А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Александра закрыла за ним дверь и прижалась к ней щекой. Прохладная древесина дверной панели немного остудила ее пылающую кожу. Прощальная улыбка сошла с ее губ.
Дверь в ее мастерскую на противоположной стороне просторной прихожей была закрыта уже много месяцев. Александра не могла работать, ей казалось, что она никогда больше не сможет возобновить работу, если только Андреас не поправится. И тогда они снова будут счастливы.
Она взглянула на настенные часы. Почти пять. Пора отнести Андреасу питье.
Нет ничего на свете страшнее чувства вины, подумала Александра. Мучиться и гадать: попал бы он в аварию, если бы они не поссорились в то утро? И отвечать себе, что не попал бы. И оба они это знают, но молчат. Она чувствовала, как это молчаливое обвинение стоит между ними подобно невидимой, но непреодолимой стене.
На миг она закрыла глаза. А потом, легко касаясь одной рукой перил, начала подниматься по винтовой лестнице.
27
Искра, о которой Теодор Салко говорил в тот декабрьский день, вспыхнула через двенадцать дней. Ровно через час после того, как Роберто улетел обратно в Цюрих.
Когда Александра закрыла за собой дверь квартиры, атмосфера показалась ей холодной и жутковатой. Целую неделю ей давали поддержку тепло и сила, исходящие от Роберто, а теперь у нее внезапно возникло ощущение, что она – единственное живое существо в квартире. Ее вдруг поразила мысль, что если она больше не пойдет наверх к Андреасу в его «больничную палату», если совершенно забросит его, он этого даже не заметит, не позовет ее, просто впадет в забытье, даже не пытаясь бороться.
Она опустилась на нижнюю ступеньку лестницы, уронила голову на колени и уставилась в темноту.
Звук был так слаб, что она едва расслышала его.
Александра подняла голову, прислушиваясь, как насторожившееся животное.
Вот опять. Доносится сверху. Слабый и тихий, едва нарушающий тишину и такой необычный, что в течение трех-четырех секунд она не могла распознать в нем голос мужа.
– Али…
Андреас не называл ее так с тех самых пор, как его внесли на носилках в эту квартиру. Она вспомнила, как в больнице, вскоре после аварии, когда он стал отходить от наркоза, Андреас вдруг выкрикнул ее имя полным ужаса голосом, но здесь, в квартире, он всегда разговаривал с ней тихо, никогда не подзывал ее к себе, словно не хотел быть ей в тягость.
– Али!
Александра бросилась вверх по ступенькам, перешагивая через три разом, и распахнула дверь его комнаты.
Он полусидел на краю кровати, его руки слепо шарили по одеялу, широко открытые глаза напряженно вглядывались в полумрак, грудь тяжело вздымалась.
– Дорогой мой, что случилось? – Она подбежала к нему и схватила за руки. – Что-то не так? Тебе больно?
На его лице так ясно читалось отчаяние, что у нее сжалось сердце. Он отпустил одеяло и схватил ее за руки.
– Я не слышал, как ты вернулась… – Его голос прерывался от страха. – Мне показалось… что ты уехала… с папой…
Он вел себя как маленький ребенок, боящийся темноты или напуганный страшным сном. Александра бережно, но настойчиво заставила его опуститься на подушки и погладила по волосам.
– Я была внизу, – успокоила она его. – Ничего не бойся, любовь моя. Я тебя не оставлю.
Она начала вставать, но он остановил ее, потянув за руку.
– Нет, – сказал он чуть более твердым голосом.
– Я всего лишь хочу открыть шторы. Здесь слишком темно.
– Нет, дело не в этом, Али.
– А в чем? – растерянно спросила она.
Андреас покачал головой, его спутанные, слишком сильно отросшие волосы рассыпались по подушке.
– Я не знаю, – пробормотал он, явно тоже пребывая в растерянности.
И вдруг Александра отчетливо и ясно, без тени сомнения, поняла, в чем дело. Она встала, решительно высвободив руку, не слушая его возражений, и вышла из комнаты.
У себя в ванной, на другом конце коридора, Александра разделась догола, сложила одежду, заколола волосы на макушке и встала под душ. Через несколько минут она выключила воду, тщательно осушила тело пушистым полотенцем, попудрилась, подушилась и тщательно расчесала волосы.
Ее движения были размеренными, но сердце бешено колотились в груди. Она потянулась за халатом, висящим на крючке, но передумала. Ее мысли мчались, обгоняя друг дружку. Она сама себе напоминала проигравшегося вчистую игрока, делающего свою последнюю ставку на смеси отчаяния и безумной интуиции.
Мгновенно обернувшись, Александра посмотрела на себя в зеркало. Много месяцев она не изучала свое тело подобным образом, критически оценивая его сексуальную привлекательность, как новобрачная, насильно женившая на себе жениха и теперь опасающаяся неудачи в первую брачную ночь.
Если Теодор Салко дал ей неверный совет, она убьет его!
Она бесшумно открыла дверь ванной и проскользнула по коридору, обнаженная и легкая как призрак, обратно в спальню.
Андреас лежал на спине с закрытыми глазами и напряженно сжатыми губами. Александра закрыла дверь, нарочно щелкнув язычком замка с таким расчетом, чтобы он открыл глаза и посмотрел на нее. Свет в комнате был до того слабым, что ей не удалось различить, что выражает его лицо, но она даже на расстоянии ощутила исходящее от него напряжение и страх. Она подошла ближе.
Он продолжал лежать неподвижно, его черные глаза были непроницаемы, она даже успела с упавшим сердцем подумать, что у нее ничего не выйдет. Но потом она заметила, что губы у него дрогнули.
Очень медленно, боясь сделать что-нибудь не так и все испортить, Александра прошла к дальнему краю широкой кровати, откинула одеяло и забралась в постель рядом с мужем.
Его тело казалось напряженным и неуступчивым, как будто деревянным, руки и ноги словно прикипели к матрацу, зато кожа была удивительно горячей на ощупь. Она тихонько придвинулась поближе, пока наконец не почувствовала его всем телом. А потом она тоже замерла.
Время шло; протекла, как ей показалось, целая вечность мучительного ожидания. Медленно, очень медленно, ее рука поползла по телу Андреаса. Это было бесконечное, неторопливо-томное путешествие, поиски потаенных мест, открывание заново знакомой плоти, сильно похудевшей, но все еще узнаваемой под ее чуткими, любящими пальцами.
Поначалу Александра заставляла себя лежать неподвижно, но потом, когда тело Андреаса задрожало, а его сердце забилось сильно и напряженно, подобно тикающей, готовой вот-вот взорваться адской машине, она склонилась над ним и встала на колени, поставив ноги по обе стороны от его тела. И вот – о, радость! – она почувствовала его возбуждение, его нарастающую силу, увидела, как шок у него на лице сменяется ликованием, и поняла, сколь велик был его страх, что этот момент никогда не настанет.
– Не двигайся, – прошептала Александра, мечтая, чтобы он обнял ее, овладел ею с прежней неистовой страстью, но понимая, что он физически слишком слаб и может лишиться сил в самую критическую минуту и тогда все будет погублено. – Не шевелись, дорогой. Позволь мне…
Андреас судорожно глотнул ртом воздух, когда ее рука обхватила его член, слегка сжала, принялась ласкать и поглаживать. Внимательно следя за выражением лица мужа, Александра увидела, как его глаза потемнели еще больше и наполнились слезами. Слезы облегчения поднялись неудержимо, как волна, сдерживаемая долгими месяцами безнадежного отчаяния.
Александра взяла его руку и направила ее в путь по своей коже, позволила ненадолго задержаться на груди, ощутить ее полноту и тепло, потом потянула его пальцы вниз. И вот случилось чудо: его руки взметнулись и обвились вокруг нее, притянули ее ближе; он целовал ее лицо, губы, глаза, волосы… На несколько минут она позволила себе забыться в его жарких объятиях, но, опомнившись, снова велела ему не двигаться и продолжила свою наступательную тактику, гибко, по-кошачьи прижимаясь к нему, окружая и охватывая его со всех сторон, а ее пальцы тем временем дразнили и ласкали, губы целовали, язык скользил змейкой, пока Андреас наконец не разразился тихим ликующим возгласом, знаменующим возрождение любви и самой жизни, а не просто физическое высвобождение.
Лишь несколько секунд спустя Александра осознала, что что-то было не так.
Гораздо позже в тот же день, или, может быть, уже ночью, когда они лежали вместе в постели, все еще обнявшись и прижимаясь друг к другу, Андреас взял левую руку Александры и нащупал золотое кольцо у нее на пальце.
– А где мое кольцо – не знаю, – сказал он. – Они его сняли сразу после аварии, а потом так и не вернули.
– Это не важно, – прошептала она. – Закажем новое.
Он испустил долгий прерывистый вздох.
– Прости меня.
– Да какое это сейчас имеет значение?
– Не за кольцо. За все. За все последние месяцы, недели… – Он прикрыл глаза согнутым локтем, стараясь скрыть слезы. – Не знаю, сколько я пробыл в этой комнате. Все как будто остановилось. Я тоже хотел остановиться.
Она наклонилась ближе, поцеловала его в губы, заставила снять руку с глаз.
– Я мучил тебя… – Он беспокойно зашевелился, потревоженный каким-то воспоминанием. – Мой отец был здесь.
Александра улыбнулась.
– Он улетел сегодня утром.
– Я с ним почти не разговаривал. Он сидел здесь часами, а я не говорил ни слова.
– Завтра мы первым делом ему позвоним. Он будет счастлив поговорить с тобой.
Андреас крепче обнял ее.
– И докторам тоже. Салко и все остальным. – Он повернулся к ней всем телом и зашипел сквозь зубы, ощутив боль. – Я снова сяду за руль, Али. Чего бы мне это ни стоило.
– Конечно, дорогой.
Андреас осторожно сел, морщась от боли.
– Какой сейчас месяц? Сколько соревнований я пропустил?
– Только два. Риверсайд и Монцу.
– А какое сегодня число?
– Восемнадцатое декабря.
Андреас перевел дух.
– Значит, у меня есть время до мая.
Она потерлась щекой о его спину.
– У тебя впереди вся жизнь, дорогой.
В комнате стало очень тихо. Муж и жена лежали, откинувшись на подушки, каждый думал о своем. Потом наконец, не в силах больше терпеть, Александра спросила:
– Почему это произошло?
– Что?
– Почему ты разбился? – Она задержала дыхание.
– Отвлекся на собаку.
Александра села в постели.
– Какую собаку?
Он пожал плечами.
– Понятия не имею. Какая-то чертова дворняга. Выскочила прямо на трассу. Отвлекся на секунду, и вот я здесь.
Дрожь облегчения пробежала по телу Александры, и она снова откинулась на подушки.
– А я подумала… что это я виновата.
– Ты виновата? – изумленно переспросил Андреас. – Каким образом ты могла оказаться виновата в этом?
– Мы поссорились. Помнишь? Перед твоим отъездом на автодром.
Андреас взял ее руку, поднес к губам и поцеловал кончики пальцев.
– И ты с тех пор этим мучилась?
– Конечно. – Она повернула к нему лицо, ее глаза были полны слез. – Скажи мне, что это не так.
– Я же тебе только что сказал… – Он засмеялся, но взгляд у него был нежный и любящий. – Это не имело никакого отношения к тебе. Бедная моя девочка, ты столько времени несла этот груз помимо всего остального! – Он обнял ее. – Я даже не помню, из-за чего мы поссорились.
– А я помню, – сказала она. – Из-за детей. Когда ты ушел, я пошла в ванную и спустила спираль в унитаз.
Андреас отстранил ее от себя.
– Зачем ты это сделала, Али?
– А ты как думаешь?
Выражение беспредельного счастья разлилось по лицу Андреаса и вдруг сменилось другим выражением – тревоги, сомнения? Внутри у нее что-то болезненно сжалось.
– В чем дело, дорогой?
Он долго не отвечал.
– Ты не заметила?
– Заметила что?
– Когда мы занимались любовью. – Его голос зазвучал безучастно.
Она ответила после секундного замешательства:
– Это было прекрасно.
– Но ты все-таки заметила, ведь так?
– Да, – призналась она.
– Как ты думаешь, почему это случилось?
– Я не знаю. – Александра старалась, чтобы ее голос звучал спокойно, даже беспечно. – Тут может быть много причин.
– Имеющих отношение к аварии? К операции?
– Возможно. – Она снова прижалась к нему. – Я уверена, что беспокоиться не о чем, милый.
– Как ты думаешь… может, нам еще раз попробовать?
– Я думаю, нам лучше подождать хотя бы денек. Нельзя так нагружать твой организм, надо дать ему отдохнуть.
– Ты боишься, что в следующий раз будет то же самое? – Он помрачнел.
– Нет, конечно, нет!
– Пожалуй, ты права. Не стоило ждать, что все сразу войдет в норму.
Александра уставилась в темноту.
– Давай подождем.
– Обратная эякуляция. Так ему сказал уролог.
– А ты понимаешь, что это значит, Али?
– Да. Вместо эякуляции спермы обычным путем она выбрасывается назад, в мочевой пузырь.
– Ты понимаешь, что это означает для тебя?
– Возможное бесплодие, – очень тихо ответила Александра.
Разговор происходил в январе в кабинете Теодора Салко на Парк-авеню. Уже во второй раз она обратилась к нему в полном отчаянии.
– Мне нужна помощь, Тео.
Салко покачал головой.
– Ты обратилась не по адресу, Али. Я не могу решить эту проблему. Я хирург-ортопед.
– Ты можешь помочь, можешь попытаться хотя бы вразумить Андреаса.
– Каким образом?
– Он не хочет что-либо предпринять в сложившемся положении. С той самой минуты, как уролог объяснил ему, в чем проблема, он опять замкнулся в своей скорлупе. Даже слышать ничего не хочет о лечении.
– Я сильно сомневаюсь, что существует лечение, способное ему помочь, Али.
– Оно должно существовать! – воскликнула она.
– Когда Андреаса положили в больницу в Монце, – объяснил Салко, – они обнаружили, что мочеточники рассечены. Это часто случается при тазобедренных переломах. Предстательная железа и…
– Тео, я знаю, что случилось, – перебила она его. – Я хочу знать, что нам теперь с этим делать.
– Может быть, ничего. Али, ты должна понять, в каком-то смысле Андреасу опять повезло… – Он вскинул руку. – Дай мне договорить. – Салко выбрался из-за письменного стола, подошел и сел рядом с ней на кожаном диване. – Андреас мог потерять способность к мочеиспусканию. Кроме того, он мог остаться импотентом. Но ведь подобных проблем нет, насколько я понял?
– Нет, слава богу, нет, но…
– Никаких «но».
Нож, засевший в груди у Александры с тех самых пор, как Андреас вернулся домой после консультации уролога, повернулся в ране и кольнул еще глубже.
– Это моя вина, – сказала она.
– Как ты можешь винить в этом себя, Али? Не сходи с ума.
– Он хотел ребенка, – тихо призналась она, и слезы навернулись ей на глаза. – А я лишила его этой радости.
– Это не ты, это авария.
– Нет, я! – Ярость, клокотавшая в ее груди, выплеснулась в этом возгласе. Она до боли стиснула кулаки, ногти впились в кожу. – Он хотел детей, а мне хотелось побыть с ним вдвоем. Он умолял меня, но я была так упряма, я даже слышать ничего не хотела!
– Ты же не могла предвидеть, что такое случится, – попытался утешить ее Салко. – Ты его любила, потому и хотела…
– И теперь, когда ему придется несколько месяцев преодолевать нечеловеческую боль в попытке выиграть невозможную, безумную битву, чтобы вернуться на автодром к следующему чемпионату, я буду торчать там каждый божий день как живое напоминание о том, что с ним случилось.
– Но ведь именно это и должно ему помочь, как ты не понимаешь? Ты должна быть с ним.
– Чтобы он не забывал! – Александра в отчаянии закрыла лицо руками. – Он будет видеть, как я легко расхаживаю по квартире, пока сам он хромает на костылях. Он будет смотреть, как я рисую, то есть делаю то, что мне больше всего нравится. Я буду приносить ему еду на подносе, как ребенку. Он будет наблюдать за гонками по телевизору. И еще он будет сидеть на нашей террасе и видеть, как отцы и матери прогуливаются с детьми по Центральному парку! Говорю тебе: он меня возненавидит.
Салко осторожно отвел ее руки от лица.
– Он не будет тебя ненавидеть, Али.
Первая слеза покатилась по щеке Александры, но голос у нее был тверд, и она решительно встретила его взгляд.
– Будет, – сказала она. – Он будет меня презирать.
28
Даниэль вернулся домой.
Он даже не подозревал, сколько невероятных мелочей будет на каждом шагу напоминать ему об этом. Стоило ему взглянуть в зеркало, как он читал это у себя в глазах. Его шаг стал более упругим. Даже когда он ложился по вечерам, кровь продолжала петь в его жилах, мешая уснуть. Его губы чаще улыбались, он заметил, что женщины дважды, а то и трижды оборачиваются ему вслед. Приглашая кого-нибудь из знакомых дам пообедать, он буквально фонтанировал остроумием, чего с ним раньше не случалось, а занимаясь с ними любовью, он наконец избавился от мучительного опасения, которое преследовало его после случая с Розой, что одна из них вдруг забьется в агонии и умрет.
Нью-Йорк был тем местом, где ему хотелось повесить свою шляпу, тем местом, где он чувствовал себя как рыба в воде, тем местом, где ему надлежало быть.
Он вернулся домой.
Фанни, как всегда, оказалась на высоте. В апреле 1960 года, стоило ей узнать о перемене в его настроении, как она начала действовать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48