Дитерихс путается во все мелочи снабжения, отдает распоряжения моим подчиненным мимо меня, сам распределяет приходящее запасы и сводит меня к роли какого-то регистратора - делопроизводителя. Я думал, что он умнее, дельнее и способнее распределять работу; казалось бы, что он мог узнать, что я представляю собою в служебном и рабочем отношении и что мне можно доверить; ну, а если я, по его мнению, не подхожу, то мои рапорты и доклады об увольнении уже давно ждут положительной резолюции, а я сам жду избавления от той нравственной каторги, в которой держит меня эта мной не прошенная должность.
После обеда заседание Государственного Экономического Совещания, в котором я делал доклад по основным вопросам снабжения армии; желание принести общую пользу и армии, и самому совещанию сильно приподняло мое настроение и я сам остался доволен своим докладом: говорил коротко, ясно, ничего не скрывая и откровенными разъяснениями, по-видимому, удовлетворил членов Совещания. Благодаря этому докладу, опоздал к началу экстренного заседания Совета Министров, на котором рассматривался вопрос об отставке Михайлова и Сукина.
Насколько удалось выяснить, в начале заседания Вологодский заявил, что последнее заседание Совета Министров и многочисленные заявления серьезных общественных групп убедили его в невозможности оставления в составе Правительства Михайлова и Сукина; поэтому он просит членов Совета высказать свое мнение этому вопросу; он добавил, что имеет основание ожидать, что со стороны Верховного Правителя последует предложение кандидатуры на должность министра финансов бывшего государственного контролера Феодосьева, а на место главноуправляющего делами Правительства - Самойлова, но он, Вологодский, считает для себя эти кандидатуры неприемлемыми, особенно в отношении Феодосьева, политическая и нравственная физиономии которого совершенно не подходить к составу Правительства и который принимал участие в подаче Верховному Правителю записки с осуждением состава и деятельности членов Правительства.
Преображенский, Шумиловский и Устругов энергично поддержали Вологодского, заявив что, если Верховный Правитель не согласится с теми кандидатами, которых изберет председатель Совета Министров, то все Правительство должно подать в отставку.
Вологодский заявил, что им решено предложить место министра финансов дальневосточному финансовому деятелю Гойеру, много лет стоявшему во главе дальневосточных отделений Русско-Азиатского Банка; на должность министра Иностранных дел у него кандидата нет, а поэтому он снесся с Сазоновым и вновь просит его приехать в Омск и взять в свои руки управление этим министерством.
Защитником Сукина выступил его личный приятель, морской министр Смирнов, заявивший, что невозможно менять руководителя нашей иностранной политики в самый разгар важных дипломатических переговоров с союзниками. На это последовали острые реплики со стороны Устругова и Неклютина, причем последний заявил, что он отказывается заседать вместе с Сукиным, так как считает невозможным поверять последнему наши секретные и важные государственные дела.
Казалось бы, после того, что сделал наш дипломатически вундеркинд и в чем он был уличен Уструговым, не следовало бы и разговаривать об оставлении такого члена в составе уважающего себя Правительства. Не понимаю совершенно Вологодского, не способного использовать все создавшееся положение, чтобы круто повернуть курс, выбрать новых сотрудников и этим удовлетворить и фронт, и общественные круги, и общее ожидание.
Раз он жертвует главными китами всемогущей пятерки - Михайловым и Сукиным, наиболее ненавистными для всех персонажами, то все остальное является пустяками. Перемена состава Правительства сейчас не только не опасна, но даже благодетельна, ибо покажет всем, что Правительство осудило свой прежний курс и желает сделать что-то новое.
Уже это несколько освежить атмосферу, породить надежды на что-то лучшее и несомненно облегчит деятельность нового Состава Правительства, которому надо будет рядом сильных и благодетельных мерь закрепить эти зачатки надежд и постараться обратить их в уверенность.
Лучше всего, чтобы ушел, конечно, и сам Вологодский, но если это не подходить, то надо сменить весь состав министров и назначить свежих, деловых и внушающих доверие людей, способных оживить надежды всей страны.
В середине заседание было прервано, так как Вологодскому надо было ехать на вокзал, чтобы встретить прибывающего с фронта Верховного Правителя и доложить ему решение Совета по отношению к удалению Михайлова и Сукина, и намеченные новые кандидатуры; одновременно с Вологодским отправился и Смирнов.
Пепеляев сделал доклад о своих впечатлениях от поездки на фронт, - обычные впечатления любопытного и впечатлительного штатского человека, неспособного разобраться в подаваемом ему материале, и фаршируемого сопровождающими его лицами так, как это им выгоднее.
Для меня ценно только его решительное заключение о полной безрезультатности агитационной работы многочисленных осведомительных органов; он воочию убедился, что эта деятельность держится ближе к Омской поверхности и очень слабо распространяется внутрь страны и вглубь населения; он пришел к заключению, что распространяемые газеты брошюры и листовки написаны не для крестьян и временами редактированы настолько неудачно, что приводят население к заключению, что у большевиков лучше, чем у нас.
Он сознался, что, наконец, убедился в том, что нашим крестьянам нужны не воззвания и осведомительский хлам, а реальные результаты полезной для них правительственной деятельности и такие слова, от которых пахло бы пользой или по крайней мере надеждой на нее.
Искренний, свежий и ищущий правды Пепеляев один из глубоко симпатичных членов Правительства; у него твердые взгляды, чистые идеалы и стремление к большому подвигу; крупные его недостатки это малое знание жизни и ее реальных, практических коэффициентов и отсутствие определенной политики по отношению к нашим левым партиям; последнее, быть может, зависите не столько от него самого, а от общей хлипкости и извилистости нашего курса. По этой части ему следовало бы настоять на одном каком-нибудь решении; точно также следовало бы быть решительнее и в серьезном вопросе об организации настоящей милиции и внутренней стражи.
16 Августа.
В три часа дня экстренное заседание Совета Министров. Вологодский объявил, что его предложения приняты Верховным Правителем, за исключением увольнения Сукина; адмирал решительно отказался дать свое согласие на это увольнение и приказал Сукину взять обратно уже поданное тем прошение об отставке (Преображенский усматривает в сем несомненное влияние кувшинного рыла морского приятеля нашего Талейрана).
Ввиду непреклонности адмирала Вологодскому пришлось уступить и согласиться на временное оставление Сукина до того, как удастся сношениями с Сазоновым подыскать для него подходящего заместителя.
В общем все надежды на обновление Правительства не оправдались, так как отставка одного Михайлова не имеет сейчас большого значения; оставление же в составе кабинета Сукина и Тельберга после всего происшедшего показывает, что мы не способны на то единственное решение, которое было законным и приличным выходом из создавшегося положения.
Я предложил обсудить кандидатуру в министры иностранных дел генерала Хорвата, наиболее подходящего к этой должности по свойству своего характера, по уменью обращаться с иностранцами и по тому авторитету, которым его имя пользуется в среде союзных представителей. Пепеляев и Преображенский меня поддержали, но Вологодский признал эту кандидатуру для себя неприемлемой, добавив, что все равно Хорват такого предложения не примет.
Вне авторского самолюбия думаю, что такое решение большая ошибка; наличие в кабинете крупной и специфически дипломатической фигуры Хорвата придало бы ему крупный весь.
Иванов-Ринов обобрал все наши склады и я бессилен помочь фронту; я делаю наряды- для отправки на фронт, но о них узнает этот пронырливый казак и все попадает в его обширные лапы; малейшая задержка вызывает жалобы адмиралу с угрозой, что это отражается на выходе сибирских казаков на испепеление красных; в результате на каждого выходящего казака взято по пять и по шесть комплектов и летнего и зимнего обмундирования, а на фронте войска голы и босы.
В организации снабжения казаков пущена полная автономия с демократическим соусом в виде дружбы и совместной работы с общественными организациями; в известные времена наши полицейские администраторы всегда любили такие демократические соуса, как средство сдобрить непрезентабельный вкус их привычных, основных блюд.
Ушел из Совета Министров совершенно разочарованными, упущен превосходный случай обновить все импотентное правительство и постараться начать новую политику, освобожденную от всех тайных последствий ноябрьского переворота и иных специфически омских миазмов. Я мало знаком с составом сибирских деятелей, но думаю что и в среде Гос. Экон. Совещания и между сибирскими купцами, кооператорами и общественными деятелями можно было найти десяток деловых людей с прочными, известными и уважаемыми именами, которые согласились бы взять на себя подвиг спасения сначала родной Сибири, а за ней и России, сменив ту случайную кучку, которую ноябрьский переворот вышвырнул к власти.
Ошибки истекшего года правительственной деятельности настолько ясны, что свежим людям очень легко наметить новый курс одним только отречением от этих ошибок.
То, что решено сегодня Советом, равносильно починке труб и печей в доме, в котором горят потолки и стены. Петровское "потеря времени - смерти безвозвратной подобна" со всех сторон уже предъявляет свои грозные счета и требует возмездия от спящих дев и лукавых рабов.
На экзамене на силу и государственность Омск провалился безнадежно, и единственным средством изменить отношение населения к власти была полная смена ее руководителей и главных исполнителей; не сделав этого, потеряли еще один шанс - дай Бог, чтобы он не был последним - когда можно было еще остановит тот полет вниз, которого не видят только заоблачные оптимисты.
17 Августа.
Махнул на все рукой и приказал начальникам главных управлений исполнять все требования Иванова-Ринова. Просил Дитерихса остановить это казачье хапанье; Дитерихс обещал сам контролировать все запросы Ринова, но все это свелось к одним обещаниям, ликвидированным новым распоряжением - никоим образом не задержать снабжения казачьего корпуса.
Вечером заседание Совета Министров, на которое был внесен вопрос об упразднении Совета Верховного Правителя; много говорилось за необходимость этой меры, жизненно необходимой для восстановления законной силы и значения Совета Министров, но затем как то обмякли и кончили дряблым постановлением, что члены тайного совета обязаны докладывать Совету Министров то, что делается в их заседаниях.
В силу этого решения, вновь появившийся в Совете Министров Сукин сделал первый доклад о деятельности своего министерства. Между прочим, доклад подтвердил то, о чем я мельком слышал раньше от Преображенского, и что оказалось ужасным по своим последствиям; это было самодовольное, с подчеркиванием его величия и значения, заявление нашего дипломатического руководителя о том, что два месяца тому назад генерал Маннергейм предлагал Верховному Правителю двинуть на Петроград стотысячную финскую армию и просил за это заявить об официальном признании нами независимости Финляндии.
С сияющим и гордым видом Сукин заявил, что Маннергейму был послан такой ответь, который отучил его впредь обращаться к нам с такими дерзкими и неприемлемыми для великодержавной России предложениями; по сияющей физиономии и по всему тону сообщения было видно, что главную роль в этом смертельно-гибельном для нас ответе сыграл наш дипломатический вундеркинд. Я не выдержал и громко сказал: "какой ужасе и какой идиотизм", чем вызвал изумленные взгляды своих соседей.
Теперь для меня стала ясна та неразбериха, которая была в начале лета с вмешательством Финляндии и с занятием Петрограда, и о которой я смутно слыхал в оперативном отделе Ставки. Ведь, если бы не кучка безграмотных советников, вырвавших у адмирала то решение, коим гордо хвастался сегодня Сукин, то теперь Россия была бы свободна от большевиков, не было бы Уральского погрома и над нами не висели бы те грозные тучи, которые временами застилают последнюю надежду на благоприятный исход.
Под бряканье пустозвонных слов о великой, неделимой России отказались от незаменимой тогда услуги по спасению этой самой России и обрекли ее на длительную кровь и длительные мучения и на измывания под пятой красных деспотов и палачей.
Ведь для людей, способных здраво мыслить и разбираться беспристрастно в широких государственных отношениях, было давно понятно, что подчинение Финляндии только внешнее, и что все равно она будет такой же самостоятельной, как и Польша, если только впоследствии обстоятельства не принудят ее присоединиться на известных условиях к сильной и новой России.
Казалось, что для здравых политиков и думающих государственных людей не могло быть и минутного колебания в том, чтобы немедленно ответить полным согласием на предложение Маннергейма и всячески содействовать скорейшему успешнейшему его осуществлению.
Только атмосфера Омского болота могла затуманить мозги настолько, чтобы сознательно отказаться от помощи в таких размерах и на таком смертельно опасном для большевиков направлении. Если Ленин и Троцкий узнают когда-нибудь об этом факте, то они обязаны прислать Сукину и его помощникам в этом ужасном для России деле, все свои красные знаки отличия, портреты всех интернациональных идиотов и прочие знаки своего красного благоволения.
Ужасно подумать, что за отказ от туманного и давно уже фактически потерянного права считать Великое Княжество Финляндское частью Российской Империи, мы получали помощь невероятно огромного значения; ужасно подумать, что когда мы, Омские собственно говоря, лягушки раздувались во Всероссийского Вола, позволяли себе играть судьбами нашей родины и толкали Верховную власть на такое гибельное для нее решение, мы в то же время были игрушкой в руках союзной интервенции, искали всюду помощи, базировались на чехах, радовались возможности получить помощь японцев и американцев, были бессильны справиться с читинским Гришкой и хабаровским Ванькой, и вообще находились в том положении, которое я называю персидским. И все это отпадало при принятии предлагаемой нам финской помощи, и всего этого мы лишились только потому, что судьбы и России, и наши попали в руки пяти случайных людей, захвативших в свои руки голову и волю представителя Верховной власти и неспособных видеть чего-нибудь дальше своего сибирского носа.
Ярко характерно то, что такое решение принято даже без осведомления о нем, Совета Министров, то есть того, что по букве закона считается Правительством и несет на себе всю ответственность; видно, до чего доходила наглость этой пятерки, захватившей власть и не считавшей даже необходимым соблюдать хотя бы внешнее приличие по отношению ко всему совету Министров.
Ужас, злоба и негодование охватывают по мере того, как раскрываются внутренние язвы того, что является нашим Правительством, и что позволяет себе брать в свои руки управление страной в такие тяжкие времена.
Смешно говорить о каких-то законах истории, когда всю эту историю может свернуть такое жалкое ничтожество, как какой-то очень юркий и краснобайный секретарь Вашингтонского Посольства, как на зло швырнутый судьбой в Омск, быстро пришедшийся ко двору при Омском Градоначальстве и феерично выбравшийся в руководители всей нашей иностранной политики.
Конечно, Лебедев и Ставка не могли не знать об этом решении, когда оно состоялось; вероятнее всего, что адмирал принял это решете только после совещания со своим наштаверхом, а тогда вся ответственность за это решение, принесшее России столько лишней крови и ужаса, должна быть разделена между военными и дипломатическими советниками Верховного Правителя.
Винить в этом самого Адмирала было бы также несправедливо, как и винить покойного Императора в том, что делалось его именем и по совету тех, кому Он верил и кто были Ему близки.
Под соусом громких фраз о благе России, сохранении ее территориальной неприкосновенности и великодержавных прав, Адмирала можно было подвинуть на любое решение в том духе, как ему докладывали овладевшая его доверием и волей лица.
Как ни как, а Сукин остался управлять министерством иностранных дел, и все громы двух последних заседаний Совета Министров остались только сотрясением воздуха, общая отставка кабинета, предлагаемая Преображенским, Неклютиным и Уструговым не прошла, а частные отставки недовольных принятым решением признаны вредными для всего положения и в данной обстановке недопустимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44