А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Он лишь покачал готовой, не в силах говорить. Она скользнула еще ближе, теперь их бедра соприкасались. Потом она наклонила голову и поцеловала его в мочку уха, щекоча ее языком. Он застонал, а Натали улыбнулась, ее светло-карие глаза потемнели. Она снова сунула руку ему под рубашку, забралась еще глубже, скользя по его груди и постепенно продвигаясь все ниже и ниже. Свободной рукой Натали принялась расстегивать брючный ремень. Его возбуждение стало невыносимым, Даниэль попытался помочь ей, но она оттолкнула его руку.
– Не двигайся, – пригрозила она, – а то я перестану.
Она расстегнула ширинку и схватила его сквозь трусы, осторожно, но крепко. Он застонал и стиснул кулаки, заколотил ими по земле.
– Вот так, – прошептала Натали ему на ухо, – вот так, мой мальчик, теперь ты начинаешь понимать, что к чему. Лежи смирно, не смей двигаться…
И вот тогда ему захотелось ее наказать. Это чувство накатывало на него волнами. Ему хотелось схватить ее многоопытные руки, прижать ее к земле и начать целовать ее так же, как она целовала его. Она дразнила и мучила его, пыталась его сломать… Ладно, он ей еще покажет, он дождется своей очереди, а потом покажет ей, как быстро умеет усваивать уроки…
Она еще раз стиснула его и вдруг безо всякого предупреждения разжала руку, оставив его обнаженным и уязвимым, вытащила вторую руку из-под рубашки и откатилась в сторону.
– Ну вот, – сказала Натали с невинным видом. – Первый урок окончен.
Даниэль лишился дара речи. Как она могла так с ним поступить? Это было невозможно, невыносимо! Может, она в конце концов решила, что он слишком юн? Он не мог этого вынести…
– Не волнуйся, дорогой, – сказала она, нежно улыбаясь ему. – Следующий урок начнется через час. В твоей комнате.
У Даниэля не осталось никаких сомнений: это было самое восхитительное, самое мучительно-сладкое и волнующее ощущение на свете.
– Раздевайся, – скомандовала Натали, как только они добрались до его комнаты.
Она сидела на краю кровати, выпрямившись и строго глядя на него, как учительница на ученика, а он, смущенный, робкий и неловкий, не знал, зачем ему раздеваться, если она все равно раздевала его глазами и, казалось, видела насквозь.
И все-таки он безропотно повиновался.
– Сядь на кровать, – приказала Натали, – и смотри на меня.
Она раздевалась нарочито медленно, а Даниэль следил за ней зачарованным взглядом. Какое грациозное тело, какое соблазнительное и сладострастное! Она как будто вытекала из своих одежд и вот наконец осталась перед ним совершенно обнаженная. Ее кожа напоминала цельные сливки, он не мог оторвать глаз от ее грудей, от заостренных розовых сосков.
– Теперь ложись. – Натали опустилась на колени на постели рядом с ним. – Подвинься немного.
Он молча повиновался. Желание наказать ее, сквитаться за пережитое в парке улетучилось, осталось только восхищение.
– А теперь замри. Попробуй только шевельнуться, Даниэль! Не смей ко мне прикасаться без моего разрешения. Если ты это сделаешь, клянусь, я сразу перестану и никогда больше близко к тебе не подойду!
Она склонилась над ним и начала его целовать. Сначала в губы, долго, почти нежно, потом поднялась выше – ко лбу, к линии волос, потом спустилась чуть ниже, к глазам. Когда Натали вновь принялась ласкать языком мочки его ушей, он вздрогнул, как и раньше, в парке, и она прошептала:
– Помни, не двигайся, пока я не разрешу.
Она опять двинулась вниз, по очереди дуя на его соски и облизывая их языком. Даниэль лежал неподвижно, как было велено. Это стоило ему неслыханного самообладания, какого он до сих пор в себе не подозревал. Она опускалась все ниже и ниже на постели, работая руками, языком, ногами, всем телом. Она лизала, щекотала, терла, царапала, пощипывала, а Даниэль горел и стонал от желания. А потом она оседлала его, взяла его член в руки и направила внутрь себя…
– Подожди, – предупредила Натали, – еще не время.
Она задвигалась, скользя вверх-вниз, потом слезла с него, и он застонал от разочарования, а потом она снова овладела им…
– Да! – воскликнула она. – Сейчас! Давай!
Даниэль взорвался у нее внутри в мучительном и мощном оргазме. Он схватил руки Натали и перевернул ее, теперь она оказалась под ним. Глядя в ее жестокое, холодное лицо, он видел, что, как ни стараются ее коварные глаза все скрыть, она летит на гребне волны вместе с ним.
Позже, после третьего раза, когда они лежали, пресыщенные и обессиленные, на скомканных простынях, Натали томно пробормотала:
– Ты сильный мальчик, Даниэль. Я многому смогу тебя научить.
– Не сейчас, Натали, – ответил Даниэль, ощутив новый прилив сил.
Он взял в рот ее сосок и принялся втягивать его губами, пока тот не отвердел. Несколько минут спустя, лаская рукой его пенис, Натали прошептала:
– Даниэль?
– М-м-м?
– Ты ведь еврей, да?
Он слегка напрягся.
– Да. А как ты узнала?
– Твой член. – Она поцеловала его, а затем принялась изучать как некий удивительный раритет. – У меня еще ни разу не было парня с обрезанием.
Он вспыхнул, но заставил себя говорить спокойно:
– Тебе было хорошо?
Она улыбнулась.
– Ты хотел бы сделать это еще раз, Даниэль?
– Конечно.
Неожиданно Натали сильно, до боли стиснула его, а когда ощутила его новую эрекцию, громко засмеялась и сказала:
– Попроси меня, Даниэль.
– Мне больно, Натали, – ахнул он.
– Проси меня, малыш! – Ее глаза жадно заблестели. – Раз ты еврей, ты должен уметь клянчить! Я хочу посмотреть, как ты будешь умолять!
Даниэль замер, не веря своим ушам.
– Ну давай, жиденок, – поддразнила она и вдруг, так быстро, что он не успел воспротивиться, снова оседлала его, овладела им грубо, стремительно, против его собственной воли, привела его к новому оргазму.
Она скатилась с него, тяжело дыша.
– Вот, решила прокрутить еще разок, чтоб уж на всю жизнь запомнить, как это было.
Даниэль лежал неподвижно, не находя слов, растерянно глядя на нее и тщетно пытаясь собраться с мыслями. Увы, его мозг был таким же опустошенным, как и тело.
Натали улыбнулась.
– А я-то думала, вас всех поубивали. Знаешь, в Германии тебя сейчас можно было бы в музее показывать.
Даниэль подумал, что его сейчас стошнит. Она была ничем не лучше нацистов, а он занимался с ней любовью, сливался с ней своим телом…
Он вскочил с постели и начал лихорадочно разыскивать свою одежду, одновременно пытаясь собраться с мыслями, выиграть время.
– Давно ты работаешь на моего дядю?
Он пропустил вопрос мимо ушей.
Даниэль наконец нащупал свои трусы и натянул их, с облегчением скрыв от нее свою наготу.
– Откуда ты родом?
– Это что, допрос?
Натали приняла покаянный вид.
– Не сердись на меня, Даниэль, – заворковала она, свернувшись клубочком на сбившихся простынях. – Ты же не можешь винить девушку за то, что она интересуется мужчинами, с которыми спит!
«С мужчинами!» – подумал он с отвращением.
– Я родился в местечке под названием Эмменбрюкке, – ответил Даниэль, натянув брюки и застегивая ширинку. – Ты о нем вряд ли слыхала, это маленький городок неподалеку от Люцерна. – Он закончил одеваться; пальцы у него все еще дрожали. «Что она знает о швейцарских диалектах?» – подумал он с тревогой. – Мне пора.
Он поднял ее платье, оставив белье на ковре, и бросил ей на кровать.
Она дразнящим жестом провела кончиками пальцев по груди, и ее соски выступили из ареол, розовые и налитые. Даниэль вновь ощутил невольное возбуждение и молча проклял себя за несдержанность.
– Одевайся, Натали. Я же сказал, мне надо идти.
– У тебя же выходной?
Казалось, ее забавляет его невежливость и его явное смущение.
– Я взял себе за правило заниматься каждый день.
– Для самосовершенствования?
– Вот именно.
– Ладно. – Она соскочила с кровати и гибким движением натянула платье. – Будь добр, застегни, cheri. – Натали наклонилась, подобрала с пола свой кружевной бюстгальтер и трусики и запихала их в сумочку. – Ну, я пошла, – попрощалась она. Ее взгляд задержался на оттопыренных брюках Даниэля, и она усмехнулась: – Желаю успеха в работе.
– Спасибо, – пробормотал он, заливаясь краской.
– А меня ты не хочешь поблагодарить за урок, Даниэль?
Он на мгновение закрыл глаза, мысленно приказывая ей испариться.
– Да. Спасибо тебе.
Натали пожала плечами.
– Не больно-то любезно. – Она открыла дверь и обернулась на него с порога. – Но ты не беспокойся, Даниэль, – добавила она. – Я не стану рассказывать дяде о том, что здесь произошло.
Тем самым она намекнула, что вполне смогла бы это сделать, если бы захотела.
В нем вспыхнула настоящая ненависть.
– Спасибо, – повторил он в третий раз.
– Вы отдаете себе отчет, дядя, что прячете у себя в ресторане эмигранта? У него есть разрешение на работу?
Брессон с отвращением взглянул на свою племянницу через стойку бара.
– У кого?
– Вы прекрасно знаете, у кого. У еврея.
– Если ты имеешь в виду Даниэля, то ему не требуется разрешение. Он родился в Швейцарии.
– Ах да, он мне говорил. В Эмменбрюкке, кажется? А документы в подтверждение этого у него имеются?
– А тебе-то что за дело? – Брессон холодно уставился на нее.
Натали пожала плечами.
– Вообще-то мне все равно, я ведь гражданка Франции, я беспокоюсь о вас, дядя. Я знаю, здесь законы строго соблюдаются, и у вас были бы серьезные неприятности, если бы с вашего ведома… – Натали прервала себя на полуслове и сладко улыбнулась. – Но ведь вы, дядюшка, законопослушный гражданин Швейцарии, верно? Так что у меня нет причин беспокоиться о вас.
– Ни малейших. – Брессон откупорил бутылку красного вина. – У тебя уже есть планы относительно возвращения в Париж?
– Вам так не терпится избавиться от меня, дядя? – усмехнулась Натали.
– Конечно, нет.
– Я рада, – сказала она, – потому что мне здесь очень нравится. – Натали подошла к двери и внезапно обернулась. – Кстати, столько лет вашему еврейчику, дядя? Вы мне об этом говорили? Что-то не припоминаю.
– Я ничего тебе не говорил, – буркнул Брессон и налил себе стакан вина.
Натали пришла в комнату Даниэля в час ночи, в среду. Она повернула ручку, но дверь была заперта. Тогда она легонько забарабанила ноготками по дверной панели. Ответа не было. Она постучала более решительно.
С другой стороны повернулся ключ, дверь приоткрылась.
– Зачем ты запираешь дверь, cheri? – Она нажала на ручку, но Даниэль крепко придерживал дверь.
– Потому что не хочу, чтобы кто-то заходил ко мне в комнату. – Он не улыбался и решительно не замечал ее белой атласной ночной сорочки. – Спокойной ночи, Натали.
– Даже меня? – томно промурлыкала Натали, ослепляя его своей улыбкой.
– Особенно тебя.
Ее улыбка окаменела.
– Будь осторожнее, когда говоришь со мной, Даниэль Зильберштейн. Не советую тебе дерзить.
Неожиданно она изо всех сил толкнула дверь и ворвалась в комнату.
На постели Даниэля, прижимая простыню к пылающим от смущения щекам, сидела Фелисите, хорошенькая юная горничная из ресторана.
Глаза Натали округлились, губы побелели от ярости, она стремительно повернулась к Даниэлю.
– Как ты посмел? – Она плюнула ему в лицо. – Ты грязная жидовская морда!
Даниэль лишился дара речи. Его унизили, оскорбили, а он ничего не мог поделать. У него в запасе оставался один-единственный ход, мелкий и ничтожный акт мести. Он мог продемонстрировать ей, что ее чары не имеют власти над ним.
Даниэль бросил сочувственный взгляд на Фелисите, потом снова повернулся к Натали. И заставил себя рассмеяться коротким сухим смешком.
– Ты хорошая учительница, Натали, я усвоил твой урок. Я даже научился сам подбирать себе компанию, а главное, понял, что мне не нравятся нацистские шлюхи!
Ее рука взметнулась в воздух, но на этот раз он оказался проворнее: перехватил ее запястье и пригвоздил его к стене.
Натали завизжала от боли, и он ее отпустил. Она подбежала к двери, но на пороге обернулась. Дыхание со свистом вырывалось у нее изо рта, голос напоминал шипение змеи:
– Ты мне за это заплатишь, Даниэль Зильберштейн.
Она так хлопнула дверью, что затряслись стены.
12
– Даниэль, ну зачем ты связался с ней? Я ведь тебя предупреждал, говорил, что от нее надо держаться подальше…
Разговор происходил утром в гостиной Брессона. Даниэлю нечего было сказать в свое оправдание. Несчастный, потерянный, он молча покачал головой, не отрывая глаз от своих башмаков.
– Она утверждает, что ты на нее напал и изнасиловал.
Даниэль вскинул голову.
– И когда же, по ее словам, я это сделал?
– Поздним вечером в понедельник. После вашего пикника в парке.
– Почему же она ждала до четверга, чтобы сообщить вам об этом?
– Она говорит, что была в шоке. Какой же ты дурак, Даниэль. – Брессон принялся мерить шагами гостиную: десять шагов от книжного шкафа к окну и столько же обратно. – Что же мне теперь делать?
– Я этого не делал, Мишель, – тихо сказал Даниэль.
Брессон вздохнул.
– Я и без тебя знаю, что ты этого не делал. – Он остановился и опустился в кресло лицом к Даниэлю. – Но что-то же между вами произошло! Даже Натали не способна придумать такое безо всякого повода. – Он снова вскинул руки, словно защищаясь от удара. – Не надо, не рассказывай. Я ничего не хочу знать.
– Мишель, вы же видели: всю прошлую неделю она преследовала меня, дразнила, провоцировала… Я всеми силами пытался ее избегать, но вы же мне ничем не помогли! – умоляюще проговорил Даниэль.
Брессон иронически скривил губы.
– Я полагался на твой инстинкт выживания, Даниэль, но, как видишь, переоценил его.
Внизу, в ресторане, хлопали двери, кто-то с грохотом уронил поднос.
– Что теперь будет, Мишель?
Брессон безнадежно покачал головой.
– Если уж Натали вознамерилась кого-то уничтожить, она пойдет до конца. Я уже видел ее в деле. – Он пожал плечами. – Натали очень похожа на свою мать, только она еще опаснее. У Мари по крайней мере была хоть какая-то выдержка, а эта совсем без тормозов. Мне кажется, у нее с головой не все в порядке. – Видно было, что этот разговор давался ему с трудом. – Она требует, чтобы я тебя уволил. Если ты останешься, у тебя будут неприятности. Уж об этом она позаботится.
Даниэль молча уставился на хозяина, ставшего ему другом. Неприятности? Покинуть это место, это убежище, остаться без документов, без работы, без крыши над головой, а главное, без друзей – разве можно вообразить себе более страшные неприятности?
Он почувствовал руку у себя на плече.
– Даниэль! С тобой все в порядке? У тебя вид совсем больной.
Даниэль покачал головой.
– Я здоров. Со мной все в порядке.
Эти слова вызвали у него самого горький смешок.
– Хочешь выпить? Может, коньяку?
– Нет, ничего не нужно, спасибо.
– Ну, а я выпью. – Брессон снял бутылку с полки и налил себе рюмочку. – Боже мой, Даниэль! Ни за что ни про что погубить все, чего ты тут добился! – Он отхлебнул немного янтарной жидкости и поставил рюмку на стол с такой силой, что она выплеснулась через край. – Мы с тобой так хорошо сработались! Я уже немолод, я думал… надеялся…
– Мне очень жаль, Мишель.
Брессон опять тяжело опустился в кресло.
– Натали все изложила так убедительно… Она горько плакала, слезы катились у нее по щекам. Бедная невинная жертва. Присяжные ни за что не устояли бы перед такой картиной поруганной девичьей чести.
– Присяжные? – в ужасе переспросил Даниэль.
– Нет, я не хочу сказать, что до этого дойдет, – поспешил успокоить его Мишель. – Во всяком случае, если я выполню ее требование и выгоню тебя. Она нутром чует, как тебе здесь хорошо, и для нее это лучший способ наказать нас обоих, потому что меня она тоже всегда недолюбливала.
– Понятно, – сказал Даниэль.
Его охватила дрожь, перед ним уже замаячил грозный призрак бегства, бездомного, ненадежного существования, необходимости прятаться и голодать.
– Не пора ли тебе, Даниэль, рассказать мне всю правду? – мягко спросил Брессон. – Как я могу тебе помочь, если не знаю о тебе всей правды?
– Вы не можете мне помочь. – Даниэль содрогнулся. – Кажется, я все-таки не откажусь от коньяка.
– Стало быть, мой шеф-повар – четырнадцатилетний мальчишка? – Брессон был бледен. Из всей услышанной им истории его почему-то больше всего потрясло именно это.
– Теперь уже нет, – тихо сказал Даниэль.
– Нет, – согласился Брессон, – теперь уже нет. – Он все еще пытался свыкнуться с этой мыслью. – Ты обращался в Красный Крест? Пытался разыскать свою семью?
– Как я мог? Ведь я бы выдал себя!
Они замолчали.
– Моя мать и сестра мертвы. Я в этом уверен. – Даниэль бросил взгляд на часы. – Уже поздно, мне давно пора быть в кухне.
Свою историю он рассказал в каком-то полубесчувственном состоянии, от которого до сих пор так и не смог оправиться. Вероятно, это была защитная реакция организма.
Даниэль проглотил ком в горле.
– Натали хочет, чтобы я уехал немедленно?
Глаза Брессона грозно блеснули.
– Если она этого хочет, пусть убирается ко всем чертям! Мои клиенты должны есть, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48