Я венчалась с ним, но это не имеет ровным счетом никакого значения. Он мне не муж, и я ему не жена.
– Вот! Вот до чего дошла проклятая эмансипация! Вот оно, гнусное падение нравов! Где это видано! Бог ты мой, за что, за что мне такое наказание! Такой позор! – Горшечников принялся было рвать на себе жидкие темно-русые волосы.
– Полно, Мелентий, оставь свои волосы в покое, у тебя и так их немного, – ядовито произнесла Софья. – И прекрати этот фарс, этот жалкий спектакль. Из тебя плохой актер, поверь мне!
– О да, вы же у нас ценитель искусств, знаток театра и театральной жизни. Так сказать, изнутри. Вы и свою жизнь пожелали сделать красивой пьесой, дорогая? А вышла пошлая комедия о безнравственной женщине, которая оставила своего супруга, предпочтя ему жалкого бездарного писаку? – Горшечников казался себе остроумным и даже пытался иронизировать.
– Нет, против моего желания получилась драма, ужасная, страшная драма, – серьезно и грустно ответила Софья.
Но этот ответ предназначался не ее супругу.
Глава седьмая
Софья не кривила душой, когда сказала следователю, что не считает господина Горшечникова своим супругом. Она действительно искренне так полагала. Свой брак с этим человеком она отнесла на счет своего временного умопомешательства от величайшего отчаяния и растерянности. Но разве можно объяснить это постороннему человеку, если сама не понимаешь, что происходит вокруг и внутри самой себя?
Как вошел Горшечников в ее жизнь? Да он, собственно, тут и был рядом, только никогда она не думала о нем серьезно как о женихе. Вернее, он всегда считался одним из возможных кандидатов, да только шансы его были невелики. Нет, господин Горшечников был вовсе не так плох. По меркам Эн-ска – вполне достойный жених. Денег у него, правда, было маловато, зато с избытком желания нравиться потенциальным невестам. Кто не жил в маленьком городке, где всякий друг друга знает и каждый на виду, тот не поймет, каково в подобной ситуации молодым людям и барышням устраивать свою судьбу. Тут и завалящий женишок покажется принцем. А Горшечников не считался завалящим. Он тоже служил в гимназии, преподавал словесность, и преподавал весьма успешно. Гимназическое начальство, родители учениц и сами ученицы были весьма довольны. Но так как жалованье учителя оставляло желать лучшего, молодому человеку приходилось еще переписывать и составлять разные бумаги для тех, кто не владел слогом или грамотой. Писал он красиво, с размахом, писал так, как бы желал обустроить свою жизнь.
Будучи учителем словесности, Мелентий умел говорить складно, даже страстно. Следил за модными журналами и пытался следовать тем образцам, которые встречались на страницах. Многие считали его модником, многие, но не Софья, которую просто смешили потуги Мелентия сделаться местным лондонским денди.
Справедливости ради стоит заметить, что Софья Алтухова была объектом повышенного внимания не только учителя Горшечникова. В гимназии образовался небольшой приятельский кружок, и Софья Алтухова являлась центром этого кружка. Помимо Горшечникова туда входили еще две особы – племянница директора гимназии Гликерия Евлампьевна Зенцова и вдова учителя математики Калерия Климовна Вешнякова. Обе дамы считали себя искренними подругами Софьи Алтуховой. Дня не проходило, чтобы приятельницы не виделись и не обсуждали городские новости. Гликерия Зенцова была самой молоденькой барышней в компании, а мадам Вешнякова была старше своих друзей лет на десять. Раньше госпожа Вешнякова приятельствовала с матерью Софьи да с теткой Гликерии, женой директора гимназии. А когда те оставили земной мир, ей досталось общество более молодых родственниц своих прежних покойных подруг.
Софья, быть может, и не хотела никакой дружбы, ей вполне доставало милого друга Ангелины, однако та далеко, в Петербурге. А жизнь сироты тяжкая и одинокая. В гимназии нельзя задирать нос, надобно к кому-нибудь примкнуть, а то за-клюют, изведут потихоньку доброжелательные коллеги и нахальные ученицы. Вот и прибилась девушка к небольшому кружку.
Верховодила в этом сообществе племянница директора Гликерия Зенцова. Невысокая, крепенькая, бойкая, остроглазая, говорливая и громкоголосая. Одевалась госпожа Зенцова ярко и частенько напоминала герань на окошке, которая радует своей пышной зеленью, розовыми или красными цветами взоры любопытствующих прохожих. Ее родители жили в деревне, в собственной усадьбе, вместе с другими детьми, братьями и сестрами Гликерии. Будучи старшей, она скоро поняла, что жизнь в деревенской глуши – это смерть. Откуда тут взяться приличному жениху? К кому она воспылает неземной страстью? А то, что таковое случается, она знала наверняка – под подушкой у нее всегда лежал очередной роман про эту самую страстную любовь. Однажды Гликерии довелось гостить у дяди, директора гимназии в Эн-ске. Городская жизнь, приличное общество – вот что ей предназначено! И девушка поставила своей целью во что бы то ни стало остаться в доме дяди. Когда пришло время возвращаться, подали коляску и собрали коробки, юной барышне вдруг сделалось дурно, она побледнела, зашаталась и упала на руки горничной. Пришлось ее оставить до того времени, пока поправится. Через некоторое время снова ехать, и опять барышня так заболела, что чуть не умерла. Вызванный доктор пребывал в недоумении, однако диагноз поставил точно. Нервная горячка, вызванная отъездом, нельзя везти, не доедет. Тетушка, жена дяди, была очень недовольна. Гостить – это одно дело, а совсем иное, если у тебя на руках оказывается больной родственник. Но супруг был непреклонен.
– Помилуй, что скажут в городе, если я выстав-лю родную племянницу за дверь в плачевном состоянии! Пусть остается и живет, пока не поправится.
Через некоторое время за Гликерией прибыла мать, вызванная братом из своей глуши. Но и ей не удалось вернуть дитя в родные пенаты. По дороге с девицей случился очередной припадок, подобный тем, которые уже видела родня в Эн-ске. Но госпожа Зенцова не была склонна к сентиментальности и мелодраматизму, жизнь в деревне способствовала у нее скорее суровому нраву. Рассерженная мать оставила больную в деревенской избе, отъехав треть пути от Эн-ска.
– Вот что, милая, все это глупости и капризы. Меня ты этим притворством не проймешь. Если хочешь разжалобить своего дядю и он готов согласиться осчастливить тебя своей милостью, то пусть так и будет. Но я не желаю участвовать в этом фарсе!
С этими словами добрая мать сделала вид, что покидает дитя. Та не шелохнулась, лишь дрогнула веками. И в итоге осталась одна в крестьянской избе. А на другой день к дому директора гимназии прибыл тарантас. Оттуда, шатаясь, вышла бледная девушка. Тетушка только всплеснула руками. Вот те раз! Явилась, не запылилась! Пришлось смириться. Гликерию определили в гимназию, и она стала стараться изо всех сил. Прилежная учеба, безусловное послушание в доме и постоянная услужливость примирили тетушку с присутствием в доме племянницы. Прошло несколько лет, тетушка умерла, а Гликерия подросла и потихоньку стала выполнять роль хозяйки дома. И дядюшка теперь уж и не мыслил жизнь без племянницы.
Одно тревожило директора. Взяв в дом девицу, он брал на себя ответственность и за ее дальнейшую судьбу. А что за судьба для девушки? Удачное замужество. Казалось, родственницу директора гимназии всякий возьмет, ан нет, не случилось пока достойного жениха. То ли сами женихи попадались никудышные, то ли невеста не нравилась. Ведь некоторые считали Гликерию уж слишком бойкой, ну впрямь сорока!
Иное дело – госпожа Вешнякова, невысокого роста, томная миловидная дама с темными кудряшками на голове, загадочной полуулыбкой. Носила Калерия Климовна наряды цвета фуксии, все сиреневое, розовое да лиловое. Она была вхожа в дом директора, так как когда-то в гимназии служил ее покойный супруг. Но когда это было? Ах, так давно, что даже сама Калерия Климовна подзабыла. Иногда она уже и сама не верила, что была замужем, так уж все стерлось из памяти. Но ведь вдова еще молода, в ее возрасте многие вторично находят приличную партию. Поэтому Калерия Климовна не теряла надежды найти путь к своим затаенным мечтам. На худой конец, если не муж, так хоть любовник, но непременно молодой и горячий! Нет, Калерия Климовна не была ханжой, но свои тайные помыслы она держала при себе.
Вот и получалось, что две девицы – Зенцова и Алтухова – а с ними и вдова мечтали об одном: о любви и счастье. А если его все нет и нет, так уж лучше ждать в компании, чем в тоскливом одиночестве. К этому очаровательному цветнику и прибился господин Горшечников. А как ему было не прибиться, коли и он был озабочен тем же самым? В итоге образовался тесный кружок – сообщество по поиску счастья.
Горшечников купался во внимании и чувствовал себя среди милых дам истинным королем. Ему не надо было иметь особой проницательности, чтобы заметить: Гликерия влюблена и готова хоть сейчас под венец. Но и Калерия Климовна томно улыбается и дарит многообещающие взоры. Одна Соня держит себя просто, по-дружески, и не более того. Но именно поэтому ему хотелось добиться ее внимания, а может быть и чувств. Однако Мелентий боялся сделать неосторожный шаг, жест, взгляд. Не выйдет с Софьей – глядишь, достанется Гликерия. А женишься на Гликерии, не отпугни Калерию, все сгодится. Одна юна и за ней дадут приличные деньги, да и в Эн-ске видная партия – племянница директора. Как он тогда будет вышагивать по гимназическим коридорам! Все недруги прикусят языки! Дети станут как шелковые! Родители согнутся в почтительном поклоне!
Но юность хороша только сама по себе, да и то быстро проходит. А вот есть еще сладкий горячий пирожок. Сочится соком томной неги, манит, зовет, обещает рай земной. Разумеется, Горшечников уже имел представление о том, что делать с женщиной наедине, и прекрасно понимал, что дама в возрасте приносит иногда более сильное блаженство, нежели юное неопытное существо. Что же предпочесть?
Золотую середину – Софью Алтухову. И умна, и хороша, да только одна незадача – Горшечников ей как жених совсем не интересен.
И мечтает Соня совсем о другом. Если бы ее кто спросил, как она представляет себе своего возлюбленного, она бы не ответила. Нет, она не думала о его облике внешнем. Скорей о внутреннем его образе, о трепетной и нежной душе, о глубокой и сложной натуре, о неразгаданной тайне. Она часто рисовала в воображении картины их случайной – обязательно случайной – встречи. И то, каким бы предстал перед нею будущий супруг. То были разные картины. Мысленно она представляла себе бал в доме Толкушиных, или фойе столичного театра, или просто ясный день и тротуар Невского проспекта.
– Добрый день, сударыня! Дозвольте поднять ваш зонтик, – или что-нибудь в эдаком роде.
Но непременно ей грезился Петербург и непременно столичный господин. Она мысленно разговаривала с ним, смеялась, спорила. И засыпала, убаюканная мечтами. Матрена только качала головой, подслушивая под дверью, – не заболела бы деточка головой! А потом истово молилась Господу послать ее королевишне достойного жениха.
Иногда, если человек очень, очень сильно чего-то желает, его мечты начинают обретать реальные черты и воплощаться в жизнь. Желаете необычной любви, встречи со странным, загадочным возлюбленным, чья душа – неразгаданная тайна? Извольте!
Только не пожалейте потом, не раскайтесь, ведь вы сами того добивались!
Глава восьмая
Ангелина Петровна, как это часто случается, долго оставалась единственным человеком, не знавшим о романе своего мужа с актрисой Кобцевой. Она потом никак не могла взять в толк, почему она была так слепа и глуха, почему ей не казались подозрительными очевидные вещи? Ведь они были так близки, так дружны с Тимофеем! И в какой момент вдруг стало холодать, а потом и появился лед в их отношениях? Ангелина не находила ответа. Ведь она столько сил положила на то, чтобы сделаться столичной дамой, изысканной и образованной. И ведь ей это почти удалось! Но оказалось, что труды напрасны, что все усилия ни к чему!
Нет, вовсе не в элегантных платьях дело. Не в манерах и правильно произнесенных французских фразах. Все дело в том, что в душе одного из любящих умирает эта самая любовь. Или же то чувство, которое там прежде пышно цвело, завяло под напором нового, сильного, молодого сорняка.
Сын Гриша, которому уже исполнилось двадцать лет, в отличие от матери, был не настолько слеп, чтобы не замечать непристойной ситуации. Но он не смел указать отцу, которого побаивался, и не мог намекнуть матери, которую обожал и боялся оскорбить. Оттого он мучился и постепенно стал избегать дома, боясь откровенных разговоров. Тем более что и в его жизни появилась нежная привязанность. Гриша влюбился и намеревался свататься.
Нет, что-то все-таки витало в воздухе, какая-то недосказанность, скрытая напряженность, но Ангелина не могла понять, что происходит. Отчего Тимофей такой раздраженный? Не ладятся дела? Но она и раньше не совала нос туда, куда не следует. Может, что-нибудь болит? Но ведь если у Тимоши что болит, так весь дом ходуном ходит. Толкушин часто не приходил домой ночевать, но и на это она старалась найти объяснение. Устал, остался в конторе. Не хотел являться домой навеселе, помнил еще, как била клюкой покойная Устинья Власьевна.
А Толкушин метался, маялся. Белла ворвалась в его жизнь, как весенняя гроза, которая приносит свежий ветер в закрытые наглухо комнаты. То, что она годилась ему в дочери, Тимофея Григорьевича совершенно не смущало. Он чувствовал себя, наверное, еще более молодым, чем двадцать лет назад.
Белла появилась в театре, и тотчас же пошли разговоры о ее романе с Нелидовым – автором модных пьес. Ее утвердили на главную роль. Толкушин иногда захаживал на репетиции и поначалу присоединился к тем, кто высказывал недоумение. И что это Рандлевский нашел в этой бездарной и вульгарной особе? Но не прошло и недели, как эта особа уже сидела у него на коленях и он чувствовал себя счастливым и глупым. Его по-дет-ски радовало, что лакомый кусочек достался ему, а не литератору. А может, второй раз жениться? Эта коварная мысль в первый раз посетила его, когда он однажды проснулся не дома, в супружеской постели, а на широком ложе с Беллой. И ему смертельно не захотелось уходить. Вот тогда он снял квартиру и почти поселился в ней.
Театр гудел, смаковал новость. Белла стала недосягаема для недоброжелателей, и они прикусили злые языки. Рандлевский только усмехался. Ему все равно, чьей любовницей окажется его протеже. Удивительно, но его самого ее прелести не привлекали. Видимо, любовь к театру захватила все его существо. Но самое главное, что эта вульгарная, недалекая, как казалось на первый взгляд, провинциальная актриса идеально подходила под странные мистические роли, сочиненные Нелидовым. Жена Нелидова, Саломея, бывшая доселе непревзойденной примой театра и бесспорной любимицей публики, вдруг померкла и поблекла. Ее звезда стала стремительно угасать, что только подбавило огоньку в театральные сплетни. Ведь так приятно отплясать на теле умирающего льва или, в данном случае, львицы!
А Толкушин тем временем мучительно искал ответа, как поговорить с женой, как расстаться с ней мирно, без трагедии, слез и истерик? Он был так ослеплен страстью, что совершенно не считал себя виноватым, полагая, что безумная любовь оправдывает любые деяния. И жена должна, просто обязана его понять и простить. Потому что она его любит. Он много раз проговаривал про себя эти слова, но так и не решился их произнести. Иногда ему казалось, что она вот-вот уже догадается и сама начнет этот разговор.
Но все оставалось по-прежнему. По-прежнему на него смотрели ясные любящие глаза. И неж-ный голос с неизменной лаской спрашивал его о чем-то. В какой-то момент Тимофей Григорьевич даже удумал просить сына стать посредником между ним и женой, но вовремя опомнился. В конце концов он решил положиться на волю Божью.
Между тем жизнь в доме Толкушиных шла своим чередом. Сын Гриша, единственный наследник, любимец родителей, никак не хотел идти по стопам отца и посвятить себя коммерции. Он пожелал поступить в университет и заняться историей и философией. Поначалу Тимофей Григорьевич раскричался на юношу. А потом отступился и дал согласие, полагая, что университетское образование мальчику не помешает, – никуда не денется, поневоле отцовское дело подхватит. Тем более что вдруг жениться надумал. В такие-то юные годы!
– Ты только подумай, мать, жениться в двадцать лет! Совсем дите, а к венцу! – Тимофей гремел в гостиной скорее так, для приличия. Пускай сын женится, Ангелина станет бабушкой, займется невесткой, внуками. И вся ее любовь туда и уйдет. И будет ей не до него, глядишь, и разойдутся потихоньку.
– Да уж лучше пусть женится, – кротко улыбалась жена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Вот! Вот до чего дошла проклятая эмансипация! Вот оно, гнусное падение нравов! Где это видано! Бог ты мой, за что, за что мне такое наказание! Такой позор! – Горшечников принялся было рвать на себе жидкие темно-русые волосы.
– Полно, Мелентий, оставь свои волосы в покое, у тебя и так их немного, – ядовито произнесла Софья. – И прекрати этот фарс, этот жалкий спектакль. Из тебя плохой актер, поверь мне!
– О да, вы же у нас ценитель искусств, знаток театра и театральной жизни. Так сказать, изнутри. Вы и свою жизнь пожелали сделать красивой пьесой, дорогая? А вышла пошлая комедия о безнравственной женщине, которая оставила своего супруга, предпочтя ему жалкого бездарного писаку? – Горшечников казался себе остроумным и даже пытался иронизировать.
– Нет, против моего желания получилась драма, ужасная, страшная драма, – серьезно и грустно ответила Софья.
Но этот ответ предназначался не ее супругу.
Глава седьмая
Софья не кривила душой, когда сказала следователю, что не считает господина Горшечникова своим супругом. Она действительно искренне так полагала. Свой брак с этим человеком она отнесла на счет своего временного умопомешательства от величайшего отчаяния и растерянности. Но разве можно объяснить это постороннему человеку, если сама не понимаешь, что происходит вокруг и внутри самой себя?
Как вошел Горшечников в ее жизнь? Да он, собственно, тут и был рядом, только никогда она не думала о нем серьезно как о женихе. Вернее, он всегда считался одним из возможных кандидатов, да только шансы его были невелики. Нет, господин Горшечников был вовсе не так плох. По меркам Эн-ска – вполне достойный жених. Денег у него, правда, было маловато, зато с избытком желания нравиться потенциальным невестам. Кто не жил в маленьком городке, где всякий друг друга знает и каждый на виду, тот не поймет, каково в подобной ситуации молодым людям и барышням устраивать свою судьбу. Тут и завалящий женишок покажется принцем. А Горшечников не считался завалящим. Он тоже служил в гимназии, преподавал словесность, и преподавал весьма успешно. Гимназическое начальство, родители учениц и сами ученицы были весьма довольны. Но так как жалованье учителя оставляло желать лучшего, молодому человеку приходилось еще переписывать и составлять разные бумаги для тех, кто не владел слогом или грамотой. Писал он красиво, с размахом, писал так, как бы желал обустроить свою жизнь.
Будучи учителем словесности, Мелентий умел говорить складно, даже страстно. Следил за модными журналами и пытался следовать тем образцам, которые встречались на страницах. Многие считали его модником, многие, но не Софья, которую просто смешили потуги Мелентия сделаться местным лондонским денди.
Справедливости ради стоит заметить, что Софья Алтухова была объектом повышенного внимания не только учителя Горшечникова. В гимназии образовался небольшой приятельский кружок, и Софья Алтухова являлась центром этого кружка. Помимо Горшечникова туда входили еще две особы – племянница директора гимназии Гликерия Евлампьевна Зенцова и вдова учителя математики Калерия Климовна Вешнякова. Обе дамы считали себя искренними подругами Софьи Алтуховой. Дня не проходило, чтобы приятельницы не виделись и не обсуждали городские новости. Гликерия Зенцова была самой молоденькой барышней в компании, а мадам Вешнякова была старше своих друзей лет на десять. Раньше госпожа Вешнякова приятельствовала с матерью Софьи да с теткой Гликерии, женой директора гимназии. А когда те оставили земной мир, ей досталось общество более молодых родственниц своих прежних покойных подруг.
Софья, быть может, и не хотела никакой дружбы, ей вполне доставало милого друга Ангелины, однако та далеко, в Петербурге. А жизнь сироты тяжкая и одинокая. В гимназии нельзя задирать нос, надобно к кому-нибудь примкнуть, а то за-клюют, изведут потихоньку доброжелательные коллеги и нахальные ученицы. Вот и прибилась девушка к небольшому кружку.
Верховодила в этом сообществе племянница директора Гликерия Зенцова. Невысокая, крепенькая, бойкая, остроглазая, говорливая и громкоголосая. Одевалась госпожа Зенцова ярко и частенько напоминала герань на окошке, которая радует своей пышной зеленью, розовыми или красными цветами взоры любопытствующих прохожих. Ее родители жили в деревне, в собственной усадьбе, вместе с другими детьми, братьями и сестрами Гликерии. Будучи старшей, она скоро поняла, что жизнь в деревенской глуши – это смерть. Откуда тут взяться приличному жениху? К кому она воспылает неземной страстью? А то, что таковое случается, она знала наверняка – под подушкой у нее всегда лежал очередной роман про эту самую страстную любовь. Однажды Гликерии довелось гостить у дяди, директора гимназии в Эн-ске. Городская жизнь, приличное общество – вот что ей предназначено! И девушка поставила своей целью во что бы то ни стало остаться в доме дяди. Когда пришло время возвращаться, подали коляску и собрали коробки, юной барышне вдруг сделалось дурно, она побледнела, зашаталась и упала на руки горничной. Пришлось ее оставить до того времени, пока поправится. Через некоторое время снова ехать, и опять барышня так заболела, что чуть не умерла. Вызванный доктор пребывал в недоумении, однако диагноз поставил точно. Нервная горячка, вызванная отъездом, нельзя везти, не доедет. Тетушка, жена дяди, была очень недовольна. Гостить – это одно дело, а совсем иное, если у тебя на руках оказывается больной родственник. Но супруг был непреклонен.
– Помилуй, что скажут в городе, если я выстав-лю родную племянницу за дверь в плачевном состоянии! Пусть остается и живет, пока не поправится.
Через некоторое время за Гликерией прибыла мать, вызванная братом из своей глуши. Но и ей не удалось вернуть дитя в родные пенаты. По дороге с девицей случился очередной припадок, подобный тем, которые уже видела родня в Эн-ске. Но госпожа Зенцова не была склонна к сентиментальности и мелодраматизму, жизнь в деревне способствовала у нее скорее суровому нраву. Рассерженная мать оставила больную в деревенской избе, отъехав треть пути от Эн-ска.
– Вот что, милая, все это глупости и капризы. Меня ты этим притворством не проймешь. Если хочешь разжалобить своего дядю и он готов согласиться осчастливить тебя своей милостью, то пусть так и будет. Но я не желаю участвовать в этом фарсе!
С этими словами добрая мать сделала вид, что покидает дитя. Та не шелохнулась, лишь дрогнула веками. И в итоге осталась одна в крестьянской избе. А на другой день к дому директора гимназии прибыл тарантас. Оттуда, шатаясь, вышла бледная девушка. Тетушка только всплеснула руками. Вот те раз! Явилась, не запылилась! Пришлось смириться. Гликерию определили в гимназию, и она стала стараться изо всех сил. Прилежная учеба, безусловное послушание в доме и постоянная услужливость примирили тетушку с присутствием в доме племянницы. Прошло несколько лет, тетушка умерла, а Гликерия подросла и потихоньку стала выполнять роль хозяйки дома. И дядюшка теперь уж и не мыслил жизнь без племянницы.
Одно тревожило директора. Взяв в дом девицу, он брал на себя ответственность и за ее дальнейшую судьбу. А что за судьба для девушки? Удачное замужество. Казалось, родственницу директора гимназии всякий возьмет, ан нет, не случилось пока достойного жениха. То ли сами женихи попадались никудышные, то ли невеста не нравилась. Ведь некоторые считали Гликерию уж слишком бойкой, ну впрямь сорока!
Иное дело – госпожа Вешнякова, невысокого роста, томная миловидная дама с темными кудряшками на голове, загадочной полуулыбкой. Носила Калерия Климовна наряды цвета фуксии, все сиреневое, розовое да лиловое. Она была вхожа в дом директора, так как когда-то в гимназии служил ее покойный супруг. Но когда это было? Ах, так давно, что даже сама Калерия Климовна подзабыла. Иногда она уже и сама не верила, что была замужем, так уж все стерлось из памяти. Но ведь вдова еще молода, в ее возрасте многие вторично находят приличную партию. Поэтому Калерия Климовна не теряла надежды найти путь к своим затаенным мечтам. На худой конец, если не муж, так хоть любовник, но непременно молодой и горячий! Нет, Калерия Климовна не была ханжой, но свои тайные помыслы она держала при себе.
Вот и получалось, что две девицы – Зенцова и Алтухова – а с ними и вдова мечтали об одном: о любви и счастье. А если его все нет и нет, так уж лучше ждать в компании, чем в тоскливом одиночестве. К этому очаровательному цветнику и прибился господин Горшечников. А как ему было не прибиться, коли и он был озабочен тем же самым? В итоге образовался тесный кружок – сообщество по поиску счастья.
Горшечников купался во внимании и чувствовал себя среди милых дам истинным королем. Ему не надо было иметь особой проницательности, чтобы заметить: Гликерия влюблена и готова хоть сейчас под венец. Но и Калерия Климовна томно улыбается и дарит многообещающие взоры. Одна Соня держит себя просто, по-дружески, и не более того. Но именно поэтому ему хотелось добиться ее внимания, а может быть и чувств. Однако Мелентий боялся сделать неосторожный шаг, жест, взгляд. Не выйдет с Софьей – глядишь, достанется Гликерия. А женишься на Гликерии, не отпугни Калерию, все сгодится. Одна юна и за ней дадут приличные деньги, да и в Эн-ске видная партия – племянница директора. Как он тогда будет вышагивать по гимназическим коридорам! Все недруги прикусят языки! Дети станут как шелковые! Родители согнутся в почтительном поклоне!
Но юность хороша только сама по себе, да и то быстро проходит. А вот есть еще сладкий горячий пирожок. Сочится соком томной неги, манит, зовет, обещает рай земной. Разумеется, Горшечников уже имел представление о том, что делать с женщиной наедине, и прекрасно понимал, что дама в возрасте приносит иногда более сильное блаженство, нежели юное неопытное существо. Что же предпочесть?
Золотую середину – Софью Алтухову. И умна, и хороша, да только одна незадача – Горшечников ей как жених совсем не интересен.
И мечтает Соня совсем о другом. Если бы ее кто спросил, как она представляет себе своего возлюбленного, она бы не ответила. Нет, она не думала о его облике внешнем. Скорей о внутреннем его образе, о трепетной и нежной душе, о глубокой и сложной натуре, о неразгаданной тайне. Она часто рисовала в воображении картины их случайной – обязательно случайной – встречи. И то, каким бы предстал перед нею будущий супруг. То были разные картины. Мысленно она представляла себе бал в доме Толкушиных, или фойе столичного театра, или просто ясный день и тротуар Невского проспекта.
– Добрый день, сударыня! Дозвольте поднять ваш зонтик, – или что-нибудь в эдаком роде.
Но непременно ей грезился Петербург и непременно столичный господин. Она мысленно разговаривала с ним, смеялась, спорила. И засыпала, убаюканная мечтами. Матрена только качала головой, подслушивая под дверью, – не заболела бы деточка головой! А потом истово молилась Господу послать ее королевишне достойного жениха.
Иногда, если человек очень, очень сильно чего-то желает, его мечты начинают обретать реальные черты и воплощаться в жизнь. Желаете необычной любви, встречи со странным, загадочным возлюбленным, чья душа – неразгаданная тайна? Извольте!
Только не пожалейте потом, не раскайтесь, ведь вы сами того добивались!
Глава восьмая
Ангелина Петровна, как это часто случается, долго оставалась единственным человеком, не знавшим о романе своего мужа с актрисой Кобцевой. Она потом никак не могла взять в толк, почему она была так слепа и глуха, почему ей не казались подозрительными очевидные вещи? Ведь они были так близки, так дружны с Тимофеем! И в какой момент вдруг стало холодать, а потом и появился лед в их отношениях? Ангелина не находила ответа. Ведь она столько сил положила на то, чтобы сделаться столичной дамой, изысканной и образованной. И ведь ей это почти удалось! Но оказалось, что труды напрасны, что все усилия ни к чему!
Нет, вовсе не в элегантных платьях дело. Не в манерах и правильно произнесенных французских фразах. Все дело в том, что в душе одного из любящих умирает эта самая любовь. Или же то чувство, которое там прежде пышно цвело, завяло под напором нового, сильного, молодого сорняка.
Сын Гриша, которому уже исполнилось двадцать лет, в отличие от матери, был не настолько слеп, чтобы не замечать непристойной ситуации. Но он не смел указать отцу, которого побаивался, и не мог намекнуть матери, которую обожал и боялся оскорбить. Оттого он мучился и постепенно стал избегать дома, боясь откровенных разговоров. Тем более что и в его жизни появилась нежная привязанность. Гриша влюбился и намеревался свататься.
Нет, что-то все-таки витало в воздухе, какая-то недосказанность, скрытая напряженность, но Ангелина не могла понять, что происходит. Отчего Тимофей такой раздраженный? Не ладятся дела? Но она и раньше не совала нос туда, куда не следует. Может, что-нибудь болит? Но ведь если у Тимоши что болит, так весь дом ходуном ходит. Толкушин часто не приходил домой ночевать, но и на это она старалась найти объяснение. Устал, остался в конторе. Не хотел являться домой навеселе, помнил еще, как била клюкой покойная Устинья Власьевна.
А Толкушин метался, маялся. Белла ворвалась в его жизнь, как весенняя гроза, которая приносит свежий ветер в закрытые наглухо комнаты. То, что она годилась ему в дочери, Тимофея Григорьевича совершенно не смущало. Он чувствовал себя, наверное, еще более молодым, чем двадцать лет назад.
Белла появилась в театре, и тотчас же пошли разговоры о ее романе с Нелидовым – автором модных пьес. Ее утвердили на главную роль. Толкушин иногда захаживал на репетиции и поначалу присоединился к тем, кто высказывал недоумение. И что это Рандлевский нашел в этой бездарной и вульгарной особе? Но не прошло и недели, как эта особа уже сидела у него на коленях и он чувствовал себя счастливым и глупым. Его по-дет-ски радовало, что лакомый кусочек достался ему, а не литератору. А может, второй раз жениться? Эта коварная мысль в первый раз посетила его, когда он однажды проснулся не дома, в супружеской постели, а на широком ложе с Беллой. И ему смертельно не захотелось уходить. Вот тогда он снял квартиру и почти поселился в ней.
Театр гудел, смаковал новость. Белла стала недосягаема для недоброжелателей, и они прикусили злые языки. Рандлевский только усмехался. Ему все равно, чьей любовницей окажется его протеже. Удивительно, но его самого ее прелести не привлекали. Видимо, любовь к театру захватила все его существо. Но самое главное, что эта вульгарная, недалекая, как казалось на первый взгляд, провинциальная актриса идеально подходила под странные мистические роли, сочиненные Нелидовым. Жена Нелидова, Саломея, бывшая доселе непревзойденной примой театра и бесспорной любимицей публики, вдруг померкла и поблекла. Ее звезда стала стремительно угасать, что только подбавило огоньку в театральные сплетни. Ведь так приятно отплясать на теле умирающего льва или, в данном случае, львицы!
А Толкушин тем временем мучительно искал ответа, как поговорить с женой, как расстаться с ней мирно, без трагедии, слез и истерик? Он был так ослеплен страстью, что совершенно не считал себя виноватым, полагая, что безумная любовь оправдывает любые деяния. И жена должна, просто обязана его понять и простить. Потому что она его любит. Он много раз проговаривал про себя эти слова, но так и не решился их произнести. Иногда ему казалось, что она вот-вот уже догадается и сама начнет этот разговор.
Но все оставалось по-прежнему. По-прежнему на него смотрели ясные любящие глаза. И неж-ный голос с неизменной лаской спрашивал его о чем-то. В какой-то момент Тимофей Григорьевич даже удумал просить сына стать посредником между ним и женой, но вовремя опомнился. В конце концов он решил положиться на волю Божью.
Между тем жизнь в доме Толкушиных шла своим чередом. Сын Гриша, единственный наследник, любимец родителей, никак не хотел идти по стопам отца и посвятить себя коммерции. Он пожелал поступить в университет и заняться историей и философией. Поначалу Тимофей Григорьевич раскричался на юношу. А потом отступился и дал согласие, полагая, что университетское образование мальчику не помешает, – никуда не денется, поневоле отцовское дело подхватит. Тем более что вдруг жениться надумал. В такие-то юные годы!
– Ты только подумай, мать, жениться в двадцать лет! Совсем дите, а к венцу! – Тимофей гремел в гостиной скорее так, для приличия. Пускай сын женится, Ангелина станет бабушкой, займется невесткой, внуками. И вся ее любовь туда и уйдет. И будет ей не до него, глядишь, и разойдутся потихоньку.
– Да уж лучше пусть женится, – кротко улыбалась жена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26