Она обогнула девятикупольный массив корабля и незаметно приблизилась к тому месту, где на охапках сухой травы возлежали старцы. Говорил шаман:
– …с мечом в руке – да разве это страх? Ткнут тебя, и уплывешь в ночной мрак на вечное отдохновение. И в темнице тягомотно, но не боязно, смерть придет – как заснешь… Одним сибиллам ведом подлинный ужас, потому как нет у них надежды на спасение в могиле. Да и кары вам, людишкам смертным, разве придумаешь? Раздвоить – так это миг один, зажарить аль утопить – подолее, но разве сравнишь это с муками сибилло заточенного?
– Врешь, не заточали тебя.
– А то знаешь? Прапрадедов твоих тогда под солнцем еще не грелось, когда меня Кана-Костоправка заточила. Наследника ей, вишь, захотелось, кабанихе старой, всем двором утрюханной! Ни одно заклинание ее не пробрало.
«Если врет, то до чего убедительно!» – подумала Таира.
– Ну, бросили меня в придорожный колодец каменный; пока караваны шли, меня еще потчевали – кто подаянным куском, а кто и калом рогатовым. А как прихолодилось, кормиться стало нечем. Тогда я принялось ступени в каменной стенке выгрызать, да только зуб поломало. Он и сейчас там лежит, как ночь опускается – чую, ноет он от холода… Ты не думай, что у меня только тело мое бессмертно, – каждая частичка моя, хоть зуб, хоть волос, нетленны, и ежели я хоть ресницу на дороге уроню – потом век свой буду глазом дергать, когда на нее наступят. Вот так.
«А ведь со своими он не придуривает, мол „сибилло уронило…“ По-человечески говорит, без этого третьего лица. Значит, это он только перед нами выпендривался, – отметила девушка. – Насчет бессмертия он, конечно, заливает, как всегда, но даже мудрый Рахихорд, похоже, клюнул. Хотя – а вдруг правда?..»
А «бессмертный» продолжал:
– Только ты мою тайну храни, Рахихордушка, тебе еще долго жить да править, сам меня не обидь и никому воли не давай. Потому как нет на всех дорогах под солнцем существа жальче, чем сибилло, – денно и нощно боится оно раздвоения и усечения. Ибо каждая часть его будет болью томиться, пока кто-нибудь воедино все косточки не соберет.
– А кому это надобно – кости сибилловы подбирать? Их гуки-куки обгложут, и поминай как звали! – недоверчиво предположил Рахихорд.
– Что от губ моих уцелеет, то и гуков заклянет, чтоб кости собрали, логично заключил шаман.
Таира подумала, что пора ей уже и появляться, но старый рыцарь, стосковавшийся по общению, не унимался:
– Так тебя что, и из колодца гуки-куки вызволили?
– Ну а кто же? Как весна пришла, унюхал я стаю, выбрал четверых поздоровее и принялся им хвосты растить. Когда хвосты вытянулись непомерно, приманил я гуков к колодцу, задами посадил и хвосты сплел. А вот вылезти еле сил достало, феи подсобили. Потому как за всю зиму-ночь треклятую крошки во рту не было, от холода лютого сон-угомон не шел, от голода лед грыз… Что там говорят: кожа да кости. Кости стужей истончились, кожи не стало – одна прозрачная пленочка… Ой, люто мне было так, что заточения я страшусь, аки казни.
– То-то на колдовство ты стал скуп – для себя силы припасаешь? поинтересовался Рахихорд.
– Да много ли я умею! Когда я родился, заклинаний было ведомо – на руках пальцев хватит, чтобы перечесть. А когда колдовство да ведовство в силу пошло, у меня уже память отшибло. Так что нонешние сибиллы передо мной, почитай, что князи перед смердами. Это я тебе тоже по секрету великому говорю. Вот так. Да где ж пичуга наша с водичкой? Не иначе, орехи в траве подбирает…
– А вот и я! – поспешила явиться девушка, чтобы не дать старикам предположить наиболее вероятное. – Разбавлять будете один к трем, как древние греки?
– Сибилло разберется. – Шаман тут же вернулся к своим излюбленным оборотам. – Оно на своем веку чего не пивало…
– Может, вам ягод каких-нибудь поискать, мяса-то вчерашнего не осталось.
– Не знаю, как на твоей дороге, а на нашей после первой не закусывают, наставительно заметил шаман.
– Не порти ребенка, – оборвал его старый рыцарь. – Наливай лучше. А на закуску птичку в поднебесье заговори.
Но не успел незадачливый заклинатель и рта раскрыть, как на земле возле него появилась громадная корзина, наполненная дымящимися пирогами. Еще миг и сетка величиной с добрый гамак, набитая полосатыми и крапчатыми плодами. Хлюпнул содержимым запечатанный бурдюк. Кильватерным строем пошли оловянные блюда с жареным мясом.
– А уж прибеднялся-то! – укоризненно протянул Рахихорд, ткнув шамана в бок острым старческим локтем.
Таира хихикнула – она-то понимала, что это кто-то из дружинников обчищал дворцовую кухню. Сибилло выхватил из корзины пирог, разломил его и половину протянул Рахихорду, но сам, прежде чем есть, плюнул на палец и стал подбирать им крошки, просыпавшиеся на колени. У девушки засосало где-то под сердцем – надумать да наврать можно с три короба, но вот это инстинктивное движение перед полными корзинами еды – оно в подсознании, так может поступать только тот, кто действительно умирал от голода. Несчастный Кощей…
– Дедуля, давай я тебе брови да усы подберу, есть ведь мешают, – сказала она, движимая острой жалостью.
– А и прибери сибиллу неухоженного, – с готовностью согласился шаман, доставая из очередного мешочка фантастически грязный гребешок. – Только ежели волосок какой упадет – сюда схорони, в кисет.
– Не волнуйся, дедушка. А долго моя молвь-стрела будет до князя добираться?
– Твоя – до ближней подставы, потом другая полетит, третья… Невозможный Огонь им не указ, так что за два междымья управятся, а то так и скорее. Не опасуйся.
Девушка догадалась, что «междымье» – это время от одного сигнального огня до другого. Потом властителю на сборы, да обратная дорога… Получалось многовато.
– А нельзя как-нибудь наколдовать, чтобы побыстрее? – спросила она, отрывая от носового платка узкие ленточки.
– Отчего же нельзя? – с готовностью отозвался сибилло. – Только недешево это обойдется…
Вся жалость к нему тут же улетучилась.
– Ну, знаешь, я ведь твою бороденку тоже даром чесать не обязана! – И гребешок полетел в траву.
– Ой, подыми, подыми, там уж и так два зуба выломано, а новый-то на перл лазоревый потянет!
– Это у тебя два зуба выломаны. Будешь заклинать?
– Ох, принуждают сибилло, приневоливают… Подбери гребень, девка нечестивая, да в ручье помой!
– Если я его в ручье помою, то вся живность, что эту воду пьет, передохнет. А жаль.
Тем временем старый рыцарь буквально помирал со смеху, слушая эту перебранку. Кончилось тем, что он зашелся кашлем, едва не подавившись тонко слоившимся печевом.
– Позволь, многостоялый караванник, я тебя по спинке похлопаю, – учтиво обратилась к нему Таира, чтобы подчеркнуть разницу в отношении к ним.
– А чадо учено! – изумился Рахихорд. – Ежели бы ты, юница, не была так ребячлива в словах и деяниях, посватал бы тебя за своего младшего.
– Как же! – желчно отозвался шаман. – Пойдет Царевна Будур за твоего голодранца!
– Царевна Будур, так и быть, прежде всего приведет тебя в божеский вид, примирительно проговорила девушка, – а уж потом самостоятельно распорядится своей судьбой.
Но до последнего дело не дошло – прямо в подол белого ковра, преобразованного в плащ посредством дырки для головы, шлепнулся румяный окорок, и тут же в трех шагах от всей этой горы яств появилась мона Сэниа с Лронгом за руку.
– Ну будет тебе, будет, – говорил растроганный Рахихорд в полной уверенности, что все эти разносолы – плоды сибилловых заклинаний. – Мне теперь и малого куска довольно, отвык…
При виде появившихся прямо из воздуха воинов он поперхнулся и замолк.
– Твой талисман, – сказал Травяной Рыцарь, протягивая шаману сухого крабика, залитого прозрачной смолой.
– Видать, пригодился?
– Еще как! Целую корзину двойных лепешек напекли, сам видишь. А пока хлопотали, я выспрашивал, а принцесса, невидимым заговором обереженная, слушала.
Мона Сэниа присела возле полной корзины, машинально отломила кусочек пирога. Остальные дружинники сочли это за приглашение к столу и тоже расположились вокруг старцев. Творенья тихрианских кулинаров были оценены по достоинству, и только принцесса крошила свой кусок истончившимися нервными пальцами.
– Приказ о белом ребенке действительно был, – проговорила она через силу. – Примерно месяц тому назад. Так что к Юхани он никакого отношения не имеет.
– Еще как имеет, – возразила Таира. – Он ведь не отменен. Скорее всего, кто-то уже нашел твоего, малыша, и теперь Ю-ю или у князя, или по дороге к нему. Надо ждать. Кстати, дедуля, ты обещал поторопить события!
Шаман недовольно фыркнул, утерся жирной лапой, по поднялся беспрекословно.
– Уедини сибилло! – сурово приказал он принцессе. – Сибилло камлать сподобится.
Мона Сэниа удивленно глянула на Таиру, по та кивнула, и шаман без лишних расспросов был препровожден в командорский шатер.
– Может, он действительно как-то подгонит моего желтого попугайчика, ответила девушка на немой вопрос принцессы. – Во всяком случае, я осталась без носового платка. Пал жертвой элементарного взяточничества. А кстати, и обо всем остальном: я как-то не подумала, что солицеволосой диве не очень-то подходят застиранные портки. Там, где колбасу брали, какой-нибудь юбчонки не завалялось?
– Солнцезаконники как раз обоз снаряжают, там полно алых шелков да тафты… Для сибиллы, как и для Вечной Чернавки, ни в чем отказа не будет, заверил ее Лронг.
– Терпеть не могу красное! Благородные рыцари, во что у вас наряжаются девочки из приличной семьи?
Рахихорд засмеялся:
– Ты все равно не сойдешь за тихрианку, светлячок. Во всяком случае, как только раскроешь свой рот. А для злато-косой князевой избранницы лучшим покрывалом были бы ее волосы. Попроси сибилло, оно мигом отрастит их тебе до самой земли.
– Ну спасибо за совет – расчесывай их потом каждое утро по полтора часа! И потом, это будет не оригинально: в собственные волосы одевались и леди Годива, и святая Инесса. Обе, кстати, плохо кончили. Если существовали.
– А по-моему, лучше всего в купальнике! – сорвалось с языка у простодушного Пы.
Все невольно посмотрели на Скюза – за такую реплику ведь и по шее схлопотать недолго. Но юноша сидел не подымая головы. После своей оплошности с крэгами он хотя и получил формальное прощение от принцессы, но буквально не находил себе места, стараясь отыскать хоть какой-нибудь способ загладить свою вину.
– А я, – почтительно склонился перед принцессой Лронг, – прошу у тебя защиты для моего отца. Если Полуденный Князь действительно прибудет и увидит его, беглого узника, то…
– Не бойся, мой верный друг, – рассеянно проговорила мона Сэниа, – это проще простого. Он не увидит твоего отца.
Она сняла с шеи сверкающий искорками амулет и надела его на старого рыцаря. Тот хотел поблагодарить, но сделал слишком глубокий вдох и снова зашелся натужным кашлем.
– Воздух… слишком… сладок… – с трудом переводя дыхание, пояснил он.
– Нельзя ему под открытым небом после стольких лет заточения, – тоном опытного терапевта поставила диагноз Таира. – Скюз, отнесите рыцаря в наш кораблик, да, кстати, выпустите Гуен, а то мы пообедали, а она…
Лронг вопросительно глянул на принцессу, та кивнула. Они со Скюзом подняли старика и понесли на корабль, стараясь не наступать на края его импровизированного плаща, волочащегося по земле. Таира вскарабкалась на высокий пень и, звонко крикнув: «Гуен!» – подождала, пока ее любимица не опустится на плечо.
И тут раздался гром.
– Вроде бы из ясного неба, – проговорила она, всматриваясь в закатную даль. – Доннерветтер, да это же Тунгусский метеорит!
Словно отделившись от солнца, прямо на них мчался сгусток огня, оставляя за собой пелену волнообразного грохота. Все оцепенев глядели на это чудо, и ни один не бросился к кораблю, словно у всех разом отключился инстинкт самосохранения. По мере того как это зловещее небесное тело приближалось, его свечение становилось ослепительно оранжевым, желтым, белым, и, наконец, звездно-голубым.
А потом вдруг погасло.
Диковинный летательный аппарат, более всего напоминающий гигантскую рыбу, бесшумно описал круг над темной купой анделисовых сосен и мягко приземлился между Пустынью и кораблем джасперян. На замерших людей пахнуло жаром. Гуен, намертво вцепившаяся в жесткое плечо многострадальной куртки, чуть спружинила на мощных лапах, готовясь к стартовому толчку.
– Погоди, – сказала Таира, поднимая руку, чтобы погладить глянцевые перья. – Рано.
Хвост «рыбы» вдруг развернулся серебристым четырехлепестковым цветком, и из-за этих чешуйчатых полукружий вышел человек.
Не более секунды понадобилось ему на то, чтобы охватить взглядом всю местность, а потом он, спотыкаясь и протягивая вперед руку, как слепой, двинулся к Таире, все еще стоявшей на своем древесном пьедестале. Он подошел совсем близко, опустился на колени и, коснувшись рукой земли между корнями срубленного орешника, поднес к губам испачканную ладонь и благоговейно поцеловал ее.
– Я благословляю пыль дороги, что привела тебя ко мне, – проговорил он высоким, завораживающим своей красотой голосом. – И я благословляю свои сны, в которых я не видел тебя, потому что иначе я бы умер, не дождавшись этой встречи… Я благословляю тебя, делла-уэлла, за то, что ты снизошла к моим мольбам и явилась, чтобы завершить течение дней моих.
А вот это было уже слишком. В красноречии этот сказочный принц мог бы дать сто очков форы Низами и Руставели, вместе взятым, которых она, честно говоря, не переносила, – но надо как-то спускаться с этого пня. Не прыгать же ему на голову?
– Подай мне руку, Полуденный владыка, чтобы я могла стать с тобой лицом к лицу, – сказала она.
Он задохнулся, запрокидывая голову, и отступил назад:
– Это слишком мучительно – коснуться тебя. Но если ты пожелала…
– Да нет, это я для приличия. Гуен, домой!
Птица взмыла вверх, так что от толчка девушка не удержала равновесия и спрыгнула на траву. Теперь они стояли совсем близко, разглядывая друг друга. Прежде всего девушку поразила молодость владетельного князя – он явно был младше любого из дружинников. И на тихрианина не очень-то похож. Кожа светлее, чем у всех аборигенов, никаких усов и бороды, подбритые брови изогнуты так причудливо, словно над уже готовым лицом потрудился неведомый мастер, доведя его до совершенства легкими прикосновениями гения. На это лицо хотелось смотреть без конца. «Так, я уже одурела, предупреждали же», подумала Таира, с трудом опуская глаза. Во всем остальном не было ничего особенного, говорящего о высоком сане юноши, – прямая вязаная рубашка, очень темная, цвета колодезного мха, спускалась гораздо ниже колеи, перехваченная широким чешуйчатым поясом из тусклой посеребренной кожи. Такие же сапоги. И единственное украшение – лучистое солнышко из невиданного голубого металла на такой же цепи.
Совершенно черные глаза, в которых мерцали изумрудные блики – отсвет одежды, – вопросительно глядели на девушку.
– Приказывай, делла-уэлла, – прошептал князь. – Я здесь.
Таира услышала за спиной шорох шагов – это, конечно, была мона Сэниа. Сейчас она все испортит.
– Державный властитель, – поторопилась девушка, с трудом припоминая из уроков истории, как следует обращаться к царствующим особам. – Если ты так милостив, то подари мне обещание выполнить три мои маленькие просьбы.
– Не три, делла-уэлла. Столько, сколько пылинок на моей дороге!
– Пока остановимся на трех. Во-первых, покажи мне свой чудесный корабль. Во-вторых, прости всех, кого ты несправедливо осудил. А в-третьих, найди мне белого ребенка. Можешь?
– Все твои желания уже выполнены, делла-уэлла. Корабль перед тобой владей им. Все узники – все, дабы не судить их заново, – с этой минуты прощены и свободны. А белый ребенок найден и ждет тебя в моем Пятилучье.
За спиной Таиры послышался судорожный вздох, словно принцесса хотела что-то крикнуть и зажала себе рот рукой.
– Пятилучье – это твоя столица, мой высокочтимый гость?
Впервые тонкое прекрасное лицо, освещенное изнутри опьянением восторга, дрогнуло и приобрело выражение легкой надменности, что, впрочем, нисколько его не портило:
– Столица князя – там, где он находится. Сейчас она здесь. А Пятилучье это город-дворец, который я строил для тебя по видениям моих грез. И назвал его Пятилучьем, потому что в том единственном сне, в котором ты явилась мне, делла-уэлла, над твоей головой сияло пять солнечных лучей.
– Минуточку, минуточку. Кто-то совсем недавно благословлял сны, в которых я отсутствовала. Или нет?..
– Ты сидела на каменном троне, делла-уэлла, огражденная злыми травами, но твои черты были скрыты густой вуалью.
– Ну ладно, – кивнула Таира. – Объяснения приняты. А как насчет твоего сверхзвукового корабля?
– Он перед тобой.
Девушка, высунув от излишка любопытства кончик языка, приблизилась к летающей колеснице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35