— Я стал бы, как Сарджент, неужели? Ах да, помню. Он говорил мне, что я один из тех, кому повезло... А я не понимал, что он имеет в виду. Повезло... Боже мой!
— Послушай, Джон, — ее голос стал спокойней. — Еще не поздно все уладить. Конечно, тебя накажут, но...
Я не стал даже слушать, а просто швырнул трубку, обрывая разговор. Я подумал, нашли ли они уже обгоревшую машину Хэдли. К тому же они не знали, что я не получил полный курс метаморфозных препаратов. «Еще не поздно», как же! Много же она знала! И все же я до сих пор осмеливался надеяться, что... вред... нанесенный мне, можно исправить.
Потом я принялся на все лады клясть глубоководных и все то, что они символизировали. «Где же они были, когда изменение затронуло моего отца? — думал я. — В нем-то, несомненно, было куда больше испорченной крови, чем во мне».
Теперь все обрело смысл. Все генеалогические аномалии в истории моей семьи, которые всегда озадачивали меня, — летопись странных болезней, самоубийств и внезапных помешательств. Возможно, что именно эта летопись в первую очередь и вывела их на меня. Бедняга Белтон говорил, что они вербовали врачей, а через них, несомненно, было нетрудно получить доступ к архивам. Это могло случиться лишь недавно, ведь они только-только возобновили свою деятельность после большой операции, проведенной против них в Иннсмуте в 1928 году.
Да и для меня тоже это началось именно там, в Новой Англии...
Именно после поездки в Америку, в гости к дальней родственнице, моя бабка, молодая женщина, «стала затворницей». Она так и не вышла замуж, а когда родился мой отец, умерла при родах. Вот и все, что я успел узнать о ней из рассказов моей матери, прежде чем ей самой стало хуже. Что же до моего отца, то я его не помню. Он убил себя, когда я был еще совсем малышом, это последовало за коротким периодом серьезного психического и физического ухудшения — «изменения», разумеется. Неудивительно, что моя бедная мать, которая никогда не отличалась здоровьем, через несколько лет последовала за ним в могилу. Должно быть, она стала свидетельницей всех тех ужасов, которые с ним происходили.
Но черт бы побрал их всех! Кровь глубоководных не была особенно сильна во мне! Я мог бы спокойно прожить всю жизнь, ничего о ней не зная, если бы не их вмешательство. А теперь я сидел здесь, запертый, как крыса в ловушке, в собственном доме, ощущая, как рвутся к жизни те жуткие семена, которые они во мне пробудили. Да, запертый здесь, как в ловушке. Выйдя на балкон, я увидел, что они ждут меня: большая американская машина, стоявшая у дорожки, ведущей к прибрежному шоссе; небольшая кучка людей, устроивших пикник на вершине утеса; молчаливый наблюдатель, поджидавший на лестнице, ведущей на пляж.
Теперь отважиться выйти наружу означало отдаться им в руки, а уж они непременно убьют меня, чтобы не дать мне донести информацию до властей. И все же я каким-то образом должен был оповестить мир о том, что тут происходит. Понемногу, мой план обрел форму, и я начал работу над этой рукописью, работу, которая постоянно прерывалась, но которую, тем не менее, мне теперь все-таки почти удалось закончить. Еще несколько страниц, и... Но не буду забегать вперед.
Я писал весь день, не заботясь о разборчивости почерка, и первый раз прервался в шесть часов вечера, чтобы немного перекусить и позаботиться о своей лодыжке, которая теперь постоянно причиняла боль и отравляла каждое мое движение. Я не хотел оказаться полностью беспомощным, когда настанет ночь.
Именно тогда, разыскивая бинт, я услышал доносящиеся из-под окон громкие и сердитые голоса. Я намеренно оставил окна приоткрытыми в слабой надежде, что кто-нибудь — какой-нибудь человек — может пройти мимо. Поскольку мой дом находится на отшибе, это казалось почти невероятным, но шанс существовал, пусть и очень маленький. Теперь мне показалось, что ко мне вернулась удача. Мужской голос, доносившийся снизу, принадлежал юноше, доставлявшему мне газеты, Грэму Лэйну, и я мог предположить, что второй голос, женский, был голосом его невесты.
Я прокрался на балкон, пригибаясь и держась так, чтобы меня не заметили те, кто мог следить за домом, и склонил голову, чтобы посмотреть вниз. Там стоял Грэм — с поникшими плечами, печально глядящий вслед надменно удаляющейся фигуре молодой женщины, спешившей по тропинке, которая вела к главной дороге. Он дважды окликнул ее, и дважды ее голова поднялась чуть выше, но она продолжала высокомерно шагать прочь. Очевидно, они вышли на прогулку, произошла ссора — обычная размолвка между влюбленными, — и теперь она уходила в гордом одиночестве.
— Грэм! — позвал я.
И добавил, когда он начал поднимать голову:
— Нет, не смотри вверх. Это я, мистер Воллистер. А теперь слушай! Не смотри по сторонам. Просто стой здесь и смотри вслед своей девушке. За мной следят, Грэм, и мне нужна помощь. Нет! Ради всего святого, не смотри по сторонам! Кивни головой, совсем чуть-чуть, если ты слышишь и понимаешь. Хорошо. А теперь слушай... У меня большие неприятности, Грэм. Дело государственной важности. Видишь людей на дорожке? В большой американской машине? На вершине утесов тоже сидят наблюдатели, изображают, что они на пикнике... Только это не пикник. И еще один человек на лестнице. Ни с кем не разговаривай, если получится. Могут быть еще и другие. Ты меня слышишь?
Он снова легонько кивнул головой.
— Отлично! Грэм, ты получишь сотню фунтов, если сможешь передать мое сообщение. Используй телефон-автомат в деревне или телефон в магазине твоего отца. Вызови полицию, Грэм, но не ходи в полицию в Сиэме! Я сейчас не могу объяснять, но новому констеблю нельзя доверять! Хорошо?
Он кивнул еще раз. И прошептал:
— Вы сказали, сто фунтов, мистер Воллистер?
— Двести, если ты с этим справишься, — ответил я. — Полиции можешь рассказывать что угодно. Фальшивомонетчики, наркоторговцы — что угодно. Только приведи сюда полицию. Столько, сколько получится, и как можно быстрее.
— Но в чем дело? — прошептал он. — Что происходит?
Я отчаянно пытался найти приемлемый ответ, и, наконец, сказал:
— Шпионаж... Диверсия... Новая электростанция в Гар-Фелл. Но не говори об этом полиции. Скажи им про киднэппинг или что-то в этом роде. Возможно, история про наркоторговцев будет лучше всего. Иди, пока тебя не заподозрили. Позови свою девушку, а потом беги за ней.
Он повернулся, готовый выполнить мою просьбу, и я прошептал последнее указание:
— Никому больше не говори обо мне. И помни: не ходи в полицию в Сиэме! Удачи тебе, Грэм. Ты — мой единственный шанс...
Он ушел по дорожке, завернул за поворот и исчез среди деревьев. Больше не задерживаясь, я заполз обратно в кабинет, отошел подальше от окон и выпрямился в полный рост. Пока все прошло хорошо. Если парень сделает все, как я сказал, через несколько часов я уже буду в безопасности. Возможно, к наступлению ночи. Потом — врач. Лучшие врачи в округе. То, что сделали со мной одни лекарства, другие, возможно, смогут излечить. И, клянусь Богом, мне будет что порассказать, когда этих подлых созданий из моря призовут к ответу! Воистину, будет...
С другой стороны... Внезапно мне пришло в голову, что я вполне мог подвергнуть молодого Грэма Лэйна страшной опасности. Что, если в моем плане что-нибудь пойдет не так? Но что может пойти не так? Ничего, если он будет следовать моим указаниям...
Потом я снял одежду, чтобы принять душ, перед тем как бинтовать себе лодыжку. Именно тогда, в ясном дневном свете, я впервые заметил изменения в моих ступнях: плотные кожистые перепонки теперь доходили до середины длины моих пальцев. Это заставило меня немедленно осмотреть и ладони, между пальцами которых, в свою очередь, тоже оказались плотные перепонки из эластичной кожи. Зеркало в ванной комнате, которого до сих пор я избегал, с беспощадной ясностью отразило, насколько быстро происходила моя метаморфоза: чешуйчатое огрубение пор моей кожи, почти уже функционирующие жабры, ужасно округлившиеся глаза и почти полное отсутствие волос.
Вид этих чудовищных изменений и понимание того, каким образом они со мной произошли, вызвали во мне бурю гнева, которая кипела все время, пока я принимал душ. Только тогда я осознал всю важность воды в моем новом положении. Я стремительно превращался в амфибию, начинал приобретать черты глубоководных и, хотя я, несомненно, вполне мог жить на суше, откровенное удовольствие, которое я получил во время купания, было почти невыносимым! Вода смыла с меня всю боль и горести, исцелила мое саднящее горло, смягчила жабры и впиталась в кожу, сделав ее мягкой и гладкой на ощупь.
Боже мой! Осознание всех ужасных последствий моего положения — моего состояния — внезапно обрушились на меня. Я больше не был человеческим существом. Конечно, я знал это с тех самых пор, когда впервые обнаружил на шее жабры, но лишь сейчас до меня дошел истинный ужас моего положения. Даже самый сильный человек зарыдал бы на моем месте. Я не стыжусь того, что тоже зарыдал.
После этого я немного посидел, и постепенно мое совершенно безнадежное настроение начало подниматься. Я все еще мог нанести ответный удар — должен был его нанести. И хотя я уже начал терять веру в свой план побега — ту спасательную операцию, которую я организовал при помощи Грэма Лэйна, даже в том случае, если произойдет самое худшее, я смогу, по меньшей мере, оставить документальное предупреждение, когда они в конце концов придут за мной.
Полностью положиться на посыльного было бы огромной ошибкой. Грэма могли перехватить, он мог просто не исполнить мои инструкции. А что если он передумал, решив, что стал потенциальной жертвой какого-то розыгрыша? На его месте я был бы крайне недоверчивым, осторожным и подозрительным. А что, если он попытается каким-нибудь образом проверить факты, о которых я рассказал ему? Если предположить, что он полностью проигнорировал мои предупреждения и направился прямиком в полицейский участок Сиэма? Оставшиеся волосы дыбом встали у меня на голове при мысли об этом. Потом я начал обдумывать возможные причины, по которым Грэму может не удаться сообщить о моем положении властям.
Даже если и на самом деле все пошло бы из рук вон плохо, я не мог позволить гчубоководным одержать такую легкую победу. Нет, я должен был оставить свидетельство против них, что-то такое, что могло быть найдено после моего исчезновения: четкое обвинение в их преступной деятельности! Поэтому, когда свет дня уже начал меркнуть, переходя в ранние сумерки, я надел халат и вернулся к работе над рукописью, продолжая писать как можно быстрее. Необходимо, чтобы история была рассказана до конца, чтобы на дьявольские деяния захватчиков из глубины пролилось как можно больше света.
Дважды делая перерыв, чтобы дать отдых глазам, я решал проверить телефон, но в обоих случаях, как только я поднимал трубку, гортанные голоса давали мне понять, что я могу поговорить лишь с глубоководными. Таким образом я понял, что телефон надо оставить в покое. Потом, когда сгустились сумерки...
Глава 9
Бесконечный кошмар
Звук, донесшийся откуда-то снаружи, заставил меня резко вскинуться, подняв голову со стола. Должно быть, я задремал, поскольку в кабинете было темно, а шум моря утих с наступлением ночи. Я вышел на балкон. Какие-то фигуры копошились в тенях возле моего дома. Если бы у меня было ружье... Что бы они ни затевали, я бы очень скоро положил этому конец. Однако у меня не было оружия, так что я вернулся обратно в дом и отыскал фонарь. Батарейки сели, но фонарь еще мог тускло светиться.
Вооруженный фонарем, я снова выполз на балкон. На миг неверный луч света выхватил из темноты пару изумленных пучеглазых лиц, уставившихся на меня, потом затаившиеся фигуры слились с тенями и исчезли за углом дома. Я услышал звон ключей. Что ж, в этом направлении они бы не слишком преуспели. Вдобавок к тому, что я заколотил двери изнутри, я еще и задвинул все засовы. Но эта попытка вторжения по меньшей мере продемонстрировала решимость глубоководных, и я был рад, что принял меры предосторожности и надежно забаррикадировался.
Затем, когда я уже собирался вернуться с балкона обратно в кабинет, снизу раздался тихий голос, который позвал меня:
— Джон! Джон Воллистер! Почему бы вам не сдаться, Джон Воллистер? Вам не победить, и вы это знаете.
Хотя именно этого голоса я никогда раньше не слышал, по его потрескивающему звучанию я сразу же понял, что его источником мог быть только глубоководный. Направив луч фонаря на темные деревья, окаймлявшие дорогу к утесам, я высветил небольшую группу нелюдей. Их было четверо, и одним из них был... Грэм Лэйн!
Его руки были связаны за спиной, лицо — окровавлено. Изо рта торчал темный кляп, волосы — растрепаны. Его куртка была изодрана почти в клочья, и он слабо брел между тремя глубоководными. Не знаю, как он попал к ним в руки, но, несомненно, его жестоко избили.
Один из троих глубоководных, повернувшись так, что его лицо оказалось в круге света от моего фонаря, сказал:
— Я советую вам выйти сейчас же, Джон Воллистер. Вы уже заслужили суровое наказание — и наказаний будет много, но ничего такого, чего вы не могли бы вынести. Если же вы продолжите упрямиться... — тварь пожала плечами.
— А что вы намерены сделать с... с ним? — хрипло ответил я, направив луч фонаря на Грэма, стоявшего между ними. — Он не представляет для вас никакой пользы и, уж конечно, никакой угрозы. Почему вы не отпустите его?
Утробный хохот разогнал ночную тишину:
— Выходите, Джон. Мы все прекрасно понимаем, верно? А теперь послушайте, нам пора договориться. Вы важны для нас, вот почему мы были снисходительны к вам... пока. Однако вас, как я уже сказал, ждет наказание, и чем дольше вы сопротивляетесь, тем хуже вам будет. Вы вполне можете навлечь на себя крайнюю меру наказания... вот почему мы привели с собой молодого мистера Лэйна. Ведь мы не можем позволить ему так просто пустить под откос всю нашу программу, верно? Так что мы решили сделать из него поучительный пример...
Голос затих, и последовало жуткое многозначительное молчание.
— Что вы хотите сказать? — просипел я. — Кто вы, черт возьми, такой, чтобы угрожать и...
— Молчите! — прошипел незнакомец, вмиг утратив всю свою наигранную приветливость. — Молчите — и смотрите!
Трое глубоководных отошли в сторону от спотыкающегося пленника, оставив его в одиночестве на дорожке. Луч света дрогнул, остановившись на связанном, избитом юноше. А потом из темноты нахлынула невыносимая вонь морских водорослей и грязи. Я чуть не выронил фонарь, узнав этот запах из глубин океана. Эта было чудовищное зловоние шоггота. Я понял, какой была эта «крайняя мера наказания»!
На другом конце дрожащего луча Грэм Лэйн тоже почувствовал смертоносный смрад и неловко повернулся к его источнику. Из тени выплыло бесформенное нечто, поблескивавшее мириадами глаз, каждый из которых был неотрывно прикован к жертве. Шоггот с хлюпаньем тек по дорожке. Грэм бросился бежать, но тут же споткнулся, упал, однако каким-то образом ухитрился встать на ноги... Черное чудовище нависло над ним!
Пригвожденный ужасом к своему месту, вцепившись в перила балкона, чтобы удержаться на ногах, я мог лишь смотреть. Боже милостивый, я просто не мог отвернуться!
Фигура Грэма, ковылявшая по тропинке со связанными за спиной руками, начала клониться вперед, когда шоггот обволок ее. Секунду назад юноша еще был там — а в следующий миг осталась лишь пульсирующая, поблескивающая, черная и бесформенная масса морского чудовища. Заткнутый в рот кляп не дал несчастному возможности даже закричать, когда чудище поглотило его...
И тут раздался тот приглушенный рев, который я так хорошо помнил с прошлого раза — включились внутренние двигатели шоггота, а потом... потом...
Вверх ударила та раскаленная черная струя зловонного тумана — измельченные в пыль человеческие останки — атомизированная сущность Грэма Лэйна!
Наконец ко мне вернулась способность двигаться и, выключив фонарь, я в оцепенении замер над местом ужасной казни Грэма. Медленно, очень медленно ко мне вернулись все мои чувства. К тому времени уже все утихло, а омерзительная вонь шоггота рассеялась. Весь этот эпизод напоминал кошмарный сон, который уже кончился, за исключением того, что я знал, что это был не сон.
Шатаясь, я вернулся в дом и запер окна, чувствуя, как во мне нарастает зловещее и совершенно нечеловеческое возбуждение: нестерпимое желание разрушить мои с таким трудом возведенные укрепления, отпереть все засовы и ринуться из дома в битву с теми, кто искал меня. В моем воспаленном мозгу быстро сформировался дикий план, безумный порыв, который заставил меня в ярости метаться по дому, пока, наконец, я не распознал источник новой угрозы и не начал с ним бороться.
Ярость стала проявлением моего начинающегося безумия, несомненно, вызванного ужасной смертью Грэма Лэйна;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Послушай, Джон, — ее голос стал спокойней. — Еще не поздно все уладить. Конечно, тебя накажут, но...
Я не стал даже слушать, а просто швырнул трубку, обрывая разговор. Я подумал, нашли ли они уже обгоревшую машину Хэдли. К тому же они не знали, что я не получил полный курс метаморфозных препаратов. «Еще не поздно», как же! Много же она знала! И все же я до сих пор осмеливался надеяться, что... вред... нанесенный мне, можно исправить.
Потом я принялся на все лады клясть глубоководных и все то, что они символизировали. «Где же они были, когда изменение затронуло моего отца? — думал я. — В нем-то, несомненно, было куда больше испорченной крови, чем во мне».
Теперь все обрело смысл. Все генеалогические аномалии в истории моей семьи, которые всегда озадачивали меня, — летопись странных болезней, самоубийств и внезапных помешательств. Возможно, что именно эта летопись в первую очередь и вывела их на меня. Бедняга Белтон говорил, что они вербовали врачей, а через них, несомненно, было нетрудно получить доступ к архивам. Это могло случиться лишь недавно, ведь они только-только возобновили свою деятельность после большой операции, проведенной против них в Иннсмуте в 1928 году.
Да и для меня тоже это началось именно там, в Новой Англии...
Именно после поездки в Америку, в гости к дальней родственнице, моя бабка, молодая женщина, «стала затворницей». Она так и не вышла замуж, а когда родился мой отец, умерла при родах. Вот и все, что я успел узнать о ней из рассказов моей матери, прежде чем ей самой стало хуже. Что же до моего отца, то я его не помню. Он убил себя, когда я был еще совсем малышом, это последовало за коротким периодом серьезного психического и физического ухудшения — «изменения», разумеется. Неудивительно, что моя бедная мать, которая никогда не отличалась здоровьем, через несколько лет последовала за ним в могилу. Должно быть, она стала свидетельницей всех тех ужасов, которые с ним происходили.
Но черт бы побрал их всех! Кровь глубоководных не была особенно сильна во мне! Я мог бы спокойно прожить всю жизнь, ничего о ней не зная, если бы не их вмешательство. А теперь я сидел здесь, запертый, как крыса в ловушке, в собственном доме, ощущая, как рвутся к жизни те жуткие семена, которые они во мне пробудили. Да, запертый здесь, как в ловушке. Выйдя на балкон, я увидел, что они ждут меня: большая американская машина, стоявшая у дорожки, ведущей к прибрежному шоссе; небольшая кучка людей, устроивших пикник на вершине утеса; молчаливый наблюдатель, поджидавший на лестнице, ведущей на пляж.
Теперь отважиться выйти наружу означало отдаться им в руки, а уж они непременно убьют меня, чтобы не дать мне донести информацию до властей. И все же я каким-то образом должен был оповестить мир о том, что тут происходит. Понемногу, мой план обрел форму, и я начал работу над этой рукописью, работу, которая постоянно прерывалась, но которую, тем не менее, мне теперь все-таки почти удалось закончить. Еще несколько страниц, и... Но не буду забегать вперед.
Я писал весь день, не заботясь о разборчивости почерка, и первый раз прервался в шесть часов вечера, чтобы немного перекусить и позаботиться о своей лодыжке, которая теперь постоянно причиняла боль и отравляла каждое мое движение. Я не хотел оказаться полностью беспомощным, когда настанет ночь.
Именно тогда, разыскивая бинт, я услышал доносящиеся из-под окон громкие и сердитые голоса. Я намеренно оставил окна приоткрытыми в слабой надежде, что кто-нибудь — какой-нибудь человек — может пройти мимо. Поскольку мой дом находится на отшибе, это казалось почти невероятным, но шанс существовал, пусть и очень маленький. Теперь мне показалось, что ко мне вернулась удача. Мужской голос, доносившийся снизу, принадлежал юноше, доставлявшему мне газеты, Грэму Лэйну, и я мог предположить, что второй голос, женский, был голосом его невесты.
Я прокрался на балкон, пригибаясь и держась так, чтобы меня не заметили те, кто мог следить за домом, и склонил голову, чтобы посмотреть вниз. Там стоял Грэм — с поникшими плечами, печально глядящий вслед надменно удаляющейся фигуре молодой женщины, спешившей по тропинке, которая вела к главной дороге. Он дважды окликнул ее, и дважды ее голова поднялась чуть выше, но она продолжала высокомерно шагать прочь. Очевидно, они вышли на прогулку, произошла ссора — обычная размолвка между влюбленными, — и теперь она уходила в гордом одиночестве.
— Грэм! — позвал я.
И добавил, когда он начал поднимать голову:
— Нет, не смотри вверх. Это я, мистер Воллистер. А теперь слушай! Не смотри по сторонам. Просто стой здесь и смотри вслед своей девушке. За мной следят, Грэм, и мне нужна помощь. Нет! Ради всего святого, не смотри по сторонам! Кивни головой, совсем чуть-чуть, если ты слышишь и понимаешь. Хорошо. А теперь слушай... У меня большие неприятности, Грэм. Дело государственной важности. Видишь людей на дорожке? В большой американской машине? На вершине утесов тоже сидят наблюдатели, изображают, что они на пикнике... Только это не пикник. И еще один человек на лестнице. Ни с кем не разговаривай, если получится. Могут быть еще и другие. Ты меня слышишь?
Он снова легонько кивнул головой.
— Отлично! Грэм, ты получишь сотню фунтов, если сможешь передать мое сообщение. Используй телефон-автомат в деревне или телефон в магазине твоего отца. Вызови полицию, Грэм, но не ходи в полицию в Сиэме! Я сейчас не могу объяснять, но новому констеблю нельзя доверять! Хорошо?
Он кивнул еще раз. И прошептал:
— Вы сказали, сто фунтов, мистер Воллистер?
— Двести, если ты с этим справишься, — ответил я. — Полиции можешь рассказывать что угодно. Фальшивомонетчики, наркоторговцы — что угодно. Только приведи сюда полицию. Столько, сколько получится, и как можно быстрее.
— Но в чем дело? — прошептал он. — Что происходит?
Я отчаянно пытался найти приемлемый ответ, и, наконец, сказал:
— Шпионаж... Диверсия... Новая электростанция в Гар-Фелл. Но не говори об этом полиции. Скажи им про киднэппинг или что-то в этом роде. Возможно, история про наркоторговцев будет лучше всего. Иди, пока тебя не заподозрили. Позови свою девушку, а потом беги за ней.
Он повернулся, готовый выполнить мою просьбу, и я прошептал последнее указание:
— Никому больше не говори обо мне. И помни: не ходи в полицию в Сиэме! Удачи тебе, Грэм. Ты — мой единственный шанс...
Он ушел по дорожке, завернул за поворот и исчез среди деревьев. Больше не задерживаясь, я заполз обратно в кабинет, отошел подальше от окон и выпрямился в полный рост. Пока все прошло хорошо. Если парень сделает все, как я сказал, через несколько часов я уже буду в безопасности. Возможно, к наступлению ночи. Потом — врач. Лучшие врачи в округе. То, что сделали со мной одни лекарства, другие, возможно, смогут излечить. И, клянусь Богом, мне будет что порассказать, когда этих подлых созданий из моря призовут к ответу! Воистину, будет...
С другой стороны... Внезапно мне пришло в голову, что я вполне мог подвергнуть молодого Грэма Лэйна страшной опасности. Что, если в моем плане что-нибудь пойдет не так? Но что может пойти не так? Ничего, если он будет следовать моим указаниям...
Потом я снял одежду, чтобы принять душ, перед тем как бинтовать себе лодыжку. Именно тогда, в ясном дневном свете, я впервые заметил изменения в моих ступнях: плотные кожистые перепонки теперь доходили до середины длины моих пальцев. Это заставило меня немедленно осмотреть и ладони, между пальцами которых, в свою очередь, тоже оказались плотные перепонки из эластичной кожи. Зеркало в ванной комнате, которого до сих пор я избегал, с беспощадной ясностью отразило, насколько быстро происходила моя метаморфоза: чешуйчатое огрубение пор моей кожи, почти уже функционирующие жабры, ужасно округлившиеся глаза и почти полное отсутствие волос.
Вид этих чудовищных изменений и понимание того, каким образом они со мной произошли, вызвали во мне бурю гнева, которая кипела все время, пока я принимал душ. Только тогда я осознал всю важность воды в моем новом положении. Я стремительно превращался в амфибию, начинал приобретать черты глубоководных и, хотя я, несомненно, вполне мог жить на суше, откровенное удовольствие, которое я получил во время купания, было почти невыносимым! Вода смыла с меня всю боль и горести, исцелила мое саднящее горло, смягчила жабры и впиталась в кожу, сделав ее мягкой и гладкой на ощупь.
Боже мой! Осознание всех ужасных последствий моего положения — моего состояния — внезапно обрушились на меня. Я больше не был человеческим существом. Конечно, я знал это с тех самых пор, когда впервые обнаружил на шее жабры, но лишь сейчас до меня дошел истинный ужас моего положения. Даже самый сильный человек зарыдал бы на моем месте. Я не стыжусь того, что тоже зарыдал.
После этого я немного посидел, и постепенно мое совершенно безнадежное настроение начало подниматься. Я все еще мог нанести ответный удар — должен был его нанести. И хотя я уже начал терять веру в свой план побега — ту спасательную операцию, которую я организовал при помощи Грэма Лэйна, даже в том случае, если произойдет самое худшее, я смогу, по меньшей мере, оставить документальное предупреждение, когда они в конце концов придут за мной.
Полностью положиться на посыльного было бы огромной ошибкой. Грэма могли перехватить, он мог просто не исполнить мои инструкции. А что если он передумал, решив, что стал потенциальной жертвой какого-то розыгрыша? На его месте я был бы крайне недоверчивым, осторожным и подозрительным. А что, если он попытается каким-нибудь образом проверить факты, о которых я рассказал ему? Если предположить, что он полностью проигнорировал мои предупреждения и направился прямиком в полицейский участок Сиэма? Оставшиеся волосы дыбом встали у меня на голове при мысли об этом. Потом я начал обдумывать возможные причины, по которым Грэму может не удаться сообщить о моем положении властям.
Даже если и на самом деле все пошло бы из рук вон плохо, я не мог позволить гчубоководным одержать такую легкую победу. Нет, я должен был оставить свидетельство против них, что-то такое, что могло быть найдено после моего исчезновения: четкое обвинение в их преступной деятельности! Поэтому, когда свет дня уже начал меркнуть, переходя в ранние сумерки, я надел халат и вернулся к работе над рукописью, продолжая писать как можно быстрее. Необходимо, чтобы история была рассказана до конца, чтобы на дьявольские деяния захватчиков из глубины пролилось как можно больше света.
Дважды делая перерыв, чтобы дать отдых глазам, я решал проверить телефон, но в обоих случаях, как только я поднимал трубку, гортанные голоса давали мне понять, что я могу поговорить лишь с глубоководными. Таким образом я понял, что телефон надо оставить в покое. Потом, когда сгустились сумерки...
Глава 9
Бесконечный кошмар
Звук, донесшийся откуда-то снаружи, заставил меня резко вскинуться, подняв голову со стола. Должно быть, я задремал, поскольку в кабинете было темно, а шум моря утих с наступлением ночи. Я вышел на балкон. Какие-то фигуры копошились в тенях возле моего дома. Если бы у меня было ружье... Что бы они ни затевали, я бы очень скоро положил этому конец. Однако у меня не было оружия, так что я вернулся обратно в дом и отыскал фонарь. Батарейки сели, но фонарь еще мог тускло светиться.
Вооруженный фонарем, я снова выполз на балкон. На миг неверный луч света выхватил из темноты пару изумленных пучеглазых лиц, уставившихся на меня, потом затаившиеся фигуры слились с тенями и исчезли за углом дома. Я услышал звон ключей. Что ж, в этом направлении они бы не слишком преуспели. Вдобавок к тому, что я заколотил двери изнутри, я еще и задвинул все засовы. Но эта попытка вторжения по меньшей мере продемонстрировала решимость глубоководных, и я был рад, что принял меры предосторожности и надежно забаррикадировался.
Затем, когда я уже собирался вернуться с балкона обратно в кабинет, снизу раздался тихий голос, который позвал меня:
— Джон! Джон Воллистер! Почему бы вам не сдаться, Джон Воллистер? Вам не победить, и вы это знаете.
Хотя именно этого голоса я никогда раньше не слышал, по его потрескивающему звучанию я сразу же понял, что его источником мог быть только глубоководный. Направив луч фонаря на темные деревья, окаймлявшие дорогу к утесам, я высветил небольшую группу нелюдей. Их было четверо, и одним из них был... Грэм Лэйн!
Его руки были связаны за спиной, лицо — окровавлено. Изо рта торчал темный кляп, волосы — растрепаны. Его куртка была изодрана почти в клочья, и он слабо брел между тремя глубоководными. Не знаю, как он попал к ним в руки, но, несомненно, его жестоко избили.
Один из троих глубоководных, повернувшись так, что его лицо оказалось в круге света от моего фонаря, сказал:
— Я советую вам выйти сейчас же, Джон Воллистер. Вы уже заслужили суровое наказание — и наказаний будет много, но ничего такого, чего вы не могли бы вынести. Если же вы продолжите упрямиться... — тварь пожала плечами.
— А что вы намерены сделать с... с ним? — хрипло ответил я, направив луч фонаря на Грэма, стоявшего между ними. — Он не представляет для вас никакой пользы и, уж конечно, никакой угрозы. Почему вы не отпустите его?
Утробный хохот разогнал ночную тишину:
— Выходите, Джон. Мы все прекрасно понимаем, верно? А теперь послушайте, нам пора договориться. Вы важны для нас, вот почему мы были снисходительны к вам... пока. Однако вас, как я уже сказал, ждет наказание, и чем дольше вы сопротивляетесь, тем хуже вам будет. Вы вполне можете навлечь на себя крайнюю меру наказания... вот почему мы привели с собой молодого мистера Лэйна. Ведь мы не можем позволить ему так просто пустить под откос всю нашу программу, верно? Так что мы решили сделать из него поучительный пример...
Голос затих, и последовало жуткое многозначительное молчание.
— Что вы хотите сказать? — просипел я. — Кто вы, черт возьми, такой, чтобы угрожать и...
— Молчите! — прошипел незнакомец, вмиг утратив всю свою наигранную приветливость. — Молчите — и смотрите!
Трое глубоководных отошли в сторону от спотыкающегося пленника, оставив его в одиночестве на дорожке. Луч света дрогнул, остановившись на связанном, избитом юноше. А потом из темноты нахлынула невыносимая вонь морских водорослей и грязи. Я чуть не выронил фонарь, узнав этот запах из глубин океана. Эта было чудовищное зловоние шоггота. Я понял, какой была эта «крайняя мера наказания»!
На другом конце дрожащего луча Грэм Лэйн тоже почувствовал смертоносный смрад и неловко повернулся к его источнику. Из тени выплыло бесформенное нечто, поблескивавшее мириадами глаз, каждый из которых был неотрывно прикован к жертве. Шоггот с хлюпаньем тек по дорожке. Грэм бросился бежать, но тут же споткнулся, упал, однако каким-то образом ухитрился встать на ноги... Черное чудовище нависло над ним!
Пригвожденный ужасом к своему месту, вцепившись в перила балкона, чтобы удержаться на ногах, я мог лишь смотреть. Боже милостивый, я просто не мог отвернуться!
Фигура Грэма, ковылявшая по тропинке со связанными за спиной руками, начала клониться вперед, когда шоггот обволок ее. Секунду назад юноша еще был там — а в следующий миг осталась лишь пульсирующая, поблескивающая, черная и бесформенная масса морского чудовища. Заткнутый в рот кляп не дал несчастному возможности даже закричать, когда чудище поглотило его...
И тут раздался тот приглушенный рев, который я так хорошо помнил с прошлого раза — включились внутренние двигатели шоггота, а потом... потом...
Вверх ударила та раскаленная черная струя зловонного тумана — измельченные в пыль человеческие останки — атомизированная сущность Грэма Лэйна!
Наконец ко мне вернулась способность двигаться и, выключив фонарь, я в оцепенении замер над местом ужасной казни Грэма. Медленно, очень медленно ко мне вернулись все мои чувства. К тому времени уже все утихло, а омерзительная вонь шоггота рассеялась. Весь этот эпизод напоминал кошмарный сон, который уже кончился, за исключением того, что я знал, что это был не сон.
Шатаясь, я вернулся в дом и запер окна, чувствуя, как во мне нарастает зловещее и совершенно нечеловеческое возбуждение: нестерпимое желание разрушить мои с таким трудом возведенные укрепления, отпереть все засовы и ринуться из дома в битву с теми, кто искал меня. В моем воспаленном мозгу быстро сформировался дикий план, безумный порыв, который заставил меня в ярости метаться по дому, пока, наконец, я не распознал источник новой угрозы и не начал с ним бороться.
Ярость стала проявлением моего начинающегося безумия, несомненно, вызванного ужасной смертью Грэма Лэйна;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39