Может, позвонить Елене и сказать, что я на все согласна? Пусть Лайон решает свои проблемы сам. В конце концов, разве я обязана о нем думать? Он-то сам много обо мне думал?
– Давай, звони! Ты хоть представляешь, как потом будешь жить? – грубо оборвал меня внутренний голос. Ну, вот. Опять он! Каждый раз, когда он что-то мне говорит, у меня возникают проблемы.
– Прекрасно буду жить! Богато! – вертелась, как уж на сковородке, я.
– Давай, представляй в деталях. У Лайона отнимут полмиллиона долларов. Он продаст дом, чтобы выплатить их тебе. И потом всю жизнь будет жить с резиновой имитацией коровы, потому что подойти к женщине после этого он не сможет.
– А может, он станет голубым? – предложила вариант я.
– И что, тебе от этого станет легче? – укорил меня голос. – Ты сломаешь ему жизнь. И всегда будешь нести за это ответственность. Ты этого хочешь?
– Не очень, – огорчилась я. Придется перебиваться без полмиллиона, а как жаль. Я легла спать. Кто спит – обедает. Раз уж я такая добрая, надо переставать набивать себе желудок за счет Лайона. «Несчастного» Лайона. Лайона, который убивался, если приходилось покупать рисовую крупу без скидки. А сейчас, небось, подсчитывает общую сумму затрат на женитьбу. Минусовой баланс. Ладно. Нечего делать вид, будто хочется спать. Я выбираю чистую совесть при пустом кармане. Никто не сказал, что Елена окончательно передумала. Все не так плохо. Зато скоро я буду сидеть в России и болтать с Римкой. Рассказывать про экзотику красивой жизни, про американских мужчин. Про систему страхования, по которой пожилым пенсионерам приходится самостоятельно рвать друг другу зубы. Так, стоп. А кто сказал, что для этого надо ждать перелета. Кажется. Я уже две недели как в гостинице. Количество Лайонов – ни одного. Количество телефонов, с которых можно позвонить домой – как минимум один, и тот прямо у меня под носом, стоит на тумбочке. Если Елена не пошлет меня подальше, я даже не буду оплачивать этот звонок! Красота!
– Римка, привет! – завопила я в трубку, после того, как та около двадцати гудков делала вид, что спит. А нечего дрыхнуть, когда на дворе уже пять утра. И когда подруга хочет донести до нее свою благодарность, можно сказать, на крыльях любви. Прямо через океаны.
– Господи Катька! Ты? – сонно прошепелявила Римма.
– Я! Ура! Как же приятно слышать твой недовольный брюзжащий голос! – не могла справиться с эмоциями я.
– Который час? – зевнула Римма.
– Не так это и важно, – отвлекла ее я, – Особенно по сравнению с тем, что я скоро буду улетать в Москву.
– Буду улетать! Кто так говорит? Ты уж совсем забыла русскую речь, – фыркнула Римка. – Слушай, а чего ты не перезвонила тогда? Я ждала.
– Да не до этого стало. Сама знаешь.
– О чем? – удивилась Римма.
– А тебе что, Елена не звонит? – удивилась я
– Нет, – подтвердила Римма.
– А, ну конечно. Это же дорого, – кивнула я. – Слушай, у меня тут полный порядок. Ты не волнуйся. Я либо так, либо с Еленой, все компенсирую.
– Да я и не волнуюсь, – все еще обалдевшим голосом успокоила меня Римма.
– Я просто хотела тебе сказать спасибо за все, – серьезно произнесла я. И даже прослезилась.
– Да за что? – принялась кокетничать Римка. Вот в этом она вся. Как же мне ее не хватало.
– Не придуривайся! – скомандовала я. – За все. Большое, огромное, искреннее человеческое спасибо за то, что ты есть на белом свете.
– Да не за что, – бросила Римма. – Слушай, я еще не проснулась. Это свинство, выражать благодарность в такое время. Приезжай и пообсасываем каждый твой чих.
– Договорились! – потерла ручки я. Все таки, с друзьями не пропадешь нигде. Теперь осталось только понять, до чего интересного там додумается Елена Зотова и, как говорится, определяться с перспективами.
Теплые мысли, как ветер с Родины, заполнили меня до краев. Я была добра, мила, приятна в обхождении. Меня не напрягала ни одна сволочь из обслуживающего персонала. А ведь в моей гостинице, как, я полагаю, в любой гостинице мира, было отчего напрячься. Одни официанты с их гордыми неприступными лицами президентов дружественных республик чего стоили. Но, конечно, уборщицы всегда перекрывали все и вся. Даже в Соединенных Штатах Америки они считали, что люди, которые ходят по земле (прямо этими ужасными грязными ботинками, и где только они берут эту грязь), а не летают по воздуху, который не надо протирать влажной тряпкой согласно условиям контракта, эти люди – просто сатанисты и рассадники зла. По их выходило, что тапки должно одевать еще до того, как пересечешь черту номера. Что пить из стаканов сок – преступление, которое они терпят исключительно благодаря своему ангельскому характеру. Потому что сок – напиток, который обязательно оставит пятна на ковре, столе или телевизионной тумбочке. Правда, капитализм обязывает уборщиц держать свои чувства при себе, но они как-то умудряются транслировать их, не издавая ни звука. Телепатия и телекинез. В их присутствии ты сразу начинаешь ощущать, как грязно и бесполезно текут твои дни.
– Привет, как дела? – привычно влетела ко мне в номер Елена Зотова, когда я только проснулась, отпила из стакана вишневого сока, пролила каплю на бежевый плед и теперь пыталась любой ценой стереть пятно собственными силами. Получить телепатический удар под дых я была не готова.
– I’m fine, – привычно бросила я. Эти вопросы-ответы не имели никакого практического значения, но ритуал надо было соблюдать. Здесь за жалобы и отсутствие улыбки могли бы оштрафовать.
– Читала гороскоп? – неожиданно удивила меня она.
– Нет. А где? – забеспокоилась я. Гороскопы – моя страсть, которая не удовлетворялась уже очень-очень давно. Я теперь, как алкоголик, который узнал, что кончилась кодировка. Любые предсказания, знаки судьбы или пророчества действовали на меня с интенсивностью антидепрессантов.
– Вот, например, – сунула мне под нос глянцевый журнальчик с телепрограммой, типа нашего «Семь дней» Елена. Я схватила и в ажитации нашла строчку «Весы».
– Хорошие новости! – победно предвосхитила мое чтение Елена. Она явно его уже читала и стремилась направить поток моей мозговой активности в нужное ей русло. Гороскоп гласил: черная полоса позади. Хорошие новости откроют вам второе дыхание. Доверяйте сердцу, и оно вас не обманет.
– И что это за новости, – повернулась к своей сороке, с хвостом, увешанным нормативными актами я.
– Вы не радуетесь? Гороскоп только подтвердил то, о чем я говорила. Вам черт ворожит.
– Я ему отступных плачу, – заверила ее я и потребовала немедленно прояснить гороскоп. То есть, про то, что черная полоса осталась в Fall Church, я знала и сама. Все, что не Лайон есть удача и праздник. Но новость, которой я бы обрадовалась, должна содержать дату моего перелета. Елена же выложила передо мной несколько бледных бумажек с какими-то цифрами, печатями и текстами.
– Теперь вы поймете, кто такой Лайон Виллер на самом деле! – торжественно заверила меня она.
– Что я пойму? Я ничего не понимаю? – ковырялась в документах я. И потом, какое мне дело, кто такой Лайон Виллер на самом деле? Хоть бы даже он оказался тайным извращенцем. То же мне сюрприз! – Вот это вроде из банка.
– Именно, – победно сверкнула глазами она.
– И? – потрясла в руках бумажку я. – Что с того? У него что, куча долгов?
– Вы видите цифры? Вот, столбиком. Мы сделали запрос в банк, вы же супруга и при разводе можете требовать раздел имущества.
– Я же вам сказала, что не хочу никакого раздела. Не хватало еще и счет его распиливать, – возмутилась я. Вот алчная стерва! Я же ее предупредила! Мне такого труда стоит держать свою алчность в узде, что с ее я уже не могу совладать.
– Нет, ну вы и дура в самом деле, – всплеснула руками та. Я нахохлилась.
– От такой и слышу.
– У него на счете лежит больше полутора миллионов долларов. Мирно дремлют, прибавляя по двести-триста тысяч в год за счет нерастраченной зарплаты. А вы чуть не умерли, потому что он не желал отвезти вас к врачу. И что, вам до сих пор его жалко? – приперла меня к стенке она.
– Сколько? – только и смогла выдохнуть я.
– Если быть точной, то один миллион пятьсот семьдесят три тысячи долларов и сколько-то там центов. Ну что, поедете домой налегке? В самом деле, зачем наживаться на чужом горе! Пусть лучше наживаются на вас, – ехидничала Елена. Но не она, не она стояла у меня перед глазами. Лайон. Лайон, который подарил мне фальшивое колье с напылением, тогда как мог бы завалить подарками и оставить с собой навсегда. Ради него я оставила родину, маму, друзей и согласилась перелететь полмира, поменять язык, часовой пояс и собственную фамилию. И потерять Полянского, наконец. А он не стал оплачивать мне даже медицинскую страховку. Даже колготки и кабельный канал. Господи, да он считал меня чем-то вроде бытового робота с экономичной системой подзарядки.
– Елена? – еле шевеля губами, дала знать о том, что жива, я.
– Да? – возбужденно отозвалась она.
– Вы можете делать, все, что сочтете нужным. Даже если из-за этого его посадят на электрический стул.
– Вот это дело! – одобрила она.
– Я хочу улететь отсюда как можно скорей. Когда вы уже сможете возиться со всем этим по доверенности? – перешла на исключительно деловой тон я.
– Ну, через пару дней я уже подам заявление и будет назначена дата предварительного слушания. После этого можно подойти к судье и ходатайствовать о вашем перелете. Я думаю, с этим не будет никаких проблем, – заверила меня она.
Глава 3. Русский менталитет
Химия – самая сказочная наука в мире, поскольку большинство ее элементов для нормального человека (а тем более для нормальной женщины) так навсегда и остаются плодом больного воображения. Господин Менделеев – что-то вроде пророка от химии. «Истинно говорю вам – есть так и более никак, а почему так, хрен его знает. Приглючилось. То бишь, приснилось». Не хочу нисколько умалить великих достижений гения, но от меня все это как-то далеко. Берешь какие-то порошки, смешиваешь, заливаешь водичкой и готово. Получается какая-нибудь проблема. Или порох, или водородная бомба, или ядерная, на худой конец. Изредка, конечно, достижения химии применяются и в быту, например, создаются удобрения для полей. Но тоже не факт, что это такая уж полезная штука. Моя мама, во всяком случае, предпочитает продукты жизнедеятельности генетически немодифицированных воронежских коров. Хоть и пахнет хуже, зато кабачки и картошка растут – сласть. В таком вот ключе. Но химия человеческих душ – иное дело. Тут элементы не выстроишь в таблицу, не разложишь по полочкам. Пес его знает, что будет, если слить воедино злобу и зависть, любовь и уродство, ложь и благо. Тоже может рвануть. Лично моя жизненная пробирка в последнее время бурлила от одной-единственной плохо управляемой реакции из двух элементов. Жажда мести и чувство вины. Как обогащенный уран и графит. Кажется, так фурычат ядерные станции. Этого побольше, того поменьше и отапливается целый город. Но может случиться Чернобыль. Месть – радиоактивное чувство, сплетенное из обиды и злобы, скрученное желанием сделать также больно, как сделали тебе. Любая месть порождается одной и той же мыслью на все времена: как же можно так со мной поступать!
– Как ты мог? – спрашивает жена, в слезах глядя на изменившего ей мужа, за миг до того, как всадить ему в голову пулю. Она еще жертва, но химики наших душ уже подсыпали урана, мадам дернет спусковой крючок, а затем судья межмуниципального суда объявит, что она сама стала злодейкой.
– Как вы могли? – спрашивает у начальства уволенный пенсионер. Ему не на что жить, и он уверен, что это до сих пор проблема работодателей. Он выйдет на Красную Площадь бастовать, а при возможности устроит революцию, чтобы не на что жить стало всем. Это будет справедливо? Конечно. Сладкая месть. Но не всякая гадость есть месть.
– Мне плохо, но пусть у соседа корова сдохнет, – говорит другой сосед, глядя на полную чашу своего бывшего коллеги по НИИ. Эта сволочь заработала (наворовала, ибо откуда у честных людей деньги) на новенькую иномарку. Тогда под покровом ночи сосед берет шило и вонзает его прямо в шипованую шину бывшего друга. Пшик – и акт вандализма состоялся. Гип-гип-ура! Утром в окне он радостно наблюдает, как ненавистный коллега на морозе меняет колесо, перепачкав одежду в противоледном реагенте.
– Так ему и надо! – убеждает себя сосед. Однако часто бывает, что за тихонько сказанным «А» громыхает неожиданное «Б». Вечером он узнает, что коллега попал в аварию. Его занесло из-за лысой нешипованной запаски. И тут мы имеем второй акт Мерлезонского балета. Чувство вины. Страдая от него, сосед завалит коллегу фруктами и кефиром. Он будет осведомляться о его здоровье, а дома злиться, что вляпался в такую грязь. Чувство вины и месть. Инь – Янь, черное и белое, день и ночь. Одно никак не ходит без другого.
– Как я могла так поступать с Лайоном? – много раз спрашивала себя я. И много раз покрывалась чувством вины, как сыпью. Бедненький Лайон, он невыносимо страдает оттого что я его не люблю. И не полюблю. Как я виновата, Боже мой. Вяжите меня, семеро.
– Как мог Лайон так поступить со мной? – восклицала я в другой день, и тогда мне хотелась отлепить себя от плинтуса и размазать по нему его самого.
– Разве я могу оставаться в этой ужасной стране? С этим ужасным мужчиной? – трепыхалась я, выкинув из головы все остальные мысли кроме мысли о дороге к дому.
– Как я могу претендовать на его деньги? После всего того, что он из-за меня пережил! – говорила я себе, сидя в гостинице Вашингтона. Что же мне, теперь снова перекрасить форму и начать выколачивать из Лайона последнее? Только потому, что он не подарил мне вовремя нужное колье? И не отвел к доктору? А кто сказал, что я виновата в этом меньше его? Нечего было ворон ловить, надо было самой вызвать скорую и отбыть в больницу. Но я же слишком нерешительная для таких действий. Я всю жизнь не могу решиться и сделать то единственное, что по настоящему нужно. И нечего в таком случае плакать и гневить судьбу. Она и так ко мне благосклонна. Послала ангела в виде Елены Зотовой, которая во что-то там дунула, плюнула, устроила мне предварительное судебное слушание, на котором я ничего не понимала, отвечала на вопросы кучи незнакомых мне людей, а потом услышала:
– Ты была великолепна! Теперь можешь лететь домой. Если еще не передумала.
– Ни за что, – завертела головой я. Передумать и остаться в этом странном месте, которое для кого-то, может, и дом родной, а для меня – не тот климат? Ну уж нет. Елена Зотова вручила мне билет на самолет и кредитную карточку «на необходимые расходы». Последний привет от Лайона и первые собственные наличные деньги за последний год. Я была готова лететь и вовсе без копейки денег, а уж с пластиком Ситибанка – просто на крыльях любви. Кроме того, последние известия про Лайонов счет странным образом примирили меня с судьбой. Сначала я вся закипела и выплеснулась наружу. Оказалось, что во мне не так уж и мало гадкого, я вполне могу быть равнодушной и жестокой. Кто бы мог подумать? Я подписала все нужные бумаги и дала Елене добро требовать от Лайона сатисфакции по полной программе. На все воля Божья, вот пусть теперь Лайон помолится, чтобы Всевышний не оставил его без гроша. Как сейчас вижу, Лайон идет в кастел и с серьезным видом пытается установить доверительные отношения с каким-нибудь подходящим святым, а потом, так, чисто для подстраховки нанимает стадо акул-адвокатов. Как хорошо, что это все – теперь проблемы Елены. Я потратила неделю, чтобы скупить все более-менее подходящие мне по размеру шмотки на распродажах в Молле около гостиницы.
– Приходите к нам еще! – с умилением заворачивали мои покупки продавцы. У них ко мне возникло самое настоящее глубокое чувство. А после того, как я выкупила обуви на все четыре сезона (на самом деле потратила всего четыреста долларов, во что сама с трудом верила, глядя на кучу сапог, босоножек, кроссовок и вечерних туфелек), мне стали дарить подарки – чехлы для одежды и дисконтные карты на год вперед. В итоге я с трудом упаковала чемоданы, потому что запихнуть такое количество шмотья в три относительно маленьких (относительно сапог и пальто) контейнера было искусством похлеще театра Кабуки. Но все течет, все меняется, настал час, и я поехала на такси в аэропорт Даллеса. Провожая глазами мелькающий за окном пейзаж, я в последний раз вспомнила и тут же выкинула из головы Лайона Виллера. Неважно, хорош он или плох. Или плоха ли я. Он остается здесь, а я уезжаю. Навсегда. Нет поводов держать друг на друга зло. И для добра особых поводов я тоже не вижу. Нейтралитет. Возможно, не узнай я о том, сколь расчетливо он смотрел на наш брак – мне бы мучиться чувством вины еще лет десять как минимум. А так – я села в кресло все той же самой ливерной колбасы, что и год назад, нацепила на уши наушники плеера, в котором играла кассета с русской попсой и полетела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Давай, звони! Ты хоть представляешь, как потом будешь жить? – грубо оборвал меня внутренний голос. Ну, вот. Опять он! Каждый раз, когда он что-то мне говорит, у меня возникают проблемы.
– Прекрасно буду жить! Богато! – вертелась, как уж на сковородке, я.
– Давай, представляй в деталях. У Лайона отнимут полмиллиона долларов. Он продаст дом, чтобы выплатить их тебе. И потом всю жизнь будет жить с резиновой имитацией коровы, потому что подойти к женщине после этого он не сможет.
– А может, он станет голубым? – предложила вариант я.
– И что, тебе от этого станет легче? – укорил меня голос. – Ты сломаешь ему жизнь. И всегда будешь нести за это ответственность. Ты этого хочешь?
– Не очень, – огорчилась я. Придется перебиваться без полмиллиона, а как жаль. Я легла спать. Кто спит – обедает. Раз уж я такая добрая, надо переставать набивать себе желудок за счет Лайона. «Несчастного» Лайона. Лайона, который убивался, если приходилось покупать рисовую крупу без скидки. А сейчас, небось, подсчитывает общую сумму затрат на женитьбу. Минусовой баланс. Ладно. Нечего делать вид, будто хочется спать. Я выбираю чистую совесть при пустом кармане. Никто не сказал, что Елена окончательно передумала. Все не так плохо. Зато скоро я буду сидеть в России и болтать с Римкой. Рассказывать про экзотику красивой жизни, про американских мужчин. Про систему страхования, по которой пожилым пенсионерам приходится самостоятельно рвать друг другу зубы. Так, стоп. А кто сказал, что для этого надо ждать перелета. Кажется. Я уже две недели как в гостинице. Количество Лайонов – ни одного. Количество телефонов, с которых можно позвонить домой – как минимум один, и тот прямо у меня под носом, стоит на тумбочке. Если Елена не пошлет меня подальше, я даже не буду оплачивать этот звонок! Красота!
– Римка, привет! – завопила я в трубку, после того, как та около двадцати гудков делала вид, что спит. А нечего дрыхнуть, когда на дворе уже пять утра. И когда подруга хочет донести до нее свою благодарность, можно сказать, на крыльях любви. Прямо через океаны.
– Господи Катька! Ты? – сонно прошепелявила Римма.
– Я! Ура! Как же приятно слышать твой недовольный брюзжащий голос! – не могла справиться с эмоциями я.
– Который час? – зевнула Римма.
– Не так это и важно, – отвлекла ее я, – Особенно по сравнению с тем, что я скоро буду улетать в Москву.
– Буду улетать! Кто так говорит? Ты уж совсем забыла русскую речь, – фыркнула Римка. – Слушай, а чего ты не перезвонила тогда? Я ждала.
– Да не до этого стало. Сама знаешь.
– О чем? – удивилась Римма.
– А тебе что, Елена не звонит? – удивилась я
– Нет, – подтвердила Римма.
– А, ну конечно. Это же дорого, – кивнула я. – Слушай, у меня тут полный порядок. Ты не волнуйся. Я либо так, либо с Еленой, все компенсирую.
– Да я и не волнуюсь, – все еще обалдевшим голосом успокоила меня Римма.
– Я просто хотела тебе сказать спасибо за все, – серьезно произнесла я. И даже прослезилась.
– Да за что? – принялась кокетничать Римка. Вот в этом она вся. Как же мне ее не хватало.
– Не придуривайся! – скомандовала я. – За все. Большое, огромное, искреннее человеческое спасибо за то, что ты есть на белом свете.
– Да не за что, – бросила Римма. – Слушай, я еще не проснулась. Это свинство, выражать благодарность в такое время. Приезжай и пообсасываем каждый твой чих.
– Договорились! – потерла ручки я. Все таки, с друзьями не пропадешь нигде. Теперь осталось только понять, до чего интересного там додумается Елена Зотова и, как говорится, определяться с перспективами.
Теплые мысли, как ветер с Родины, заполнили меня до краев. Я была добра, мила, приятна в обхождении. Меня не напрягала ни одна сволочь из обслуживающего персонала. А ведь в моей гостинице, как, я полагаю, в любой гостинице мира, было отчего напрячься. Одни официанты с их гордыми неприступными лицами президентов дружественных республик чего стоили. Но, конечно, уборщицы всегда перекрывали все и вся. Даже в Соединенных Штатах Америки они считали, что люди, которые ходят по земле (прямо этими ужасными грязными ботинками, и где только они берут эту грязь), а не летают по воздуху, который не надо протирать влажной тряпкой согласно условиям контракта, эти люди – просто сатанисты и рассадники зла. По их выходило, что тапки должно одевать еще до того, как пересечешь черту номера. Что пить из стаканов сок – преступление, которое они терпят исключительно благодаря своему ангельскому характеру. Потому что сок – напиток, который обязательно оставит пятна на ковре, столе или телевизионной тумбочке. Правда, капитализм обязывает уборщиц держать свои чувства при себе, но они как-то умудряются транслировать их, не издавая ни звука. Телепатия и телекинез. В их присутствии ты сразу начинаешь ощущать, как грязно и бесполезно текут твои дни.
– Привет, как дела? – привычно влетела ко мне в номер Елена Зотова, когда я только проснулась, отпила из стакана вишневого сока, пролила каплю на бежевый плед и теперь пыталась любой ценой стереть пятно собственными силами. Получить телепатический удар под дых я была не готова.
– I’m fine, – привычно бросила я. Эти вопросы-ответы не имели никакого практического значения, но ритуал надо было соблюдать. Здесь за жалобы и отсутствие улыбки могли бы оштрафовать.
– Читала гороскоп? – неожиданно удивила меня она.
– Нет. А где? – забеспокоилась я. Гороскопы – моя страсть, которая не удовлетворялась уже очень-очень давно. Я теперь, как алкоголик, который узнал, что кончилась кодировка. Любые предсказания, знаки судьбы или пророчества действовали на меня с интенсивностью антидепрессантов.
– Вот, например, – сунула мне под нос глянцевый журнальчик с телепрограммой, типа нашего «Семь дней» Елена. Я схватила и в ажитации нашла строчку «Весы».
– Хорошие новости! – победно предвосхитила мое чтение Елена. Она явно его уже читала и стремилась направить поток моей мозговой активности в нужное ей русло. Гороскоп гласил: черная полоса позади. Хорошие новости откроют вам второе дыхание. Доверяйте сердцу, и оно вас не обманет.
– И что это за новости, – повернулась к своей сороке, с хвостом, увешанным нормативными актами я.
– Вы не радуетесь? Гороскоп только подтвердил то, о чем я говорила. Вам черт ворожит.
– Я ему отступных плачу, – заверила ее я и потребовала немедленно прояснить гороскоп. То есть, про то, что черная полоса осталась в Fall Church, я знала и сама. Все, что не Лайон есть удача и праздник. Но новость, которой я бы обрадовалась, должна содержать дату моего перелета. Елена же выложила передо мной несколько бледных бумажек с какими-то цифрами, печатями и текстами.
– Теперь вы поймете, кто такой Лайон Виллер на самом деле! – торжественно заверила меня она.
– Что я пойму? Я ничего не понимаю? – ковырялась в документах я. И потом, какое мне дело, кто такой Лайон Виллер на самом деле? Хоть бы даже он оказался тайным извращенцем. То же мне сюрприз! – Вот это вроде из банка.
– Именно, – победно сверкнула глазами она.
– И? – потрясла в руках бумажку я. – Что с того? У него что, куча долгов?
– Вы видите цифры? Вот, столбиком. Мы сделали запрос в банк, вы же супруга и при разводе можете требовать раздел имущества.
– Я же вам сказала, что не хочу никакого раздела. Не хватало еще и счет его распиливать, – возмутилась я. Вот алчная стерва! Я же ее предупредила! Мне такого труда стоит держать свою алчность в узде, что с ее я уже не могу совладать.
– Нет, ну вы и дура в самом деле, – всплеснула руками та. Я нахохлилась.
– От такой и слышу.
– У него на счете лежит больше полутора миллионов долларов. Мирно дремлют, прибавляя по двести-триста тысяч в год за счет нерастраченной зарплаты. А вы чуть не умерли, потому что он не желал отвезти вас к врачу. И что, вам до сих пор его жалко? – приперла меня к стенке она.
– Сколько? – только и смогла выдохнуть я.
– Если быть точной, то один миллион пятьсот семьдесят три тысячи долларов и сколько-то там центов. Ну что, поедете домой налегке? В самом деле, зачем наживаться на чужом горе! Пусть лучше наживаются на вас, – ехидничала Елена. Но не она, не она стояла у меня перед глазами. Лайон. Лайон, который подарил мне фальшивое колье с напылением, тогда как мог бы завалить подарками и оставить с собой навсегда. Ради него я оставила родину, маму, друзей и согласилась перелететь полмира, поменять язык, часовой пояс и собственную фамилию. И потерять Полянского, наконец. А он не стал оплачивать мне даже медицинскую страховку. Даже колготки и кабельный канал. Господи, да он считал меня чем-то вроде бытового робота с экономичной системой подзарядки.
– Елена? – еле шевеля губами, дала знать о том, что жива, я.
– Да? – возбужденно отозвалась она.
– Вы можете делать, все, что сочтете нужным. Даже если из-за этого его посадят на электрический стул.
– Вот это дело! – одобрила она.
– Я хочу улететь отсюда как можно скорей. Когда вы уже сможете возиться со всем этим по доверенности? – перешла на исключительно деловой тон я.
– Ну, через пару дней я уже подам заявление и будет назначена дата предварительного слушания. После этого можно подойти к судье и ходатайствовать о вашем перелете. Я думаю, с этим не будет никаких проблем, – заверила меня она.
Глава 3. Русский менталитет
Химия – самая сказочная наука в мире, поскольку большинство ее элементов для нормального человека (а тем более для нормальной женщины) так навсегда и остаются плодом больного воображения. Господин Менделеев – что-то вроде пророка от химии. «Истинно говорю вам – есть так и более никак, а почему так, хрен его знает. Приглючилось. То бишь, приснилось». Не хочу нисколько умалить великих достижений гения, но от меня все это как-то далеко. Берешь какие-то порошки, смешиваешь, заливаешь водичкой и готово. Получается какая-нибудь проблема. Или порох, или водородная бомба, или ядерная, на худой конец. Изредка, конечно, достижения химии применяются и в быту, например, создаются удобрения для полей. Но тоже не факт, что это такая уж полезная штука. Моя мама, во всяком случае, предпочитает продукты жизнедеятельности генетически немодифицированных воронежских коров. Хоть и пахнет хуже, зато кабачки и картошка растут – сласть. В таком вот ключе. Но химия человеческих душ – иное дело. Тут элементы не выстроишь в таблицу, не разложишь по полочкам. Пес его знает, что будет, если слить воедино злобу и зависть, любовь и уродство, ложь и благо. Тоже может рвануть. Лично моя жизненная пробирка в последнее время бурлила от одной-единственной плохо управляемой реакции из двух элементов. Жажда мести и чувство вины. Как обогащенный уран и графит. Кажется, так фурычат ядерные станции. Этого побольше, того поменьше и отапливается целый город. Но может случиться Чернобыль. Месть – радиоактивное чувство, сплетенное из обиды и злобы, скрученное желанием сделать также больно, как сделали тебе. Любая месть порождается одной и той же мыслью на все времена: как же можно так со мной поступать!
– Как ты мог? – спрашивает жена, в слезах глядя на изменившего ей мужа, за миг до того, как всадить ему в голову пулю. Она еще жертва, но химики наших душ уже подсыпали урана, мадам дернет спусковой крючок, а затем судья межмуниципального суда объявит, что она сама стала злодейкой.
– Как вы могли? – спрашивает у начальства уволенный пенсионер. Ему не на что жить, и он уверен, что это до сих пор проблема работодателей. Он выйдет на Красную Площадь бастовать, а при возможности устроит революцию, чтобы не на что жить стало всем. Это будет справедливо? Конечно. Сладкая месть. Но не всякая гадость есть месть.
– Мне плохо, но пусть у соседа корова сдохнет, – говорит другой сосед, глядя на полную чашу своего бывшего коллеги по НИИ. Эта сволочь заработала (наворовала, ибо откуда у честных людей деньги) на новенькую иномарку. Тогда под покровом ночи сосед берет шило и вонзает его прямо в шипованую шину бывшего друга. Пшик – и акт вандализма состоялся. Гип-гип-ура! Утром в окне он радостно наблюдает, как ненавистный коллега на морозе меняет колесо, перепачкав одежду в противоледном реагенте.
– Так ему и надо! – убеждает себя сосед. Однако часто бывает, что за тихонько сказанным «А» громыхает неожиданное «Б». Вечером он узнает, что коллега попал в аварию. Его занесло из-за лысой нешипованной запаски. И тут мы имеем второй акт Мерлезонского балета. Чувство вины. Страдая от него, сосед завалит коллегу фруктами и кефиром. Он будет осведомляться о его здоровье, а дома злиться, что вляпался в такую грязь. Чувство вины и месть. Инь – Янь, черное и белое, день и ночь. Одно никак не ходит без другого.
– Как я могла так поступать с Лайоном? – много раз спрашивала себя я. И много раз покрывалась чувством вины, как сыпью. Бедненький Лайон, он невыносимо страдает оттого что я его не люблю. И не полюблю. Как я виновата, Боже мой. Вяжите меня, семеро.
– Как мог Лайон так поступить со мной? – восклицала я в другой день, и тогда мне хотелась отлепить себя от плинтуса и размазать по нему его самого.
– Разве я могу оставаться в этой ужасной стране? С этим ужасным мужчиной? – трепыхалась я, выкинув из головы все остальные мысли кроме мысли о дороге к дому.
– Как я могу претендовать на его деньги? После всего того, что он из-за меня пережил! – говорила я себе, сидя в гостинице Вашингтона. Что же мне, теперь снова перекрасить форму и начать выколачивать из Лайона последнее? Только потому, что он не подарил мне вовремя нужное колье? И не отвел к доктору? А кто сказал, что я виновата в этом меньше его? Нечего было ворон ловить, надо было самой вызвать скорую и отбыть в больницу. Но я же слишком нерешительная для таких действий. Я всю жизнь не могу решиться и сделать то единственное, что по настоящему нужно. И нечего в таком случае плакать и гневить судьбу. Она и так ко мне благосклонна. Послала ангела в виде Елены Зотовой, которая во что-то там дунула, плюнула, устроила мне предварительное судебное слушание, на котором я ничего не понимала, отвечала на вопросы кучи незнакомых мне людей, а потом услышала:
– Ты была великолепна! Теперь можешь лететь домой. Если еще не передумала.
– Ни за что, – завертела головой я. Передумать и остаться в этом странном месте, которое для кого-то, может, и дом родной, а для меня – не тот климат? Ну уж нет. Елена Зотова вручила мне билет на самолет и кредитную карточку «на необходимые расходы». Последний привет от Лайона и первые собственные наличные деньги за последний год. Я была готова лететь и вовсе без копейки денег, а уж с пластиком Ситибанка – просто на крыльях любви. Кроме того, последние известия про Лайонов счет странным образом примирили меня с судьбой. Сначала я вся закипела и выплеснулась наружу. Оказалось, что во мне не так уж и мало гадкого, я вполне могу быть равнодушной и жестокой. Кто бы мог подумать? Я подписала все нужные бумаги и дала Елене добро требовать от Лайона сатисфакции по полной программе. На все воля Божья, вот пусть теперь Лайон помолится, чтобы Всевышний не оставил его без гроша. Как сейчас вижу, Лайон идет в кастел и с серьезным видом пытается установить доверительные отношения с каким-нибудь подходящим святым, а потом, так, чисто для подстраховки нанимает стадо акул-адвокатов. Как хорошо, что это все – теперь проблемы Елены. Я потратила неделю, чтобы скупить все более-менее подходящие мне по размеру шмотки на распродажах в Молле около гостиницы.
– Приходите к нам еще! – с умилением заворачивали мои покупки продавцы. У них ко мне возникло самое настоящее глубокое чувство. А после того, как я выкупила обуви на все четыре сезона (на самом деле потратила всего четыреста долларов, во что сама с трудом верила, глядя на кучу сапог, босоножек, кроссовок и вечерних туфелек), мне стали дарить подарки – чехлы для одежды и дисконтные карты на год вперед. В итоге я с трудом упаковала чемоданы, потому что запихнуть такое количество шмотья в три относительно маленьких (относительно сапог и пальто) контейнера было искусством похлеще театра Кабуки. Но все течет, все меняется, настал час, и я поехала на такси в аэропорт Даллеса. Провожая глазами мелькающий за окном пейзаж, я в последний раз вспомнила и тут же выкинула из головы Лайона Виллера. Неважно, хорош он или плох. Или плоха ли я. Он остается здесь, а я уезжаю. Навсегда. Нет поводов держать друг на друга зло. И для добра особых поводов я тоже не вижу. Нейтралитет. Возможно, не узнай я о том, сколь расчетливо он смотрел на наш брак – мне бы мучиться чувством вины еще лет десять как минимум. А так – я села в кресло все той же самой ливерной колбасы, что и год назад, нацепила на уши наушники плеера, в котором играла кассета с русской попсой и полетела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31