А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Дело закончилось тем, что Ник выиграл закладную на «Луноловов». Итак, когда истечет срок закладной и если мистер Фолкон не сможет заплатить, «Луноловы» станут собственностью Ника, а точнее – его вдовы, то есть вашей, Люси.
Эдмунд покачал головой и сказал с восхищением:
– О! Ник все просчитал и ошибки не допустил. Он мог завещать вам право на получение всех долгов, но это право можно оспаривать, и много времени понадобилось бы, чтобы доказать законность такого завещания, особенно если учесть, что свидетели в Китае. К тому же, у него могут быть дальние родственники, которые, возможно, станут претендовать на наследство. Поэтому он сделал вас своей женой. – Эдмунд постучал пальцем по столу. – Но имейте в виду, Люси, мне, как душеприказчику, поручено продать собственность, получаемую по закладной Ремзи, если долг не будет выплачен. Сумма, вырученная от продажи «Луноловов», поступит вам, а это очень приличная сумма, не сомневайтесь.
Если я что-то и чувствовала в тот момент, так только пустоту. Я еще не осознала, что стану богатой: настолько все казалось неправдоподобным. Мне стало обидно, что Николас Сэбин женился на мне только для того, чтобы поразить своего врага. Какое-то время я не слушала Эдмунда.
– У Ника есть и другое имущество, конечно. Он тратил деньги так же быстро, как делал их, поэтому сомневаюсь, чтобы у него было больше одной или двух тысяч. Но не меньше: у него всегда был резерв для новых предприятий. Я справлюсь в его банке и сообщу вам, что вы можете ожидать. Однако прежде всего необходимо провести завещание в общем порядке через Сомерсет-Хаус, я этим сразу же займусь. Вы слушаете меня, Люси?
– Я стараюсь, Эдмунд, но столько сразу свалилось на меня. Трудно разобраться.
– Охотно верю. Не важно, я смогу снова все с вами обсудить в свободное время. Поскольку вы находитесь на попечении моих родителей, думаю, вы обязаны им все рассказать. Вы согласны?
– Да, обязана. Как вы думаете, они не рассердятся?
– Наоборот. Они, конечно, удивятся, но, когда узнают подробности, они, я думаю, будут удовлетворены. Это означает, что их ответственность за вас заканчивается, как только вы получите наследство, что освободит их и от финансовых потерь. Я советую вам продолжить вашу с Маршем экскурсию по Лондону. Возвращайтесь сюда к четырем часам, и мы вместе поедем домой. Я все объясню сам.
– О! Эдмунд! Я вам так благодарна! Я так этого боялась.
– Больше не стоит бояться. Прошу вас не говорить об этом ни Маршу, ни кому другому. Пока мы не будем говорить об этом Эмили, которой это не понравится, и Аманде, когда она приедет на каникулы. Чем меньше людей об этом знает, тем лучше. Если Роберту Фолкону станет что-нибудь известно, он постарается предпринять ответные меры, чтобы отсрочить исполнение завещания. Поскольку Ника так долго нет, Фолкон, несомненно, надеется, что с ним в Китае что-то случилось, что недалеко от истины. Поэтому, учитывая все сказанное, пока неповоротливая законодательная машина потребует передачи «Луноловов» в собственность Ника, может пройти очень много времени. А пока никому ни слова, Люси, – он заговорщически мне улыбнулся. – Пусть для Фолконов это будет сюрпризом.
Я не могла разделить его радость, и мне было не по себе, но сказала:
– Хорошо, Эдмунд, я сделаю так, как вы советуете.
Через пять минут я снова увидела Марша. Я рассказала ему, что адвокатом оказался мистер Эдмунд и что мы втроем поедем домой, но, что, к сожалению, мне больше ничего не разрешили говорить.
– Тогда выбросьте на время все из головы, мисс Люси, – ласково сказал он. – Я уверен, что мистер Эдмунд – хороший адвокат, и можно не сомневаться, что он посоветует только то, что будет вам на пользу.
Чтобы не расстраивать Марша, я из-за всех сил старалась делать вид, что мне очень интересно. Но мне было неспокойно. Я не хотела отбирать у Фолконов «Луноловов», я никому не хотела причинять неприятности, но не знала, как избежать того, что задумал Николас Сэбин. Я не могла отказаться от наследства, которое он мне оставил, даже если причина, по которой он это сделал, меня расстроила.
Вечером, когда мы с Эмили ушли спать, Эдмунд рассказал родителям невероятную историю. На следующее утро, за завтраком, я видела, что мистер Грешем с трудом сдерживает возбуждение, но он ничего не сказал, пока завтрак не закончился и он не пригласил меня в свой кабинет.
– Ты ничего не сказала Маршу? – взволнованным шепотом спросил он, как только закрылась дверь.
– Нет, мистер Грешем. Извините, что я вам раньше ничего не сказала. Эдмунд вам объяснил?
– Да, да, мы не будем поднимать шума, – сказал он, моргая, потирая руки и улыбаясь своей неожиданной улыбкой. – Предоставь все Эдмунду, и в следующем году Фолконам придется убраться. Естественно, мы с женой обсудили и вопрос о Роберте Фолконе. При сложившихся обстоятельствах мы больше не будем принимать его у себя. В этом нет никакой необходимости, да это и неудобно в любом случае, ведь ты фактически только шесть месяцев как овдовела, поэтому и речи быть не может о поклоннике. Я напишу ему и попрошу больше у нас не бывать.
Я вдруг, неожиданно для себя, очень расстроилась. Визиты Роберта Фолкона были во многом для меня тяжелым испытанием, но он относился ко мне доброжелательнее всех, за исключением Марша и Метью.
– Когда завещание вступит в силу, – говорил тем временем мистер Грешем, – ты получишь и деньги вместе с закладной на «Луноловов», так Эдмунд объяснил мне. Сэбину следовало оставить «Луноловов» тебе и назначить опекуна, который бы управлял имуществом в твою пользу, но поскольку он этого не сделал, я был бы только рад дать тебе совет, как лучше распорядиться деньгами, когда придет время.
Я ничего на это не ответила, и он мрачно нахмурился. Я не очень переживала и извинилась, как только смогла подобрать разумное объяснение. За следующую неделю я возненавидела выражение злорадства, которое временами ловила на лицах мистера и миссис Грешем. Они торжествовали, предвкушая падение своих врагов, и от этого у меня во рту появлялся неприятный привкус: ведь я была инструментом, с помощью которого это падение должно было осуществиться.
В первую неделю ноября на каникулы приехала Аманда. Радовалась я недолго, потому что она очень изменилась и стала надменной. Я надеялась, что со временем это пройдет, когда она свыкнется с новой для себя ролью взрослой барышни. В душе Аманда была доброй девушкой, но сейчас мы стали чужими друг другу.
От слуг я с сожалением узнала, что Метью Фолкон заболел ветрянкой и остался в школьном лазарете на каникулы. Я так надеялась, что скоро увижу его в тайном убежище. Мне было грустно, когда я навещала обитателей его зоопарка.
Пятого ноября англичане отмечают раскрытие «Порохового заговора». В Китае в дни памятных дат и праздников часто устраиваются фейерверки. Я сама видела лишь один, когда в Цин Кайфенг собрали богатый урожай и у крестьян были деньги на устройство праздника. Мне было тогда тринадцать лет, и мы все: дети, мисс Протеро и я – ходили в деревню смотреть фейерверк.
В Англии делают чучело Гая Фокса и сжигают на костре. Аманда заявила, что День Гая Фокса – ребячество, но, когда мистер Грешем предложил не отмечать этот день в «Высоких зарослях», она рассердилась и сказала, что мы обязаны устроить праздник, потому что слуги его обожают.
Костер соорудили накануне на открытом участке в центре долины, где склон переходит в широкую площадку. Слугам разрешили принимать участие в празднике, руководил Марш, а лакей Альберт помогал ему. Миссис Троубридж сделала бутерброды и приготовила колбаски, которые собирались поджарить на угольной жаровне возле костра.
К шести вечера, когда костер зажгли, было уже темно. Собралась вся семья: вечером из Лондона приехал Эдмунд. Тепло одетые, мы стояли у костра. Трещали дрова, и пламя лизало чучело в уродливой маске. Марш раздал всем бенгальские огни, и вскоре Аманда визжала от восторга, забыв о своем презрении к детскому празднику.
В небо полетели ракеты, оставляя за собой огненный след. Высоко в воздухе раскрывались сияющие шары зеленого, красного и синего цветов. С той стороны, где стояли слуги, слышался визг, смех, шум возни. Мальчик-садовник уронил шутиху, она упала туда, где стояли девушки. Марш сурово отчитал парня, а Альберт дал подзатыльник.
По всей долине жгли костры, трещал хворост, звучали выстрелы, хлопки. Вся деревня устраивала фейерверк. Каждую секунду в темное небо взлетали ракеты с огненными хвостами.
Дым густел и вскоре повис над долиной. Альберт подкинул свежих поленьев. Из костра повалил густой дым. У меня заслезились глаза, и я отошла в сторону. Я смотрела на костер. Все происходящее казалось нереальным, как во сне: темные фигуры причудливо двигались на фоне дыма и огня, словно это не живые люди, а тени. До меня доносились голоса, смех, но они жили отдельно, как будто никому не принадлежали. Время вокруг меня остановилось. Я не знаю, как долго я грезила. Внезапно очнувшись, я поняла, что не одна. Роберт Фолкон шел ко мне сквозь дым.
На нем не было ни пальто, ни шляпы. У него был тяжелый взгляд. Казалось, синие глаза светятся в темноте. Я не шевелилась. Я бы не смогла тронуться с места, даже если бы захотела, я словно повисла в пустоте. Он остановился, глядя на меня пронзительными голубыми глазами. Я не поняла, что означает его взгляд. Он медленно поднял руки, замер и схватил меня за плечи. Я не сопротивлялась.
Он обнял меня. Не знаю, сколько мы так простояли. Он поднес руку к моему лицу, приподнял его и поцеловал меня. Я очнулась и поняла, что обнимаю его, мои губы отвечают на поцелуй. Он оттолкнул меня и недоуменно посмотрел. Мне показалось, что он озадачен своим поступком. Он с такой силой схватил меня, что мне стало больно. Я должна была что-то сказать, но что? Пока я подыскивала слова, он отпустил меня, повернулся на каблуках и быстро пошел прочь.
Через несколько секунд он растворился в клубящейся тьме. Я поежилась, стряхивая с себя оцепенение, и пошла за Робертом Фолконом. Я двигалась наугад, спотыкаясь о кочки. Трава цеплялась за ноги. Он не может так уйти. Он должен что-то сказать. Я не понимала, люблю ли я Роберта Фолкона. Но он нашел меня в темноте, он обнимал и целовал меня. Он не может вот так уйти, не сказав ни слова!
Дым окутал долину, как одеяло. Голоса звучали тише. Я наткнулась на куст, обошла его и увидела Роберта Фолкона там, где меньше всего ожидала увидеть: он шел в сторону противоположную «Луноловам». Я побежала за ним. Он, наверное, услышал мои шаги, потому что остановился и оглянулся. Он всматривался в клочья дыма, плывущие в воздухе. Порыв ветра отнес дым в сторону, и я остановилась, словно наткнулась на невидимое препятствие. У меня подкосились ноги. Это – не Роберт Фолкон. Человек, которого я увидела, лежал в могиле на другом краю света. И звали его Николас Сэбин.
Я сгорбилась, закрыла лицо руками. Наверное, я сошла с ума. Он стоял у меня перед глазами. Я видела густые темные волосы, спадающие на лоб, узкие скулы и широкий рот. Другими были только глаза: они не улыбались насмешливо, как прежде, в них была пустота.
Я медленно подняла голову, опустила руки и посмотрела туда, где он стоял.
Никого. Темнота и клубящийся дым. Ничего больше.
Я так сильно стиснула зубы, что у меня заболели челюсти. Я сделала то, чего раньше никогда не делала, о чем только в книгах читала: я больно ущипнула себя за щеку и поняла, что не сплю. Я видела Николаса Сэбина или человека, как две капли воды на него похожего? Может, я видела призрак? Или я внезапно сошла с ума?
Мне казалось, что я тоже призрак. Я повернулась и побрела на свет костра, который был от меня примерно в ста шагах. Я не могу сейчас никого видеть, не должна. Иначе, если со мной кто-нибудь заговорит, я сорвусь и дам волю разгулявшимся нервам. Я повернула направо. Нужно обойти костер, чтобы добраться до «Высоких зарослей» незамеченной. Мне хотелось запереться в своей комнате. Там я успокоюсь и возьму себя в руки.
Ноги налились свинцом, но я все равно бежала, спотыкаясь. Меня тянуло прочь от этого места, населенного призраками. Я хотела в «Высокие заросли», там тепло и безопасно. Нога попала в пустоту, я беспомощно подалась вперед и покатилась вниз, вскрикивая каждый раз, когда ударялась о кочки, и пытаясь схватиться за что-нибудь. Я забыла, что мы на холме, забыла про крутой спуск.
Падая, я подставила руки, чтобы уберечь лицо. Я катилась вниз всего несколько секунд и поняла, что спуск сейчас закончится. Нога моя за что-то зацепилась, и меня перевернуло.
В голове вспыхнуло, и мир вокруг перестал существовать.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Я продрогла насквозь. В голове – тупая ноющая боль, очень болело над ухом. Я лежала боком на холодном влажном камне. С трудом сев, я осторожно потрогала шишку на виске, очевидно, от удара о камень. Мне казалось, что я очнулась не от обморока, а от сна. Я смутно помнила, как меня подняли чьи-то сильные руки, и голос что-то нашептывал мне. Но эти воспоминания таяли с каждой минутой.
Внезапно накатила тошнота, лицо покрылось холодным потом. Отдышавшись, я медленно встала на колени и огляделась. Мне стало страшно, и я судорожно вскрикнула. Ничего не видно: ни мерцания звезд, ни пламени костров в долине, ни ракет в небе. Вокруг было черно. Я ослепла.
В панике я поползла. Я судорожно водила руками – искала траву, пучками росшую на склонах. Но вместо травы кругом были камни, и никакого склона не было, я находилась на плоской каменистой площадке. Я упала не здесь. Может быть, я еще какое-то время брела, ничего не соображая, пока окончательно не потеряла сознание?
Воздух вокруг был странным: никакого движения, ни малейшего звука. Я плотнее закуталась в пальто и услышала слабый шум. Спички… коробок спичек, неполный. Я вспомнила, что положила его в карман, когда выходила из дому, на всякий случай, если мне разрешат поджечь фейерверк. Руки так замерзли и дрожали, что я долго не могла вынуть спичку. Пламя от нее так меня приободрило, что я чуть не разрыдалась.
Я не ослепла.
Я подняла спичку. Я сидела у неровной каменной стены, довольно длинной, потому что конца мне не было видно. Напротив меня, футах в двадцати, – другая стена из грубого камня. Надо мной – каменный потолок, с которого капает вода. Огонь обжег пальцы, и спичка погасла, стало еще темнее. Я знала, где находилась. Ужас охватил меня.
Я была в Чизлхестских пещерах, громадном подземном лабиринте. Одни говорили, что пещеры были вырыты еще в доисторические времена, другие – что здесь добывали мел несколько столетий назад. Никто точно не знал, как они здесь появились и зачем. Исследовано было примерно двадцать миль этого обширного лабиринта, но никто не знал его истинной протяженности.
Я отчаянно чиркала спичкой, затем приказала себе остановиться, и меня снова затрясло. Спички сейчас бесценны, нельзя просто так их расходовать. Очень осторожно я положила спички в карман и прислонилась к стене, обхватив голову руками: мне надо подумать.
Попала я сюда сама или кто-то меня принес, как мне показалось, ответа на этот вопрос я сейчас найти не могла. Единственный известный мне вход в пещеры был рядом со станцией в Чизлхесте. По прямой это больше мили от имения, и гораздо дальше, если идти по дороге. В Чизлхесте вход в пещеры был открыт для посещений. Экскурсоводы водили небольшие группы желающих на несколько сотен ярдов в глубь лабиринта и показывали несколько пещер. Дальше никто не ходил, деревянные преграды огораживали этот участок от остального лабиринта для того, чтобы самые беспечные не могли самостоятельно уйти дальше и заблудиться.
Я слышала, что есть и другие входы и выходы. У мистера Грешема в библиотеке была маленькая книжечка, в которой говорилось, что во времена Кромвеля от одного или двух больших поместий были прорыты тайные ходы к пещерам, там скрывались роялисты. Но оказалось, что даже старожилы не помнят, где эти ходы.
Становилось все холоднее и холоднее. Я понимала, что если не найду выхода отсюда, то погибну от холода уже через несколько часов. Однако выбраться из этого лабиринта практически невозможно. Я старалась гнать от себя эту мысль. Мне нужно побороть растущую панику и постараться с максимальной пользой использовать свою единственную удачу – спички.
Я стала думать, что еще может пригодиться. Сумочка пропала, я понятия не имела, когда и где я ее потеряла. В кармане был носовой платок и небольшой сверток с двумя бутербродами, которые приготовила миссис Троубридж. Было решено, что мы съедим бутерброды вместе с колбасками у костра. На мне все еще была фетровая шляпа с длинной булавкой, которая и удержала шляпу, когда я упала, и потом, когда я каким-то образом попала сюда. Жаль, что это не летняя соломенная шляпа: солома хорошо горит.
Я наклонилась и начала рвать нижнюю юбку. Из клочков я сплела косичку, оставив на конце кисточку, и положила косичку в карман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36