- с досадой сказал наконец торговец. - Гармошки первый сорт. Али с полтинником жалко расстаться?
Яшка смерил торговца и его товар уничтожающим взглядом.
- Дрянь твои гармошки! - плюнул он. - Только выбросить.
- Ах ты!.. - замахнулся торговец.
Яшка ощетинился.
- Тро-онь!.. Хочу - покупаю, хочу - нет... За свои, за кровные.
И рука торговца повисла в воздухе, а потом бессильно опустилась.
Победоносно повернулся Яшка спиной к несчастному ларьку, увлекая за собой товарищей.
У первой же палатки со сластями он обменял гривенник на леденцы, мятные пряники и подсолнухи. Щедро оделил друзей и себя не забыл.
- А мне показалось - гармошка ничего себе... та, в коробочке, сказал Шурка, хрустя леденцом. - Лучше не найдешь. Зря не купил.
- За полтинник?! - свистнул Яшка. - Дурака нашел. Я за двугривенный отхвачу - разлюли-малина... настоящую трехрядку. А может, и за гривенник, если посчастливится.
- А что же не купил? Гривенник был у тебя.
- Пожалуй, все-таки гривенника маловато, - признался Яшка. Прожевал пряник и сказал: - Понимаешь, вертушка тут есть замечательная. Игра такая... Круглый столик гвоздиками драночными утыкан. А за гвоздиками чего только не навалено, гора горой: и самовар, и гармонь, и сахарницы... Даже корова живая есть.
- На сто-олике? За гвоздиками? - не поверила Катька.
- Балда! К березе корова привязана.
- Ну, ну? - торопил Шурка приятеля, увлекаясь заманчивой вертушкой.
- Ну, а по гвоздикам перышко бегает. Оно на палке такой приделано, понимаешь? Толкнул чуть палку - перышко побегает-побегает вокруг столика, зацепится за который гвоздичек и остановится... и укажет обязательно вещь, которую можно взять.
- За гривенник, - понимающе кивнул Шурка.
- Да.
- А за пятачок нельзя? - жалобно спросила Катька. - Мамке очень нужна корова.
Петух не удостоил Растрепу ответом.
- Мне бы только разик попробовать, руку набить, - сказал он, помолчав. - Зараз трехрядку выиграю.
- Слушай, это здорово! - восхитился Шурка, и все, что он до этого видел на гулянье, померкло перед вертушкой. Даже черный ящик с часами и кольцами не стоил, в сущности, одного гвоздика вертушки, потому - кто его знает, счастлив ли в костях Шурка, да, может, и взаправду парень жулит и не зря его били. А тут, как говорит Яшка, одна ловкость рук и меткость глаз. А этих пустяков Шурке занимать не придется.
Ну что нынче за тихвинская, что за гулянье - красота! Прошлый праздник Шурка не замечал ничего подобного.
Он чувствовал и видел, как рука его, наторевшая в бросании камней, толкает палку - и перышко бегает по гвоздикам и останавливается... Возле чего оно останавливается? Шурке не стоило труда представить себе самую дорогую, желанную вещь.
- Слушай... а ножичка с костяной ручкой там нет?
- Как не быть. Фасонистые ножи видел.
- Ей-богу, мы обделаем это дельце! - уверовал Шурка. - Правда, Катька? И у нас еще останется денежек на гулянье... Веди скорей к вертушке. Где она?
Яшка повел друзей напрямик через гудящую толпу, ныряя между бабами и мужиками, терпеливо стирая с лица плевки подсолнухов, грозно расталкивая чужих мальчишек и девчонок. Они обходили палатки, не желая нигде останавливаться и терять понапрасну драгоценное время.
Но один раз остановиться все-таки пришлось. Плюгавый старикашка в диковинном парусиновом балахоне и таком же парусиновом смешном колпаке с кисточкой, с клетчатым платком на голой морщинистой шее восседал на пне, за опрокинутым ящиком, и метал перед собой, как карты, очень большие, тяжелые, что кирпичи, конфетины в зеленых одинаковых обертках. Надо думать, каждая весила не меньше четверти фунта. Ничего себе гостинчик! Съешь - и сыт будешь. На конфетинах были наклеены картинки, изображавшие черноволосую, румяную, как яблоко, глазастую красавицу.
Старикашка показывал всем желающим свои редкостные гостинцы, просил заметить, в каком положении находятся картинки, и быстро-быстро кидал одну за другой конфетины на ящик, картинками вниз, и приглашал брать любую.
- За головку - так, за юбочку - пятак, - сипло приговаривал он.
Ну можно ли не остановиться, когда гостинцы сами в рот просятся, валяются перед тобой кучей и разрешается даром, только не ленись, нагружать ими карманы. Этакое чудо даже в тихвинскую на гулянье не всегда бывает. Во всяком случае, Шурка с таким дивом сталкивался впервые. Видать, он с ума рехнулся, этот старикашка в колпаке с кисточкой, потому - разве лишь слепой не заметит, как ложатся конфетины.
Шурка толкнул локтем Яшку, а Катьку и толкать не пришлось, она живо протянула белую лапку и - цап-царап! - схватила с ящика одну красавицу прямо за волосы.
- Ваша конфетка, барышня, ваша! - ласково просипел старикашка. Берите еще, писаная моя, не стесняйтесь.
Катька и не думала стесняться. Она принялась таскать румянистых красавиц за волосы, так что толпа кругом загудела от восторга. Старикашка заерзал на своем пне и больше не приглашал не стесняться.
Иногда Катькина лапка повисала над облюбованной конфетиной, не решаясь, за который конец брать. Катька жмурилась, словно вспоминая, как легла картинка, потом смело хватала гостинец за зеленый хвост, и очередная глазастая красавица качалась, подвешенная за голову, на обозрение и хохот народа. Десяток рук, раззадорясь, потянулись к даровым, заманчивым конфетам.
Старикашка перетасовал конфеты. Шурка нацелился на одну, которая упала, как он хорошо заметил, головкой к нему. Он торопливо схватил ее и так был уверен, что не ошибся, что, не глядя, хотел сунуть подарок в карман.
- Виноват! - остановил его старикашка.
Шурка взглянул на гостинец и обмер. Красавица висела в его руке вниз головой.
Взрыв хохота оглушил Шурку.
- А-яй-яй, как неприлично, молодой человек! - потешал народ старикашка, стаскивая за кисточку колпак и вытирая рукавом балахона голый, в капельках пота череп. - За недозволенное любопытство - пятачок!
Шурка чуть не умер со стыда за свою ошибку. Как же он проглядел! Ведь картинка падала правильно, это он помнил точно.
- Ты, слепня! - сердито прошипел Яшка, награждая приятеля тумаком. Не приметил, так не лезь... Смотри, вот как надо!
Он решительно протянул руку и сграбастал облюбованную красавицу... за юбку.
Тут от хохота даже ящик закачался.
- Леший... когда он успел перевернуть конфетину? - смущенно пробормотал Яшка. - Верно, я не ту взял, - оправдывался он.
Не хотелось им разменивать полтинники, а пришлось. Старикашка отвалил сдачу пятаками, прямо оттянуло карманы штанов. И сразу пропал интерес к куче даровых сластей. Чуда тут никакого не было, одно мошенничество.
Но Катькина лапка нет-нет да и появлялась над ящиком и таскала без промаха конфеты по одной в подол.
Шурке было и завидно и приятно.
- Вот счастливая девочка! - говорили кругом. - Она все гостинцы перетаскает.
Наконец и Катька попалась, рассталась со своим пятаком.
Ребята тронулись дальше.
Катька весело считала выигранные конфеты и от счастья никак не могла верно сосчитать. Пришлось помогать. Общими стараниями сладкое богатство было сочтено - оказалось девять конфет в бумажках и одна развернутая. Ее немедленно поделили на три равные части.
- Постный сахар, - сказал Яшка, мрачно шмыгая носом. - И совсем не сладкий.
- Одна картофельная мука... и соленая какая-то, - еще точнее определил Шурка.
- Да-а! Поди-ка, соленая. Послаще сахарной куколки, - возразила богатая хозяйка. - Завидно, вот вам и кажется не сладко.
- И ничего не завидно! - обиделся Шурка. - Везло тебе, как утопленнице, вот и все.
- Будешь седня* купаться - и утонешь, - зловеще сказал Яшка.
Катька испугалась.
- Я не хочу тонуть! Я лучше обратно дедке конфетины отдам...
Шурка хотя и сердился на Катьку и забыл, что она ему приходится невестой, но не желал, чтобы она утонула. А Яшка не хотел, чтобы она возвращала старому бессовестному хрычу гостинцы. Но Катька была счастливая, уж это правда, как ни вертись, а счастливые, все говорят, утопленники. Вот беда! Как бы устроить так, чтобы Катька осталась счастливой и не утопленницей?
Шуркина голова заработала.
- Может, тебе и не везло вовсе как утопленнице. Может, ты... просто здорово подглядывала, а? - с надеждой спросил он.
- Ага! - обрадовалась Катька. - Я здорово подглядывала.
- Ну, значит, можешь купаться, сколько тебе влезет, - милостиво разрешил Яшка. - Не утонешь до самой смерти.
Катька была спасена. Но теперь Шурку донимал и мучил проигранный пятачок.
- Как ты подглядывала? - спросил он завистливо.
- Ну как? Глазами... Один зажмурю, другим высматриваю. Дедко - он чудак: кидает-кидает конфетины и все перевертывает. Быстро-быстро перевертывает... а я примечаю. Головкой на меня картинку кидает, а она раз! - и ножками ложится.
- Ври! - в один голос воскликнули Яшка и Шурка, пораженные простым Катькиным открытием.
Катька перекрестилась. Сомнений не было.
- Помирать пора, а он мошенничает, плутня старая!.. Подавись нашими пятаками! - ругался Яшка, с ожесточением царапая лохмы. - А мы-то, простофили, не догадались!
- Катька тоже раз ошиблась.
- Наро-очно, - лукаво протянула невеста. - Таскать конфетины надоело. Девать некуда, они тяжеленные.
- Вот дура-дурища! - возмутился Петух. - Поглядите на это пугало: вырядилась в бантики, а ума ни крошки нету. Побью я тебя когда-нибудь, Растрепа, честное слово, побью! - пообещал он, распаляясь. - Что ж ты нам не сказала? Ну, устала - ладно. Мы бы за тебя стали таскать конфетины. Ты бы нам показывала, а мы таскали... Давай вернемся?
Но возвращаться было поздно. Они стояли перед вертушкой.
Яшка не прихвастнул. На круглом, сколоченном из свежих досок и врытом в землю столе, утыканном часто-часто гвоздиками, точно за железной оградой, возвышалась гора неописуемой красоты. Наверное, из всех ларьков и палаток стащили сюда самое дорогое, навалили такую прорву товаров - прямо удивительно, как выдерживал стол! Гармоника с тремя рядами светлых пуговок, раздвинув огневые мехи, почти что сама играла. Зеркальные, из дутого стекла, сахарницы, расписанные цветами, просились в избу, на самое видное место, - так они были хороши. Перочинные ножи с костяными черенками, каждый с двумя блестящими, раскрытыми лезвиями и штопором, впивались в дерево стола почище бритв. Куски душистого мыла, гребешки, ленты, причудливые граненые бутылочки, наполненные чем-то очень вкусным, заткнутые стеклянными пробками, вилки, карандаши, банки с помадой и ваксой и множество других превосходных вещей громоздилось на столе. С вершины этой горы, которая каждую секунду грозила рассыпаться и не рассыпалась, важно взирал на церковь, на гуляющий народ медный, начищенный до блеска самовар, в медалях, что генерал. А поодаль стола-вертушки, у корявой березы, рылась в охапке сочной гороховины пятнистая, с веревкой на шее корова. Ваня Дух торопливо щупал у коровы отвислое вымя и считал завитки на крутых рогах.
- Слушай... а ну, как и тут жулят? - с опаской промолвил Шурка своему другу.
Яшке не пришлось отвечать. Чья-то рука толкнула палку, приделанную под столом, петушиное радужное перо забегало по гвоздикам, и гора, звеня и оседая, лишилась одной зеркальной сахарницы.
- Стельная? - вполголоса спрашивал Ваня Дух одноглазого унылого хозяина вертушки и коровы. - По скольку кринок доит?
- Без малого по ведру. На рождество отелится.
Ваня Дух поспешно сдвинул картуз на нос. Из-под козырька пронзительно буравили вертушку и ее хозяина недоверчивые глаза.
- А есть она в твоих выигрышах... корова-то?
Одноглазый развернул перед ним узкую, грязную, исписанную полоску бумаги.
- Грамотный, так читай. Нумером первым значится.
- Что ж тебе приспичило? Корову-то?.. Барыш какой?
Одноглазый не ответил, лишь руками уныло развел.
- Господи благослови... не корову, так самовар... - сказал не то в шутку, не то всерьез Ваня Дух и с гривенником, припасенным между пальцами, осторожно, как-то боком, приблизился к вертушке. Но раньше его Яшкина проворная рука сунула кривому хозяину два пятака, и перышко шибко побежало вокруг столика, цепляясь за гвоздики.
- Гребешок. В аккурат по твоим волосам, - сказал одноглазый, вручая Яшке деревянную скребницу, более подходящую для лошади, чем для человека.
Ваня Дух спрятал гривенник и отступил назад от самовара в медалях.
Заныло в предчувствии недоброго Шуркино сердце. Но два блестящих острых лезвия и костяная беленькая ручка облюбованного ножика притягивали и не отпускали. Сам того не желая, Шурка облегчил карман на пару медяков. И тотчас же почувствовал в себе невидимого человека, который громко шепнул в ухо: "Дур-рак!" Шурка обозлился и изо всех сил толкнул от себя палку с перышком.
Кривой хозяин заглянул унылым глазом в бумажку, откашлялся, покачал головой и ничего не сказал.
- Дядька, а ножичек? - пропищал Шурка не своим, а каким-то Катькиным голоском.
- Какой ножичек?
- Вон тот... с беленькой ручечкой.
- Его надо, мальчик, выиграть. У тебя пустой нумер выпал. Верти еще, и, бог даст, ножичек будет твой.
Шурка послушался и стал обладателем круглого зеркальца в жестяной оправе. "Дурак, дурак! Что ты делаешь? - бубнил в уши знакомый справедливый человек. - Ты проиграешь все свои пятаки, а ножичка и не понюхаешь... Дурак!"
Но Шурка притворился, что ничего не слышит, подождал, пока Яшка освобождался от пятаков, то сильно толкая палку с перышком, то чуть-чуть ее трогая, и все с одинаковым результатом. Гармоника определенно насмехалась над Яшкой. А ножичек, право слово, улыбался Шурке ласково...
Вскоре Шурка сунул в карман торопливую руку и долго, недоумевая, ощупывал один-единственный пятак. Куда же остальные подевались? Неужто он успел проиграть полтинник, зазвонистый, серебряный, богатство и счастье свое? Земля ходуном заходила под его ногами.
Шурка дико огляделся. Все качалось перед ним, плыло и, заволакиваясь сырой, тягостной дымкой, уменьшалось, безвозвратно удаляясь: и петушиное поблекшее перо, и самовар с медалями, и, главное, ножичек с потускневшими лезвиями и костяным черенком. А приближалось и росло бледное Яшкино лицо с багровыми пятнышками веснушек и крупной светлой каплей под носом. Приятель, видать, давно следил за ним, держа на ладони полустертый сиротливый пятак.
Они взглянули исподлобья друг на друга и без слов поняли одинаковое страстное желание.
- Я тебе завтра отдам, вот те крест... У тятьки выпрошу... украду, а верну! - жарко, умоляюще шепнул Яшка. - Дай пятачок, а?
- Мне самому хочется в последний разочек крутнуть перышко... Мамка обещала рубль, - страшно соврал Шурка. - Ну, взаймы, Яша?
- Нет, ты мне дай.
- Я тебе завтра двугривенный верну... полтинник! Дай же!
- Кишка! Ты все равно проиграешь.
- Жадюга! Петух!
Они толкались, клянчили, ругались и непременно подрались бы, да народ толпился у вертушки и мешал сцепиться как следует.
И вдруг Катька, забытая в пылу страстей, очутилась между ними. У нее в розовом подоле зеленели выигранные конфеты.
- Давайте я перышко толкну! - предложила она. - Я счастливая, корову выиграю.
И враги, осененные догадкой, что на корову можно и гармонику купить и ножичек, опять превратились в закадычных друзей. Беспрекословно отдали Катьке последние медяки, а на хранение получили девять грузных конфет.
- Шибче толкай палку, - посоветовал Шурка.
- Ни-ни! - воспротивился Яшка. - Потихохоньку!
- Я сама знаю как, - ответила Катька, засучивая рукава платья и уверенно улыбаясь.
Счастливая маленькая рука ее не шибко и не тихо пустила перышко по гвоздикам...
Спустя минуту молчаливая тройка брела шагом, без пути-дороги, без цели, куда глаза глядят, попадая под ноги мужикам и бабам, натыкаясь на палатки и ларьки. Тонкая, белая, несчастная Катькина лапка держала булавку, обыкновенную, с запиркой, которые так любил дурачок Машенька.
Тройке хотелось пить, но у нее не было даже двух копеек на стакан клюквенного квасу. Следовало бы и пожевать чего-нибудь вкусного, праздничного. Но Катькин постный сахар застревал в горле, и даже черносливинки, обнаруженные в Шуркином кармане, не произвели впечатления. Еще бы! Народ кругом, точно дразня, нащелкивал жареные семечки и орехи, ел настоящие пряники, хрустел леденцами, кислыми, утолявшими жажду.
Стараясь не смотреть по сторонам на соблазны, ребята плевались изо всей мочи, и Шурка не оговаривал Катьку, ему теперь было все равно. Однако и плевки мало помогали. Стоило ветру донести какой-нибудь запах, даже папиросный дым, как рты опять наполнялись слюной.
Яшка со злости сломал гребешок. Легче ему не стало. Он упорно глядел в землю, вороша на ходу босой ногой мусор. Вот он наклонился, пошарил зачем-то рукой.
- Ты чего? - спросил Шурка.
- На гулянье пьяные... деньги теряют... - пробормотал Яшка. - Прошлый год я три копейки нашел.
Занялись поисками. Копались в песке, в старой, сгнившей хвое, ползали на коленках по траве, подбирая и осматривая каждую щепочку, окурок, мятую бумажку.
Катька нашла грецкий орех, раскусила и выплюнула - оказался гнилой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33