала на пальцах я.
– Раньше аборты делали? – Господи, как же я ненавидела этот вопрос. И почему им всем так хочется это знать?
– Два раза, – угрюмо буркнула я. Сейчас мне опять будут рассказывать про совесть и про мой преклонный возраст.
– Расслабьтесь, моя дорогая. Мне же надо знать ваш анамнез, – миролюбиво добавил он. Слово «анамнез» было родным, оно меня сразу успокоило. Я в порядке, среди своих.
– А я, кстати, тоже врач. Работаю на скорой. Ну, то есть, фельдшер, – потупилась я. У нас, на нашем заводе нет большой разницы – фельдшер ты или дипломированный доктор. Клиенты и работа у нас одна. Чуть-чуть различается зарплата. Не в мою сторону, конечно. А вот ответственность одна и та же.
– Да что вы?! – восхитился доктор, меланхолично возякая по моему пузу измазанным чем-то липким датчиком. – Ну, тогда сделаем все в лучшем виде.
– Спасибо, – я обрадовалась. Впервые коллега-медик выдал такую адекватную реакцию на мою профессию. Значит, есть все-таки некое чувство солидарности. Не все потеряно. А то я уже начала бояться, что моих собратьев по терапии охватила всеобщая корпоративная ненависть.
– Не за что. Послушайте, вы точно беременны. Так что, вам ничего не кажется, моя дорогая, – радостно утешил меня он. – Но еще раз напомните, когда выкидыш у вас был?
– Примерно полгода назад, – снова начала дергаться я. Лиля крепче взяла меня за руку. – А что такое?
– Да нет, ничего. Когда, вы говорите, по-вашему, было зачатие?
– Я и не говорила. И вообще не знаю, но точно не за последние два месяца, – заверила его я.
– А! Ну, вообще… так… дайте посмотреть, – он старательно вглядывался в экран, от напряжения прикусив губу.
– Что там? – я пыталась выгнуть шею, чтобы тоже заглянуть в телевизор, по которому демонстрировалась столь интересная для меня передача. Но я, к сожалению, не гусь. И шея моя выгибается на какие-то жалкие пять-шесть сантиметров. Непростительно мало.
– Там? – улыбнулся доктор. – Ребенок, естественно. Ваш, кстати.
– Это утешает, – попыталась расслабиться я.
– Только вот… понимаете, если судить по размеру плода, то вы на четырнадцатой неделе, – растерянно показал на экран он. Лиля с интересом рассматривала туманность, мерцающую на экране.
– Так он что, переросток? – испугалась я.
– Переросток? – удивился врач. – Нет, скорее, вы перепутали что-то со сроками. А беременность в норме. Надеюсь, вы не планировали аборт. Уже поздновато. Почти все органы сформированы, сердце бьется.
– Да что вы?! – я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
– Надо же, чудо какое! – подпрыгнула Лиля. В-общем, из кабинета врача мы выходили в состоянии, сколоченном наполовину из блаженства, а на вторую из удивления. Четырнадцать недель? Парадокс! Как такое возможно? Это же больше трех месяцев! Я немного поскладывала и повычитала в уме и получилось, что я залетела примерно за месяц до Митиного отъезда. Забавно, что, видимо, в тот момент, когда мы с ним беседовали беседы о том, как не желаем и не может быть родителями, я уже носила под сердцем его дитя. Да, вот так сюрприз. Теперь только остается выяснить, как сам автор отнесется к своему сюрпризу. Ох, чует мое сердце, что по головке он меня за это не погладит.
Впрочем, даже просто сообщить ему о происшедшем было для меня проблемой. Отлично было бы, конечно, если бы я могла позвонить ему по телефону, предложить встретиться, а потом, сидя в хорошем кафе я долго-долго молчать и теребить крахмальную салфетку.
– Не знаю, как тебе сказать. Пожалуйста, пообещай, что не уйдешь. Что выслушаешь все до конца.
– Конечно, дорогая. Что случилось? Будешь кофе?
– Кофе? – вытаращилась бы я, всем своим видом показывая, что он ляпнул что-то несусветное.
– Ну, да. Мне, капучино, пожалуйста, – он всегда пил капучино.
– О, кофе я теперь не пью, – загадочно сообщила бы я. Правда, я его все-таки немножко пью. Каждое утро. Черт, да, я пью его также, как и раньше. Но ведь это – фантазия. А в ней я бы сидела за столиком, красивая, смущенная, не пьющая… и, что уж там экономить на мечте – некурящая.
– Что с тобой? – побледнел бы он. – Проблемы со здоровьем?
– Можно сказать и так, хотя это и не проблемы, – интриговала бы я. И только после чашки зеленого чая и кучи его нетерпения я бы призналась. – Я жду ребенка. Твоего ребенка.
– Что? Неужели?! – потрясенно переспросил бы он. Ведь это, наверное, чудо – узнать, что кто-то собирается родить ребенка – твоего ребенка. Мужчина – он как пустая смоковница. Живет, перекатываясь по жизни, бесцельно разбрасываясь собой ради каких-то бесполезных великих целей. Деньги? Резаная бумага, которая в любой момент может испариться. Слава? Величие? Жизнь, наполненная удовольствиями? Что из этого способно принести настоящее счастье? Ничего, потому что рано или поздно все кончится. И сам он – этот могущественный властелин мира – он точно исчезнет, не оставив за собой никого. И сделать с этим ни один мужчина ничего не может. Кроме одного. Чудесным образом заполучить на свои большие сильные руки маленький сверток – ребенка, которого родит любимая женщина. Ничего нет более сильного, ничто не может сделать человека более счастливым, чем доверчивый детский смех, улыбка на маленьком лице, в котором можно узнать самого себя.
– Это все здорово, но какое отношение это все имеет к Мите? Он-то уже имел этот доверчивый комочек, он-то больше не считает это самой большой удачей в жизни, – раздался неугомонный голос здравого смысла. – Не стоит обольщаться и ожидать, что разверзнутся хляби небесные Лучше держать глаза открытыми и быть готовой ко всему.
– В любом случае, я хочу родить этого ребенка. Пусть даже и для себя одной, – упрямствовала я. Пусть мне будет хуже, но только я устала бояться. Вечно бояться, что не хватит денег, что он не поддержит, что жизнь станет совершенно невыносимой. Она и так с трудом подходит под определение «сносная». Вон таракан побежал. Хуже уже не будет. Поэтому я решила, что раз бояться бессмысленно – я и не стану. Раз у меня нет никакого иного способа добраться до Мити, буду терроризировать его тетку. Я набрала ее номер телефона. После нескольких далеких гудков, показавшихся мне бесконечностью, в трубке раздался скрипучий голос.
– Алло? – я откашлялась. Смелость моя сильно уменьшилась.
– Добрый вечер. Раиса Павловна, это снова я – Маша Золотнянская.
– Добрый вечер, – она ответствовала ледяным тоном. Н-да, плохая была идея. Жалко, что нет другой, малодушно подумалось мне.
– Скажите, а вы передали Мите мой новый номер телефона?
– Если бы он спросил, я бы обязательно передала, – уклончиво послала меня она. Значит, не передала. Или он действительно не интересовался. Что ж, это вполне возможно.
– А он не спрашивал, как я тут живу? – решила идти до конца я.
– Интересно! – фыркнула бабуся. – А кто вы такая, чтобы он интересовался вашей жизнью.
– Вообще-то у нас был роман, – исчерпывающе пояснила я. Щеки у меня стали красными от возмущения и стыда. Господи, ну почему я должна оправдываться перед какой-то бабкой.
– Роман! Да у него таких романов по три штуки в год. И не думай, что если ты с ним переспала – тебе удастся сесть к нему на шею. Вот пошли женщины! Ни стыда – ни совести, – отбрила меня Раиса Павловна. Я пожалела, что тогда, в тот первый день нашего с Митей знакомства у нее действительно не было инсульта. А то я могла бы ее и не спасти.
– Даже и не собиралась. Но мне действительно очень нужно с ним поговорить. Почему вы так ко мне относитесь? Разве я сделала вам что-то плохое? – приперла ее к стенке я. Раиса Павловна на минуточку растерялась от такой моей откровенности.
– Маша, поймите. Вы Мите не нужны.
– А можно, я услышу это от него? – упиралась я.
– Зачем? – фальшиво-ласковым тоном поинтересовалась она. – Вам так хочется унижаться? Что же вы так откровенно навязываетесь. Я действительно передала бы ему ваш номер, если бы он о нем спросил. Но он не спрашивал. Вы меня понимаете?
– Нет. Это вы меня не понимаете. Как бы там ни было, мне просто нужно с ним поговорить. И все. Можете ему передать это? Даже если он не спросит вас обо мне. Даже если он вообще забыл, как меня зовут. Напомните ему, что я доктор, зовут меня Маша, и что я жду его звонка. Ладно?
– Хорошо, – растерялась она.
– Отлично, – кивнула я и поверила трубку. До этого момента я думала, что передам ему мою глобальную новость прямо через нее. Но это просто невозможно, сказать такой вредной, взбалмошной старухе о самой сокровенной моей тайне. Нет. Она не для нее.
– Значит, ты будешь ждать звонка? – нахмурилась моя Лиля, когда я рассказала ей о нашем разговоре.
– Ждать? Ты что, смеешься? Да она теперь будет молчать, как кубинский партизан! Даже если он теперь будет ее пытать, требуя открыть тайну золотого ключика, он будет твердить, что понятия не имеет, куда я делать.
– А может она тебя оговорить?
– Почему нет? – ходила из угла в угол я. – Она может все что угодно выкинуть в своем старческом маразме. Блин, а я даже представления не имею, как его найти.
– Значит, ты не сможешь узнать его мнение? – подытожила Лиля.
– Не смогу. Никак, – остановилась я. – Но, собственно, зачем мне его мнение. Что, мало, в России одиноких матерей, что ли? Я в любом случае решила рожать – и рожу, если здоровье позволит. А ему я смогу позвонить, когда он приедет. В сентябре.
– Ой, так далеко? – расстроилась она. Да, действительно, что это за дикий график. Работать по полгода. Где это видано? Но, с другой стороны, что я могу сделать? Ничего. Абсолютно. Значит, я буду гулять все лето сама. И совершенно не стану переживать. Потому что, во-первых, это бесполезно и ничего не изменит. Во-вторых, даже когда он приедет и все узнает, это ничего не изменит. А, в-третьих, мне все равно переживать будет некогда. Беременность и работа, работа и беременность. У меня внутри спит трехмесячный ребенок – благословение небес. Какое мне дело до того, кто и что обо мне думает?
В настоящее время на книжных полках томится в ожидании огромное количество литературы о том, как правильно проводить время вынашивания ребенка. В красивых переплетах запрятаны фотографии милых женщин, заснятых на разных сроках. Аккуратные округлые животики, красивая одежда, полезные советы по питанию, гимнастике и сну. Беременность шаг за шагом. Странно, но я получала невероятное удовольствие от прочтения всей этой, в общем-то, неглубокой и абсолютно немедицинской макулатуры. На садовом кольце, недалеко от Красных Ворот располагался книжный магазин, в котором мне не мешали листать красивые глянцевые страницы книжек «Стань Идеальной Мамой» или там «Девять Месяцев Счастья». Видимо, по мне уже можно был догадаться, что это не праздное любопытство. Я действительно сильно изменилась за эти три месяца моей незамеченной беременности. После похода на УЗИ я разделась дома догола и принялась рассматривать себя в Лилькином зеркале. У нее в комнате, как и положено будущей актрисе, стояло большое, почти в полный рост, переносное зеркало на подставке.
– Зачем оно тебе? – удивилась я, когда в первый раз зашла в ее закуток. Оказывается, не все комнаты в этой странной квартире был большими, шестнадцатиметровыми, как у меня. Лилина была на глаз даже меньше кухни Полины Ильиничны, метров девять то есть.
– Я же должна репетировать, – пояснила она.
– И? – не поняла тогда я.
– Ну, мне же надо видеть, какая получается мимика. Движения там, пластика.
– Надо же, как все сложно, – я была удивлена. Мне казалось, что актерство – это умение вжиться в образ. Но Лиля постоянно пыталась запомнить чужие интересные гримаски, манеру вести себя, улыбаться. И даже от меня она что-то брала.
– Ну-ка, пройдись еще. Как ты интересно сутулишься, – говорила она, и мне хотелось сразу забиться в подходящую скорлупу. Может, я в душе королева. А она – как ты интересно сутулишься. Никто не любит знать, каков он действительно в глазах окружающих. Я тоже предпочитала думать, что меня считают порывистой стройной молодой леди с точеными чертами лица и изящной шеей. Интересно сутулишься! Разве это про меня?
– И не так я сильно сутулюсь! – возмутилась я.
– Очень сильно, не сомневайся, – Лиля показала мне язык. И вот, теперь я стою перед ее зеркалом и смотрю на себя. Трусы могли бы быть и посексуальнее. Но впрочем, зачем. А вот лифчик – чистая пустая формальность. В нем же ничего нет.
– И чего мне сказали, что появилась грудь. Ничего нет, – расстроилась я. Хотя, по сравнению с тем, что было после больницы, я действительно изменилась. Как-то округлились бедра, линии тела перестали быть угловатыми. Даже цвет лица удивительно улучшился. И никаких прыщиков, как раньше перед месячными. Красота. Неужели любая беременность так красит женщину.
– Посмотрим, какая у тебя будет грудь, когда в ней появится молоко, – смешно чмокнула Лиля.
– Молоко? Какое молоко?
– А что ты так удивляешься? Для ребеночка ты будешь просто корова! – захохотала она. – Он будет тебя доить.
– Корова? Сама ты корова, – кинула в нее подушку я. Какая радость, все-таки, когда есть с кем вот так поболтать.
– Дай-ка я тебя сфотографирую, – Лиля подлетела ко мне с фотоаппаратом. – Ты счастлива?
– Я? Абсолютно, – засмеялась я. – Но если ты снимешь меня в трусах, мне придется уничтожить все улики. Это же – зрелище не для слабонервных.
– Слушай, тебе надо вести дневник беременной. Все по неделям. А потом мы с тобой тоже выпустим книгу. Как это было, – предложила Лиля.
– Ага. Огромным тиражом в два экземпляра, – усомнилась в такой дурацкой идее я. Но Лиля не отстала от меня, пока не щелкнула меня в шортах и майке (скелет с животом, на мой взгляд). Мы пошли в магазин, купили красивую толстую тетрадь в плотной негнущейся обложке.
– Ты мне еще спасибо скажешь! – пообещала она, линуя страницы. Было решено писать ежедневные короткие фразы, на злобу дня, так сказать. В конце недели писать большой монолог о том, что изменилось и как я себя чувствую.
– Может, не надо? Кому это интересно?
– Тебе, глупая. Потом будешь вспоминать. Я тебе туда тоже напишу комментарии. Взгляд со стороны. И еженедельная фотосессия!
– Ты сумасшедшая, – я констатировала простой факт.
– Садись и пиши. А я пойду и сдам флешку в проявку. У меня там фотопробы еще.
– Что писать? – занервничала я.
– Что-нибудь искреннее! – вдогонку крикнула она и исчезла. Я села над тетрадкой и задумалась. Беременность – это прекрасно, написала я на первой странице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26