У вас здесь слишком много друзей, и ваш отец пользуется довольно значительным влиянием. Придется вам обоим оставаться моими гостями до… до завтрашней ночи.
Хрипение Деккера теперь стало совсем уж нервным.
— Но ведь ко мне это не относится, а, мистер Хумени? Как вы и сами заметили, у меня множество других интересов, которые настоятельно требуют моего личного присутствия. Вот что я хотел сказать всего мгновение назад. Поэтому, если вы сейчас заплатите мне остаток причитающейся суммы, я…
— Мистер Деккер, вы мне крайне несимпатичны, — перебил его Хумени. — И никогда по-настоящему не нравились. Сообщаю вам об этой своей глубокой к вам антипатии, чтобы подчеркнуть то отвращение, которое доставляет мне каждая минута, проведенная в вашем обществе, впрочем, как, скорее всего, и вам — любая минута рядом со мной. Но в то же время вынужден признать, что вы весьма пунктуально исполняете свои обязательства и ни разу не подвели меня. Поэтому, в принципе, в мои дальнейшие планы входило использование вас и мистера Клейна, которого, к сожалению, с нами больше нет. Сейчас я дам вам возможность рассказать мне о том, как это случилось. Но, поскольку я лишился одного из сотрудников, мне, по-видимому, тем более не обойтись без вашей помощи. Поэтому, боюсь, окончательная расплата возможна лишь завтра, совсем в другом месте и только после того, как операция будет завершена.
— Но я…
— Разумеется, вы можете покинуть нас прямо сейчас, но в таком случае, естественно, о второй половине вашего жалованья придется забыть.
— Что? Но…
— … но если вы согласитесь задержаться еще на один день, то в этом случае вы получите не только все остальные деньги, но вам оплатят проезд из Израиля в любую указанную вами точку земного шара.
Деккер немного подумал и сказал:
— Что ж, наверное, придется остаться.
— Вот и отлично! В таком случае вы найдете четырех других… эээ… джентльменов, в гостиной на другой половине дома. Один из них покажет вам вашу комнату. Закат начнется через час с небольшим и, уверяю вас, вид из гостиной на бассейн с фонтаном в саду просто удивительный. Я распорядился, чтобы всем вам после захода солнца подали ужин, после которого я присоединюсь к вам и мы обсудим программу на завтра. Да, и еще одна мелочь: не пытайтесь сегодня вечером сбежать. Четыре джентльмена в гостиной из той же… эээ… организации, что и мистер Клейн. Более того, эти люди — члены одной и той же «семьи». Они установили поочередное патрулирование прилегающей к дому территории и получили совершенно недвусмысленные инструкции по поводу лиц, которые попытаются покинуть дом после захода солнца, так что никаких недоразумений или ошибок быть не может. А теперь прошу меня извинить: я бы хотел поближе познакомиться с моими… приобретениями.
— Я собиралась помыть Трэйса, — заметила Амира.
— Да, через несколько минут. Пять минут, максимум. Вы исключительно старательно исполняете свои обязанности — особенно те, что возложили на себя сами — мисс Гальбштейн. Это очень хорошо — во всяком случае, я на это искренне надеюсь. Ради вашего же блага… — Он зловеще улыбнулся в сумраке коридора, повернулся и исчез за дверью затемненной ставнями комнаты.
Трэйс тем временем как раз собирался слезть с носилок и подойти к двери. Он надеялся подслушать хоть часть смутно доносившегося из коридора разговора. К тому же в комнате имелось еще две каталки, и ему страшно хотелось взглянуть — кто на них лежит: он резонно предполагал, что это его «братья». Но тут вошел Хумени и закрыл за собой дверь, полностью застигнув Трэйса врасплох — тот сидел на своих носилках, держась рукой за голову и раскачиваясь взад-вперед. Фигура в балахоне несколько мгновений неуверенно постояла у двери . Затем Хумени подошел к Трэйсу, схватил его за плечо и заглянул в глаза.
Трэйсу оставалось лишь сыграть роль человека, который совсем недавно пришел в себя. Это не составило для него большого труда.
— Что.. ? — пробормотал он. — Кто.. ?
— Поразительно! — недовольно прошептал Хумени. — Просто поразительно! Ну-ка давай, ложись сынок, не утомляй себя. Все в порядке, и о тебе заботятся, поверь мне. — Голос и взгляд горящих глаз почти гипнотизировали. Тонкие твердые руки опустились Трэйсу на плечи, и он, не сопротивляясь, снова лег. Его глаза привыкали к царившему в комнате сумраку. И наконец Трэйс понял, что имели в виду Каструни, Гоковски и Амира. А еще понял, что они были правы.
— Так ты значит, третий, да? — продолжал Хумени, обращаясь больше к самому себе, чем к Трэйсу. — Но ты силен, умен, алчен — и к тому же вор. Да и внешность у тебя что надо. Тогда, возможно, ты не третий, а… первый?
Его голос и В САМОМ ДЕЛЕ гипнотизировал. Трэйс сразу понял это. Но ему просто не оставалось ничего другого, как слушать, поскольку он был не в состоянии оторвать глаз от лица Хумени или вырваться из засасывавшей ауры этого человека… этого СОЗДАНИЯ? Трэйса вдруг охватила паника. Он НЕ ДОЛЖЕН слушать этот голос! Нужно срочно отвлечься, сосредоточиться на чем-то другом.
Трэйс постарался перестать слушать и наконец заставил свои глаза оторваться от глаз Хумени. Да, теперь он мог ясно его разглядеть, это лицо было таким, как описал Каструни, но НЕ СОВСЕМ таким.
Не совсем, поскольку сейчас Хумени было на тридцать лет больше, и все эти три десятилетия были годами самого черного зла! Обычная плоть, но даже и такая, как у Хумени — чужая, ворованная, не в состоянии была выдержать то, чему подвергало ее это чудовищное создание.
Зубы, когда-то бывшие ярко-белыми и крепкими — зубы Ихъи Хумнаса — стали желтыми, как старая слоновая кость, и кривыми, как сломанные клыки. А крючковатый нос Хумени немного запал — хотя и не так сильно, как у Джорджа Гуигоса до него — и отсутствовал край левой ноздри. На одряхлевшем лице белый шрам Якоба Мхирени теперь походил на полоску чуть более бледной кожи, а волосы превратились в грубые белые пучки на затылке по-волчьи вытянутого черепа. От создания исходил какой-то запах тления, но даже и при этом сквозь него явственно пробивалось зловоние протухшего омара — ПОДЛИННЫЙ запах Хумени.
Но хуже всего были его глаза: эти жерла вулканов, светившиеся, подобно гнилушкам, эти окна, за которыми клубились дьявольские мысли! И снова эти ужасные глаза захватили Трэйса, и снова в его сознание, в его трещавшую от напряжения голову, как прогорклое масло, стал просачиваться голос Хумени:
— Но ты должен рассказать мне о себе, Чарльз Трэйс, поскольку я подозреваю, что ты здорово отличаешься от остальных моих сыновей. Я думал, мне известно о тебе почти все, но теперь я в этом уже не так уверен. Более того, я бы даже сказал, что ты изменился больше, чем я подозревал. — Трэйс почувствовал, как с него сдергивают одеяло, и снова в уши полился голос Хумени: — Потому что, хоть ты и носишь истинный знак, ты не калека. О, у твоих братьев тоже есть знаки, но совсем не такие. Это знаки Аба, полученные им от рождения, его величайшее несчастье — я знаю это, поскольку Аб и по сей день живет во мне. Да, и ЭТОТ знак сохранился на протяжении всех столетий, прошедших с тех пор, по сей день, и вот теперь его носишь ты. Но что же это может означать, Чарльз Трэйс? Что это может означать?
Трэйс не мог ни закрыть глаза, ни отвести их. Теперь он был полностью во власти Хумени, полностью подчинялся воле чудовища.
— Скажи мне вот что, — продолжал Хумени. — То ли я столь же мудр, сколь и зол, то ли я просто большой дурак? На самом деле ты мой сын, Чарльз Трэйс, или, может быть…
В дверь тихо постучали. Хумени тут же отвлекся, и Трэйс наконец вырвался из-под его влияния. Вошла Амира. Она принесла с собой таз с горячей водой, полотенце и мыло. Увидев стоявшего возле Трэйса Хумени, девушка воскликнула:
— О!
— Пять минут! — рявкнул он. — Я же сказал — пять минут, мисс Гальбштейн!
Она, казалось, была ошеломлена.
— Но ведь прошло уже гораздо больше времени. А до тех пор пока я не закончу с этими тремя, я не могу начать приводить в порядок свою комнату.
— Что? — Хумени, пошатываясь, сделал два шага по направлению к ней. — Вам предстоит пробыть здесь всего одну ночь, но тем не менее вы собираетесь «приводить комнату в порядок»? И вам невыносима мысль о том, что он будет лежать здесь всю ночь напролет, купаясь в собственном зловонии? Так кто же из вас кого обольстил, мисс Гальбштейн? Похоже, до сих пор вы вели слишком замкнутый образ жизни! Впрочем, ладно, начинайте. Просто мне в голову как раз пришла занятная мысль. — Он бросил взгляд на Трэйса. — Да, мысль действительно занятная, но, в любом случае, теперь это уже практически не имеет значения. — Он прошел мимо нее, вышел из комнаты и громко хлопнул за собой дверью.
Трэйс и Амира переглянулись.
— Жертва ради жертвы, — наконец пошутил он. Но тут пот, который каким-то чудом до сих пор удерживался в порах его тела, вдруг хлынул наружу, словно вода из чересчур мокрой губки. Он почувствовал слабость от только что пережитого потрясения — ведь он едва себя не погубил! Если бы не вошла Амира, ему наверняка пришлось бы ответить на все вопросы чудовища. Теперь же он получил возможность перевести дух и попытаться снова взять себя в руки.
Амира начала обтирать его.
— Что ему было нужно? — спросила она.
— Он спросил меня, в самом ли деле я его сын, — ответил Трэйс и услышал, как она ахнула.
— Чарли, он ЧТО? Но ведь это значит… Так ты думаешь, он догадался…
— Нет, — отрезал Трэйс. — Кажется он вполне уверен, что эта моя нога — его фирменный знак. Кроме того, ты же сама слышала: теперь это практически не имеет значения. Ему нужны трое, и сын я ему, или там не сын, мне все равно предстоит быть одним из них. Вот только сдается мне, он попытается еще раз расспросить меня. Он знает, что со мной дело нечисто — во всяком случае подозревает.
— Так значит ты окончательно решил присоединиться к нам, — спросила она.
Он нахмурился и недоуменно взглянул на нее.
— Что?
— Ведь у тебя был шанс, — пожала плечами она. — Ты бы мог рассказать ему о брате, сообщить, что его настоящий сын мертв. Совершенно ясно, почему ты его так заинтересовал: он знает, что к тебе приходил Димитриос Каструни, и если он еще не знает о вашей встрече с Солом Гоковски, то скоро узнает — когда Деккер расскажет ему, как погиб Клейн. Так что… ты МОГ БЫ попытаться избежать всего этого. Вряд ли это сработало бы, поскольку ему уже поздновато менять планы, но по крайней мере попытаться ты точно мог. А раз ты этого не сделал, значит…
— Ни к кому я не собираюсь присоединяться! — отрезал Трэйс. — Я хочу, чтобы этот ублюдок умер, ничуть не меньше вас — но по чисто личным причинам. В основном, из-за своей матери. Ну и, возможно, из-за Каструни. К тому же, теперь у меня есть преимущество — я вовсе не так беспомощен, как он считает. Так что, сама понимаешь, если твои не сумеют одолеть его, я-то уж точно попытаюсь. Больше всего меня волнует — просто не знаю как и быть — это то, что он… — Трэйс замолчал и растерянно пожал плечами. — Даже не знаю, гипнотизирует меня, что ли!
— Так и есть, — подтвердила Амира. — Со мной у него это не очень получается, поскольку я плохо поддаюсь внушению, но в принципе он очень мощный гипнотизер. Так ты, значит, опасаешься, что он прочтет твои мысли, увидит тебя насквозь?
— Ну, вроде того.
— Нет, сегодня ночью ему это не удастся. — Она закончила обмывание и вытащила шприц.
— Ой, нет, не надо! — тут же воскликнул Трэйс и попытался сесть. — Я уже знаю, что эта дрянь со мной сделает!
Амира покачала головой.
— Только не в этот раз, Чарли. Это самое обычное снотворное — чтобы ты спокойно проспал ночь. Конечно, это тоже нечто вроде наркотика, но ничего даже отдаленно похожего на тот укол, который я сделала тебе в Пигадии. Другие тоже получат его, но утром они будут чувствовать себя препаршиво, поскольку всю дорогу получали полные дозы. Ты же почувствуешь лишь слабость — это вполне естественно — но в то же время сумеешь полностью контролировать себя.
Трэйс отстранил ее.
— Нет, я не хочу никаких…
— Чарли, доверься мне.
— Да ты хоть понимаешь, о чем просишь? — взвился он. — Чтобы я сам позволил отключить себя, усыпить в ЭТОМ месте?
— Здесь абсолютно безопасно, — возразила она. — Зато Хумени до тебя уж точно не доберется. Нам следует беспокоиться о том, что предстоит в Хоразине. Послушай, Чарли, я знаю о чем говорю. По крайней мере — помоги мне Бог! — я надеюсь и молюсь, что это так! А теперь давай руку.
Трэйс понял, что она права, скрипнул зубами, замер и отвернулся.
— О'кей, — наконец произнес он. — Давай.
Чувствуя, как игла входит в вену и содержимое шприца попадает ему в кровь, он обводил взглядом полутемную комнату и столы, на которых лежали его «братья». Насколько он понимал, они тоже были совершенно безвинны… Затем в комнате стало темнеть, но не потому, что заходило солнце.
Амира помогла ему улечься обратно на каталку и, наклонившись, прошептала:
— Я люблю тебя, Чарли Трэйс, и наложу на себя руки, если с тобой случится что-нибудь плохое. Но я люблю и этот мир и хотя это очень-очень старое избитое клише, он гораздо больше, чем мы оба. Если Хумени выиграет, то весь мир проиграет, Чарли…
Последнее, что он почувствовал — это ее губы на своих, постепенно немеющих и наконец переставших вообще что-либо чувствовать, как, впрочем, и все его остальное тело…
Пришло утро, а с ним — звуки движения в большом доме. Трэйс проснулся и некоторое время лежал неподвижно, прислушиваясь. Обитатели дома уже встали и начали расхаживать взад-вперед. На соседней каталке застонал один из его «братьев». "Представляю, каково тебе, " — подумал Трэйс, мысленно обследуя свое тело. Все как будто функционировало исправно. Значит, то, что вколола ему Амира, действительно было просто снотворным, успокоительным и не более того.
Но, все же, впечатление было такое, будто его руки и ноги кто-то привинтил к каталке. Медленно, с трудом, Трэйс сел, почти слыша скрип суставов. Он был голоден как волк — и страшно хотелось пить. Особенно пить! Во рту стоял вкус протухшей рыбы или чего-то столь же вонючего. Чувствовал он себя достаточно плохо, но, по крайней мере, его не тошнило.
Шаги за дверью послышались как раз в тот момент, когда он спускал ноги с каталки. Он не видел смысла притворяться, да и в любом случае времени лечь обратно у него уже не оставалось. Он просто застыл — дверь открылась, и вошел незнакомый мужчина невысокого роста, коренастый, с очень бледным лицом. На сломанном в свое время носу красовались темные очки… да и весь вид незнакомца говорил о том, что он очень «крутой».
— Эй! — окликнул он. — Ты живой?
Следом за ним в комнате появился Деккер.
— Да, еще какой живой, — прохрипел толстяк. — Не так ли, Чарли, малыш? Ничего, зато по крайней мере он может ходить — надеюсь. Отведи его в туалет, Лу, а я пока начну готовить остальных.
Коротышка схватил твердой ручищей Трэйса за руку, помог ему дотащиться до двери, затем, придерживая, провел по коридору к туалету и душевой. Когда они оказались внутри небольшого помещения, он спросил:
— Сам справишься? На горшок там сходить, душ принять?
Трэйс молча кивнул.
— О'кей, тогда я снаружи подожду. Только смотри, не торчи там целый день.
Акцент у незнакомца был американский. Скорее всего, он из Нью-Йорка, предположил Трэйс. По крайней мере, это не был ни протяжный техасский говор, ни гнусавый выговор уроженцев Новой Англии, хотя говорил он довольно грубо.
Трэйс бросил халат в угол, облегчился, принял душ. Когда он уже вытирался, снова вошел тип со сломанным носом и помог ему надеть чистый длинный махровый халат.
— Тебе не мешало бы и побриться, — проворчал коренастый. — На! — Он сунул в рот Трэйсу сигарету и дал прикурить. Трэйс уже прополоскал рот под душем, и теперь вкус сигареты казался ему каким-то экзотичным, прямо-таки райским удовольствием. — Клево, да? — осведомился коренастый. — Ну и кайфуй.
Затем он провел Трэйса через весь дом в прохладную комнату с большими квадратными окнами, выходившими на просторный сад с бассейном посередине. За бассейном виднелась высокая каменная стена, увитая плющом и какими-то цветущими растениями. Из-за стены торчали темно-зеленые верхушки кажущихся неподвижными пальм. Трэйс рухнул в шезлонг и тут же ощутил в руках электробритву. Человек по имени Лу воткнул шнур в розетку и сказал:
— Брейся.
Трэйс, не торопясь и стараясь вести себя так, будто он гораздо более вял, чем на самом деле, начал бриться, а сам тем временем оглядывал комнату и находившихся в ней людей. Здесь были Лу — как он уже решил для себя, человек мафии — и еще один, явно его коллега, который сидел, положа ноги на невысокий столик, панама натянута на глаза. Длинноносый, похожий на палестинца тип, постоянно появлялся и исчезал, накрывая большой стол к завтраку. Вот пока и все. И никаких признаков Амиры и Хумени.
Трэйс решил, что сейчас около десяти утра, следовательно до часа «зеро» оставалось еще полдня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Хрипение Деккера теперь стало совсем уж нервным.
— Но ведь ко мне это не относится, а, мистер Хумени? Как вы и сами заметили, у меня множество других интересов, которые настоятельно требуют моего личного присутствия. Вот что я хотел сказать всего мгновение назад. Поэтому, если вы сейчас заплатите мне остаток причитающейся суммы, я…
— Мистер Деккер, вы мне крайне несимпатичны, — перебил его Хумени. — И никогда по-настоящему не нравились. Сообщаю вам об этой своей глубокой к вам антипатии, чтобы подчеркнуть то отвращение, которое доставляет мне каждая минута, проведенная в вашем обществе, впрочем, как, скорее всего, и вам — любая минута рядом со мной. Но в то же время вынужден признать, что вы весьма пунктуально исполняете свои обязательства и ни разу не подвели меня. Поэтому, в принципе, в мои дальнейшие планы входило использование вас и мистера Клейна, которого, к сожалению, с нами больше нет. Сейчас я дам вам возможность рассказать мне о том, как это случилось. Но, поскольку я лишился одного из сотрудников, мне, по-видимому, тем более не обойтись без вашей помощи. Поэтому, боюсь, окончательная расплата возможна лишь завтра, совсем в другом месте и только после того, как операция будет завершена.
— Но я…
— Разумеется, вы можете покинуть нас прямо сейчас, но в таком случае, естественно, о второй половине вашего жалованья придется забыть.
— Что? Но…
— … но если вы согласитесь задержаться еще на один день, то в этом случае вы получите не только все остальные деньги, но вам оплатят проезд из Израиля в любую указанную вами точку земного шара.
Деккер немного подумал и сказал:
— Что ж, наверное, придется остаться.
— Вот и отлично! В таком случае вы найдете четырех других… эээ… джентльменов, в гостиной на другой половине дома. Один из них покажет вам вашу комнату. Закат начнется через час с небольшим и, уверяю вас, вид из гостиной на бассейн с фонтаном в саду просто удивительный. Я распорядился, чтобы всем вам после захода солнца подали ужин, после которого я присоединюсь к вам и мы обсудим программу на завтра. Да, и еще одна мелочь: не пытайтесь сегодня вечером сбежать. Четыре джентльмена в гостиной из той же… эээ… организации, что и мистер Клейн. Более того, эти люди — члены одной и той же «семьи». Они установили поочередное патрулирование прилегающей к дому территории и получили совершенно недвусмысленные инструкции по поводу лиц, которые попытаются покинуть дом после захода солнца, так что никаких недоразумений или ошибок быть не может. А теперь прошу меня извинить: я бы хотел поближе познакомиться с моими… приобретениями.
— Я собиралась помыть Трэйса, — заметила Амира.
— Да, через несколько минут. Пять минут, максимум. Вы исключительно старательно исполняете свои обязанности — особенно те, что возложили на себя сами — мисс Гальбштейн. Это очень хорошо — во всяком случае, я на это искренне надеюсь. Ради вашего же блага… — Он зловеще улыбнулся в сумраке коридора, повернулся и исчез за дверью затемненной ставнями комнаты.
Трэйс тем временем как раз собирался слезть с носилок и подойти к двери. Он надеялся подслушать хоть часть смутно доносившегося из коридора разговора. К тому же в комнате имелось еще две каталки, и ему страшно хотелось взглянуть — кто на них лежит: он резонно предполагал, что это его «братья». Но тут вошел Хумени и закрыл за собой дверь, полностью застигнув Трэйса врасплох — тот сидел на своих носилках, держась рукой за голову и раскачиваясь взад-вперед. Фигура в балахоне несколько мгновений неуверенно постояла у двери . Затем Хумени подошел к Трэйсу, схватил его за плечо и заглянул в глаза.
Трэйсу оставалось лишь сыграть роль человека, который совсем недавно пришел в себя. Это не составило для него большого труда.
— Что.. ? — пробормотал он. — Кто.. ?
— Поразительно! — недовольно прошептал Хумени. — Просто поразительно! Ну-ка давай, ложись сынок, не утомляй себя. Все в порядке, и о тебе заботятся, поверь мне. — Голос и взгляд горящих глаз почти гипнотизировали. Тонкие твердые руки опустились Трэйсу на плечи, и он, не сопротивляясь, снова лег. Его глаза привыкали к царившему в комнате сумраку. И наконец Трэйс понял, что имели в виду Каструни, Гоковски и Амира. А еще понял, что они были правы.
— Так ты значит, третий, да? — продолжал Хумени, обращаясь больше к самому себе, чем к Трэйсу. — Но ты силен, умен, алчен — и к тому же вор. Да и внешность у тебя что надо. Тогда, возможно, ты не третий, а… первый?
Его голос и В САМОМ ДЕЛЕ гипнотизировал. Трэйс сразу понял это. Но ему просто не оставалось ничего другого, как слушать, поскольку он был не в состоянии оторвать глаз от лица Хумени или вырваться из засасывавшей ауры этого человека… этого СОЗДАНИЯ? Трэйса вдруг охватила паника. Он НЕ ДОЛЖЕН слушать этот голос! Нужно срочно отвлечься, сосредоточиться на чем-то другом.
Трэйс постарался перестать слушать и наконец заставил свои глаза оторваться от глаз Хумени. Да, теперь он мог ясно его разглядеть, это лицо было таким, как описал Каструни, но НЕ СОВСЕМ таким.
Не совсем, поскольку сейчас Хумени было на тридцать лет больше, и все эти три десятилетия были годами самого черного зла! Обычная плоть, но даже и такая, как у Хумени — чужая, ворованная, не в состоянии была выдержать то, чему подвергало ее это чудовищное создание.
Зубы, когда-то бывшие ярко-белыми и крепкими — зубы Ихъи Хумнаса — стали желтыми, как старая слоновая кость, и кривыми, как сломанные клыки. А крючковатый нос Хумени немного запал — хотя и не так сильно, как у Джорджа Гуигоса до него — и отсутствовал край левой ноздри. На одряхлевшем лице белый шрам Якоба Мхирени теперь походил на полоску чуть более бледной кожи, а волосы превратились в грубые белые пучки на затылке по-волчьи вытянутого черепа. От создания исходил какой-то запах тления, но даже и при этом сквозь него явственно пробивалось зловоние протухшего омара — ПОДЛИННЫЙ запах Хумени.
Но хуже всего были его глаза: эти жерла вулканов, светившиеся, подобно гнилушкам, эти окна, за которыми клубились дьявольские мысли! И снова эти ужасные глаза захватили Трэйса, и снова в его сознание, в его трещавшую от напряжения голову, как прогорклое масло, стал просачиваться голос Хумени:
— Но ты должен рассказать мне о себе, Чарльз Трэйс, поскольку я подозреваю, что ты здорово отличаешься от остальных моих сыновей. Я думал, мне известно о тебе почти все, но теперь я в этом уже не так уверен. Более того, я бы даже сказал, что ты изменился больше, чем я подозревал. — Трэйс почувствовал, как с него сдергивают одеяло, и снова в уши полился голос Хумени: — Потому что, хоть ты и носишь истинный знак, ты не калека. О, у твоих братьев тоже есть знаки, но совсем не такие. Это знаки Аба, полученные им от рождения, его величайшее несчастье — я знаю это, поскольку Аб и по сей день живет во мне. Да, и ЭТОТ знак сохранился на протяжении всех столетий, прошедших с тех пор, по сей день, и вот теперь его носишь ты. Но что же это может означать, Чарльз Трэйс? Что это может означать?
Трэйс не мог ни закрыть глаза, ни отвести их. Теперь он был полностью во власти Хумени, полностью подчинялся воле чудовища.
— Скажи мне вот что, — продолжал Хумени. — То ли я столь же мудр, сколь и зол, то ли я просто большой дурак? На самом деле ты мой сын, Чарльз Трэйс, или, может быть…
В дверь тихо постучали. Хумени тут же отвлекся, и Трэйс наконец вырвался из-под его влияния. Вошла Амира. Она принесла с собой таз с горячей водой, полотенце и мыло. Увидев стоявшего возле Трэйса Хумени, девушка воскликнула:
— О!
— Пять минут! — рявкнул он. — Я же сказал — пять минут, мисс Гальбштейн!
Она, казалось, была ошеломлена.
— Но ведь прошло уже гораздо больше времени. А до тех пор пока я не закончу с этими тремя, я не могу начать приводить в порядок свою комнату.
— Что? — Хумени, пошатываясь, сделал два шага по направлению к ней. — Вам предстоит пробыть здесь всего одну ночь, но тем не менее вы собираетесь «приводить комнату в порядок»? И вам невыносима мысль о том, что он будет лежать здесь всю ночь напролет, купаясь в собственном зловонии? Так кто же из вас кого обольстил, мисс Гальбштейн? Похоже, до сих пор вы вели слишком замкнутый образ жизни! Впрочем, ладно, начинайте. Просто мне в голову как раз пришла занятная мысль. — Он бросил взгляд на Трэйса. — Да, мысль действительно занятная, но, в любом случае, теперь это уже практически не имеет значения. — Он прошел мимо нее, вышел из комнаты и громко хлопнул за собой дверью.
Трэйс и Амира переглянулись.
— Жертва ради жертвы, — наконец пошутил он. Но тут пот, который каким-то чудом до сих пор удерживался в порах его тела, вдруг хлынул наружу, словно вода из чересчур мокрой губки. Он почувствовал слабость от только что пережитого потрясения — ведь он едва себя не погубил! Если бы не вошла Амира, ему наверняка пришлось бы ответить на все вопросы чудовища. Теперь же он получил возможность перевести дух и попытаться снова взять себя в руки.
Амира начала обтирать его.
— Что ему было нужно? — спросила она.
— Он спросил меня, в самом ли деле я его сын, — ответил Трэйс и услышал, как она ахнула.
— Чарли, он ЧТО? Но ведь это значит… Так ты думаешь, он догадался…
— Нет, — отрезал Трэйс. — Кажется он вполне уверен, что эта моя нога — его фирменный знак. Кроме того, ты же сама слышала: теперь это практически не имеет значения. Ему нужны трое, и сын я ему, или там не сын, мне все равно предстоит быть одним из них. Вот только сдается мне, он попытается еще раз расспросить меня. Он знает, что со мной дело нечисто — во всяком случае подозревает.
— Так значит ты окончательно решил присоединиться к нам, — спросила она.
Он нахмурился и недоуменно взглянул на нее.
— Что?
— Ведь у тебя был шанс, — пожала плечами она. — Ты бы мог рассказать ему о брате, сообщить, что его настоящий сын мертв. Совершенно ясно, почему ты его так заинтересовал: он знает, что к тебе приходил Димитриос Каструни, и если он еще не знает о вашей встрече с Солом Гоковски, то скоро узнает — когда Деккер расскажет ему, как погиб Клейн. Так что… ты МОГ БЫ попытаться избежать всего этого. Вряд ли это сработало бы, поскольку ему уже поздновато менять планы, но по крайней мере попытаться ты точно мог. А раз ты этого не сделал, значит…
— Ни к кому я не собираюсь присоединяться! — отрезал Трэйс. — Я хочу, чтобы этот ублюдок умер, ничуть не меньше вас — но по чисто личным причинам. В основном, из-за своей матери. Ну и, возможно, из-за Каструни. К тому же, теперь у меня есть преимущество — я вовсе не так беспомощен, как он считает. Так что, сама понимаешь, если твои не сумеют одолеть его, я-то уж точно попытаюсь. Больше всего меня волнует — просто не знаю как и быть — это то, что он… — Трэйс замолчал и растерянно пожал плечами. — Даже не знаю, гипнотизирует меня, что ли!
— Так и есть, — подтвердила Амира. — Со мной у него это не очень получается, поскольку я плохо поддаюсь внушению, но в принципе он очень мощный гипнотизер. Так ты, значит, опасаешься, что он прочтет твои мысли, увидит тебя насквозь?
— Ну, вроде того.
— Нет, сегодня ночью ему это не удастся. — Она закончила обмывание и вытащила шприц.
— Ой, нет, не надо! — тут же воскликнул Трэйс и попытался сесть. — Я уже знаю, что эта дрянь со мной сделает!
Амира покачала головой.
— Только не в этот раз, Чарли. Это самое обычное снотворное — чтобы ты спокойно проспал ночь. Конечно, это тоже нечто вроде наркотика, но ничего даже отдаленно похожего на тот укол, который я сделала тебе в Пигадии. Другие тоже получат его, но утром они будут чувствовать себя препаршиво, поскольку всю дорогу получали полные дозы. Ты же почувствуешь лишь слабость — это вполне естественно — но в то же время сумеешь полностью контролировать себя.
Трэйс отстранил ее.
— Нет, я не хочу никаких…
— Чарли, доверься мне.
— Да ты хоть понимаешь, о чем просишь? — взвился он. — Чтобы я сам позволил отключить себя, усыпить в ЭТОМ месте?
— Здесь абсолютно безопасно, — возразила она. — Зато Хумени до тебя уж точно не доберется. Нам следует беспокоиться о том, что предстоит в Хоразине. Послушай, Чарли, я знаю о чем говорю. По крайней мере — помоги мне Бог! — я надеюсь и молюсь, что это так! А теперь давай руку.
Трэйс понял, что она права, скрипнул зубами, замер и отвернулся.
— О'кей, — наконец произнес он. — Давай.
Чувствуя, как игла входит в вену и содержимое шприца попадает ему в кровь, он обводил взглядом полутемную комнату и столы, на которых лежали его «братья». Насколько он понимал, они тоже были совершенно безвинны… Затем в комнате стало темнеть, но не потому, что заходило солнце.
Амира помогла ему улечься обратно на каталку и, наклонившись, прошептала:
— Я люблю тебя, Чарли Трэйс, и наложу на себя руки, если с тобой случится что-нибудь плохое. Но я люблю и этот мир и хотя это очень-очень старое избитое клише, он гораздо больше, чем мы оба. Если Хумени выиграет, то весь мир проиграет, Чарли…
Последнее, что он почувствовал — это ее губы на своих, постепенно немеющих и наконец переставших вообще что-либо чувствовать, как, впрочем, и все его остальное тело…
Пришло утро, а с ним — звуки движения в большом доме. Трэйс проснулся и некоторое время лежал неподвижно, прислушиваясь. Обитатели дома уже встали и начали расхаживать взад-вперед. На соседней каталке застонал один из его «братьев». "Представляю, каково тебе, " — подумал Трэйс, мысленно обследуя свое тело. Все как будто функционировало исправно. Значит, то, что вколола ему Амира, действительно было просто снотворным, успокоительным и не более того.
Но, все же, впечатление было такое, будто его руки и ноги кто-то привинтил к каталке. Медленно, с трудом, Трэйс сел, почти слыша скрип суставов. Он был голоден как волк — и страшно хотелось пить. Особенно пить! Во рту стоял вкус протухшей рыбы или чего-то столь же вонючего. Чувствовал он себя достаточно плохо, но, по крайней мере, его не тошнило.
Шаги за дверью послышались как раз в тот момент, когда он спускал ноги с каталки. Он не видел смысла притворяться, да и в любом случае времени лечь обратно у него уже не оставалось. Он просто застыл — дверь открылась, и вошел незнакомый мужчина невысокого роста, коренастый, с очень бледным лицом. На сломанном в свое время носу красовались темные очки… да и весь вид незнакомца говорил о том, что он очень «крутой».
— Эй! — окликнул он. — Ты живой?
Следом за ним в комнате появился Деккер.
— Да, еще какой живой, — прохрипел толстяк. — Не так ли, Чарли, малыш? Ничего, зато по крайней мере он может ходить — надеюсь. Отведи его в туалет, Лу, а я пока начну готовить остальных.
Коротышка схватил твердой ручищей Трэйса за руку, помог ему дотащиться до двери, затем, придерживая, провел по коридору к туалету и душевой. Когда они оказались внутри небольшого помещения, он спросил:
— Сам справишься? На горшок там сходить, душ принять?
Трэйс молча кивнул.
— О'кей, тогда я снаружи подожду. Только смотри, не торчи там целый день.
Акцент у незнакомца был американский. Скорее всего, он из Нью-Йорка, предположил Трэйс. По крайней мере, это не был ни протяжный техасский говор, ни гнусавый выговор уроженцев Новой Англии, хотя говорил он довольно грубо.
Трэйс бросил халат в угол, облегчился, принял душ. Когда он уже вытирался, снова вошел тип со сломанным носом и помог ему надеть чистый длинный махровый халат.
— Тебе не мешало бы и побриться, — проворчал коренастый. — На! — Он сунул в рот Трэйсу сигарету и дал прикурить. Трэйс уже прополоскал рот под душем, и теперь вкус сигареты казался ему каким-то экзотичным, прямо-таки райским удовольствием. — Клево, да? — осведомился коренастый. — Ну и кайфуй.
Затем он провел Трэйса через весь дом в прохладную комнату с большими квадратными окнами, выходившими на просторный сад с бассейном посередине. За бассейном виднелась высокая каменная стена, увитая плющом и какими-то цветущими растениями. Из-за стены торчали темно-зеленые верхушки кажущихся неподвижными пальм. Трэйс рухнул в шезлонг и тут же ощутил в руках электробритву. Человек по имени Лу воткнул шнур в розетку и сказал:
— Брейся.
Трэйс, не торопясь и стараясь вести себя так, будто он гораздо более вял, чем на самом деле, начал бриться, а сам тем временем оглядывал комнату и находившихся в ней людей. Здесь были Лу — как он уже решил для себя, человек мафии — и еще один, явно его коллега, который сидел, положа ноги на невысокий столик, панама натянута на глаза. Длинноносый, похожий на палестинца тип, постоянно появлялся и исчезал, накрывая большой стол к завтраку. Вот пока и все. И никаких признаков Амиры и Хумени.
Трэйс решил, что сейчас около десяти утра, следовательно до часа «зеро» оставалось еще полдня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35