Когда мальчик увидел, что лунный свет отражается серебром на тропинке, почти достигающей земли внизу, он быстро смочил матрац и коврики и связал матрац за концы, положив коврики внутрь.
Потом он протолкнул все сооружение в отверстие, сквозь которое лил воду, крепко держась за него, и пробирался вверх, пока не попал на края водотока.
Затем мальчик сел на матрац и прижал ногами в сандалиях передние углы, а руками прочно ухватился за углы сзади. В этом положении, слегка приподняв голову и плечи, он снова начал проталкивать свое тело вперед, пока не почувствовал, что преодолел край водотока и оказался на внешнем склоне пирамиды.
Вначале Кхайю показалось, что он застрял и не сможет сдвинуться с места. Потом он дернулся, камень начал скользить под ним и почти сразу же тело начало набирать скорость. Через несколько ударов сердца Кхайя стал обдувать сильный ветер, хотя стояла тихая погода. Затем устройство под ним начало раскачиваться из стороны в сторону, и он почувствовал, как матрац под ним поворачивается, угрожая скинуть его.
Еще через секунду Кхай несся вниз с крутой стены спиной вперед, а потом матрац снова перевернулся в первоначальное положение.
Но, похоже, вот-вот он опять развернется. Кхай запрокинул голову, расправил плечи и посмотрел вверх на звезды. Скорость нарастала. Ветер дул все сильнее.
В лицо беглецу летели кусочки ткани и тростника.
Неожиданно Кхай уловил запах тлеющей материи и понял, что его матрац может вспыхнуть.
Мальчика крутило все быстрее и быстрее. Звезды над его головой, казалось, тоже завертелись. Кхай почувствовал тошноту и закрыл глаза. Еще через секунду матрац начало трясти, и Кхай догадался, что достиг нижней части пирамиды, не смоченной водой. Матрац топорщился под ним, подпрыгивая на камнях.
Кхай ухватился за тлеющий матрац и зажмурился, в любой момент ожидая страшной боли от прикосновения к каменной облицовке пирамиды. Вместо этого он свалился в мягкий песок, который показался ему твердым, как камень.
К счастью, он приземлился на внешний склон песчаного холма, а остатки матраца смягчили удар. Кхайя сбросило с матраца, и он покатился по песку. К тому времени, как он оказался внизу, скорость его значительно уменьшилась. Наконец, сильно ударившись о твердую землю и хватая ртом воздух, он остановился.
Вначале Кхай подумал, что надо подняться на ноги и посмотреть, не сломал ли он чего, но ему было трудно даже сесть: сразу же закружилась голова и к горлу подступила тошнота, так что какое-то время он просто лежал без движения. Когда же голова перестала кружиться и звезды на небе встали на свои места, беглец приподнялся на локте и осмотрелся, думая, не заметил ли кто его. Мальчик считал, что это маловероятно, потому что южная стена пирамиды выходила на кварталы рабов, но все равно ему нельзя было здесь оставаться.
Кхай заставил себя встать на ноги. Вначале его зашатало. Согнувшись, он направился на юг, побежал по твердой неровной земле. Через несколько минут он вышел из тени пирамиды там, где возвышались остроконечные силуэты полуразрушенных хижин рабов.
Кхай с трудом сдержал крик радости. Он сбежал из пирамиды, от фараона! Сердце в груди билось, как у маленькой птички, вырвавшейся из клетки на свободу.
Кхай не мог ни о чем думать. Он чувствовал лишь дикую радость свободы, а инстинкт самосохранения помог ему выбрать правильное направление и привел в кварталы рабов. Однако вскоре Кхай почувствовал невероятную усталость. Частично она появилась оттого, что желудок мальчика уже долгое время был пуст; частично из-за ужаса, который ему не так давно пришлось пережить. Подобные переживания свели бы с ума и парализовали и более опытного человека, чем Кхай.
Теперь беглеца с двух сторон окружали низкие темные кирпичные здания. Кхай молча брел по залитым грязью, отвратительно вонючим узким переулкам. Это был единственный район Асорбеса, где улицы находились в таком плачевном состоянии. Трубы канализации протянулись вдоль тротуаров и функционировали плохо, а доставка воды осуществлялась нерегулярно. Тут царила зловещая неестественная тишина. Шаги Кхайя звучали подобно раскатам грома.
Беглец добрался до центра района, где на протяжении бесчисленных поколений фараоны держали свою армию рабов. «Сколько людей отдали свои жизни, чтобы построить монумент во славу Хасатута?» — подумал Кхай. Его мысли снова вернулись к пирамиде.
Мальчик на секунду остановился и с беспокойством оглянулся на чудовищную, освещенную лунным светом гробницу, возвышающуюся над крышами домов.
Когда-нибудь он сделает так, что ненавистный символ извращенной власти превратится в руины. А пока...
Он снова повернул на юг — и попал в объятия огромного чернокожего мужчины!
Глава 6
Царь рабов
— Кто ты? — спросил гигант, держа голову Кхайя и поворачивая ее, пока на бледное лицо мальчика не упал лунный свет. — Мальчик, бегущий по ночным улицам, словно крыса? Какая холеная мордашка! Это уж точно не сын раба, а откормленный щенок какой-то кеметской суки! Кто ты, мальчик?
Вначале Кхай решил, что его поймал один из черных гвардейцев фараона, но потом он увидел, что на мужчине надета какая-то рвань, а на лбу выжжен анк раба.
— Отпусти меня, — попросил Кхай, хватая ртом воздух, извиваясь и отчаянно пытаясь вырваться из рук мужчины. — Отпусти!
— И куда ты пойдешь, молодой господин? Разве твой отец не предупреждал тебя, чтобы ты не появлялся в квартале рабов по ночам? — Чернокожий говорил медленно, словно уже знал ответы на свои вопросы, да и не только их, но гораздо больше.
— Я иду в дом Археноса из Субона, — ответил Кхай, пытаясь придать своим словам тон глубоко оскорбленного человека, но у него ничего не получилось. — Я решил срезать дорогу.
— Срезать дорогу? В самом деле? — чернокожий снова вгляделся в лицо Кхайя, и в уголках его толстогубого рта появилась мрачная улыбка. — А почему, интересно, я видел, как ты останавливался, дрожа всем телом, и оглядывался через плечо, словно боялся, что за тобой кто-то гонится? Непохоже на смелого мальчика, зашедшего ночью в квартал рабов. И как получилось, что ты идешь от пирамиды? Но почему бы и нет? Ведь это твой отец ее построил!
Кхай отпрянул в удивлении, не веря своим ушам.
Неужели Анулеп уже обнаружил, что он сбежал, и успел предупредить всех жителей Асорбеса? Значит, его уже ищут по всему городу? Это казалось маловероятным. Но тогда, каким образом черный раб узнал его?
А тот усмехнулся, точно прочитав мысли Кхая.
— Все написано в твоих глазах, парень, и на лице, — сказал он. — Ты совсем не умеешь врать. Я все знаю о тебе, Кхай Ибизин. Целую неделю я строил стену вокруг дома твоего отца. Вижу теперь, ты меня вспомнил.
У Кхайя от удивления открылся рот. Он и в самом деле вспомнил этого человека. Этот и еще один раб сложили стену по периметру сада у дома Ибизинов, чтобы частично закрыть его от взоров торговцев, заходящих во двор. Им поручили это, потому что они показали себя великолепными мастерами в работе по камню. Стену можно было возвести за два или три дня, но Харсин Бен Ибизин не торопил рабов и хорошо их кормил.
— Да, теперь ты меня вспомнил, — продолжал нубиец. — Я ждал тебя с той минуты, как заметил, что ты готовишься к побегу.
— Что? — снова поразился Кхай. — Но как ты мог увидеть...
— Взгляни! — приказал нубиец, перебивая его и насильно поворачивая его голову своими огромными руками.
Вначале Кхай увидел только улицу, заваленную кучами мусора, покосившиеся полуразрушенные стены, сгрудившиеся хижины и черные тени. Затем он поднял глаза вверх на гору, сооруженную человеческими руками — пирамиду Хасатута.
— Южная грань, — сказал чернокожий вместо объяснения. — Она сейчас в тени, но когда на нее падал лунный свет... Боже!.. Я вначале решил, что пирамида плачет! Тебя выдала вода, которую ты использовал, чтобы соскользнуть вниз. Она струилась, словно тонкая серебряная нить, как слезы луны!
— Но если ее видел ты, то...
— И другие могли видеть? — закончил за него фразу нубиец и покачал головой. — Может, и видел кто-то из рабов. Но они, скорее всего, придут ко мне перед тем, как что-то предпринять или доложить надсмотрщикам. Как фараон является царем Кемета, так я, Адонда Гомба, являюсь царем рабов. И я должен сказать: ты был мудр, Кхай, выбрав южную грань. Кроме рабов, тебя никто не видел.
— Поэтому я ее и выбрал, — кивнул мальчик. — Но ты сказал, что не сомневался, кто я, до того, как меня увидел. Откуда ты мог это знать?
— Ты не первый, кто попытался убежать из пирамиды. Но ты — первый, кому это удалось. Впереди у тебя много опасностей, но, по крайней мере, ты хорошо начал. А что касается того, откуда я узнал тебя...
Ты — один из последних пленников пирамиды и к тому же самый молодой. Только мальчик решился бы на такой отчаянный побег, причем только тот, кто знает внутреннее устройство обители фараона. Кто же еще это мог быть, кроме тебя?
Кхай молчал. В конце концов Адонда Гомба заговорил снова:
— Ну что, мальчик, все складывается не так уж плохо?
Кхай лишь опустил голову и кивнул.
— Да. Я... я убежал из пирамиды. Убежал от верховного жреца фараона Анулепа. Он... ужасен! А Хасатут — просто чудовище!
— Да? Ты только теперь узнал об этом? — с сарказмом спросил чернокожий.
— Что ты собираешься со мной делать? — вместо ответа поинтересовался Кхай, осматривая улицы и тени, напряженно думая, как выбраться из затруднительного положения.
— Это зависит от тебя, мальчик. От того, что ты сам хочешь делать теперь. Только одно могу сказать тебе с полной определенностью: тебе нельзя оставаться ни в Асорбесе, ни в квартале рабов. А что касается Археноса из Субона, друга твоего отца, так его дом будет первым, куда придут слуги фараона, отправившись на твои поиски.
— Ты не выдашь меня? — Кхай с трудом верил в свою удачу.
— Не бойся, — ответил нубиец. — Рабам не дают наград, в особенности чернокожим... Пойдем отсюда. Мы стоим на открытом месте, а это глупо. Я — царь рабов, и многие с радостью избавились бы от меня, если бы могли. Они не стали бы с тобой нянчиться, Кхай Ибизин. Можешь поблагодарить богов Кемета за то, что твой отец был так добр ко мне.
— Он был добр ко всем, — ответил Кхай, отворачиваясь.
— Да, — согласился нубиец. — Я знаю.
Какое-то время они оба молчали, а потом чернокожий мужчина обнял мальчика за плечи.
— Я тоже потерял отца в твоем возрасте, — сказал Адонда Гомба. — Со склона свалился камень и придавил его. Отец мой был старым, изможденным, медлительным и слабоумным. Камень сделал ему одолжение.
Не говоря больше ни слова, нубиец нырнул в тень.
Потом через дыру в стене они выбрались на узкую улочку. Вскоре они очутились возле входа в один из домов. Дверной проем был, завешен шкурой. Над ним горела тусклая лампа.
— Я — нубиец, — сказал Адонда Гомба, отводя шкуру в сторону. — У моих предков перед входом в дом всегда горели лампы. Я живу в Асорбесе, но чту обычаи моего народа. — Он произнес эти слова с такой ненавистью, словно в них был сокрыт яд. — Это мой дом, Кхай Ибизин. Не такой великолепный, как твой, но это безопасное место, где ты можешь провести ночь. Однако до того, как лечь спать, ты должен рассказать мне, почему ты сбежал, и что ты видел в пирамиде.
— Я расскажу тебе все, что знаю, — ответил Кхай, — но почему тебя это интересует?
— Меня интересуют все, что касается фараона, Кхай, — ответил нубиец, подталкивая мальчика к входу и снимая лампу с полочки над дверью.
В ее свете Кхай увидел небольшую комнатку с деревянными столом и тремя самодельными стульями. Потолок был сделан из сшитых между собой шкур, привешенных к старым шестам, дырявых в некоторых местах. В дырки просвечивало ночное небо. Еще одна дверь, тоже закрытая шкурой, вела в кухню, откуда доносился запах пищи и стук деревянной посуды.
Адонда Гомба усадил Кхайя на один из грубых стульев и направился к двери кухни, закрытой шкурой, отодвинул шкуру в сторону и что-то сказал тихим голосом женщине, хлопочущей у очага.
— Это моя жена, Ниони, — объяснил он Кхайю, вернувшись. — Большинство рабов уже давно спит, потому что днем их ждет тяжкий труд, но я работаю только тогда, когда хочу, то есть когда работа мне подходит, и за нее я получаю хотя бы небольшое вознаграждение. Слуги фараона доверяют мне, понимаешь, Кхай? Это облегчает жизнь и дает мне много свободного времени.
Неожиданно Кхай почувствовал себя в полной безопасности, а вместе с этим чувством пришла и усталость. Он был истощен морально, физически и голоден. Мальчик понюхал воздух, с наслаждением вдыхая ароматы, доносящиеся с кухни.
— Ты голоден? — спросил нубиец. — Я так и думал. Через минуту ты получишь хлеб и кусок баранины. Этот баран принадлежал фараону и попал в руки одного из моих людей, — улыбнулся царь рабов.
Кхай понял, что у Адонды Гомбы заразительная улыбка, и тоже попытался улыбнуться.
— Однако, — продолжал нубиец, — тебе придется расплатиться со мной за еду. Ты заплатишь, рассказав мне все, что знаешь о фараоне. Мы, рабы, собираем всевозможные сведения о нем, о его страже и пирамиде — готовясь к тому дню, когда соберемся с силами и нанесем ответный удар!
— Когда вы, нанесете удар?
— Этот день наступит, Кхай, поверь мне. Придет время — и мы поднимемся против Хасатута. Когда мы решимся, нас уже ничто не удержит!
Нубиец говорил так серьезно, что мальчик не мог ему не поверить.
— Я открыл тебе свой секрет, — заявил Адонда Гомба, — а теперь ты должен открыть мне свой... Если ты в самом деле ненавидишь фараона так, как я думаю, Кхай, то ты расскажешь мне все, что знаешь о нем. Начинай!
Часть 5
Глава 1
Месть Адхана
Ночь давно миновала, и солнце уже поднималось к зениту, преодолев половину пути. Адонда Гомба, усталый, но очень довольный собой, поспешил по улицам квартала рабов к своему убогому домишке. Он все приготовил, чтобы вывести Кхайя из города в целости и сохранности, а теперь оставалась только одна неприятная задача: сообщить мальчику, как его брат отомстил за их семью. Предстоящий разговор не обещал Гомбе особого удовольствия, но таким образом раб собирался отблагодарить Кхайя за то, что тот ему рассказал.
Огромный негр был более чем доволен тем, что узнал от Кхайя. Мальчик снабдил царя рабов подробным описанием внутренней структуры пирамиды.
У Гомбы имелись чертежи многих комнат и туннелей обители фараона, но чертежи нижних уровней, спроектированных и построенных три поколения назад, были очень схематичными и во многом ошибочными.
Кхай пробыл на этих таинственных уровнях не слишком долго и получил более чем беглое представление об их планировке, но на протяжении многих лет — столько, сколько он себя помнил, — ему дозволялось изучать чертежи отца, и многие из них мальчик хорошо запомнил. Черный царь рабов заставлял Кхайя вспоминать чуть ли не всю ночь, до тех пор, пока тот не свалился от усталости.
Гомба допрашивал мальчика не только о пирамиде, но и о самом фараоне, его визире — так называемом верховном жреце Анулепе, а также об ужасе, свидетелем которого Кхай стал, подглядывая в щелочку за тем, что происходило в брачной комнате. Кхайю показалось странным, что Гомба без удивления выслушал историю о жестоком кровавом ритуале, и почти не удивлялся, когда мальчик пересказывал ему самые жуткие детали. Все встало на свои места после объяснений Гомбы. Рассказ Кхайя лишь подтвердил худшие подозрения рабов. Конечно, и большинство знатных лиц города догадывались, что фараон — чудовище, и очень его боялись, но он являлся их царем, всемогущим богом, а как известно всем, боги порой ведут себя весьма странно.
Что удивило Гомбу, так это рассказ о физических уродствах Хасатута, потому что это оказался тщательно охраняемый секрет. Однако это объяснило, почему людям не дозволяется видеть истинные лицо и тело фараона; почему он всегда прячется в огромной статуе, превышающей человеческий рост, с божественной внешностью, сооруженной специально для Хасатута мастерами и художниками. Конечно, все эти люди входили в свиту фараона и жили в пирамиде, если их, конечно, оставили в живых!
Все эти мысли промелькнули в голове Гомбы, когда он приблизился к убогому жилищу, которое царь рабов называл своими домом. Теперь, взамен бесценной информации Кхайя, ему придется рассказать мальчику то, что удалось выяснить про Адхана: о том, как окровавленный Адхан на четвереньках дополз от основания гигантского склона до дома Ибизинов, время от времени теряя сознание и корчась от боли. Дом его отца у восточной стены теперь опустел.
После того, как новости о расправе дошли до жилища Ибизинов, там осталась только одна служанка. Остальные слуги разбежались, взяв все, что могли. Возможно, в самом скором времени они покинут город, решив, что лучше переехать подальше, туда, где никто не знает, что они служили у Ибизинов. А чуть позже воины фараона пришли за рабами и отвели их в квартал рабов, где отныне они станут служить лишь фараону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Потом он протолкнул все сооружение в отверстие, сквозь которое лил воду, крепко держась за него, и пробирался вверх, пока не попал на края водотока.
Затем мальчик сел на матрац и прижал ногами в сандалиях передние углы, а руками прочно ухватился за углы сзади. В этом положении, слегка приподняв голову и плечи, он снова начал проталкивать свое тело вперед, пока не почувствовал, что преодолел край водотока и оказался на внешнем склоне пирамиды.
Вначале Кхайю показалось, что он застрял и не сможет сдвинуться с места. Потом он дернулся, камень начал скользить под ним и почти сразу же тело начало набирать скорость. Через несколько ударов сердца Кхайя стал обдувать сильный ветер, хотя стояла тихая погода. Затем устройство под ним начало раскачиваться из стороны в сторону, и он почувствовал, как матрац под ним поворачивается, угрожая скинуть его.
Еще через секунду Кхай несся вниз с крутой стены спиной вперед, а потом матрац снова перевернулся в первоначальное положение.
Но, похоже, вот-вот он опять развернется. Кхай запрокинул голову, расправил плечи и посмотрел вверх на звезды. Скорость нарастала. Ветер дул все сильнее.
В лицо беглецу летели кусочки ткани и тростника.
Неожиданно Кхай уловил запах тлеющей материи и понял, что его матрац может вспыхнуть.
Мальчика крутило все быстрее и быстрее. Звезды над его головой, казалось, тоже завертелись. Кхай почувствовал тошноту и закрыл глаза. Еще через секунду матрац начало трясти, и Кхай догадался, что достиг нижней части пирамиды, не смоченной водой. Матрац топорщился под ним, подпрыгивая на камнях.
Кхай ухватился за тлеющий матрац и зажмурился, в любой момент ожидая страшной боли от прикосновения к каменной облицовке пирамиды. Вместо этого он свалился в мягкий песок, который показался ему твердым, как камень.
К счастью, он приземлился на внешний склон песчаного холма, а остатки матраца смягчили удар. Кхайя сбросило с матраца, и он покатился по песку. К тому времени, как он оказался внизу, скорость его значительно уменьшилась. Наконец, сильно ударившись о твердую землю и хватая ртом воздух, он остановился.
Вначале Кхай подумал, что надо подняться на ноги и посмотреть, не сломал ли он чего, но ему было трудно даже сесть: сразу же закружилась голова и к горлу подступила тошнота, так что какое-то время он просто лежал без движения. Когда же голова перестала кружиться и звезды на небе встали на свои места, беглец приподнялся на локте и осмотрелся, думая, не заметил ли кто его. Мальчик считал, что это маловероятно, потому что южная стена пирамиды выходила на кварталы рабов, но все равно ему нельзя было здесь оставаться.
Кхай заставил себя встать на ноги. Вначале его зашатало. Согнувшись, он направился на юг, побежал по твердой неровной земле. Через несколько минут он вышел из тени пирамиды там, где возвышались остроконечные силуэты полуразрушенных хижин рабов.
Кхай с трудом сдержал крик радости. Он сбежал из пирамиды, от фараона! Сердце в груди билось, как у маленькой птички, вырвавшейся из клетки на свободу.
Кхай не мог ни о чем думать. Он чувствовал лишь дикую радость свободы, а инстинкт самосохранения помог ему выбрать правильное направление и привел в кварталы рабов. Однако вскоре Кхай почувствовал невероятную усталость. Частично она появилась оттого, что желудок мальчика уже долгое время был пуст; частично из-за ужаса, который ему не так давно пришлось пережить. Подобные переживания свели бы с ума и парализовали и более опытного человека, чем Кхай.
Теперь беглеца с двух сторон окружали низкие темные кирпичные здания. Кхай молча брел по залитым грязью, отвратительно вонючим узким переулкам. Это был единственный район Асорбеса, где улицы находились в таком плачевном состоянии. Трубы канализации протянулись вдоль тротуаров и функционировали плохо, а доставка воды осуществлялась нерегулярно. Тут царила зловещая неестественная тишина. Шаги Кхайя звучали подобно раскатам грома.
Беглец добрался до центра района, где на протяжении бесчисленных поколений фараоны держали свою армию рабов. «Сколько людей отдали свои жизни, чтобы построить монумент во славу Хасатута?» — подумал Кхай. Его мысли снова вернулись к пирамиде.
Мальчик на секунду остановился и с беспокойством оглянулся на чудовищную, освещенную лунным светом гробницу, возвышающуюся над крышами домов.
Когда-нибудь он сделает так, что ненавистный символ извращенной власти превратится в руины. А пока...
Он снова повернул на юг — и попал в объятия огромного чернокожего мужчины!
Глава 6
Царь рабов
— Кто ты? — спросил гигант, держа голову Кхайя и поворачивая ее, пока на бледное лицо мальчика не упал лунный свет. — Мальчик, бегущий по ночным улицам, словно крыса? Какая холеная мордашка! Это уж точно не сын раба, а откормленный щенок какой-то кеметской суки! Кто ты, мальчик?
Вначале Кхай решил, что его поймал один из черных гвардейцев фараона, но потом он увидел, что на мужчине надета какая-то рвань, а на лбу выжжен анк раба.
— Отпусти меня, — попросил Кхай, хватая ртом воздух, извиваясь и отчаянно пытаясь вырваться из рук мужчины. — Отпусти!
— И куда ты пойдешь, молодой господин? Разве твой отец не предупреждал тебя, чтобы ты не появлялся в квартале рабов по ночам? — Чернокожий говорил медленно, словно уже знал ответы на свои вопросы, да и не только их, но гораздо больше.
— Я иду в дом Археноса из Субона, — ответил Кхай, пытаясь придать своим словам тон глубоко оскорбленного человека, но у него ничего не получилось. — Я решил срезать дорогу.
— Срезать дорогу? В самом деле? — чернокожий снова вгляделся в лицо Кхайя, и в уголках его толстогубого рта появилась мрачная улыбка. — А почему, интересно, я видел, как ты останавливался, дрожа всем телом, и оглядывался через плечо, словно боялся, что за тобой кто-то гонится? Непохоже на смелого мальчика, зашедшего ночью в квартал рабов. И как получилось, что ты идешь от пирамиды? Но почему бы и нет? Ведь это твой отец ее построил!
Кхай отпрянул в удивлении, не веря своим ушам.
Неужели Анулеп уже обнаружил, что он сбежал, и успел предупредить всех жителей Асорбеса? Значит, его уже ищут по всему городу? Это казалось маловероятным. Но тогда, каким образом черный раб узнал его?
А тот усмехнулся, точно прочитав мысли Кхая.
— Все написано в твоих глазах, парень, и на лице, — сказал он. — Ты совсем не умеешь врать. Я все знаю о тебе, Кхай Ибизин. Целую неделю я строил стену вокруг дома твоего отца. Вижу теперь, ты меня вспомнил.
У Кхайя от удивления открылся рот. Он и в самом деле вспомнил этого человека. Этот и еще один раб сложили стену по периметру сада у дома Ибизинов, чтобы частично закрыть его от взоров торговцев, заходящих во двор. Им поручили это, потому что они показали себя великолепными мастерами в работе по камню. Стену можно было возвести за два или три дня, но Харсин Бен Ибизин не торопил рабов и хорошо их кормил.
— Да, теперь ты меня вспомнил, — продолжал нубиец. — Я ждал тебя с той минуты, как заметил, что ты готовишься к побегу.
— Что? — снова поразился Кхай. — Но как ты мог увидеть...
— Взгляни! — приказал нубиец, перебивая его и насильно поворачивая его голову своими огромными руками.
Вначале Кхай увидел только улицу, заваленную кучами мусора, покосившиеся полуразрушенные стены, сгрудившиеся хижины и черные тени. Затем он поднял глаза вверх на гору, сооруженную человеческими руками — пирамиду Хасатута.
— Южная грань, — сказал чернокожий вместо объяснения. — Она сейчас в тени, но когда на нее падал лунный свет... Боже!.. Я вначале решил, что пирамида плачет! Тебя выдала вода, которую ты использовал, чтобы соскользнуть вниз. Она струилась, словно тонкая серебряная нить, как слезы луны!
— Но если ее видел ты, то...
— И другие могли видеть? — закончил за него фразу нубиец и покачал головой. — Может, и видел кто-то из рабов. Но они, скорее всего, придут ко мне перед тем, как что-то предпринять или доложить надсмотрщикам. Как фараон является царем Кемета, так я, Адонда Гомба, являюсь царем рабов. И я должен сказать: ты был мудр, Кхай, выбрав южную грань. Кроме рабов, тебя никто не видел.
— Поэтому я ее и выбрал, — кивнул мальчик. — Но ты сказал, что не сомневался, кто я, до того, как меня увидел. Откуда ты мог это знать?
— Ты не первый, кто попытался убежать из пирамиды. Но ты — первый, кому это удалось. Впереди у тебя много опасностей, но, по крайней мере, ты хорошо начал. А что касается того, откуда я узнал тебя...
Ты — один из последних пленников пирамиды и к тому же самый молодой. Только мальчик решился бы на такой отчаянный побег, причем только тот, кто знает внутреннее устройство обители фараона. Кто же еще это мог быть, кроме тебя?
Кхай молчал. В конце концов Адонда Гомба заговорил снова:
— Ну что, мальчик, все складывается не так уж плохо?
Кхай лишь опустил голову и кивнул.
— Да. Я... я убежал из пирамиды. Убежал от верховного жреца фараона Анулепа. Он... ужасен! А Хасатут — просто чудовище!
— Да? Ты только теперь узнал об этом? — с сарказмом спросил чернокожий.
— Что ты собираешься со мной делать? — вместо ответа поинтересовался Кхай, осматривая улицы и тени, напряженно думая, как выбраться из затруднительного положения.
— Это зависит от тебя, мальчик. От того, что ты сам хочешь делать теперь. Только одно могу сказать тебе с полной определенностью: тебе нельзя оставаться ни в Асорбесе, ни в квартале рабов. А что касается Археноса из Субона, друга твоего отца, так его дом будет первым, куда придут слуги фараона, отправившись на твои поиски.
— Ты не выдашь меня? — Кхай с трудом верил в свою удачу.
— Не бойся, — ответил нубиец. — Рабам не дают наград, в особенности чернокожим... Пойдем отсюда. Мы стоим на открытом месте, а это глупо. Я — царь рабов, и многие с радостью избавились бы от меня, если бы могли. Они не стали бы с тобой нянчиться, Кхай Ибизин. Можешь поблагодарить богов Кемета за то, что твой отец был так добр ко мне.
— Он был добр ко всем, — ответил Кхай, отворачиваясь.
— Да, — согласился нубиец. — Я знаю.
Какое-то время они оба молчали, а потом чернокожий мужчина обнял мальчика за плечи.
— Я тоже потерял отца в твоем возрасте, — сказал Адонда Гомба. — Со склона свалился камень и придавил его. Отец мой был старым, изможденным, медлительным и слабоумным. Камень сделал ему одолжение.
Не говоря больше ни слова, нубиец нырнул в тень.
Потом через дыру в стене они выбрались на узкую улочку. Вскоре они очутились возле входа в один из домов. Дверной проем был, завешен шкурой. Над ним горела тусклая лампа.
— Я — нубиец, — сказал Адонда Гомба, отводя шкуру в сторону. — У моих предков перед входом в дом всегда горели лампы. Я живу в Асорбесе, но чту обычаи моего народа. — Он произнес эти слова с такой ненавистью, словно в них был сокрыт яд. — Это мой дом, Кхай Ибизин. Не такой великолепный, как твой, но это безопасное место, где ты можешь провести ночь. Однако до того, как лечь спать, ты должен рассказать мне, почему ты сбежал, и что ты видел в пирамиде.
— Я расскажу тебе все, что знаю, — ответил Кхай, — но почему тебя это интересует?
— Меня интересуют все, что касается фараона, Кхай, — ответил нубиец, подталкивая мальчика к входу и снимая лампу с полочки над дверью.
В ее свете Кхай увидел небольшую комнатку с деревянными столом и тремя самодельными стульями. Потолок был сделан из сшитых между собой шкур, привешенных к старым шестам, дырявых в некоторых местах. В дырки просвечивало ночное небо. Еще одна дверь, тоже закрытая шкурой, вела в кухню, откуда доносился запах пищи и стук деревянной посуды.
Адонда Гомба усадил Кхайя на один из грубых стульев и направился к двери кухни, закрытой шкурой, отодвинул шкуру в сторону и что-то сказал тихим голосом женщине, хлопочущей у очага.
— Это моя жена, Ниони, — объяснил он Кхайю, вернувшись. — Большинство рабов уже давно спит, потому что днем их ждет тяжкий труд, но я работаю только тогда, когда хочу, то есть когда работа мне подходит, и за нее я получаю хотя бы небольшое вознаграждение. Слуги фараона доверяют мне, понимаешь, Кхай? Это облегчает жизнь и дает мне много свободного времени.
Неожиданно Кхай почувствовал себя в полной безопасности, а вместе с этим чувством пришла и усталость. Он был истощен морально, физически и голоден. Мальчик понюхал воздух, с наслаждением вдыхая ароматы, доносящиеся с кухни.
— Ты голоден? — спросил нубиец. — Я так и думал. Через минуту ты получишь хлеб и кусок баранины. Этот баран принадлежал фараону и попал в руки одного из моих людей, — улыбнулся царь рабов.
Кхай понял, что у Адонды Гомбы заразительная улыбка, и тоже попытался улыбнуться.
— Однако, — продолжал нубиец, — тебе придется расплатиться со мной за еду. Ты заплатишь, рассказав мне все, что знаешь о фараоне. Мы, рабы, собираем всевозможные сведения о нем, о его страже и пирамиде — готовясь к тому дню, когда соберемся с силами и нанесем ответный удар!
— Когда вы, нанесете удар?
— Этот день наступит, Кхай, поверь мне. Придет время — и мы поднимемся против Хасатута. Когда мы решимся, нас уже ничто не удержит!
Нубиец говорил так серьезно, что мальчик не мог ему не поверить.
— Я открыл тебе свой секрет, — заявил Адонда Гомба, — а теперь ты должен открыть мне свой... Если ты в самом деле ненавидишь фараона так, как я думаю, Кхай, то ты расскажешь мне все, что знаешь о нем. Начинай!
Часть 5
Глава 1
Месть Адхана
Ночь давно миновала, и солнце уже поднималось к зениту, преодолев половину пути. Адонда Гомба, усталый, но очень довольный собой, поспешил по улицам квартала рабов к своему убогому домишке. Он все приготовил, чтобы вывести Кхайя из города в целости и сохранности, а теперь оставалась только одна неприятная задача: сообщить мальчику, как его брат отомстил за их семью. Предстоящий разговор не обещал Гомбе особого удовольствия, но таким образом раб собирался отблагодарить Кхайя за то, что тот ему рассказал.
Огромный негр был более чем доволен тем, что узнал от Кхайя. Мальчик снабдил царя рабов подробным описанием внутренней структуры пирамиды.
У Гомбы имелись чертежи многих комнат и туннелей обители фараона, но чертежи нижних уровней, спроектированных и построенных три поколения назад, были очень схематичными и во многом ошибочными.
Кхай пробыл на этих таинственных уровнях не слишком долго и получил более чем беглое представление об их планировке, но на протяжении многих лет — столько, сколько он себя помнил, — ему дозволялось изучать чертежи отца, и многие из них мальчик хорошо запомнил. Черный царь рабов заставлял Кхайя вспоминать чуть ли не всю ночь, до тех пор, пока тот не свалился от усталости.
Гомба допрашивал мальчика не только о пирамиде, но и о самом фараоне, его визире — так называемом верховном жреце Анулепе, а также об ужасе, свидетелем которого Кхай стал, подглядывая в щелочку за тем, что происходило в брачной комнате. Кхайю показалось странным, что Гомба без удивления выслушал историю о жестоком кровавом ритуале, и почти не удивлялся, когда мальчик пересказывал ему самые жуткие детали. Все встало на свои места после объяснений Гомбы. Рассказ Кхайя лишь подтвердил худшие подозрения рабов. Конечно, и большинство знатных лиц города догадывались, что фараон — чудовище, и очень его боялись, но он являлся их царем, всемогущим богом, а как известно всем, боги порой ведут себя весьма странно.
Что удивило Гомбу, так это рассказ о физических уродствах Хасатута, потому что это оказался тщательно охраняемый секрет. Однако это объяснило, почему людям не дозволяется видеть истинные лицо и тело фараона; почему он всегда прячется в огромной статуе, превышающей человеческий рост, с божественной внешностью, сооруженной специально для Хасатута мастерами и художниками. Конечно, все эти люди входили в свиту фараона и жили в пирамиде, если их, конечно, оставили в живых!
Все эти мысли промелькнули в голове Гомбы, когда он приблизился к убогому жилищу, которое царь рабов называл своими домом. Теперь, взамен бесценной информации Кхайя, ему придется рассказать мальчику то, что удалось выяснить про Адхана: о том, как окровавленный Адхан на четвереньках дополз от основания гигантского склона до дома Ибизинов, время от времени теряя сознание и корчась от боли. Дом его отца у восточной стены теперь опустел.
После того, как новости о расправе дошли до жилища Ибизинов, там осталась только одна служанка. Остальные слуги разбежались, взяв все, что могли. Возможно, в самом скором времени они покинут город, решив, что лучше переехать подальше, туда, где никто не знает, что они служили у Ибизинов. А чуть позже воины фараона пришли за рабами и отвели их в квартал рабов, где отныне они станут служить лишь фараону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35