На фронте ожидается подход 2-й красной армии и переход красных в наступление,
Нездоровье ухудшает настроение; полон самыми мрачными предчувствиями. Надо спасать армию и уходить, ничего не жалея, хотя бы за Байкал; спасем армию, спасем будущее; потеряем армию - потеряем все. Я бесконечно рад, что успел отправить главные запасы за Обь и на Енисей; это обеспечивает снабжение армии при отходе ее на восток. Пока же, надо укреплять линию Иртыша, где оборона очень благоприятна ибо фронт очень неширок, а фланги прикрыты с севера болотами, а с юга районами неудобными для движения больших масс. И одновременно самая энергичная эвакуация; обстановка такова, что нужно немедленное и героическое решение; времена полумер и колебаний прошли, ибо идет девятый вал, подходить двенадцатый час.
Как я завидую сейчас красным! Как они ни гнусны, но во главе их армии стоят решительные люди. Злая судьба обидела Сибирь и не дала ей вождей по плечу данному времени; юг был счастливее, ибо имел Алексеева, Корнилова, Маркова и других, но и там судьба быстро погасила наиболее сильные и нужные для России жизни. Сибирь выставила не мало тысяч молодых и старых рыцарей долга, чистых энтузиастов подъявших меч борьбы за родину.
Но не нашлось вождей, мужей опыта и таланта, чтобы использовать эти могучие силы; тысячи этих борцов уже спят в Сибирской земле, а все их усилия, их геройские подвиги сведены на нет теми, кто, не имея никаких данных, залез на верхи военного управления и не принес туда ничего, кроме ненасытного честолюбия, самомнения и безграмотности по руководству большими операциями и по организации настоящей армии.
Я завидую этим павшим, ибо они счастливы тем, что не видят, к какой пропасти приведено то, за что они боролись и какие грязные руки протянулись к заветному белому знамени; я болею душой за уцелевших, ибо им выпала доля все это видеть и пить до дна последнюю горькую чашу, чашу не личную, а русскую чашу горя, стыда и смерти.
21 Сентября.
Все утро в Совете Министров, где шло совместное с представителями Гос. Экон. Совещания заседание по рассмотрению проекта положения о Государственном Совещании.
В глазах зеленые круги; чуть не кричал от боли, но надо было выгребать, ибо разбирался вопрос первостепенной важности. Впервые ушел из Совета Министров с чувством радости и удовлетворения; это было по истине деловое, государственное заседание; серьезность положения и серьезность рассматриваемого вопроса приподняли настроение, возвысили всех до государственного понимания, внесли в прения сжатость, деловитость и толерантность и сделали все заседание на редкость симпатичным.
Дай Бог, чтобы это было первой ласточкой настоящей весны нашего обновления, если ею суждено нас благословить.
Получил приказ Дитерихса о назначении Хрещатицкого инспектором формирований Дальнего Востока; очевидно, мой доклад Адмиралу остался безрезультатным.
Адмирал на фронте; послал ему еще раз протест по поводу такого назначения. Сообщил Головину о своем уходе и невозможности оставаться при том отношении к моим основным взглядам, которое проявляется Адмиралом и несомненно под влиянием Ставки и каких то темных сил. Ухожу, ибо в порядке высшего военного управления совершаются гибельные, непоправимые ошибки и совершаются ради прихоти, честолюбия и эгоистических интересов таких лиц, которых надо беспощадно гнать от нашего дела, которое они грязнят. Я сделал все, чтобы обратить внимание Адмирала на эти ошибки, но оказался бессилен остановить скверные распоряжения и предотвратить зло, ими чинимое. Тогда служба моя кончена, долг мой исполнен. Остальное на совести тех, кто все это сделал.
22 Сентября.
Дитерихс уведомил меня, что санитарная реформа, против которой я заявил протест, проведена помимо него непосредственным докладом Адмиралу доктора Краевского.
Хороши порядки, при которых такая серьезная и оспариваемая реформа проводится по докладу очень пронырливого, но случайного человека, вопреки желания Военного Министра и без ведома Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего.
Прислали мне на заключение проект передачи городского театра в ведение осведомительного отдела; одно название этого отдела действует на меня на манер красной тряпки на достаточно энергичного быка. Написал, не стесняясь в выражениях, что дело военных воевать, а не заниматься балаганами; зрелищами и шантанами не поднять духа подвига и самопожертвования там, где его нет; пусть лучше осведомление добросовестно делает свое прямое дело, и выгонит от себя всех примазавшихся к этому делу желтых газетчиков, трусливых аристократов и влиятельных родственничков, настоящих и бывших прохвостов, дам - приятных во всех отношениях и просто приятных и пр. и пр.
Приходил адмирал Рихтер, способствовавший проведению нелепой санитарной реформы; он очень симпатичен, нетребователен и, по-видимому, порядочен, но ограничен до невероятности и ничего не понимает и не соображает в санитарном деле.
Он ничего не просит, не получает никакого содержания и бегает пешком на службу и по службе, стесняясь просить автомобиля; но когда он является в комиссии, то вызывает улыбки присутствующих своим незнанием дела и полной неосведомленностью. Но он близок к Адмиралу и его доверчивостью и простотой пользуются, чтобы пролезть при его помощи к Верховному с разными докладами и проектами.
23 Сентября.
Адмирал вернулся с фронта; привез в своем поезде 270 раненых; новые Санитарные распорядители устроили показной прием раненых; по этой части убедили Адмирала подписать указ, возлагающий все работы по приему раненых на общественные и городские организации.
Противно было смотреть, как егозили и пытались показать свою энергию новорожденные санитарные юпитеры; ни для кого не секрет, что это был первый поезд с ранеными, который они удосужились встретить; все старались сами выносить раненых, роняли их с носилок и лили в них столько молока, что можно было опасаться за их животы.
Не знаем мы ни в чем середины; а потом очень любим втирать очки и показывать начальству не то, что есть на самом деле; очень уже въелись в нас эти скверные привычки.
От Головина узнал, что в Ставке разрабатывается какой-то новый проект высшего военного управления с подчинением Военного Министра Главнокомандующему.
В Омском настроении полный винегрет, создаваемый положением на фронте; обывателю хочется и удрать, и движимость и недвижимость сохранить.
Газеты продолжают бряцать мечами и обещать чудеса от собирающихся добровольческих формирований; Голицын устраивает митинги и собрания, но добровольцы нейдут.
Платные перья, захлебываясь от патетического восторга, описали отправку на фронт первой дружины Святого Креста - единственный, пока, результат месячного раздувания добровольческого подъема; картинно описывается, как на правом фланге шел унтер-офицер Болдырев - профессор и организатор добровольческого движения, но упущено добавить, что шел только до вокзала, откуда вернулся на свое место в осведомительном отделе и отбыл в Ново-Николаевск проповедовать новый крестовый поход; последнее вполне нормально и в этой роли он будет несравненно лучше, чем на должности взводного унтер-офицера, но неприятна ложь и попытки надуть публику. Сейчас это хуже, чем когда-либо.
Большинство населения, однако, понимает всю серьезность положения; только немногие продолжают цепляться за надежду на авоську и чудо. Провал казачьего бума и добровольческого набора отрезвили многих; чем больше были надежды, тем острее разочарование.
Жаль, что до сих пор власть боится открыто и правдиво объявить о своевременности эвакуации Омска; раз ставка на казаков бита, то больше уже играть нечем; надо готовиться к тяжелым временам и всячески облегчить грядущие бедствия; сейчас еще есть возможность удалить из Омска очень многое в порядке срочной эвакуации, а не панического бегства.
Государственной власти нельзя быть близорукой, а. тем более нельзя подражать отношению страуса к опасности.
Получены сведения, что в ночь на 19-е во Владивостоке была произведена первая попытка устроить переворот, но неудачно. Розанов, несмотря на протест союзнике ввел в город надежные русские войска и заговорщики скиксовали.
Совет Министров радуется благополучному исходу Владивостокских событий; не разделяю этой радости, ибо инцидент не ликвидирован, а только предотвращен, а если к лиге наших внутренних врагов присоединились эсеры, то наше дело плохо и нас, в конце концов, слопают в тылу, если даже мы выкарабкаемся на фронте.
Эсеры специалисты по подкапыванию и опрокидыванию власти; они напрактиковались на этом в борьбе с монархией, бесконечно более сильным противником, и с нами справиться им будет нетрудно; все население настроено против нас и ищет на кого бы перенести свои надежды.
Наша гнилая контрразведка бессильна бороться с эсерами; она сама прослоена эсеровскими агентами.
Ведь, если подсчитать наш актив и пассив, то получается самый мрачный вывод "every item dead against you"; за нас офицеры, да и то не все, ибо среди молодежи неуравновешенных, колеблющихся и честолюбивых, готовых поискать счастья в любом перевороте и выскочить на верх, на манер многих это уже проделавших; за нас состоятельная буржуазия, спекулянты, купечество, ибо мы защищаем их материальные блага; но от их сочувствия мало реальной пользы, ибо никакой материальной и физической помощи от него нет. Все остальное против нас, частью по настроению, частью активно.
Даже союзники, - кроме японцев, -от нас как то отошли; чехи же определенно настроены против нас настолько, что ничто не гарантирует возможности их активной помощи эсеровскому перевороту, вопреки всяким гарантиям Жанена и приказам Массарика.
24 Сентября.
Настроение несколько лучше вследствие хороших известий от Деникина; даже у Юденича дело как будто выправляется.
Слушали сообщение прибывшего от Деникина есаула Перфильева; он уверяет, что там царит порядок и законность; это не вяжется с теми сведениями, которые привезены офицерами, пробравшимися к нам через Каспийское Море; несомненно, что у Перфильева слишком много розовой окраски, а у этих офицеров, недовольных южными порядками, - слишком все сгущено; очень хотелось бы знать, где лежит истина. При том размахе, который приняло Деникинское наступление на одной военной силе не удержаться, даже если она и свободна от всех тех недостатков, коими больны ваши Сибирские армии.
Без опоры на прочное сочувствие всего населения ничего не сделать. Очень тревожен состав ближайших к Деникину кругов и административных верхов; слишком много фамилий, вызывающих воспоминания о непривлекательных сторонах недавнего прошлого; возникают опасения, что и там, как и у нас, ничего не забыли в ничему не научились.
С настроением Кобленца, с вожделениями реванша и возмездия за все перенесенное и потерянное - России не восстановить. Тяжело забыть, тяжело простить, но тот, кто истинно хочет спасения родины, тот принесет ей эту великую жертву.
Перфильев заверяет, что до сих пор у них не было восстаний в тылу и что отношения между войсками и населением самые благожелательные; приятно было это слышать; значит, там нет того, что составляет нашу смертельную болезнь; значит, там офицерский состав удержался на уровне истинно офицерских идеалов и не дал распуститься и низам. У нас по этой части плохо, я имел случай, беседовать с несколькими старшими священниками фронта и они в один голос жалуются на пошатнувшиеся нравственные основы офицерства, преимущественно молодого, сильно тронутого переживаниями войны и революции; по мнению главного священника западной армии, из восьми случаев насилия над населением семь приходится на долю офицеров (за исключением казачьих частей, где "пользование местными средствами" составляет общий и непреложный закон). Особенно возмущает население отбор офицерами лучших крестьянских лошадей и притом не для войск, а для торговли.
Вечером Головин сообщил мне, что Адмирал и Дитерихс поражены поданным мною рапортом об отставке и выражают горячее желание, чтобы я не уходил; затем, ко мне приехал начальник штаба фронта генерал Рябиков и уговаривал меня остаться. Ответил обоим, что от работы и исполнения долга никогда не отказывался, но что я определенно поставил условия, при которых я могу работать и быть полезным общему делу.
Если я нужен для дела, то нет никаких оснований не удовлетворить эти условия, в которых нет ничего личного и которые продиктованы мне моей совестью и сознанием ответственности за поручаемое мне дело. Я поступился всем личным, пошел на все уступки; с моими доводами согласились и обещали все сделать, но затем, ничего не говоря, сделали все наоборот, определенно показав, что не хотят считаться с моими взглядами. Адмирал и Дитерихс могут гнуть под себя чужие взгляды и мнения, но только не мои; всю свою жизнь я боролся за то, что считал своим долгом, и теперь не намерен изменять своим убеждениям. Я останусь только Военным Министром, пользующимся полной поддержкой Верховной власти и уважением к моим взглядам и к моей программе. Я принимаю на себя великую ответственность, когда говорю, что дайте мне то-то, а я берусь выполнить тяжелую программу восстановления и возрождения центральных аппаратов высшего военного управления. Вся моя служба свидетельствует, что это не хвастовство и что я сумею это исполнить. Пусть Адмирал и Дитерихс поймут, что беру я на себя, когда заявляю, что все это выполню; тогда они должны согласиться на мои условия. Раз же согласия нет, то значить нет веры в мои обязательства, а тогда моя дальнейшая служба бесполезна, а для меня лично даже и невозможна, ибо примириться с совершающимися ошибками я не могу, спокойно и убежденно работать не могу, выполнять то, что считаю вредным, не буду.
Не понимаю, почему Адмирал удивлен моей просьбой - ведь мои условия заявлены много раз, и он не может их не знать; неужели он считает, что за честь состоять Военным Министром можно со всем мириться, все терпеть и всем жертвовать. Я не считаю себя спасителем и знаю, что я очень посредственный Военный Министр, с массой "но" и недостатков, но знаю также, что никто другой не справится с предстоящими по военному управлению реформами так, как сделаю это я, ибо умею не только приказывать, но знаю на опыте, как и что делается. Но справиться я могу только в том случае, если обстановка работы будет такой, как я прошу.
Просил передать все это Адмиралу и Дитерихсу, добавив, что условия мои неизменны.
С фронта приехал один из моих старых сослуживцев по Владивостоку, один из лучших офицеров старого закала, согласившийся, из чувства долга, взять на себя каторжную должность начальника снабжений первой армии.
Он рассказал, какую тяжелую борьбу приходится ему вести для того, чтобы установить хоть какой-нибудь порядок по части снабжений; сверху до низу все распустилось, забыло про закон и привыкло жить по усмотрению, не останавливаясь перед проявлениями самого бесшабашного произвола.
Было бы нелепо в обстановке настоящей войны продолжать цепляться за разные хозяйственные и контрольные крючки и ради них останавливать удовлетворение насущных потребностей бурной жизни; но нельзя существовать вне всякого закона, без системы и без соблюдения и охранения общего порядка. При настоящей обстановки более чем когда-либо нужен надзор, контроль, удерж и пресекновение разных серьезных поползновений, своеволий и беззаконий; все распустилось так, что, если отказаться от одержки, то все обратится в сплошной хаос и кабак, что в действительности и произошло во многих частях и во многих отраслях войсковых жизни и управления.
Наиболее трудно бороться с начхозами (начальник хозяйственной части полка), автономными повелителями целых поездов, снабженных салонами, банями, собственным электрическим освещением и таящих горы всяких продуктов и имущества казенного и благоприобретенного при разных эвакуациях и прочих "ициях".
Начхозы держатся в почтительном и безопасном удалении от фронта, часто не знают даже, где находятся их части, но не особенно об этом волнуются, так как снабжение частей и их хозяйство составляют для большинства самую второстепенную задачу.
Главная же задача - использование своего привилегированного хозяйственного положения в свою личную пользу путем спекуляций с продовольствием и снабжением и путем покупок и продаж разных товаров и провоза их под видом казенных грузов. Все это дает огромные доходы и делает жизнь личного состава этих тыловых учреждений одним удовольствием; поэтому они и переполнены сверх всяких штатов. Есть, конечно, и исключения, но они редки, как зубры или белые слоны.
Мой собеседник, очень сильный по характеру человек, неумолимый проводитель раз принятой системы, но очень хладнокровный и уравновешенный, сомневается в возможности быстро очистить эти Авгиевы конюшни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44