Совсем просто! Я боялась, что он начнет обсуждать со мной пьесы Вильяма Шекспира или книги мисс Остин. Я начала рассказывать ему о себе, стараясь быть краткой, но он перебивал меня, задавая вопросы, и мы проговорили почти час. Когда мы, наконец, замолчали, он подпер рукой подбородок и просидел так, не говоря ни слова, уставившись в каменный пол, довольно долго. Мне было жаль, что он молчит, потому что в тишине я снова вспомнила Юлан и девочек, и бедную мисс Протеро, и что меня ожидает.
Я решилась:
– Надеюсь, с моей стороны не будет большой бестактностью спросить вас, мистер Сэбин, за что вас посадили в тюрьму?
– Хм? – Он был где-то далеко. – А-а-а… я приехал в Китай, чтобы кое-что отыскать, и вот, пытаясь это кое-что отыскать, я совершил грубую ошибку. Мандарин Хуанг Кунг серьезно оскорблен. Не надо принимать это близко к сердцу. – Он повернул голову, чтобы посмотреть на меня, но сумерки были уже такие густые, что мы могли лишь улавливать смутные очертания друг друга. – Твоя мисс Протеро умирает. Дети скоро начнут голодать. А ты – здесь, в тюрьме. Что же теперь будет?
– Я надеюсь, мое дело решится завтра и меня высекут плетьми. Но… – я слышала, как мой голос предательски задрожал, как я ни старалась говорить спокойно, – но мне страшно, потому что мне могут отрубить руку.
Даже в полутьме я увидела, как в его глазах вспыхнул огонь, который испугал меня. Глаза больше не смеялись, теперь это были глаза дьявола, который до поры до времени прятался за веселым смехом. По спине у меня пробежали мурашки, и мне показалось, что мои волосы встали дыбом. Мистер Фолкон сказал, что этот человек опасен. Теперь я этому верила. Даже за каменными стенами и железными прутьями он был опасен. Он излучал опасность.
Когда он заговорил, голос его был тих и спокоен:
– У тебя есть здесь друзья? Есть кто-нибудь, кто может помочь?
– Доктор Ленгдон, но он не может помочь. У него нет денег. Он «вылетел в трубу». Он так сказал.
– Допустим, у него есть деньги. Что тогда?
– Ну… он смог бы пойти к ювелиру и заплатить ему за брошь вдвое больше, чтобы ювелир сказал, что произошла ошибка и что он хочет забрать свое обвинение. Нужно заплатить чиновнику, чтобы он уничтожил свои бумаги, и надзирателю, чтобы тот забыл, что видел меня. Ах, да. Еще полицейский. Больше, вроде бы, никого.
Мистер Сэбин, похоже, расслабился.
– Так вот как здесь дела делаются? Подкуп?!
– О, да, сэр. Кроме миссии. Мисс Протеро считает, что нельзя жертвовать своей репутацией. Но у нас все равно нет денег, чтобы давать взятки.
– Сколько нужно твоему другу, доктору Ленгдону, чтобы вытащить тебя отсюда?
Я на минуту задумалась.
– Мне кажется, три соверена нужно дать ювелиру, один – полицейскому, один – чиновнику и полсоверена – надзирателю. – Я закрыла глаза, почувствовав вдруг, что силы покинули меня. Какой смысл говорить об этом, словно есть хоть какая-то надежда, что у кого-то найдется такая огромная сумма, чтобы спасти меня?
– Пусть будет шесть, – сказал мистер Сэбин. Я открыла глаза и увидела, что он засунул руку к себе в сапог и вытащил оттуда какой-то предмет похожий на короткую круглую палочку. Затем я разглядела, что это не палочка, а кожаный цилиндр толщиной с большой палец. Мистер Сэбин снял крышку, перевернул цилиндр, и в следующее мгновение я увидела, как на его ладони замерцало золото.
Я от изумления открыла рот. Мои глаза были, наверное, еще круглее и безобразнее чем обычно, когда я смотрела, как он отсчитывает несколько соверенов и заталкивает остальные обратно в свой странный кошелек. Похоже, цилиндр был просто набит монетами, уложенными одна на другую. А если так, то там было никак не меньше сотни.
– Здесь еще полсоверена, чтобы убедить надзирателя послать за твоим другом, доктором Ленгдоном, – сказал мистер Сэбин.
Я смотрела во все глаза на шесть золотых монет в его руке.
– Но вы не можете! – прошептала я трясущимися губами. – Я… я не знаю, почему вы в тюрьме, мистер Сэбин, но, если вы нанесли оскорбление мандарину, это очень серьезно, и вам самому будут нужны все ваши деньги.
– Даже если бы у меня было в десять раз больше, этого было бы недостаточно, чтобы переубедить Хуанг Кунга. – Он вдруг улыбнулся. – У него на меня свои виды. Он так сказал, когда меня привели к нему пару дней назад. Давай, Люси. Зови надзирателя и начинай торговаться.
Прежде чем я успела ответить, раздался звук шагов по каменному полу коридора и кружок желтого света прорезал темноту и стал теснить ее в угол. Бряцанье ключей возвестило о приближении надзирателя. Мистер Сэбин вложил один из соверенов мне в руку и тихо сказал:
– Это – для начала. Остальные пока останутся у меня на тот случай, если он захочет тебя обыскать.
Звук шагов стал громче, и появился надзиратель с масляной лампой в руке. Он был не один. За ним шел доктор Ленгдон. Доктор был очень встревожен. Надзиратель повесил лампу на крюк и сказал:
– Здесь она. Можете поговорить несколько минут. – Он подбросил монетку, поймал ее, презрительно сплюнул и ушел, устало передвигая ногами.
Доктор Ленгдон подошел к зарешеченной двери. Он задыхался, как будто всю дорогу бежал.
– О боже! Значит, это правда! – воскликнул он, голос его прервался. – Я пошел тебя искать, когда ты не пришла за лекарством… – Он вытер пот со лба. – Кто-то мне сказал, что на улице ювелиров поймали девушку-иностранку, которая пыталась что-то украсть. Ах, Люси… что ты наделала, дитя мое?
Мне было так стыдно, что я не смогла ничего ответить. Он прислонил голову к решетке, закрыл глаза и снова произнес:
– О господи! – Это был крик отчаяния. Я поняла, что он думает о том, что может со мной случиться.
Из соседней камеры раздался голос мистера Сэбина:
– Мы сэкономили полсоверена и много времени, Люси. Представь меня своему другу.
Думаю, что доктор Ленгдон так волновался за меня, что не удивился, обнаружив в соседней камере англичанина. Но я навсегда запомню выражение лица доктора, когда мистер Сэбин вложил в его руку соверены. Впереди меня ждала новая жизнь, о которой я даже не мечтала. Большинство людей назвали бы то, что произошло со мной в ближайшем будущем, чудом или невероятной удачей. Для меня же новая жизнь была трудной и пугала меня гораздо больше, чем неприятности, которые мне пришлось до этого пережить. Впоследствии мне часто приходилось вспоминать доктора Ленгдона и это мгновение, когда его усталое взволнованное лицо вдруг просветлело, потому что ему дали золото, которое меня спасло.
Он взглянул на англичанина и сказал:
– Не знаю, как вас отблагодарить.
– К черту вашу благодарность! – голос мистера Сэбина звучал тихо и грубо. – Она считает вас своим другом. Почему вы ей не помогли? Почему допустили, чтобы она воровала? А что другие европейцы? А ваш посол, или мой? Тощая обезьянка, одна во всем мире, с кучей ребятишек и умирающей женщиной, полностью зависящими от нее! Она рискует лишиться руки… руки, черт бы вас побрал, чтобы прокормить их еще несколько дней, и всем наплевать!
– Мне не наплевать, мистер Сэбин, – сказал устало доктор Ленгдон, в его голосе не было обиды. – К своему стыду, я не знал, что дела настолько плохи. Но мне совсем не все равно.
– Если вам не все равно, почему же вы не знали, что дела настолько плохи?
Я быстро сказала:
– Я не говорила доктору Ленгдону. Я никому не говорила, сэр.
Доктор Ленгдон покачал головой и криво улыбнулся.
– Не защищай меня, Люси. – Он посмотрел на мистера Сэбина: – Вы молоды и не знаете Китая. Вы не знаете, что делает эта страна с людьми. Когда каждый год миллион человек умирает от голода, ваши чувства притупляются. Не должны, но это так. Что касается Люси, это моя вина. Но это – в прошлом. Я собираюсь вытащить ее из этой страны и отправить домой в Англию. Я пока не знаю как. Но я сделаю, даже если это будет последним делом в моей жизни.
– Сначала вытащите ее из этой тюрьмы, – оборвал его мистер Сэбин. – Она говорит, что если вы пойдете к ювелиру…
Доктор Ленгдон нетерпеливо поднял руку, призывая мистера Сэбина замолчать.
– Мне не нужно ничего объяснять, молодой человек. Я здесь поселился задолго до того, как родилась Люси. И я знаю, кого нужно подмаслить.
– Хорошо. – Мистер Сэбин повернулся к крошечному окошку. На клочке неба, заглядывавшего к нам из оконца, появились первые звезды. – Уже темнеет, – сказал он. – За вечер успеете?
– Не волнуйтесь, – доктор Ленгдон погладил карман, в котором лежали соверены. – Когда говорят деньги, китайцы не спят. – Он собрался уходить, затем остановился, оглянулся и посмотрел на меня и мистера Сэбина, стоящих у дверей своих камер. – Я уверен, что Люси поблагодарит вас сама. Но я хочу сказать вам спасибо от себя, мистер Сэбин. Я отдал последние полдоллара надзирателю, чтобы он меня сюда пустил. И если бы не ваша щедрость, мне бы самому пришлось заняться воровством. Сомневаюсь, чтобы у меня хорошо получилось.
Он ушел энергичной походкой, и я слышала, как он разговаривал с надзирателем тоном человека, который может себе позволить заплатить за все, что он хочет. Я подошла к решетке, разделявшей наши камеры, и сказала:
– Как же мне благодарить вас, мистер Сэбин? Мне кажется, что и слов таких хороших на свете нет.
Я заплакала. Я кусала губы, чтобы он не услышал, но он все-таки услышал, потому что подошел к решетке и взял мою руку в свою.
– Как правило, барышни плачут, когда им плохо, – сказал он. – Ты же ревешь сейчас, когда знаешь, что все будет хорошо.
– Из… из-вините меня, пожалуйста, мистер Сэбин, – заикаясь, сказала я. – Вообще-то, я никогда не плачу.
– Ничего удивительного, если только ты не бережешь слезы до лучших времен, – сухо сказал он, – которые, похоже, для тебя пока не наступили. Вот, возьми мой платок, он больше твоего, у меня есть еще.
– Спасибо, мистер Сэбин. – Я взяла квадратик ткани, который он протянул мне через прутья. – Вы… вы, правда считаете, что я похожа на тощую обезьяну?
Он не ответил и вдруг посмотрел на меня широко открытыми глазами.
– На кого?
– На тощую обезьяну.
– Кто тебе это сказал?
– Вы, сэр. Только что.
– Я? Господи! С чего это вдруг мне пришла в голову такая глупость?
– Не знаю, сэр.
– Ну, я, наверное, что-то перепутал. Я думал о… о Хуанг Кунге. Вот тебе и тощая обезьяна. Как будто я их когда-нибудь видел! Я надеюсь, ты не из-за этого плачешь, а, Люси?
– О, нет, мистер Сэбин. По крайней мере, я так не думаю… но сейчас, когда вы спросили, я уже не уверена.
Он засмеялся.
– Люси, ты чиста как стеклышко, в тебе нет ни капли хитрости. И все же, ты для меня загадка. Головоломка. Тайна, которую мне бы хотелось разгадать.
– Я не думаю, что я – тайна, мистер Сэбин.
– Ты – нет, не думаешь. – Он немного помолчал, затем сказал, улыбнувшись: – Между прочим, я приехал сюда чтобы решить одну загадку. Послушай, Люси. – Мне кажется, что за один день мне выпало столько испытаний, что удивляться у меня уже не было сил. Я просто стояла и тупо смотрела на него через решетку, пока он читал строчки, которые я и ожидала услышать:
Под ним – великана нож,
Который перевернут.
Цветы там, ветром сорваны, летят.
В храме сокровища лежат.
Над ним разверзся мир златой,
Хранимый медвежонком в небесах.
За златом тем
Лежат незрячие тигровые глаза.
Пока он декламировал, я пыталась решить, говорить ему или не говорить, что встретила накануне мистера Фолкона и что уже слышала эту странную загадку. Ни к какому выводу я не пришла, а просто молчала. Я очень устала, у меня не было сил пускаться опять в длинные объяснения.
– Звучит, как полная чепуха, да? – сказал он.
Я согласно кивнула. Он пожал плечами и провел рукой по своим волосам.
– Скорей всего так оно и есть – чепуха и больше ничего. Ладно, что бы это ни было, Ник Сэбин слишком часто все ставил на карту. – Он отпустил мою руку и посмотрел на небо сквозь оконную щель. – Твоему другу, доктору Ленгдону, нужно время, чтобы все уладить, поэтому поспи часок-другой, Люси. Я больше не хочу разговаривать. Мне надо подумать.
Он отошел и лег на свой матрас. Я пошла к своему, зная, что, несмотря на усталость, не засну. Я с нетерпением ждала возвращения доктора Ленгдона. Лежа на своем матрасе, я думала о том, что имел в виду мистер Сэбин, когда говорил, что он слишком часто ставил все на карту. Сейчас слова его приобрели для меня зловещий смысл. Я так и не знаю, за что он в тюрьме, но если он каким-нибудь образом нанес оскорбление мандарину, то он – в опасности, и эта опасность гораздо серьезнее той, что угрожает мне. Я вдруг осознала, как эгоистично себя вела, и мне стало плохо от этого. Я даже и не задумалась над тем, что ждет впереди Николаса Сэбина, а ведь опасность угрожает самой его жизни.
Мне стало стыдно, и, очевидно, в этот момент я и заснула, потому что ничего не помню до того, как, словно во сне, услышала голос, зовущий меня:
– Люси… Люси, – не Луци, а Люси, так звали меня чужаки.
Я подняла голову, озадаченная тем, что не могу понять, где я. Память быстро возвращалась ко мне, пока я выплывала из глубин сна навстречу длинной тени, которую отбрасывали прутья решетки, разделявшей камеры.
Мистер Сэбин сидел на корточках у решетки и звал меня настойчивым шепотом. Я подошла и тоже присела, потирая глаза.
– Ты проснулась, Люси? – спросил он. – Действительно проснулась?
– Да, мистер Сэбин.
– Хорошо, тогда слушай. Какая у тебя религия?
– Англиканская, как у мисс Протеро.
– Конечно. А есть в Ченгфу англиканский священник?
– Нет, с тех пор, как миссия здесь была закрыта. Уже давно. Хотя, подождите. Старый мистер Тэттерсолл! Он остался, и, я думаю, он еще жив. У него была здесь маленькая церковь. Ее сожгли давно, во время бунта. Но он отказался уехать. Он просто остался и все. Доктор Ленгдон наверняка его знает.
– Хорошо. Теперь, сколько тебе лет, Люси?
– Семнадцать с половиной.
– Твой официальный опекун – мисс Протеро?
– Нет, у меня никого такого нет, мистер Сэбин.
Он потер небритую щеку большим пальцем, и я увидела, как его глаза засмеялись, и в них заплясали огоньки, когда он сказал:
– Люси, ты можешь кое-что для меня сделать?
– Да, мистер Сэбин. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь полностью отблагодарить вас за то, что вы для меня сделали, но я сделаю все, что смогу.
Он дотянулся до моих рук и осторожно взял их в свои.
– Ну, вот какое дело… Только не волнуйся и не пугайся: ни то ни другое совершенно ни к чему, Люси. Но если все удастся устроить, то я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я хочу, чтобы мы сегодня поженились.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Я ошеломленно смотрела на него. И, хотя в камере было холодно, щеки мои горели. Я решила, что он надо мной смеется. Но в его взгляде не было и намека на насмешку. В голове же у меня была полная неразбериха. У меня возникла сразу дюжина вопросов, и мне хотелось задать их все сразу. Я выбрала самый глупый и, заикаясь, спросила:
– Но… разве можно пожениться в тюрьме?
Сидя на корточках у решетки и все еще держа мои руки в своих, Николас Сэбин криво улыбнулся.
– Я знаю, что это необычное предложение, Люси, но закон не запрещает жениться в тюрьме.
У меня голова шла кругом. Я спросила:
– Но почему, мистер Сэбин? Я хочу сказать, почему английский джентльмен, такой как вы, хочет жениться на девушке, которую он встретил в тюрьме и о которой ничего не знает. Почему?
– Мне кажется, я многое о тебе узнал, Люси Уэринг, – задумчиво сказал он. – Но, действительно, не в этом дело. У меня есть кое-что, и, если бы у меня была жена, она бы получила это в наследство. В противном случае, моим наследником может оказаться тот, кого я считаю своим врагом. Я бы все отдал, чтобы этого не произошло.
Мне было трудно собраться с мыслями.
– Но ваша жена сможет получить наследство, лишь когда вы умрете. И даже если… если я соглашусь, я не уверена, что мистер Тэттерсолл согласится прийти сюда и поженить нас. Нужно объявление о предстоящем браке и… и все такое, – запинаясь, закончила я.
– В такой стране, как эта, у него есть разрешение на отступление от правил, и он может действовать по своему усмотрению в случае крайней необходимости. Он может поженить нас по специальному разрешению.
– Мне кажется, что для него это не будет крайней необходимостью, мистер Сэбин. Он скажет, что вы должны подождать, пока вас выпустят из тюрьмы.
Николас Сэбин помолчал, словно не решаясь говорить, а затем сказал извиняющимся тоном:
– Дело в том, Люси, что меня не выпустят. Этот брак продлится, в лучшем случае, двадцать четыре часа.
Я подпрыгнула от ужаса. До меня, наконец, дошло значение его слов.
– Вот почему вы хотите, чтобы ваша жена получила наследство? – прошептала я. – Потому что вас… вас казнят?
– Спокойно, Люси, – он крепко сжал мои руки, словно пытаясь унять дрожь. – Боюсь, что это правда. Видишь ли, несколько дней назад я совершил грубую ошибку, хотя тогда я этого не знал. Я кое-что искал. То, что было спрятано много лет назад. Я думал, что ищу в маленьком храме, а это оказался склеп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36