Лишь родник там бьет с водой Мертвой, да кругом с тех гор зло, как от Солнца лучами исходит…
— А еще есть в тех горах пещера, а в ней ладья преогромная, доверху золотом да камнями самоцветными нагруженная, а спрятал ее там сам великий тать Ратиль, — перебил старца молчавшей до сей поры Сухмат. Глаза у богатыря даже разгорелись, видно давненько подумывал он и о таком походе, за ладьей той…
— Не Ратиль, а Атиль, — возразил Рахта, — и не тать, а воин знатный, Рум победивший! И в лодке той…
— Не возвращался Атиль на родину, нет, — заспорил Сухмат, — а ладья та разбойничья! И золото там отобранное у шаха всех шахов, еще до Лександрова похода…
— Да, но все не так! Стережет ту пещеру злой карлик-колдун, его и золото…
— Нет, не карлик, а тать!
— Рассуди нас, мудрый старик, — обратился Рахта к седому ведуну, — есть ли в тех злых горах пещера с ладьей золотой?
— И чего вас так на злато тянет, — рассердился старик, — я вам, несмышленышам про дела великие, до появления племени людского на земле рассказываю, про то, откуда зло пришло и где затаилось, а вы — все золото, золото… Не хотите слушать, так и не надо. А пещера там есть, и злата в ней навалом, ибо злато и зло — с одного корня пошли, порождение одной силы Чернобоговой. Коли нужно вам злато — поезжайте, поклонитесь Черному богу, будет вам и злато, даст и силу — слабых обирать, больных — убивать, да детишек пожирать…
Замолчал старик. Богатыри, устыдившись, молчали. Никому из разумных людей никогда и в голову не приходило кланяться Чернобогу. Более того, даже имя его простые люди никогда не упоминали. Мало ли что…
— Много зла в вас, много! — продолжал старец сурово, — И девушку ты свою мертвую любишь, но для себя любишь, да не думаешь, какое зло другим творишь, ведь ты весь порядок, Родом для людей установленный, сейчас разрушаешь, в самой реальности трещину создаешь!
— А что такое реальность?
— Есть сон, есть реальность, а есть то, что могло бы быть, — попытался объяснить ведун, но, заметив, как вытягиваются лица слушателей, оборвал сам себя, — да что вам объяснять, вы не корня знаний ищите, вы сделать что-то хотите. Все равно, хорошее иль дурное — лишь бы делать!
— Так на то и человек, чтобы что-то менять, — первый раз открыл рот Нойдак.
— А ты помолчи, недоучка! — лесной ведун рассвирепел окончательно, — Услышал где-то одну мудрость и думаешь, что мудрецом стал? Вижу я, вижу, каков из тебя мудрец…
Нойдак оказался уже достаточно умным для того, чтобы смолчать. С чего бы это? Дело было в том, что в рассуждениях старца был явный прокол. Нойдак нигде никогда не слышал про то, для чего предназначен человек, это пришло ему в голову само собой. Между тем, его собственную мысль оценили как мудрость — пусть это и было повторением уже кем-то сказанного, но ведь северянин додумался до этого сам! И, таким образом, его практически назвали мудрецом — уже не в насмешку, а серьезно, хотя старик об этом и не подозревал. А — известное дело, называй человека каждый день глупцом — он и вести себя начнет по дурацки. А коли прослывешь умником — так и не заметишь, как действительно поумнеешь — ведь приходится, хочешь не хочешь, говорить умное, да по умному делать…
— А нет ведаешь ли ты о другом источнике Мертвой воды? — Рахта опять взялся за свое, — Поближе, и что б без Черного бога…
— Есть тут недалече одно место проклятое, — ведун зло сверкнул глазами, — коли есть охота туда пройтись, то пусть будет что будет! Ведь должна же быть для дырявой бочки затычка… Судьба — она распорядится! Но — опасно то место для живых…
— Я один туда схожу, — сказал Рахта.
— Размечтался… — заметил Сухмат, было ясно, что никуда одного он побратима не отпустит, — Рассказывай, мудрец, где то место?
— Идти вам на север, строго по Северной звезде, идти день, не меньше, пока не увидите странного леса, — седой ведун переводил взгляд с одного богатыря на другого, как бы в последний раз испытывая их, — нет в том лесу ни берез, ни осин, даже на опушке нет. Одни старые ели. И птицы там не поют. Как пойдете в тот лес, да почуете, что земля под уклон идет, так под тот уклон и путь держите. Хоть и будете вниз идти, болот все равно не будет, все по сухому, и даже мхов там нет, одни лишайники. А потом, еще ниже, будут стоять деревья уж мертвые, а потом и лишайников не станет, одни голые стволы… А вы еще пройдете, нет, дальше пусть только те, кому очень нужно пойдут — так вот, у самого того места будут деревья уже окаменелые, и будет потом яма преогромная, черная и опасная. Опасная потому, что вся она черным стеклом покрыта, ровна и поката, да не за что уцепиться, поскользнешься — и соскользнешь, да прямо в ту черную воду, что родником в центре ямы пробивается. То — и есть Мертвая вода…
Размеренная торжественная речь привела богатырей в какое-то странное состояние, близкое к оцепенению. На Нойдака это не очень подействовало, но он был занят своими мыслями и тоже, как и богатыри, не заметил, как и куда ушел старик. Вроде был — и не стало. Но исчез не с громким хлопком, как исчезали могущественные маги, переносясь в другие места. И не бесстыдно растаял в воздухе, как никого не боящееся божество. Нет, вроде просто ушел, но и следов не оставил…
* * *
— Строго на север, всего один день пути, — богатыри держали совет…
— Не надо ходить к тому лесу, — начал вдруг возражать Нойдак, — слышал я о таких местах, опасные они. Там где деревья стоят голые, да птицы не поют, там смерть живет-обитает! Уходят туда, да не возвращаются, а те, кто не доходит до конца, испугавшись, тот потом о грудах костей рассказывает… И еще, потом волосы у тех, кто до конца не дошел, выпадают, да на коже язвы получаются…
— Может, послушать нашего Нойдака? — задумался Сухмат, — Уже ведь бывало…
— Может, и прав он, — согласился Рахта, — может, и смерть впереди… Но у меня другой дороги нет! А тебе, Сухмат, гибнуть не за чем, да и Нойдаку в лес тот соваться не стоит. А я пойду!
— А, может, я одна схожу? — спросила Полина, — Искупаюсь и вернусь? Я же все равно мертвая, мертвее не стану, а там, глядишь, и дорогу к Живой воде узнаю…
— Нет, мы пойдем вместе, а вам, Сухмат, с Нойдаком лучше здесь подождать! — заявил Рахта, и голос его был тверд.
— Я пойду с тобой, я твой побратим, — столь же твердо ответил Сухмат, — дойдем до опушки того леса, а там — Нойдак скажет, сколь опасность великая нас ждет. Ведь ты пойдешь с нами, Нойдак?
— Да, конечно, я — куда и все, — почти отмахнулся Нойдак, — я вот чего думаю… Может, упрошу Духа все разведать, слетать в то место мертвое…
— Сие — дело! — согласились богатыри почти хором.
* * *
На странный лес наткнулись менее чем через сутки, утрецом. Может, и не обратили бы сами внимания, не зная, что ищут. Кажется, старик немного преувеличил — на опушке тянулись к свету побеги молоденьких березок, да и птички, вроде, почирикивали. Но вот то, что среди старых стволов были одни хвойные — то правда. Богатыри остановились и решили действовать дальше, как уговаривались. А именно — Нойдак уже давно договорился со своим Духом, и теперь его невидимый приятель отправился на разведку.
Дух есть Дух — что тут поделаешь, полетел по делу, да застрял. Нойдак особенно не волновался, вряд ли его странному приятелю могло что-то серьезно угрожать. Тем более, что он хорошо знал повадки Духа — увидит что-нибудь интересное, птичку там пеструю, или лягушку изумрудную какую — и будет часами наблюдать да любоваться, забыв, зачем полетел…
Короче, вернулся Дух только к вечеру, а потому богатыри решили не рисковать соваться в лес на ночь глядя, да и утро вечера мудренее. Зато можно было послушать, о чем разведал Дух, да обсудить, не спеша, у костра…
Что рассказал Дух? Да все нормальненько, все так, как и сказывал старый ведун — и про деревья, и про яму черную, и про воду, на дне ямы этой ключом бьющей. Даже обрадовал Дух немного — добросовестно обыскал лес, не нашел ни то что злодеев каких или чудес — ни единой живой души, даже зверя ни одного. Это ведь даже и хорошо — когда опасность известна — на дне ямы она — но, слава Роду, — других опасных сюрпризов в том лесу нет, никто сзади в спину нож не всадит, ядовитым зубом в ногу не вцепится…
Попытался Дух и дальше проникнуть, в самую яму — что ему, бестелесному, сделается? Не получилось, вроде мешает что-то, не пускает! Как ни пытался Дух, не получилось у него в ту яму под черную воду залететь…
Утром решали, кто пойдет и до куда… Решили — идем все вместе, потом оставляем Нойдака у начала мертвых деревьев, он на последнюю живую ель заберется и смотреть будет, потом, не доходя до леса окаменелого — Сухмат сторожить останется, да с высокого дерева смотреть будет, как Рахта с Полиной к роднику с Мертвой водой подойдут, да если надо будет — с дерева сойдет и подможет…
Шли по лесу осторожно. Все было почти так, как и говорил седовласый старик. Птиц вскоре не стало слышно, потом пропали мхи, остались одни лишайники.
— Что, похоже на то место, о котором ты рассказывал? — допытывался Сухмат у Нойдака, — Где кости лежали, а у тех, кто возвратился, волосы повыпадали?
— Нет, не похоже, — ответил Нойдак, — там деревья поваленные должны быть, все кронами в одну сторону, а корнями вывороченными — к месту гиблому… А здесь деревья стоймя стоят!
— Значит, не гиблое здесь место?
— Может, и гиблое, да по другому, — изрек Нойдак.
Вот и мертвые деревья впереди. Как-то незаметно их стало все больше и больше, потом оказалось, что путешественники идут уже по мертвому лесу, одни голые стволы, не то что без лишайников, даже и без коры… Нойдаку велено было вернуться к живым деревьям, он, было, запротестовал, но Рахта просто объяснил ему, что — если чего вдруг с ними случится — на него последняя надежда будет, глядишь — вытащит! Нойдак послушался, полез на живое дерево, а Духа отослал наблюдать.
Попалось первое дерево окаменелое. Сухмат постучал о него палицей — гулкий звук, как будто пусто там, внутри. И неприятно на душе как-то. Пришлось уговор соблюдать — остаться здесь сторожить. Полез богатырь на дерево мертвое, но не окаменелое — как уговаривались, да не получается, соскальзывает, как крепко ни сжимает он голени. Нет коры, а сучья ломкие. Подсаживал, подсаживал его Рахта, на вытянутых руках, как скоморох, друга за ноги держа, поднял… Уцепился Сухмат за ветви — ломаются одна за одной! Нашлась, которая не сломалась, подтянулся, потом еще отыскались покрепче. Залез почти на верхушку и кричит, что ему теперь сверху видно все, и яма черная — тоже, совсем недалече она…
Действительно, яма оказалась совсем рядом. Но Рахта не торопился — не зря же его предупреждал старый ведун. Обвязался, как поясом, веревкой надежной, ту веревку вокруг самого толстого дерева каменного провел, тройным узлом завязал. И Полину привязал веревкой толстой, крепкой — к своему поясу, да понадежней. И пошли они, осторожненько, вперед. Вот Рахта остановился, кончилась свободная веревка у него. А Полинушка чуть было в яму и не соскользнула, да веревка не дала! А вода черная совсем рядышком, немного не хватает. Привязала Полина бечевочкой фляжечку, да закинула в воду Мертвую, потом выудила. Рахта любимую свою обратно подтянул, вытянул. Взяла Полина фляжечку, да и полила Мертвой водой себе на рученьку, стала та рученька белой да гладкой, хоть и без жизни, но красивой да пригожей, как и раньше была! А туда, куда на Землю-матушку та водица черная с ручек девушки скатилася, почернела там землица, задымилася…
— Я вся искупаюсь! Вся свежая да пригожая буду! — обрадовалась девушка и стала сбрасывать с себя одежду. Забылась, скинула веревку тоже, и, радостная, бросилась к черной воде.
— Постой, постой, а веревка! — закричал Рахта, да поздно было!
Полина оглянулась было, хотела приостановиться, да поскользнулась, руками взмахнула, нога подвернулась, девушка упала, да вниз, под клон и покатилась. Плюх! Полина погрузилась в Мертвую воду с головой, вынырнула — радостная, счастливая.
— У меня вся кожа снова гладкая и на цвет красивая! — закричала она.
— То хорошо, а как я тебя теперь вытягивать буду? — отозвался ее любимый.
— Бросай веревку!
— Так не достанет…
— Так ты себя не за пояс, а за ногу привяжи, да сам — на землю ложись!
Так Рахта и сделал. Бросил веревку раз, другой, третий — Полина веревку, в конце концов, поймала, уцепилась, начала перехватывать, подтягиваться… Хорошо — когда твоя девушка богатырка! Не всегда, конечно, но сейчас — очень даже сгодилось…
Вдруг не стало никакой черной воды, да и сама яма обратилась в провал бездонный, и повисла Полина, держась за веревку, а под ней затягивающая мгла сгустилася…
— Сейчас, сейчас, я тебя вытяну! — закричал Рахта и начал тянуть веревку, перехватывая ее и подтягивая на себя. Но каждый перехват оказывался все тяжелее, как будто навалился на девушку груз стопудовый…
— Мертвое к мертвому, а живое, если хочет живым остаться, к живому, — услышал богатырь возле головы глухой голос. Оглянулся. То мертвая голова смотрела на него пустыми глазницами, а безгубый рот те слова говорил-выговаривал. Откуда она взялась, эта череп-голова? Как будто из земли выросла, как качан капусты торчит, только страшный такой кочан, зловещий.
— Что ты хочешь сказать-приказать, Виев посланец? — зло спросил Рахта, — коли мертвое к мертвому, так и отправляйся, откель пришел!
— Отправлюсь, отправлюсь, голубчик, — прошипела голова, — вот только свое с собой заберу, и отправлюсь! И на Леля не надейся больше, да и Лада твоей невесте не подмога, ей живым влюбленным помогать бы управиться… Отпусти веревку, отдай мертвое мертвому!
— Нет, не отдам мою ладушку мертвой голове на потеху! — закричал Рахта и рванул веревку что есть мочи. И Полина на себя потянула, да забросила ножку уже на край пропасти, рывком встала, еще шагнуть собирается, вот и за руку Рахту ухватила…
Но тут из провала того, мертвецким холодом тянущего, как бы рука огромная образовалася, как бы мрак вдруг сгустился и осязаемым стал, и схватил тот мрак-рука Полину, и потянул он ее обратно. Но крепко держит Рахта руку возлюбленной своей, не выпускает…
— Не управиться силе богатырской супротив силы божеской, — засмеялась мертвая голова, — последний раз говорю — отпусти по-хорошему! Мне живых нахлебников в моем царстве не надобно, мне моих мертвых уж достаточно…
— Иль любимую спасу, иль самому мне не жить! — воскликнул Рахта, да пересилил руку страшную, притянул любимую к себе, обнял да поцеловал…
— Что ж, сам себе судьбу избрал, я порядок не сломал, — вздохнул череп. Ничего он не сделал при этом, ни слова заветного не сказал, ни глазом ужасном не моргнул, просто сделалось тут и все… Не стало под ногами у Рахты Земли-матушки, исчезла земля, и полетел он вниз, лишь любимую свою обнимая. Но не все еще — чувствует, не упал еще, а держит его побратим, держит, удерживает, вот и подтягивать стал, наклонился, руку перехватить хочет, а Рахтушка медлит, он ведь руками Полинушку держит, хоть и понимает, что сама удержится, да боязно выпустить…
— Сухматушка, спасай! — крикнул Рахта, — На тебя вся надежа!
— Ну вот, еще один! — зашипел голый череп, — Куда мне столько? Хватит, довольно…
Тут почуял Сухматушка, что в земле он весь, и нет кругом ничего, окромя земли. Похоронен заживо… И дышать-то тут, под землею нечем, чувствует — задыхается, да и двинуться даже не может, ручкой пошевелить и то — некуда. А ножкой — вроде шевелит, да что толку? И настала Сухмату чернота в глазах…
Нет, опомнился Сухмат. Лежит на земле, дышит — живой, стало быть… Рядом — Нойдак хлопочет. Привстал Сухматий, смотрит — близ него — яма в земле. Догадался — вовремя поспел ведунишка их драгоценный, а уж как тщедушный Нойдак его за ноги вытянул — уж и не знает. Может, и вправду говорят, когда очень надо — сила великая появляется…
Потом долго сидели они на том месте, ждали невесть чего, ждали, да так ничего и не дождались. Не было больше никакой ямы с Мертвой водой, просто ровная земля — и все! Нойдак рассказал, что его Дух сразу на подмогу позвал, как только земля под Рахтой провалилася. Он спешил-бежал, да не успел. Только Сухмата и выручил… А Духа своего Нойдак сразу же вослед Рахте послал, улетел он, да не возвращается!
Так и не дождались Сухмат с Нойдаком ничего. Дух как бы и пропал. Сидели они, сидели, а потом — слышат — птички над головой зачирикали. Значит — нет больше здесь места проклятого, все! Будет здесь обычный лес, и ждать боле нечего.
— Понял я, что старик тот говорил, — сказал Нойдак, вставая, — что была дыра в Мертвый мир, а заткнуть ту дыру можно было только тем мертвецом, из-за которого эта дыра и образовалася… Ох, не пожалел злой старик, не пожалел…
Глава 17
Друзья ехали молча, у обоих было просто отвратительно на душе… Друзья? Да, теперь это можно было сказать со всей определенностью. Это раньше Сухмат был побратимом Рахты, а Рахта — другом Нойдака… Теперь же были поставлены все точки в их отношениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— А еще есть в тех горах пещера, а в ней ладья преогромная, доверху золотом да камнями самоцветными нагруженная, а спрятал ее там сам великий тать Ратиль, — перебил старца молчавшей до сей поры Сухмат. Глаза у богатыря даже разгорелись, видно давненько подумывал он и о таком походе, за ладьей той…
— Не Ратиль, а Атиль, — возразил Рахта, — и не тать, а воин знатный, Рум победивший! И в лодке той…
— Не возвращался Атиль на родину, нет, — заспорил Сухмат, — а ладья та разбойничья! И золото там отобранное у шаха всех шахов, еще до Лександрова похода…
— Да, но все не так! Стережет ту пещеру злой карлик-колдун, его и золото…
— Нет, не карлик, а тать!
— Рассуди нас, мудрый старик, — обратился Рахта к седому ведуну, — есть ли в тех злых горах пещера с ладьей золотой?
— И чего вас так на злато тянет, — рассердился старик, — я вам, несмышленышам про дела великие, до появления племени людского на земле рассказываю, про то, откуда зло пришло и где затаилось, а вы — все золото, золото… Не хотите слушать, так и не надо. А пещера там есть, и злата в ней навалом, ибо злато и зло — с одного корня пошли, порождение одной силы Чернобоговой. Коли нужно вам злато — поезжайте, поклонитесь Черному богу, будет вам и злато, даст и силу — слабых обирать, больных — убивать, да детишек пожирать…
Замолчал старик. Богатыри, устыдившись, молчали. Никому из разумных людей никогда и в голову не приходило кланяться Чернобогу. Более того, даже имя его простые люди никогда не упоминали. Мало ли что…
— Много зла в вас, много! — продолжал старец сурово, — И девушку ты свою мертвую любишь, но для себя любишь, да не думаешь, какое зло другим творишь, ведь ты весь порядок, Родом для людей установленный, сейчас разрушаешь, в самой реальности трещину создаешь!
— А что такое реальность?
— Есть сон, есть реальность, а есть то, что могло бы быть, — попытался объяснить ведун, но, заметив, как вытягиваются лица слушателей, оборвал сам себя, — да что вам объяснять, вы не корня знаний ищите, вы сделать что-то хотите. Все равно, хорошее иль дурное — лишь бы делать!
— Так на то и человек, чтобы что-то менять, — первый раз открыл рот Нойдак.
— А ты помолчи, недоучка! — лесной ведун рассвирепел окончательно, — Услышал где-то одну мудрость и думаешь, что мудрецом стал? Вижу я, вижу, каков из тебя мудрец…
Нойдак оказался уже достаточно умным для того, чтобы смолчать. С чего бы это? Дело было в том, что в рассуждениях старца был явный прокол. Нойдак нигде никогда не слышал про то, для чего предназначен человек, это пришло ему в голову само собой. Между тем, его собственную мысль оценили как мудрость — пусть это и было повторением уже кем-то сказанного, но ведь северянин додумался до этого сам! И, таким образом, его практически назвали мудрецом — уже не в насмешку, а серьезно, хотя старик об этом и не подозревал. А — известное дело, называй человека каждый день глупцом — он и вести себя начнет по дурацки. А коли прослывешь умником — так и не заметишь, как действительно поумнеешь — ведь приходится, хочешь не хочешь, говорить умное, да по умному делать…
— А нет ведаешь ли ты о другом источнике Мертвой воды? — Рахта опять взялся за свое, — Поближе, и что б без Черного бога…
— Есть тут недалече одно место проклятое, — ведун зло сверкнул глазами, — коли есть охота туда пройтись, то пусть будет что будет! Ведь должна же быть для дырявой бочки затычка… Судьба — она распорядится! Но — опасно то место для живых…
— Я один туда схожу, — сказал Рахта.
— Размечтался… — заметил Сухмат, было ясно, что никуда одного он побратима не отпустит, — Рассказывай, мудрец, где то место?
— Идти вам на север, строго по Северной звезде, идти день, не меньше, пока не увидите странного леса, — седой ведун переводил взгляд с одного богатыря на другого, как бы в последний раз испытывая их, — нет в том лесу ни берез, ни осин, даже на опушке нет. Одни старые ели. И птицы там не поют. Как пойдете в тот лес, да почуете, что земля под уклон идет, так под тот уклон и путь держите. Хоть и будете вниз идти, болот все равно не будет, все по сухому, и даже мхов там нет, одни лишайники. А потом, еще ниже, будут стоять деревья уж мертвые, а потом и лишайников не станет, одни голые стволы… А вы еще пройдете, нет, дальше пусть только те, кому очень нужно пойдут — так вот, у самого того места будут деревья уже окаменелые, и будет потом яма преогромная, черная и опасная. Опасная потому, что вся она черным стеклом покрыта, ровна и поката, да не за что уцепиться, поскользнешься — и соскользнешь, да прямо в ту черную воду, что родником в центре ямы пробивается. То — и есть Мертвая вода…
Размеренная торжественная речь привела богатырей в какое-то странное состояние, близкое к оцепенению. На Нойдака это не очень подействовало, но он был занят своими мыслями и тоже, как и богатыри, не заметил, как и куда ушел старик. Вроде был — и не стало. Но исчез не с громким хлопком, как исчезали могущественные маги, переносясь в другие места. И не бесстыдно растаял в воздухе, как никого не боящееся божество. Нет, вроде просто ушел, но и следов не оставил…
* * *
— Строго на север, всего один день пути, — богатыри держали совет…
— Не надо ходить к тому лесу, — начал вдруг возражать Нойдак, — слышал я о таких местах, опасные они. Там где деревья стоят голые, да птицы не поют, там смерть живет-обитает! Уходят туда, да не возвращаются, а те, кто не доходит до конца, испугавшись, тот потом о грудах костей рассказывает… И еще, потом волосы у тех, кто до конца не дошел, выпадают, да на коже язвы получаются…
— Может, послушать нашего Нойдака? — задумался Сухмат, — Уже ведь бывало…
— Может, и прав он, — согласился Рахта, — может, и смерть впереди… Но у меня другой дороги нет! А тебе, Сухмат, гибнуть не за чем, да и Нойдаку в лес тот соваться не стоит. А я пойду!
— А, может, я одна схожу? — спросила Полина, — Искупаюсь и вернусь? Я же все равно мертвая, мертвее не стану, а там, глядишь, и дорогу к Живой воде узнаю…
— Нет, мы пойдем вместе, а вам, Сухмат, с Нойдаком лучше здесь подождать! — заявил Рахта, и голос его был тверд.
— Я пойду с тобой, я твой побратим, — столь же твердо ответил Сухмат, — дойдем до опушки того леса, а там — Нойдак скажет, сколь опасность великая нас ждет. Ведь ты пойдешь с нами, Нойдак?
— Да, конечно, я — куда и все, — почти отмахнулся Нойдак, — я вот чего думаю… Может, упрошу Духа все разведать, слетать в то место мертвое…
— Сие — дело! — согласились богатыри почти хором.
* * *
На странный лес наткнулись менее чем через сутки, утрецом. Может, и не обратили бы сами внимания, не зная, что ищут. Кажется, старик немного преувеличил — на опушке тянулись к свету побеги молоденьких березок, да и птички, вроде, почирикивали. Но вот то, что среди старых стволов были одни хвойные — то правда. Богатыри остановились и решили действовать дальше, как уговаривались. А именно — Нойдак уже давно договорился со своим Духом, и теперь его невидимый приятель отправился на разведку.
Дух есть Дух — что тут поделаешь, полетел по делу, да застрял. Нойдак особенно не волновался, вряд ли его странному приятелю могло что-то серьезно угрожать. Тем более, что он хорошо знал повадки Духа — увидит что-нибудь интересное, птичку там пеструю, или лягушку изумрудную какую — и будет часами наблюдать да любоваться, забыв, зачем полетел…
Короче, вернулся Дух только к вечеру, а потому богатыри решили не рисковать соваться в лес на ночь глядя, да и утро вечера мудренее. Зато можно было послушать, о чем разведал Дух, да обсудить, не спеша, у костра…
Что рассказал Дух? Да все нормальненько, все так, как и сказывал старый ведун — и про деревья, и про яму черную, и про воду, на дне ямы этой ключом бьющей. Даже обрадовал Дух немного — добросовестно обыскал лес, не нашел ни то что злодеев каких или чудес — ни единой живой души, даже зверя ни одного. Это ведь даже и хорошо — когда опасность известна — на дне ямы она — но, слава Роду, — других опасных сюрпризов в том лесу нет, никто сзади в спину нож не всадит, ядовитым зубом в ногу не вцепится…
Попытался Дух и дальше проникнуть, в самую яму — что ему, бестелесному, сделается? Не получилось, вроде мешает что-то, не пускает! Как ни пытался Дух, не получилось у него в ту яму под черную воду залететь…
Утром решали, кто пойдет и до куда… Решили — идем все вместе, потом оставляем Нойдака у начала мертвых деревьев, он на последнюю живую ель заберется и смотреть будет, потом, не доходя до леса окаменелого — Сухмат сторожить останется, да с высокого дерева смотреть будет, как Рахта с Полиной к роднику с Мертвой водой подойдут, да если надо будет — с дерева сойдет и подможет…
Шли по лесу осторожно. Все было почти так, как и говорил седовласый старик. Птиц вскоре не стало слышно, потом пропали мхи, остались одни лишайники.
— Что, похоже на то место, о котором ты рассказывал? — допытывался Сухмат у Нойдака, — Где кости лежали, а у тех, кто возвратился, волосы повыпадали?
— Нет, не похоже, — ответил Нойдак, — там деревья поваленные должны быть, все кронами в одну сторону, а корнями вывороченными — к месту гиблому… А здесь деревья стоймя стоят!
— Значит, не гиблое здесь место?
— Может, и гиблое, да по другому, — изрек Нойдак.
Вот и мертвые деревья впереди. Как-то незаметно их стало все больше и больше, потом оказалось, что путешественники идут уже по мертвому лесу, одни голые стволы, не то что без лишайников, даже и без коры… Нойдаку велено было вернуться к живым деревьям, он, было, запротестовал, но Рахта просто объяснил ему, что — если чего вдруг с ними случится — на него последняя надежда будет, глядишь — вытащит! Нойдак послушался, полез на живое дерево, а Духа отослал наблюдать.
Попалось первое дерево окаменелое. Сухмат постучал о него палицей — гулкий звук, как будто пусто там, внутри. И неприятно на душе как-то. Пришлось уговор соблюдать — остаться здесь сторожить. Полез богатырь на дерево мертвое, но не окаменелое — как уговаривались, да не получается, соскальзывает, как крепко ни сжимает он голени. Нет коры, а сучья ломкие. Подсаживал, подсаживал его Рахта, на вытянутых руках, как скоморох, друга за ноги держа, поднял… Уцепился Сухмат за ветви — ломаются одна за одной! Нашлась, которая не сломалась, подтянулся, потом еще отыскались покрепче. Залез почти на верхушку и кричит, что ему теперь сверху видно все, и яма черная — тоже, совсем недалече она…
Действительно, яма оказалась совсем рядом. Но Рахта не торопился — не зря же его предупреждал старый ведун. Обвязался, как поясом, веревкой надежной, ту веревку вокруг самого толстого дерева каменного провел, тройным узлом завязал. И Полину привязал веревкой толстой, крепкой — к своему поясу, да понадежней. И пошли они, осторожненько, вперед. Вот Рахта остановился, кончилась свободная веревка у него. А Полинушка чуть было в яму и не соскользнула, да веревка не дала! А вода черная совсем рядышком, немного не хватает. Привязала Полина бечевочкой фляжечку, да закинула в воду Мертвую, потом выудила. Рахта любимую свою обратно подтянул, вытянул. Взяла Полина фляжечку, да и полила Мертвой водой себе на рученьку, стала та рученька белой да гладкой, хоть и без жизни, но красивой да пригожей, как и раньше была! А туда, куда на Землю-матушку та водица черная с ручек девушки скатилася, почернела там землица, задымилася…
— Я вся искупаюсь! Вся свежая да пригожая буду! — обрадовалась девушка и стала сбрасывать с себя одежду. Забылась, скинула веревку тоже, и, радостная, бросилась к черной воде.
— Постой, постой, а веревка! — закричал Рахта, да поздно было!
Полина оглянулась было, хотела приостановиться, да поскользнулась, руками взмахнула, нога подвернулась, девушка упала, да вниз, под клон и покатилась. Плюх! Полина погрузилась в Мертвую воду с головой, вынырнула — радостная, счастливая.
— У меня вся кожа снова гладкая и на цвет красивая! — закричала она.
— То хорошо, а как я тебя теперь вытягивать буду? — отозвался ее любимый.
— Бросай веревку!
— Так не достанет…
— Так ты себя не за пояс, а за ногу привяжи, да сам — на землю ложись!
Так Рахта и сделал. Бросил веревку раз, другой, третий — Полина веревку, в конце концов, поймала, уцепилась, начала перехватывать, подтягиваться… Хорошо — когда твоя девушка богатырка! Не всегда, конечно, но сейчас — очень даже сгодилось…
Вдруг не стало никакой черной воды, да и сама яма обратилась в провал бездонный, и повисла Полина, держась за веревку, а под ней затягивающая мгла сгустилася…
— Сейчас, сейчас, я тебя вытяну! — закричал Рахта и начал тянуть веревку, перехватывая ее и подтягивая на себя. Но каждый перехват оказывался все тяжелее, как будто навалился на девушку груз стопудовый…
— Мертвое к мертвому, а живое, если хочет живым остаться, к живому, — услышал богатырь возле головы глухой голос. Оглянулся. То мертвая голова смотрела на него пустыми глазницами, а безгубый рот те слова говорил-выговаривал. Откуда она взялась, эта череп-голова? Как будто из земли выросла, как качан капусты торчит, только страшный такой кочан, зловещий.
— Что ты хочешь сказать-приказать, Виев посланец? — зло спросил Рахта, — коли мертвое к мертвому, так и отправляйся, откель пришел!
— Отправлюсь, отправлюсь, голубчик, — прошипела голова, — вот только свое с собой заберу, и отправлюсь! И на Леля не надейся больше, да и Лада твоей невесте не подмога, ей живым влюбленным помогать бы управиться… Отпусти веревку, отдай мертвое мертвому!
— Нет, не отдам мою ладушку мертвой голове на потеху! — закричал Рахта и рванул веревку что есть мочи. И Полина на себя потянула, да забросила ножку уже на край пропасти, рывком встала, еще шагнуть собирается, вот и за руку Рахту ухватила…
Но тут из провала того, мертвецким холодом тянущего, как бы рука огромная образовалася, как бы мрак вдруг сгустился и осязаемым стал, и схватил тот мрак-рука Полину, и потянул он ее обратно. Но крепко держит Рахта руку возлюбленной своей, не выпускает…
— Не управиться силе богатырской супротив силы божеской, — засмеялась мертвая голова, — последний раз говорю — отпусти по-хорошему! Мне живых нахлебников в моем царстве не надобно, мне моих мертвых уж достаточно…
— Иль любимую спасу, иль самому мне не жить! — воскликнул Рахта, да пересилил руку страшную, притянул любимую к себе, обнял да поцеловал…
— Что ж, сам себе судьбу избрал, я порядок не сломал, — вздохнул череп. Ничего он не сделал при этом, ни слова заветного не сказал, ни глазом ужасном не моргнул, просто сделалось тут и все… Не стало под ногами у Рахты Земли-матушки, исчезла земля, и полетел он вниз, лишь любимую свою обнимая. Но не все еще — чувствует, не упал еще, а держит его побратим, держит, удерживает, вот и подтягивать стал, наклонился, руку перехватить хочет, а Рахтушка медлит, он ведь руками Полинушку держит, хоть и понимает, что сама удержится, да боязно выпустить…
— Сухматушка, спасай! — крикнул Рахта, — На тебя вся надежа!
— Ну вот, еще один! — зашипел голый череп, — Куда мне столько? Хватит, довольно…
Тут почуял Сухматушка, что в земле он весь, и нет кругом ничего, окромя земли. Похоронен заживо… И дышать-то тут, под землею нечем, чувствует — задыхается, да и двинуться даже не может, ручкой пошевелить и то — некуда. А ножкой — вроде шевелит, да что толку? И настала Сухмату чернота в глазах…
Нет, опомнился Сухмат. Лежит на земле, дышит — живой, стало быть… Рядом — Нойдак хлопочет. Привстал Сухматий, смотрит — близ него — яма в земле. Догадался — вовремя поспел ведунишка их драгоценный, а уж как тщедушный Нойдак его за ноги вытянул — уж и не знает. Может, и вправду говорят, когда очень надо — сила великая появляется…
Потом долго сидели они на том месте, ждали невесть чего, ждали, да так ничего и не дождались. Не было больше никакой ямы с Мертвой водой, просто ровная земля — и все! Нойдак рассказал, что его Дух сразу на подмогу позвал, как только земля под Рахтой провалилася. Он спешил-бежал, да не успел. Только Сухмата и выручил… А Духа своего Нойдак сразу же вослед Рахте послал, улетел он, да не возвращается!
Так и не дождались Сухмат с Нойдаком ничего. Дух как бы и пропал. Сидели они, сидели, а потом — слышат — птички над головой зачирикали. Значит — нет больше здесь места проклятого, все! Будет здесь обычный лес, и ждать боле нечего.
— Понял я, что старик тот говорил, — сказал Нойдак, вставая, — что была дыра в Мертвый мир, а заткнуть ту дыру можно было только тем мертвецом, из-за которого эта дыра и образовалася… Ох, не пожалел злой старик, не пожалел…
Глава 17
Друзья ехали молча, у обоих было просто отвратительно на душе… Друзья? Да, теперь это можно было сказать со всей определенностью. Это раньше Сухмат был побратимом Рахты, а Рахта — другом Нойдака… Теперь же были поставлены все точки в их отношениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42