Кругом валялись грязно-белые городские сугробы снега. Свинцовое небо наваливалось прямо на голову. Ветер гнал поземку, запихивал ее под полы пальто и курток. Ирина шла, расстегнутая и без шапки и ревела. Мои заверения, что все будет чики-пуки почему-то никакого действия на нее не оказывали.
– Ира, вы вообще чего плачете? Из-за отца Ксюши? Вы его так любили?
– Да пошел он к свиням собачьим, дерьмо бесполезное. Кучу лет его не видела и еще кучу проживу, не вспоминая.
– А что же с вами тогда? – Мы дошкандыбали до придорожного кафе и, распугивая посетителей своим антисоциальным видом, заняли самый дальний столик, прямо около заиндевевшего пластикового полиэтилена стены, имитировавшей непрозрачное окно. В воздухе болталась взвесь сигаретного дыма, пара от чая, который все пили из пластиковых стаканчиков. Пахло прогорклым маслом, несвежей курятиной и водкой. Самое место для разговора по душам, а Ирина явно в нем нуждалась. Долгое время я наблюдала, как за мнимым спокойствием она прячет какой-то свой личный надрыв, говорить о котором не может и не хочет. Значит, подошел край, и молчать у нее больше нет мил. Что ж, я готова снова бесплатно провести сеанс психоанализа, тем более для нее. Для нее – что угодно.
– Ира, что с вами? Вам плохо?
– Да Ольга, мне очень плохо. Очень.
– Расскажите, – выдала очередную банальность я, – легче станет.
– Ох, боюсь, что легче мне не станет. Ведь это все я ради Ксюши делаю. Вы слышали, что она сказала, когда уходила.
– Ну, слышала. Не надо придавать значение всему, что говорит экзальтированный подросток в переходном возрасте.
– Переходный возраст тут не причем. Нам надо срочно уехать из этого района, любой ценой. Я очень рада, что вы договорились об отце. Ксюша больше не продержится.
– Да что с ней такое? Я видела надпись у вас на стене. Она опозорила себя чем-то? Вы из-за этого хотите сменить район? Поймите, дети ведут себя так, как ведут. От района это не зависит.
– Что вы несете. Она ничем себя не позорила! – ну конечно, еще бы мать это признала.
– Ее изнасиловали! Год назад она возвращалась из школы с одноклассником. Они вроде дружили, он сын богатых родителей. И неоднократно говорил Ксюше, как она ему нравится. В доме у нас бывал. Они шли и он предложил ей пойти с ним послушать, как его знакомые ребята играют на гитарах. Она пошла. Это что, преступление?
– Нет-нет, что вы. Я же ничего не знала.
– В подвале сидело пять молодых обкуренных лбов. Поймите правильно, Ксюша на самом деле хорошая девочка. Она сказала им, что они ей противны. Она пыталась убежать. Но, скорее всего, эти сволочи все подстроили заранее. И этот Витечка – одноклассник, был организатором. В общем, они не выпустили мою девочку… – слезы лили ручьем по землисто-серому лицу Ирины.
– Они ее покалечили? Какой ужас?
– Они ее били, держали в подвале больше пяти часов. Она еле дошла до дома. Но самое страшное началось потом.
– Как это?
– А вы не знаете, как работает наше правосудие? Я до сих пор не могу простить себе, что тогда вызвала милицию.
– Не можете простить? То есть было бы лучше не вызывать?
– Вот именно. Эти сволочи сначала вообще не хотели заводить уголовное дело. Говорили, что девочка сама виновата, раз пошла в подвал. Но ведь она пошла туда с одноклассником, которого хорошо знала. Пошла послушать музыку. Он ее просто заманил.
– Конечно. И она абсолютно не виновата.
– Еще бы. Ее повезли на освидетельствование. Она билась в истерике, ей нужна была помощь психолога, а с нее брали отпечатки пальцев. В ее ног, с попы, со всего тела. Пробы из влагалища, какие-то еще анализы. Это было ужасно но необходимо. Экспертиза все подтвердила. Начали дело. Ее вызывали на допросы, устраивали очные ставки. Виктору Перепеленко и его дружкам, которых она опознала, предъявили обвинение. Кстати, дружки его учились в ПТУ напротив нашей школы. Наркоманы и придурки.
– Интересно, что у них общего с сынком богатых родителей?
– Богатых и беспринципных родителей. Когда началось следствие, они начали на всех углах кричать, что история про изнасилование – клевета. Что Ксюшенька сама…Ой, не могу, что-то голова кружится.
– Выпейте воды. Вот. Если тяжело, можете не продолжать. Простите меня, я не понимала, что говорила. Бедная девочка.
– Ничего, я лучше расскажу. Вы, Оля, сможете правильно понять, я уверена. Они нашли свидетелей, которые подтвердили, что Ксюша всегда была девочкой распущенной. Вступала в половые сношения с кем попало, выпивала. А с недавних пор стала преследовать Виктора своими чувствами, предлагала себя, ничего не стыдясь. В тот день, по их словам, она уже была в подвале, когда Перепеленко туда пришел. Да, он иногда заходил послушать музыку, но очень редко. В тот раз, как он сказал на суде, он пришел и увидел, как она, смеясь, голая, занимается сексом со всеми парнями по очереди. Она, якобы, была выпивши, звала его. Он отказался и оттолкнул ее от себя (отсюда и отпечатки его пальцев). И ее никто не насиловал, она это придумала, чтобы опорочить хорошего мальчика.
– Невероятно. Но ведь экспертиза!
– Тут сделали ход родители Перепеленко. На суде выяснилось, что в экспертизе нет ни слова о том, что в теле Ксюши нашли и его сперму. Эти скоты выкупили у ментов данные. Все остальные были, но ни слова про Перепеленко. И данные о следах от побоев тоже исчезли.
– Вы не смогли доказать фальсификацию?
– Нет. Эксперты отводили глаза и говорили, что не помнят ничего. Читайте бумаги, если мы будем помнить каждое изнасилование, то сойдем с ума.
– И что суд?
– Это было ужасно. Перепеленко из обвиняемых перевели в свидетели. Остальных осудили условно за хулиганство. А про мою деточку такие слухи пустили по району, что ей по улице даже ходить стало невозможно. Каждый норовит теперь пальцем ткнуть.
– Так вы поэтому переезжаете?
– Конечно. Иначе зачем менять хорошую квартиру?
– Но почему в Подмосковье?
– Ксюша хочет поступить в МГУ. Хочет стать юристом. Она у меня очень умненькая, все предметы сама учит. И в школу при МГУ пойдет с сентября. Но в МГУ без взятки таких как мы не берут. Один шанс из тысяч, вот я и хочу своей девочке расчистить путь в жизнь. Она этого заслужила. А Мытищи – хороший тихий городок. И в Москву ездить удобно.
– Но разве вам хватит доплаты на взятку? Все-таки МГУ – место очень дорогое.
– Конечно, я рассчитывала на пятнадцать тысяч. Но и так получается около двенадцать. Не будем делать ремонт, и курсы не оплатим. Все направим на взятку. Она у меня очень способная, сама все выучит. И сейчас она все время только и делает, что учебники зубрит. Она по-английски говорит так, будто это ее родной. – Ирина улыбнулась. Она радовалась, что ее дочь хочет учиться, что после такого испытания она вообще еще чего-то хочет.
– Вы просто герои с ней. Теперь я поняла, почему она так вам сказала.
– Да уж. Для нее каждый лишний день – пытка. Ладно, Оля, уже поздно. Я поеду, посижу с Ксюшей. Значит, я могу быть уверена, что все будет хорошо?
– В смысле?
– Я про заявление от отца. Вы этот вопрос точно решили?
– Точно, – кивнула я и долго смотрела, как она, ссутулившись, идет к метро. Господи, какой ужас им пришлось пережить! А теперь я пытаюсь нажиться на их трагедии. И обеспечить еще один костюм с иголочки для паскудного Лукина. Да эта девочка должна получить все, что ей причитается, до копеечки. Я приехала домой, зацеловала дочек и прорыдала в ванной весь вечер. Что же мне делать? Что делать? Если я сейчас разрушу сделку – то Ирина станет только еще более несчастна. Нет. Сделку надо сделать любой ценой. И любой ценой добиться того, чтобы эта презренная десятка досталась Ирине. Мои проблемы всем скопом меркнут перед тем, что пережили они.
Глава 10
Повествующая о схватке совести и жадности
– Нет, девочки. Что ни говори, шесть штук – это аргумент, – разводила я сопли через пару дней после эпохальной посиделки в азерботском кафе. Матильда вытащила меня в сауну, предложив совместить полезную для наших жирненьких тел процедуру обработки-гриль с психологическим заседанием боевых подруг. Имелись в виду, во-первых, сама Мотька, психолог, по ее личной шкале давно перемахнувший планку гениальности, затем Юлька Крохина, аналитик семейных отношений, худущая субтильная девочкообразная палка, непрерывно сосущая сигарету за сигаретой, разводя их крепкими отварами кофе. Есть она не ела вообще и зачем ей нужны были пото-жирогонные процедуры – непонятно. И замыкала этот список спасателей изящная Диана Воротникова, высокая красивая женщина с обалденной улыбкой. Она оккупировала детскую психику. Если она видела с пределах досягаемости какой-нибудь детский рисунок, то немедленно самозабвенно принималась его трактовать, рассказывая смущенным родителям о всех тех невосполнимых пробелах в воспитании, которые они преступно допустили и, конечно, еще допустят. Сегодня они собрались в нереальную психокоманду, чтобы прочистить мозги мне. А я, будучи полностью деморализованной, согласилась на этот сеанс препарирования в надежде, что ответственность за решение подобной ситуации кто-нибудь возьмет на себя. Но первое, что я услышала еще до того, как успела раздеться, было следующее:
– Ты должна прежде всего сама точно решить, что для тебя важнее – деньги или спокойная совесть.
– Хорошенькое дело! Если бы я могла это решить сама, я бы сюда не пришла.
– Ты пойми, только ты можешь взять ответственность за свое решение.
– А я не могу. У меня нет никакого решения. Я боюсь Лукина! Я не хочу потерять работу. У меня банк, в конце концов.
– Ну тогда ни о чем не думай, иди и возьми эти деньги. В конце концов, тебя тоже кинули.
– В смысле?
– В смысле, твой Сереженька разлюбезный, – как интересно, об этом козле в обличии мужчины я вообще не вспомнила. Если я о ком и тоскую по ночам, то только по недостижимому Руслану, который скорее является для меня символом другой жизни, а не реальным объектом воздыханий.
– Он сволочь, конечно, но кто же мог знать?
– Я всегда предполагала! Еще на свадьбе я тебя предупреждала, – процедила Юлька. Если я правильно помню, на моей свадьбе она напилась до неприличия и приставала к жениху. А когда мой красивый и влюбленный лимитчик ее отверг, посоветовав вдогонку ей больше закусывать, Крохина взбесилась и, гремя костями и дымя сигаретами, принялась обещать мне скорейший и неизбежный семейный крах.
– Ты про всех и всегда предупреждаешь, что все кончится плохо. Удивительно, как к тебе еще на прием хоть какие-то семейные пары приходят. – Не без удовольствия высказалась Мотька. В способности Крохиной решать кризисные семейные проблемы она не верила никогда, хотя бы потому, что жадный и недружелюбный Крохинский муж с регулярностью раз в год – полтора уходил к другой, и еще ни разу знания брачной психологии не спасли Юлю от этого.
– Девочки, не ссорьтесь. Там сауна нагрелась, у меня есть эвкалипт. Бежим?
– Ой, надо натереться солью.
– А у меня есть мед. Отличное средство от целлюлита.
– Да откуда у тебя целлюлит? Тебе бы что-нибудь отбеливающее.
– Зачем?
– Вывести с кожи никотин с кофеином.
– Вы просто мне завидуете, жирные коровы. – Если бы я слушала все это со стороны, я бы предположила, что сейчас все мы подеремся. Ан нет. Мы лениво поперебрасывались фразами, намазались кто чем и пошли жариться. Саунный жар прекрасно расслаблял, у меня уже начало пропадать желание решать ту проблему, из-за которой мы здесь собрались. Но не такова была Мотька, чтобы позволить мне просто расслабиться. Сначала она насильно запихнула всех нас в корыто с ледяной водой, мотивируя невероятной полезностью контрастных температур. Затем, полностью обессилевших нас разложила по диванам и лавкам и начала домогаться моей души.
– Скажи, Олечка, что ты чувствуешь к своей клиентке.
– Чувствую, что я гадюка.
– Нет, скажи, она тебе нравится?
– В каком смысле?
– В любом. Она вызывает у тебя положительные эмоции?
– Не знаю, – почти засыпая бормотала я.
– Или она тебя раздражает? Бесит? Тебе хочется дать ей кулаком в нос?
– Она вызывает у меня жалость. Но шесть штук – это аргумент.
– Еще бы. Ты можешь продать свою душу за шесть штук. Хочешь? – неужели это мне говорит Дина. Она же такая нежная барышня!
– Неужели, Оля, ты отнимешь кровные деньги у несчастной матери? – подхватила Юлька.
– Это же жуткое пятно на душе!
– Ты никогда не отмоешься от этих денег.
– Помни, что грязные деньги никому еще не приносили пользы. – Они сверлили мне мозг, они догоняли меня, если я пряталась на полатях сауны. Они ныряли за мной в ледяную воду, они не давали мне дремать.
– Вы все уже решили. Вы решили, что для меня будет лучше отказаться от этих денег, потерять работу, лишиться квартиры. Конечно, это же не у вас, а у меня есть шанс заработать одним махом шесть штук и остаться на месте, где эти шансы случаются с завидной регулярностью! – Да они же просто завистливые жабы!
– Как ты смеешь. Мы честно зарабатываем, помогаем людям.
– Если так, как мне, то я не верю, что вы хоть кому-то помогли. Мотька, а тебе не приходило в голову хотя бы задуматься, как сильно мне помогут эти деньги. Что у меня огромный долг, из-за которого я не могу жить в своем доме!
– Ты просто истеричка. Ты ничего не поняла. Грязные деньги в любом случае…
– Деньги в любом случае вещь грязная. Они ходят по рукам. Сегодня я держу в руках сто рублей, которые вчера мусолил больной раком или СПИДом, потом из отдали торговцу с Кавказа, переспавшему со всеми гонорейными шлюхами рынка. А завтра эту купюру отдадут тебе. И оттого что ты здесь несешь, она не станет чище. Только грязнее.
– Это ерунда, жонглирование словами.
– Ты права. Но если я и захочу отдать эти деньги Ирине, то только потому, что точно, однозначно решу, что они ей нужнее. Что она имеет на них больше прав. А вовсе не за тем, чтобы быть белой и пушистой в твоих глазах.
– Не очень-то и хотелось.
– Напомню тебе, что когда меня бросил Сергей, ты не нашла возможным одолжить мне сумму, больше двадцати долларов. Не открыла мне своих тугих закромов. Потому что, очевидно, была убеждена, что имеешь больше прав на эти деньги, чем я. Может, ты вообще считала, что я все это заслужила. Ведь сидела же я все эти годы в теплом обеспеченном доме, пока ты корячилась в поисках клиентов.
– Именно.
– И я, – добавила Юлька.
– Ну и что вы тогда мне сейчас лопотамию делаете?
– А что ты от нас хочешь? – вдруг как-то спокойно и по-доброму спросила Динка.
– Да чтобы вы сейчас сюда притащили водки, она наверняка есть у банщика. Выпьем, попоем песен, пожаримся в сауне. А потом я пойду домой, высплюсь и буду решать свои проблемы сама.
– Окей. Нажраться – это тоже вариант, – кивнула подруга. Что мы и сделали, не мудрствуя лукаво. В конце концов, в сауне надо расслабляться. Конечно, правильнее обойтись без спиртного, но что поделаешь, если душа просит. Однако выходные закончились, и в понедельник я получила на руки распоряжение опекунского совета. То есть, все, что было нужно к сделке, уже было готово, а я не приняла никакого решения. Я томилась и мучилась, мечтая, чтобы все решилось как-нибудь само. Но… Лукин бил копытом и торопил меня.
– Ты отдала документы нотариусу? Число назначила?
– Нет.
– Почему?
– Саша!
– Что?
– Может не будем, – выдавила я наконец из себя.
– Что? Ты чего несешь?
– Понимаешь, Ирина очень несчастная женщина, у нее большие проблемы с дочерью.
– И что? – навис надо мной он.
– Она очень нуждается в деньгах.
– Я тоже. Я тоже нуждаюсь в деньгах. И ты, между прочим, если я ничего не путаю.
– Да, но это несправедливо!
– Что? Откуда ты вытащила свои представления о справедливости? Вспомнила дедушку Ленина. Так он устарел и валяется на мраморной помойке.
– Не кричи! – испугалась я.
– Это ты перестань нести ерунду. Сделку задумала сорвать. Так я не позволю. А про справедливость запомни – мы живем в волчье время и справедливость у нас тоже волчья. Каждый берет то, до чего дотянется. И каждый имеет право защищаться.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что твоя жалостливая Ирина имела все шансы защищаться. Но не стала. Она могла звонить и проверять, как идут продажи, что мы отвечаем. Могла потребовать личной встречи с покупателем. Могла потребовать копии договоров с покупателем. И они тоже могли.
– Но не потребовали, потому что очень порядочные и доверчивые люди.
– Так именно в этом их проблема. А я выигрываю, потому что умею предугадывать их реакцию. И раз я это умею, почему бы мне не получить за это деньги.
– Это твоя справедливость.
– Да. И Ирина твоя в следующий раз умнее будет. Не станет слепо доверять людям только потому, что они выглядят порядочно.
– Ты прав, конечно. Но именно Ирина пережила такое, что имеет право на чуточку удачи.
– Послушай, детка!
– Не зови меня деткой!
– Послушай, я понимаю, ты вымоталась. Устала, готовя столько договоров сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Ира, вы вообще чего плачете? Из-за отца Ксюши? Вы его так любили?
– Да пошел он к свиням собачьим, дерьмо бесполезное. Кучу лет его не видела и еще кучу проживу, не вспоминая.
– А что же с вами тогда? – Мы дошкандыбали до придорожного кафе и, распугивая посетителей своим антисоциальным видом, заняли самый дальний столик, прямо около заиндевевшего пластикового полиэтилена стены, имитировавшей непрозрачное окно. В воздухе болталась взвесь сигаретного дыма, пара от чая, который все пили из пластиковых стаканчиков. Пахло прогорклым маслом, несвежей курятиной и водкой. Самое место для разговора по душам, а Ирина явно в нем нуждалась. Долгое время я наблюдала, как за мнимым спокойствием она прячет какой-то свой личный надрыв, говорить о котором не может и не хочет. Значит, подошел край, и молчать у нее больше нет мил. Что ж, я готова снова бесплатно провести сеанс психоанализа, тем более для нее. Для нее – что угодно.
– Ира, что с вами? Вам плохо?
– Да Ольга, мне очень плохо. Очень.
– Расскажите, – выдала очередную банальность я, – легче станет.
– Ох, боюсь, что легче мне не станет. Ведь это все я ради Ксюши делаю. Вы слышали, что она сказала, когда уходила.
– Ну, слышала. Не надо придавать значение всему, что говорит экзальтированный подросток в переходном возрасте.
– Переходный возраст тут не причем. Нам надо срочно уехать из этого района, любой ценой. Я очень рада, что вы договорились об отце. Ксюша больше не продержится.
– Да что с ней такое? Я видела надпись у вас на стене. Она опозорила себя чем-то? Вы из-за этого хотите сменить район? Поймите, дети ведут себя так, как ведут. От района это не зависит.
– Что вы несете. Она ничем себя не позорила! – ну конечно, еще бы мать это признала.
– Ее изнасиловали! Год назад она возвращалась из школы с одноклассником. Они вроде дружили, он сын богатых родителей. И неоднократно говорил Ксюше, как она ему нравится. В доме у нас бывал. Они шли и он предложил ей пойти с ним послушать, как его знакомые ребята играют на гитарах. Она пошла. Это что, преступление?
– Нет-нет, что вы. Я же ничего не знала.
– В подвале сидело пять молодых обкуренных лбов. Поймите правильно, Ксюша на самом деле хорошая девочка. Она сказала им, что они ей противны. Она пыталась убежать. Но, скорее всего, эти сволочи все подстроили заранее. И этот Витечка – одноклассник, был организатором. В общем, они не выпустили мою девочку… – слезы лили ручьем по землисто-серому лицу Ирины.
– Они ее покалечили? Какой ужас?
– Они ее били, держали в подвале больше пяти часов. Она еле дошла до дома. Но самое страшное началось потом.
– Как это?
– А вы не знаете, как работает наше правосудие? Я до сих пор не могу простить себе, что тогда вызвала милицию.
– Не можете простить? То есть было бы лучше не вызывать?
– Вот именно. Эти сволочи сначала вообще не хотели заводить уголовное дело. Говорили, что девочка сама виновата, раз пошла в подвал. Но ведь она пошла туда с одноклассником, которого хорошо знала. Пошла послушать музыку. Он ее просто заманил.
– Конечно. И она абсолютно не виновата.
– Еще бы. Ее повезли на освидетельствование. Она билась в истерике, ей нужна была помощь психолога, а с нее брали отпечатки пальцев. В ее ног, с попы, со всего тела. Пробы из влагалища, какие-то еще анализы. Это было ужасно но необходимо. Экспертиза все подтвердила. Начали дело. Ее вызывали на допросы, устраивали очные ставки. Виктору Перепеленко и его дружкам, которых она опознала, предъявили обвинение. Кстати, дружки его учились в ПТУ напротив нашей школы. Наркоманы и придурки.
– Интересно, что у них общего с сынком богатых родителей?
– Богатых и беспринципных родителей. Когда началось следствие, они начали на всех углах кричать, что история про изнасилование – клевета. Что Ксюшенька сама…Ой, не могу, что-то голова кружится.
– Выпейте воды. Вот. Если тяжело, можете не продолжать. Простите меня, я не понимала, что говорила. Бедная девочка.
– Ничего, я лучше расскажу. Вы, Оля, сможете правильно понять, я уверена. Они нашли свидетелей, которые подтвердили, что Ксюша всегда была девочкой распущенной. Вступала в половые сношения с кем попало, выпивала. А с недавних пор стала преследовать Виктора своими чувствами, предлагала себя, ничего не стыдясь. В тот день, по их словам, она уже была в подвале, когда Перепеленко туда пришел. Да, он иногда заходил послушать музыку, но очень редко. В тот раз, как он сказал на суде, он пришел и увидел, как она, смеясь, голая, занимается сексом со всеми парнями по очереди. Она, якобы, была выпивши, звала его. Он отказался и оттолкнул ее от себя (отсюда и отпечатки его пальцев). И ее никто не насиловал, она это придумала, чтобы опорочить хорошего мальчика.
– Невероятно. Но ведь экспертиза!
– Тут сделали ход родители Перепеленко. На суде выяснилось, что в экспертизе нет ни слова о том, что в теле Ксюши нашли и его сперму. Эти скоты выкупили у ментов данные. Все остальные были, но ни слова про Перепеленко. И данные о следах от побоев тоже исчезли.
– Вы не смогли доказать фальсификацию?
– Нет. Эксперты отводили глаза и говорили, что не помнят ничего. Читайте бумаги, если мы будем помнить каждое изнасилование, то сойдем с ума.
– И что суд?
– Это было ужасно. Перепеленко из обвиняемых перевели в свидетели. Остальных осудили условно за хулиганство. А про мою деточку такие слухи пустили по району, что ей по улице даже ходить стало невозможно. Каждый норовит теперь пальцем ткнуть.
– Так вы поэтому переезжаете?
– Конечно. Иначе зачем менять хорошую квартиру?
– Но почему в Подмосковье?
– Ксюша хочет поступить в МГУ. Хочет стать юристом. Она у меня очень умненькая, все предметы сама учит. И в школу при МГУ пойдет с сентября. Но в МГУ без взятки таких как мы не берут. Один шанс из тысяч, вот я и хочу своей девочке расчистить путь в жизнь. Она этого заслужила. А Мытищи – хороший тихий городок. И в Москву ездить удобно.
– Но разве вам хватит доплаты на взятку? Все-таки МГУ – место очень дорогое.
– Конечно, я рассчитывала на пятнадцать тысяч. Но и так получается около двенадцать. Не будем делать ремонт, и курсы не оплатим. Все направим на взятку. Она у меня очень способная, сама все выучит. И сейчас она все время только и делает, что учебники зубрит. Она по-английски говорит так, будто это ее родной. – Ирина улыбнулась. Она радовалась, что ее дочь хочет учиться, что после такого испытания она вообще еще чего-то хочет.
– Вы просто герои с ней. Теперь я поняла, почему она так вам сказала.
– Да уж. Для нее каждый лишний день – пытка. Ладно, Оля, уже поздно. Я поеду, посижу с Ксюшей. Значит, я могу быть уверена, что все будет хорошо?
– В смысле?
– Я про заявление от отца. Вы этот вопрос точно решили?
– Точно, – кивнула я и долго смотрела, как она, ссутулившись, идет к метро. Господи, какой ужас им пришлось пережить! А теперь я пытаюсь нажиться на их трагедии. И обеспечить еще один костюм с иголочки для паскудного Лукина. Да эта девочка должна получить все, что ей причитается, до копеечки. Я приехала домой, зацеловала дочек и прорыдала в ванной весь вечер. Что же мне делать? Что делать? Если я сейчас разрушу сделку – то Ирина станет только еще более несчастна. Нет. Сделку надо сделать любой ценой. И любой ценой добиться того, чтобы эта презренная десятка досталась Ирине. Мои проблемы всем скопом меркнут перед тем, что пережили они.
Глава 10
Повествующая о схватке совести и жадности
– Нет, девочки. Что ни говори, шесть штук – это аргумент, – разводила я сопли через пару дней после эпохальной посиделки в азерботском кафе. Матильда вытащила меня в сауну, предложив совместить полезную для наших жирненьких тел процедуру обработки-гриль с психологическим заседанием боевых подруг. Имелись в виду, во-первых, сама Мотька, психолог, по ее личной шкале давно перемахнувший планку гениальности, затем Юлька Крохина, аналитик семейных отношений, худущая субтильная девочкообразная палка, непрерывно сосущая сигарету за сигаретой, разводя их крепкими отварами кофе. Есть она не ела вообще и зачем ей нужны были пото-жирогонные процедуры – непонятно. И замыкала этот список спасателей изящная Диана Воротникова, высокая красивая женщина с обалденной улыбкой. Она оккупировала детскую психику. Если она видела с пределах досягаемости какой-нибудь детский рисунок, то немедленно самозабвенно принималась его трактовать, рассказывая смущенным родителям о всех тех невосполнимых пробелах в воспитании, которые они преступно допустили и, конечно, еще допустят. Сегодня они собрались в нереальную психокоманду, чтобы прочистить мозги мне. А я, будучи полностью деморализованной, согласилась на этот сеанс препарирования в надежде, что ответственность за решение подобной ситуации кто-нибудь возьмет на себя. Но первое, что я услышала еще до того, как успела раздеться, было следующее:
– Ты должна прежде всего сама точно решить, что для тебя важнее – деньги или спокойная совесть.
– Хорошенькое дело! Если бы я могла это решить сама, я бы сюда не пришла.
– Ты пойми, только ты можешь взять ответственность за свое решение.
– А я не могу. У меня нет никакого решения. Я боюсь Лукина! Я не хочу потерять работу. У меня банк, в конце концов.
– Ну тогда ни о чем не думай, иди и возьми эти деньги. В конце концов, тебя тоже кинули.
– В смысле?
– В смысле, твой Сереженька разлюбезный, – как интересно, об этом козле в обличии мужчины я вообще не вспомнила. Если я о ком и тоскую по ночам, то только по недостижимому Руслану, который скорее является для меня символом другой жизни, а не реальным объектом воздыханий.
– Он сволочь, конечно, но кто же мог знать?
– Я всегда предполагала! Еще на свадьбе я тебя предупреждала, – процедила Юлька. Если я правильно помню, на моей свадьбе она напилась до неприличия и приставала к жениху. А когда мой красивый и влюбленный лимитчик ее отверг, посоветовав вдогонку ей больше закусывать, Крохина взбесилась и, гремя костями и дымя сигаретами, принялась обещать мне скорейший и неизбежный семейный крах.
– Ты про всех и всегда предупреждаешь, что все кончится плохо. Удивительно, как к тебе еще на прием хоть какие-то семейные пары приходят. – Не без удовольствия высказалась Мотька. В способности Крохиной решать кризисные семейные проблемы она не верила никогда, хотя бы потому, что жадный и недружелюбный Крохинский муж с регулярностью раз в год – полтора уходил к другой, и еще ни разу знания брачной психологии не спасли Юлю от этого.
– Девочки, не ссорьтесь. Там сауна нагрелась, у меня есть эвкалипт. Бежим?
– Ой, надо натереться солью.
– А у меня есть мед. Отличное средство от целлюлита.
– Да откуда у тебя целлюлит? Тебе бы что-нибудь отбеливающее.
– Зачем?
– Вывести с кожи никотин с кофеином.
– Вы просто мне завидуете, жирные коровы. – Если бы я слушала все это со стороны, я бы предположила, что сейчас все мы подеремся. Ан нет. Мы лениво поперебрасывались фразами, намазались кто чем и пошли жариться. Саунный жар прекрасно расслаблял, у меня уже начало пропадать желание решать ту проблему, из-за которой мы здесь собрались. Но не такова была Мотька, чтобы позволить мне просто расслабиться. Сначала она насильно запихнула всех нас в корыто с ледяной водой, мотивируя невероятной полезностью контрастных температур. Затем, полностью обессилевших нас разложила по диванам и лавкам и начала домогаться моей души.
– Скажи, Олечка, что ты чувствуешь к своей клиентке.
– Чувствую, что я гадюка.
– Нет, скажи, она тебе нравится?
– В каком смысле?
– В любом. Она вызывает у тебя положительные эмоции?
– Не знаю, – почти засыпая бормотала я.
– Или она тебя раздражает? Бесит? Тебе хочется дать ей кулаком в нос?
– Она вызывает у меня жалость. Но шесть штук – это аргумент.
– Еще бы. Ты можешь продать свою душу за шесть штук. Хочешь? – неужели это мне говорит Дина. Она же такая нежная барышня!
– Неужели, Оля, ты отнимешь кровные деньги у несчастной матери? – подхватила Юлька.
– Это же жуткое пятно на душе!
– Ты никогда не отмоешься от этих денег.
– Помни, что грязные деньги никому еще не приносили пользы. – Они сверлили мне мозг, они догоняли меня, если я пряталась на полатях сауны. Они ныряли за мной в ледяную воду, они не давали мне дремать.
– Вы все уже решили. Вы решили, что для меня будет лучше отказаться от этих денег, потерять работу, лишиться квартиры. Конечно, это же не у вас, а у меня есть шанс заработать одним махом шесть штук и остаться на месте, где эти шансы случаются с завидной регулярностью! – Да они же просто завистливые жабы!
– Как ты смеешь. Мы честно зарабатываем, помогаем людям.
– Если так, как мне, то я не верю, что вы хоть кому-то помогли. Мотька, а тебе не приходило в голову хотя бы задуматься, как сильно мне помогут эти деньги. Что у меня огромный долг, из-за которого я не могу жить в своем доме!
– Ты просто истеричка. Ты ничего не поняла. Грязные деньги в любом случае…
– Деньги в любом случае вещь грязная. Они ходят по рукам. Сегодня я держу в руках сто рублей, которые вчера мусолил больной раком или СПИДом, потом из отдали торговцу с Кавказа, переспавшему со всеми гонорейными шлюхами рынка. А завтра эту купюру отдадут тебе. И оттого что ты здесь несешь, она не станет чище. Только грязнее.
– Это ерунда, жонглирование словами.
– Ты права. Но если я и захочу отдать эти деньги Ирине, то только потому, что точно, однозначно решу, что они ей нужнее. Что она имеет на них больше прав. А вовсе не за тем, чтобы быть белой и пушистой в твоих глазах.
– Не очень-то и хотелось.
– Напомню тебе, что когда меня бросил Сергей, ты не нашла возможным одолжить мне сумму, больше двадцати долларов. Не открыла мне своих тугих закромов. Потому что, очевидно, была убеждена, что имеешь больше прав на эти деньги, чем я. Может, ты вообще считала, что я все это заслужила. Ведь сидела же я все эти годы в теплом обеспеченном доме, пока ты корячилась в поисках клиентов.
– Именно.
– И я, – добавила Юлька.
– Ну и что вы тогда мне сейчас лопотамию делаете?
– А что ты от нас хочешь? – вдруг как-то спокойно и по-доброму спросила Динка.
– Да чтобы вы сейчас сюда притащили водки, она наверняка есть у банщика. Выпьем, попоем песен, пожаримся в сауне. А потом я пойду домой, высплюсь и буду решать свои проблемы сама.
– Окей. Нажраться – это тоже вариант, – кивнула подруга. Что мы и сделали, не мудрствуя лукаво. В конце концов, в сауне надо расслабляться. Конечно, правильнее обойтись без спиртного, но что поделаешь, если душа просит. Однако выходные закончились, и в понедельник я получила на руки распоряжение опекунского совета. То есть, все, что было нужно к сделке, уже было готово, а я не приняла никакого решения. Я томилась и мучилась, мечтая, чтобы все решилось как-нибудь само. Но… Лукин бил копытом и торопил меня.
– Ты отдала документы нотариусу? Число назначила?
– Нет.
– Почему?
– Саша!
– Что?
– Может не будем, – выдавила я наконец из себя.
– Что? Ты чего несешь?
– Понимаешь, Ирина очень несчастная женщина, у нее большие проблемы с дочерью.
– И что? – навис надо мной он.
– Она очень нуждается в деньгах.
– Я тоже. Я тоже нуждаюсь в деньгах. И ты, между прочим, если я ничего не путаю.
– Да, но это несправедливо!
– Что? Откуда ты вытащила свои представления о справедливости? Вспомнила дедушку Ленина. Так он устарел и валяется на мраморной помойке.
– Не кричи! – испугалась я.
– Это ты перестань нести ерунду. Сделку задумала сорвать. Так я не позволю. А про справедливость запомни – мы живем в волчье время и справедливость у нас тоже волчья. Каждый берет то, до чего дотянется. И каждый имеет право защищаться.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что твоя жалостливая Ирина имела все шансы защищаться. Но не стала. Она могла звонить и проверять, как идут продажи, что мы отвечаем. Могла потребовать личной встречи с покупателем. Могла потребовать копии договоров с покупателем. И они тоже могли.
– Но не потребовали, потому что очень порядочные и доверчивые люди.
– Так именно в этом их проблема. А я выигрываю, потому что умею предугадывать их реакцию. И раз я это умею, почему бы мне не получить за это деньги.
– Это твоя справедливость.
– Да. И Ирина твоя в следующий раз умнее будет. Не станет слепо доверять людям только потому, что они выглядят порядочно.
– Ты прав, конечно. Но именно Ирина пережила такое, что имеет право на чуточку удачи.
– Послушай, детка!
– Не зови меня деткой!
– Послушай, я понимаю, ты вымоталась. Устала, готовя столько договоров сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27