Но с висевшим над ним обвинением в двойном убийстве Гуигос — или Хумени, как он стал себя называть — был вынужден убраться из Палестины! Когда администрацию в 1948 сменило государство Израиль под руководством Давида Бен Гуриона, в руки израильтян перешли и все архивы. И даже десять лет спустя обвинение все еще оставалось в силе. Гуигоса/Хумени по-прежнему разыскивали для дачи показаний.
В общем, каковы бы ни были причины, но сам он в то время вернуться не мог. Но не обольщайтесь и не думайте, что он не испробовал других вариантов, кроме как обратиться ко мне. В те дни на Голанских высотах рыскало множество разных групп — а кто может утверждать, что все это были просто террористы, а?
Но опять же, буду короток. Как я уже говорил, мной владело отчаяние. Я принял авансом деньги от Хумени, использовал все свои немногие оставшиеся связи, чтобы попасть в Хоразин, в конце концов нашел это ужасное подземелье и забрал оттуда плиту с перевернутым символом. Все это оказалось делом непростым, но я как-то справился. Я снова закрыл вход в подземелье, ночью отвез плиту на своем джипе домой — в общем, сделал все, как мне было велено. Утром я должен был переправить ее в один дом в Хайфе, и делу конец. Если бы только…
… я не прочитал надпись на плите. И это в самом деле было изгоняющее заклинание. Причем в таких ужасных словах, которых вам и не представить, и на языке столь древнем, что даже у меня возникли трудности с переводом и с произношением. Этот камень являлся окончательным спасением мира от любого зла! И не только этим — ко всему прочему, он оказался еще и катализатором моего очищения…
Чарли, я не знаю, верующий ли вы, но могу сказать, что тогда я этого о себе тоже не знал — до той ночи. Одним словом, мне было видение. Мне кто-то… явился! Я узрел… что-то! Оно было прекрасно и в то же время ужасающе! Оно спросило меня, боюсь ли я за свою душу, и я ответил, что боюсь. Оно спросило меня, хочу ли я быть проклятым во веки веков, так, что мое имя среди людей станет подобно имени Иуды? И я ответил, что не хочу. И тогда оно сказало мне: "Когда слуга этого человека придет к тебе и спросит, почему ты не исполнил обещанного, поинтересуйся, как звучит истинное имя его хозяина. А когда он спросит, что ты имеешь в виду, СКАЖИ ему тайное имя его хозяина. А еще скажи ему, что имя его хозяину Легион! "
Трэйс кивнул.
— Понятно. Значит утром вы все-таки не отвезли камень в Хайфу?
Гоковски, похоже, был удивлен.
— Так вы верите? Что меня посетило видение?
Трэйс беспомощно развел руками.
— Мне кажется, вы просто неспособны лгать, вот и все! Да и какая разница? В любом случае, вы НЕ СДЕЛАЛИ того, что вам было велено, и это самое главное. И какова же была реакция Хумени?
— Прошло четыре дня, — продолжал Гоковски, — наконец появился человек от Хумени и потребовал плиту. Услышав мою просьбу назвать истинное имя его хозяина, он сделал вид, будто не понимает моего вопроса. Я сказал ему, что когда-то его хозяина звали Гуигос; он побледнел. Затем я произнес: "У него было много имен — воистину их легион. " Мне показалось, что он вот-вот упадет в обморок.
Пришлось ему уйти без плиты. Я заранее договорился о продаже дома, уладил свои дела и связался с друзьями в США. Все это я успел за те четыре дня, которые прошли с той ночи. Можете себе представить, каково было воздействие на меня этого видения! И я уехал в Америку, чтобы начать новую жизнь. Но увы…
… В Америке тоже оказалось небезопасно. Хумени прочно обосновался там и обзавелся обширными связями в политических и мафиозных кругах, которые в Америке зачастую одно и то же! Я был вынужден буквально все бросить и уносить ноги. Но куда?
В свое время мы с отцом выполняли кое-какую работу для Родосского Общества Исследователей Древностей, штаб-квартира которого находится в Родосе. Довольно многие из греков, с которыми я еще тогда сдружился, достигли достаточно высокого — я имею в виду политического — положения на Додеканских островах. Сложными и мучительными путями я в конце концов оказался на Карпатосе. Чтобы довести монастырь даже до этого спартанского уровня, требовалось огромное количество усилий, но он обладал тем преимуществом, что находился в уединенном месте и, как вы уже и сами имели возможность убедиться, практически неприступен. Я приобрел его за сущие гроши, нанял человека — отца этих двух моих умственно отсталых мальчишек — ныне покойного, благослови его Господь — и теперь… теперь, мне кажется, время настало. Я провел здесь двадцать два года, но только лет десять назад Хумени удалось меня обнаружить.
Трэйс некоторое время обдумывал услышанное и наконец сказал:
— Извините, но честно говоря, меня удивляет, как это вы все еще живы! Ведь вы сами сказали, что он почти достал вас в Америке — да и сегодня вы были на волосок от гибели — так почему же.. ? Я хочу сказать как вы УХИТРИЛИСЬ уцелеть? Если мы и в самом деле говорим об антихристе, то где же все эти его чудовищные силы?
— Когда он узнал, что я здесь, — ответил Гоковски, — он и в самом деле тут же послал убийцу. И в тот раз мне тоже повезло. Мой человек заметил его первым. Кем бы убийца ни был, этот мир он покинул тем же путем, что и худой американец. Жалости к нему я не испытываю: любой, кто служит Хумени, играет со смертью, а после смерти — и кое с чем похуже. Это чудовище не забыло и не простило меня. Настало время привести в действие мой давно выработанный план.
Конечно же, цель Хумени оставалась прежней: уничтожить камень. Я написал ему, и… — Он замолчал, поскольку Трэйс недоверчиво фыркнул.
— Что-что вы сделали?
Гоковски недоуменно поднял свои соломенные брови.
— А что тут такого? Ведь к тому времени я уже поддерживал постоянную связь с Каструни, мы оба знали о том, чем Хумени занимается в Америке и его многочисленные адреса. Да и вообще, наша осведомленность о нем с годами становилась все более полной. Так вот, как я уже говорил, я написал ему. И в письме объяснил, что моя смерть не только ничего ему не даст, но и будет чересчур дорого стоить. Хумени, как и вы, сильно заблуждался, считая, что плита находится здесь, в монастыре. Я объяснил ему, что он ошибается и что на самом деле камень спрятан в потаенном месте, а мои доверенные лица — которых несколько, причем в разных частях света — получили исчерпывающие инструкции на случай моей смерти, будь она случайной или насильственной. Стоит мне умереть, как всем мировым религиозным лидерам будут немедленно разосланы письма с подробным изложением природы камня и его местонахождения, а также причин столь горячего интереса к нему самого Хумени. Одновременно будет обнародовано и местонахождение хоразинского тайника, в таком случае, там очень скоро начнутся раскопки. Поэтому доступ туда самому Хумени станет совершенно невозможен.
— Пат! — заметил Трэйс.
— Вот именно. В своем ответном и единственном письме ко мне он именно так и выразился. Но и предупредил, что в случае любой моей превентивной акции такого рода, я буду незамедлительно убит, поскольку тогда ему терять будет уже нечего.
Гоковски откинулся назад.
— Ну вот, пожалуй и все. У вас наверняка есть вопросы ко мне. Давайте…
Лицо Трэйса теперь выражало беспокойство. Он вздохнул, потряс головой как бы для того, чтобы в ней прояснилось, и сказал:
— Еще мгновение назад все это начинало казаться правдой. А теперь? Теперь уже ничто не кажется правдоподобным. Я слишком мало знаю и не могу собрать воедино даже это. Иногда вдруг начинает казаться, что все встает на свои места, но потом опять рассыпается. Наверное, я перестарался, пытаясь понять слишком много за чересчур короткий срок.
Гоковски пожал плечами.
— Именно поэтому я и предлагаю вам задать те вопросы, которые у вас возникли, а тогда посмотрим — может быть, я сумею прояснить для вас то, что осталось непонятным.
Трэйс кивнул.
— Хорошо. Прежде всего, чего добивается Хумени?
— В конечном итоге? Полного уничтожения человечества. Он хочет, чтобы цивилизация погибла, а затем выжившие начали бы все заново в невежестве, дикости и, разумеется, поклоняясь его отцу, сатане.
— Но ведь Хумени лишь один человек, одно создание!
— Как и президент Рейган. Как советский руководитель. Как миссис Тэтчер, полковник Каддаффи, Папа Римский, Аятолла. Как Иисус, наконец.
— И как же он намерен это устроить?
— Он УЖЕ это делает! Буквально повсюду бушуют войны. В нашей сравнительно цивилизованной и мирной половине земного шара очень легко забыть о том, что постоянно происходит в другой его половине. Но это так, Чарли: половина нашего мира постоянно объята войной! А ведь на дворе атомный век. Вам известно например, что в Америке Хумени контролирует определенные ядерные интересы? Так вот, ТЕПЕРЬ вы это знаете! Он «большой человек» во многих странах. Правда не здесь, не на греческих островах. Довольно слабо его влияние в Англии, где до сих пор еще не все можно купить за деньги, хотя этот день и там уже не за горами. И в Австралии… Зато почти во всех остальных странах он очень влиятелен.
Правда, в России о нем еще не слышали, но они сами играют ему на руку, и это его вполне устраивает. Он — в Японии, в Германии, в Южной Африке и Испании. Особенно силен он во Франции…
Трэйс начал чувствовать свою беспомощность.
— А кто же работает против него?
— Я. Раньше еще и Каструни. Теперь, надеюсь, вы. У меня есть «друг», который все еще живет в Израиле, наблюдает и выжидает. Есть и другие.
Правда немного. Мы пытались привлекать и других людей, но… — Он пожал плечами.
— Но что?
— А вы сами попытайтесь! Вернитесь в Лондон, выбегите на улицу и закричите: "Антихрист явился! Все вы обречены, обречены на гибель, если не выслушаете меня! " И чем, по вашему мнению, это кончится?
— Ничем, — кивнул Трэйс. — Я уже видел таких в Уголке Ораторов. Все та же старая песня:" Конец близок! " Никто просто не слушает.
— Вот именно, — согласился Гоковски. — И дело вовсе не в том, что люди утратили веру — они, скорее, перестали бояться. Сверхъестественное нереально, Чарли. А нереальное не может навредить. Хоть кого спросите…
Трэйс помолчал, подумал, а затем спросил:
— А этот… ваш друг в Израиле. Это не тот ваш коллега, который вместе с вами работал на западном берегу Галилеи, когда Каструни явился к вашему отцу в Зиппори?
— Да, а что? Почему вы спросили?
— Просто кое-что пришло в голову. А вы не можете сказать мне, как его зовут?
— А стоит ли? Неужели это так важно?
— Тогда позвольте я вам его назову, — сказал Трэйс. — Его фамилия Гальбштейн, не так ли? — По выражению лица Гоковски он понял, что прав.
— А откуда вы знаете? — допытывался Гоковски.
Трэйс пожал плечами и солгал:
— Да, кажется, Каструни упомянул его, вот и все. Это неважно.
Он вдруг почувствовал себя как человек, только что вонзивший топор в чью-то грудь — возможно, и в грудь Гоковски тоже — но постарался этого не показать…
ЧАСТЬ IV
ГЛАВА ПЕРВАЯ
По всей видимости, Гоковски что-то заподозрил, а может, и нет. Но с этого момента Трэйсу начало казаться, будто бывший археолог стал с ним гораздо более откровенен — словно понял, что его гость вовсе не так наивен и невежествен, как он сначала подумал. Через некоторое время Трэйс, покидая монастырь, на прощание сказал:
— Сол, советую вам не обольщаться надеждами на то, что Англия свободна от влияния Хумени. Поверьте мне — в Англии дьявол очень силен. Да и в этом отношении Израиль тоже нельзя считать совершенно безопасным местом. А в войне, которую ведете вы, в предательстве следует подозревать даже самых близких друзей…
День клонился к вечеру. Трэйс, желая спустить мотоцикл к подножию горы до наступления темноты, взял с собой прислужников Гоковски, чтобы они вдвоем на руках отнесли небольшую машину вниз. Когда они добрались до начала дороги, Трэйс поблагодарил их и, они отправились назад по тропинке за вторым мотоциклом. Зачем он им, Трэйс не представлял. Но подозревал, что со временем мотоцикл вернется в мастерскую в Пигадии.
Мчась в сумерках по дороге в город — где была девушка, в которую он почти влюбился и которую теперь должен был считать своим врагом — Трэйс мысленно возвращался к заключительной части беседы. Она состояла почти из одних вопросов и ответов, причем вопросы, в основном, задавал Трэйс:
— Где вы спрятали плиту? Где-нибудь в Израиле?
— О, да — но там Хумени вряд ли когда-нибудь ее найдет! Вообще-то, очень хорошо, что только я один знаю где она — пока. Но могу сказать вам следующее: наш дом в Зиппори сразу после моего отъезда был приобретен неким «деловым консорциумом» из Хайфы — после чего претерпел серьезную перестройку. А к тому же, мне сообщили, что перекопаны буквально все прилежащие к нему сады — якобы в связи с предполагаемой перепланировкой…
— Но как же плита может сослужить какую-нибудь службу, если она закопана?
— Закопан подлинный КАМЕНЬ. Только сам камень. И не думайте, что на этом его сила заканчивается. Нет, поскольку я скопировал надписи. Пойдемте, я вам их покажу.
Он повел Трэйса через комнаты без потолков, и через другие, которые были полностью восстановлены — и в конце концов они оказались в вырубленном в толще скалы подвале, из его окон открывался вид на море.
Гоковски он служил одновременно кабинетом и библиотекой. Сразу стало ясно, что на протяжение последних двадцати лет Сол занимался тем же, чему полностью посвятил себя Димитриос Каструни. На полках стояли теологические труды, касавшиеся едва ли не всех земных религий, брошюры, книги и трактаты по самым разным проблемам демонологии и дьяволопоклонничества. Здесь бумага и пергамент на языках, о которых Трэйсу доводилось слышать и других, о которых он понятия не имел, хранили сведения о Христе-Сыне Божьем, о его жизни и деяниях, сокровенном СМЫСЛЕ его учения… И тут же по соседству располагался, аналогичным образом заключенный в книги и зашифрованный непонятными Трэйсу символами сатана. Свет бок о бок с тьмой.
Гоковски принялся объяснять:
— Чтобы понять одного, нужно знать другого. Из них двоих Бог, конечно, умнее, но Его враг хитрее. Вы никогда не задумывались, Чарли, о том, что восточные народы всегда были очень искусны в подражании? Если так, то кто знает — возможно, они гораздо ближе к сатане, чем мы подозреваем? Поскольку он король не только двуличия, но и подражания. Сейчас вы все поймете.
Бог послал в мир Иисуса. Сатана, в свою очередь, Аба. Господь дал нам свои десять заповедей, а дьявол — первую Хоразинскую плиту. Да! — но когда ведьма, мать Аба, высекла заклинание на первом камне, какая-то высшая, возможно Божья, сила — или его воля? — заставила ее высечь заклинание и на втором. Бог даровал своему Сыну сверхъестественную возможность в случае необходимости обращаться к Его слугам и пользоваться их помощью и советами. А дьявол наделил Аба властью призывать демонов — главным образом, того, кто носит в себе его семя — Демогоргона. Моисей насылал на Египет всевозможные бедствия, чтобы вырвать свой народ из тенет фараонова ига, а Аб и все остальные, в кого он перевоплощался, использовали аналогичные явления в ходе своих реинкарнаций.
Голос Гоковски становился все более и более меланхоличным, а его обращенный на Трэйса взгляд — все задумчивее. Трэйс почувствовал, как у него по коже побежали мурашки и понял, что в словах Гоковски таится некий скрытый смысл.
— Что вы пытаетесь этим мне сказать?
Гоковски на мгновение отвернулся, затем продолжил:
— Есть один вопрос, которого я ожидал больше всего, но вы все же задать не осмелились. Возможно, потому, что боитесь получить на него ответ.
— Какова моя роль во всем этом? Вы этот вопрос имеете в виду? Вы правы, я действительно боюсь ответа — но не спросил я об этом совсем по другой причине. Она очень проста: дело в том, что я вовсе не намерен принимать во всем этом УЧАСТИЯ! Я знаю, что Хумени не желает моей смерти, поскольку я до сих пор жив. Поэтому я попросту буду продолжать жить и игнорировать его.
Услышав это Гоковски, полуприкрыл глаза, и сидел молча, как бы ожидая продолжения. Трэйс почувствовал, как в нем закипает гнев. Своим молчанием Гоковски словно говорил ему, что все не так просто и, хочется того Трэйсу, или нет, а сыграть отведенную роль придется. А это, в свою очередь означало: он должен знать, в чем она состоит.
— Ну, давайте, — раздраженно произнес он, — расскажите. Какое все это имеет отношение ко мне? Какую роль я могу играть в планах дьявола по уничтожению человечества?
— Возможно, гораздо более важную, чем вам кажется, Чарли. — Гоковски подошел к старинному бюро из потемневшего от времени дерева и отпер один из ящичков. Оттуда он вытащил покрытый какими-то значками листок бумаги.
Затем он передал его своему гостю, внимательно наблюдая за выражением лица Трэйса, который сначала мельком взглянул на написанное, а затем впился в листок взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
В общем, каковы бы ни были причины, но сам он в то время вернуться не мог. Но не обольщайтесь и не думайте, что он не испробовал других вариантов, кроме как обратиться ко мне. В те дни на Голанских высотах рыскало множество разных групп — а кто может утверждать, что все это были просто террористы, а?
Но опять же, буду короток. Как я уже говорил, мной владело отчаяние. Я принял авансом деньги от Хумени, использовал все свои немногие оставшиеся связи, чтобы попасть в Хоразин, в конце концов нашел это ужасное подземелье и забрал оттуда плиту с перевернутым символом. Все это оказалось делом непростым, но я как-то справился. Я снова закрыл вход в подземелье, ночью отвез плиту на своем джипе домой — в общем, сделал все, как мне было велено. Утром я должен был переправить ее в один дом в Хайфе, и делу конец. Если бы только…
… я не прочитал надпись на плите. И это в самом деле было изгоняющее заклинание. Причем в таких ужасных словах, которых вам и не представить, и на языке столь древнем, что даже у меня возникли трудности с переводом и с произношением. Этот камень являлся окончательным спасением мира от любого зла! И не только этим — ко всему прочему, он оказался еще и катализатором моего очищения…
Чарли, я не знаю, верующий ли вы, но могу сказать, что тогда я этого о себе тоже не знал — до той ночи. Одним словом, мне было видение. Мне кто-то… явился! Я узрел… что-то! Оно было прекрасно и в то же время ужасающе! Оно спросило меня, боюсь ли я за свою душу, и я ответил, что боюсь. Оно спросило меня, хочу ли я быть проклятым во веки веков, так, что мое имя среди людей станет подобно имени Иуды? И я ответил, что не хочу. И тогда оно сказало мне: "Когда слуга этого человека придет к тебе и спросит, почему ты не исполнил обещанного, поинтересуйся, как звучит истинное имя его хозяина. А когда он спросит, что ты имеешь в виду, СКАЖИ ему тайное имя его хозяина. А еще скажи ему, что имя его хозяину Легион! "
Трэйс кивнул.
— Понятно. Значит утром вы все-таки не отвезли камень в Хайфу?
Гоковски, похоже, был удивлен.
— Так вы верите? Что меня посетило видение?
Трэйс беспомощно развел руками.
— Мне кажется, вы просто неспособны лгать, вот и все! Да и какая разница? В любом случае, вы НЕ СДЕЛАЛИ того, что вам было велено, и это самое главное. И какова же была реакция Хумени?
— Прошло четыре дня, — продолжал Гоковски, — наконец появился человек от Хумени и потребовал плиту. Услышав мою просьбу назвать истинное имя его хозяина, он сделал вид, будто не понимает моего вопроса. Я сказал ему, что когда-то его хозяина звали Гуигос; он побледнел. Затем я произнес: "У него было много имен — воистину их легион. " Мне показалось, что он вот-вот упадет в обморок.
Пришлось ему уйти без плиты. Я заранее договорился о продаже дома, уладил свои дела и связался с друзьями в США. Все это я успел за те четыре дня, которые прошли с той ночи. Можете себе представить, каково было воздействие на меня этого видения! И я уехал в Америку, чтобы начать новую жизнь. Но увы…
… В Америке тоже оказалось небезопасно. Хумени прочно обосновался там и обзавелся обширными связями в политических и мафиозных кругах, которые в Америке зачастую одно и то же! Я был вынужден буквально все бросить и уносить ноги. Но куда?
В свое время мы с отцом выполняли кое-какую работу для Родосского Общества Исследователей Древностей, штаб-квартира которого находится в Родосе. Довольно многие из греков, с которыми я еще тогда сдружился, достигли достаточно высокого — я имею в виду политического — положения на Додеканских островах. Сложными и мучительными путями я в конце концов оказался на Карпатосе. Чтобы довести монастырь даже до этого спартанского уровня, требовалось огромное количество усилий, но он обладал тем преимуществом, что находился в уединенном месте и, как вы уже и сами имели возможность убедиться, практически неприступен. Я приобрел его за сущие гроши, нанял человека — отца этих двух моих умственно отсталых мальчишек — ныне покойного, благослови его Господь — и теперь… теперь, мне кажется, время настало. Я провел здесь двадцать два года, но только лет десять назад Хумени удалось меня обнаружить.
Трэйс некоторое время обдумывал услышанное и наконец сказал:
— Извините, но честно говоря, меня удивляет, как это вы все еще живы! Ведь вы сами сказали, что он почти достал вас в Америке — да и сегодня вы были на волосок от гибели — так почему же.. ? Я хочу сказать как вы УХИТРИЛИСЬ уцелеть? Если мы и в самом деле говорим об антихристе, то где же все эти его чудовищные силы?
— Когда он узнал, что я здесь, — ответил Гоковски, — он и в самом деле тут же послал убийцу. И в тот раз мне тоже повезло. Мой человек заметил его первым. Кем бы убийца ни был, этот мир он покинул тем же путем, что и худой американец. Жалости к нему я не испытываю: любой, кто служит Хумени, играет со смертью, а после смерти — и кое с чем похуже. Это чудовище не забыло и не простило меня. Настало время привести в действие мой давно выработанный план.
Конечно же, цель Хумени оставалась прежней: уничтожить камень. Я написал ему, и… — Он замолчал, поскольку Трэйс недоверчиво фыркнул.
— Что-что вы сделали?
Гоковски недоуменно поднял свои соломенные брови.
— А что тут такого? Ведь к тому времени я уже поддерживал постоянную связь с Каструни, мы оба знали о том, чем Хумени занимается в Америке и его многочисленные адреса. Да и вообще, наша осведомленность о нем с годами становилась все более полной. Так вот, как я уже говорил, я написал ему. И в письме объяснил, что моя смерть не только ничего ему не даст, но и будет чересчур дорого стоить. Хумени, как и вы, сильно заблуждался, считая, что плита находится здесь, в монастыре. Я объяснил ему, что он ошибается и что на самом деле камень спрятан в потаенном месте, а мои доверенные лица — которых несколько, причем в разных частях света — получили исчерпывающие инструкции на случай моей смерти, будь она случайной или насильственной. Стоит мне умереть, как всем мировым религиозным лидерам будут немедленно разосланы письма с подробным изложением природы камня и его местонахождения, а также причин столь горячего интереса к нему самого Хумени. Одновременно будет обнародовано и местонахождение хоразинского тайника, в таком случае, там очень скоро начнутся раскопки. Поэтому доступ туда самому Хумени станет совершенно невозможен.
— Пат! — заметил Трэйс.
— Вот именно. В своем ответном и единственном письме ко мне он именно так и выразился. Но и предупредил, что в случае любой моей превентивной акции такого рода, я буду незамедлительно убит, поскольку тогда ему терять будет уже нечего.
Гоковски откинулся назад.
— Ну вот, пожалуй и все. У вас наверняка есть вопросы ко мне. Давайте…
Лицо Трэйса теперь выражало беспокойство. Он вздохнул, потряс головой как бы для того, чтобы в ней прояснилось, и сказал:
— Еще мгновение назад все это начинало казаться правдой. А теперь? Теперь уже ничто не кажется правдоподобным. Я слишком мало знаю и не могу собрать воедино даже это. Иногда вдруг начинает казаться, что все встает на свои места, но потом опять рассыпается. Наверное, я перестарался, пытаясь понять слишком много за чересчур короткий срок.
Гоковски пожал плечами.
— Именно поэтому я и предлагаю вам задать те вопросы, которые у вас возникли, а тогда посмотрим — может быть, я сумею прояснить для вас то, что осталось непонятным.
Трэйс кивнул.
— Хорошо. Прежде всего, чего добивается Хумени?
— В конечном итоге? Полного уничтожения человечества. Он хочет, чтобы цивилизация погибла, а затем выжившие начали бы все заново в невежестве, дикости и, разумеется, поклоняясь его отцу, сатане.
— Но ведь Хумени лишь один человек, одно создание!
— Как и президент Рейган. Как советский руководитель. Как миссис Тэтчер, полковник Каддаффи, Папа Римский, Аятолла. Как Иисус, наконец.
— И как же он намерен это устроить?
— Он УЖЕ это делает! Буквально повсюду бушуют войны. В нашей сравнительно цивилизованной и мирной половине земного шара очень легко забыть о том, что постоянно происходит в другой его половине. Но это так, Чарли: половина нашего мира постоянно объята войной! А ведь на дворе атомный век. Вам известно например, что в Америке Хумени контролирует определенные ядерные интересы? Так вот, ТЕПЕРЬ вы это знаете! Он «большой человек» во многих странах. Правда не здесь, не на греческих островах. Довольно слабо его влияние в Англии, где до сих пор еще не все можно купить за деньги, хотя этот день и там уже не за горами. И в Австралии… Зато почти во всех остальных странах он очень влиятелен.
Правда, в России о нем еще не слышали, но они сами играют ему на руку, и это его вполне устраивает. Он — в Японии, в Германии, в Южной Африке и Испании. Особенно силен он во Франции…
Трэйс начал чувствовать свою беспомощность.
— А кто же работает против него?
— Я. Раньше еще и Каструни. Теперь, надеюсь, вы. У меня есть «друг», который все еще живет в Израиле, наблюдает и выжидает. Есть и другие.
Правда немного. Мы пытались привлекать и других людей, но… — Он пожал плечами.
— Но что?
— А вы сами попытайтесь! Вернитесь в Лондон, выбегите на улицу и закричите: "Антихрист явился! Все вы обречены, обречены на гибель, если не выслушаете меня! " И чем, по вашему мнению, это кончится?
— Ничем, — кивнул Трэйс. — Я уже видел таких в Уголке Ораторов. Все та же старая песня:" Конец близок! " Никто просто не слушает.
— Вот именно, — согласился Гоковски. — И дело вовсе не в том, что люди утратили веру — они, скорее, перестали бояться. Сверхъестественное нереально, Чарли. А нереальное не может навредить. Хоть кого спросите…
Трэйс помолчал, подумал, а затем спросил:
— А этот… ваш друг в Израиле. Это не тот ваш коллега, который вместе с вами работал на западном берегу Галилеи, когда Каструни явился к вашему отцу в Зиппори?
— Да, а что? Почему вы спросили?
— Просто кое-что пришло в голову. А вы не можете сказать мне, как его зовут?
— А стоит ли? Неужели это так важно?
— Тогда позвольте я вам его назову, — сказал Трэйс. — Его фамилия Гальбштейн, не так ли? — По выражению лица Гоковски он понял, что прав.
— А откуда вы знаете? — допытывался Гоковски.
Трэйс пожал плечами и солгал:
— Да, кажется, Каструни упомянул его, вот и все. Это неважно.
Он вдруг почувствовал себя как человек, только что вонзивший топор в чью-то грудь — возможно, и в грудь Гоковски тоже — но постарался этого не показать…
ЧАСТЬ IV
ГЛАВА ПЕРВАЯ
По всей видимости, Гоковски что-то заподозрил, а может, и нет. Но с этого момента Трэйсу начало казаться, будто бывший археолог стал с ним гораздо более откровенен — словно понял, что его гость вовсе не так наивен и невежествен, как он сначала подумал. Через некоторое время Трэйс, покидая монастырь, на прощание сказал:
— Сол, советую вам не обольщаться надеждами на то, что Англия свободна от влияния Хумени. Поверьте мне — в Англии дьявол очень силен. Да и в этом отношении Израиль тоже нельзя считать совершенно безопасным местом. А в войне, которую ведете вы, в предательстве следует подозревать даже самых близких друзей…
День клонился к вечеру. Трэйс, желая спустить мотоцикл к подножию горы до наступления темноты, взял с собой прислужников Гоковски, чтобы они вдвоем на руках отнесли небольшую машину вниз. Когда они добрались до начала дороги, Трэйс поблагодарил их и, они отправились назад по тропинке за вторым мотоциклом. Зачем он им, Трэйс не представлял. Но подозревал, что со временем мотоцикл вернется в мастерскую в Пигадии.
Мчась в сумерках по дороге в город — где была девушка, в которую он почти влюбился и которую теперь должен был считать своим врагом — Трэйс мысленно возвращался к заключительной части беседы. Она состояла почти из одних вопросов и ответов, причем вопросы, в основном, задавал Трэйс:
— Где вы спрятали плиту? Где-нибудь в Израиле?
— О, да — но там Хумени вряд ли когда-нибудь ее найдет! Вообще-то, очень хорошо, что только я один знаю где она — пока. Но могу сказать вам следующее: наш дом в Зиппори сразу после моего отъезда был приобретен неким «деловым консорциумом» из Хайфы — после чего претерпел серьезную перестройку. А к тому же, мне сообщили, что перекопаны буквально все прилежащие к нему сады — якобы в связи с предполагаемой перепланировкой…
— Но как же плита может сослужить какую-нибудь службу, если она закопана?
— Закопан подлинный КАМЕНЬ. Только сам камень. И не думайте, что на этом его сила заканчивается. Нет, поскольку я скопировал надписи. Пойдемте, я вам их покажу.
Он повел Трэйса через комнаты без потолков, и через другие, которые были полностью восстановлены — и в конце концов они оказались в вырубленном в толще скалы подвале, из его окон открывался вид на море.
Гоковски он служил одновременно кабинетом и библиотекой. Сразу стало ясно, что на протяжение последних двадцати лет Сол занимался тем же, чему полностью посвятил себя Димитриос Каструни. На полках стояли теологические труды, касавшиеся едва ли не всех земных религий, брошюры, книги и трактаты по самым разным проблемам демонологии и дьяволопоклонничества. Здесь бумага и пергамент на языках, о которых Трэйсу доводилось слышать и других, о которых он понятия не имел, хранили сведения о Христе-Сыне Божьем, о его жизни и деяниях, сокровенном СМЫСЛЕ его учения… И тут же по соседству располагался, аналогичным образом заключенный в книги и зашифрованный непонятными Трэйсу символами сатана. Свет бок о бок с тьмой.
Гоковски принялся объяснять:
— Чтобы понять одного, нужно знать другого. Из них двоих Бог, конечно, умнее, но Его враг хитрее. Вы никогда не задумывались, Чарли, о том, что восточные народы всегда были очень искусны в подражании? Если так, то кто знает — возможно, они гораздо ближе к сатане, чем мы подозреваем? Поскольку он король не только двуличия, но и подражания. Сейчас вы все поймете.
Бог послал в мир Иисуса. Сатана, в свою очередь, Аба. Господь дал нам свои десять заповедей, а дьявол — первую Хоразинскую плиту. Да! — но когда ведьма, мать Аба, высекла заклинание на первом камне, какая-то высшая, возможно Божья, сила — или его воля? — заставила ее высечь заклинание и на втором. Бог даровал своему Сыну сверхъестественную возможность в случае необходимости обращаться к Его слугам и пользоваться их помощью и советами. А дьявол наделил Аба властью призывать демонов — главным образом, того, кто носит в себе его семя — Демогоргона. Моисей насылал на Египет всевозможные бедствия, чтобы вырвать свой народ из тенет фараонова ига, а Аб и все остальные, в кого он перевоплощался, использовали аналогичные явления в ходе своих реинкарнаций.
Голос Гоковски становился все более и более меланхоличным, а его обращенный на Трэйса взгляд — все задумчивее. Трэйс почувствовал, как у него по коже побежали мурашки и понял, что в словах Гоковски таится некий скрытый смысл.
— Что вы пытаетесь этим мне сказать?
Гоковски на мгновение отвернулся, затем продолжил:
— Есть один вопрос, которого я ожидал больше всего, но вы все же задать не осмелились. Возможно, потому, что боитесь получить на него ответ.
— Какова моя роль во всем этом? Вы этот вопрос имеете в виду? Вы правы, я действительно боюсь ответа — но не спросил я об этом совсем по другой причине. Она очень проста: дело в том, что я вовсе не намерен принимать во всем этом УЧАСТИЯ! Я знаю, что Хумени не желает моей смерти, поскольку я до сих пор жив. Поэтому я попросту буду продолжать жить и игнорировать его.
Услышав это Гоковски, полуприкрыл глаза, и сидел молча, как бы ожидая продолжения. Трэйс почувствовал, как в нем закипает гнев. Своим молчанием Гоковски словно говорил ему, что все не так просто и, хочется того Трэйсу, или нет, а сыграть отведенную роль придется. А это, в свою очередь означало: он должен знать, в чем она состоит.
— Ну, давайте, — раздраженно произнес он, — расскажите. Какое все это имеет отношение ко мне? Какую роль я могу играть в планах дьявола по уничтожению человечества?
— Возможно, гораздо более важную, чем вам кажется, Чарли. — Гоковски подошел к старинному бюро из потемневшего от времени дерева и отпер один из ящичков. Оттуда он вытащил покрытый какими-то значками листок бумаги.
Затем он передал его своему гостю, внимательно наблюдая за выражением лица Трэйса, который сначала мельком взглянул на написанное, а затем впился в листок взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35