А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И она заурчала. Он заправил кровать, потом примял немного, чтобы придать ей обычный вид. Оставался пылесос, снаряд на ножке, шумный, маленький, круглой формы. Бернар вытащил из чрева этого зверя шланг, прикрепил к нему какой-то плоский продолговатый предмет, напоминающий гармошку.
– Сосун, – сказал он. – На случай волос. Этого не требуется, если цвет волос, как у моей жены. Но ты блондинка, и у тебя выпадают волосы.
Если бы у меня была возможность убить его, я бы это сделала. По мере того как он пылесосил, проклятый круг сужался, я сидела, как на насесте, на стуле посреди комнаты. Упрямо. Он поставил мою обувь рядом со мной. Моя батистовая блузка. Он повесил ее на спинку стула, сконцентрировался.
– Что я мог забыть? Мыло в душе… Я вскрыл новый пакет для тебя, следует выбросить старое. Бетси не любит мотовства.
Ее звали Бетси, принесенную в жертву незнакомку.
– Ты хочешь на нее посмотреть? Она мила… Этот негодяй вытащил огромную фотографию в рамке, которую спрятал в платяном шкафу.
– У вас что-то общее, что вас роднит. Кроме волос…
Я подумала «супружеская измена». Вот я в комнате, в которой все еще напоминает об удовольствии, держу в руке фотографию другой жертвы. Она улыбается, бедняжка, в свадебном платье. С букетом цветов, Бернар рядом с ней, излучает респектабельность. Честное лицо, смотрит прямо в объектив, безупречен, серьезен, ответственен…
– Если бы ты оделась, – сказал он, – я мог бы пройтись пылесосом…
Я бросила в него.
– Ты никого никогда не расчленял на части?
– Еще нет, – сказал он. – Но это может случиться сегодня, если ты не оденешься. – И добавил: – Я шучу ты же знаешь.
И вот я одетая, волосы собраны в этот окаянный хвост, умытая, бледная, ровная, чистенькая, словно новая монета. Я вспомнила о матери, которая обычно говорила: «Мы, женщины, приходим в этот мир, чтобы страдать, а мужчины – чтобы заставлять нас страдать. Что ты хочешь, моя дорогая, это – судьба». Не я ли почти выла однажды, когда она долго вручную стирала рубашку отца, чтобы удалить следы губной помады.
Бетси снова заняла свое место на низком столике, другая фотография появилась на маленьком комоде. Обаятельная пожилая пара, позирующая со слегка наклоненной головой, мужчина с обворожительной улыбкой, дама с тронутыми сединой волосами в обтягивающей блузке с воротом, расстегнутым лишь для того, чтобы был виден висящий на цепочке кулон.
– Мои родители, – сказал Бернар. – Они живут теперь в Эттербеке. Это – квартал в Брюсселе. Красивый. Они очень любят Бетси, очень сокрушаются, что нет внуков…
Я смотрела на обаятельного господина на фотографии. Сколько раз, должно быть, он тоже изменял в Брюсселе и с какой легкостью, наверно, скрывал это, чтобы блаженная улыбка его жены была такой сияющей.
– Все готово, – сказал Бернар. – Затем с похвальным усердием: – Ты хочешь, чтобы я тебя проводил наверх?
– Нет.
– Ты сердишься?
– Не знаю…
– Ты ведь замужем… Тогда… Почему ты так расстроена?
– Мне противно, другой женатый тип…
– Ты же видишь, как я хорошо все устроил, чтобы тебе не говорить об этом… Нам было хорошо, не так ли?
Я пожала плечами.
– Похвастайся.
– Да, да, я хвастун.
– Чао, – сказала я, чтобы показать, что я молода, беспечна, добавила также «привет». Это мне больше подходило, напрасно раскаявшейся экс-маргиналке.
– У тебя превосходное тело, – сказал он мне вместо прощания.
Словно капитан, спускающий спасательную лодку.
– Это правда?
– Ты не подчеркиваешь это. Одеваешься как беременная женщина. Надо показать талию, надеть чуть-чуть влажную футболку, она примет форму твоей груди, если она высохнет на тебе. То же самое делают с обувью, которая жмет. Надевают влажную.
– Тебе больше нечего мне сказать?
– Мы уезжаем с Бетси на неделю в великолепный Средиземноморский клуб в Гваделупе. Если бы я не был женат, я бы взял тебя с собой. За неделю мы смогли бы расцвести пышным цветом.
С досадой я посмотрела на мой бельгийский цветок Распустившийся. Затем поднялась к себе. На лестничной площадке третьего этажа одна из дверей открылась, почти в проходе меня схватила дама с очками, висящими на цепочке. Она, должно быть, подстерегала меня.
– Это вы живете на четвертом у Элеоноры?
– Да, а что?
– У вас протечка… Мы стучали. Вас не было… Вода текла всю ночь. Если бы мы вызвали аварийную, то дверь Элеоноры взломали бы. Откуда вы возвращаетесь?
Я что-то пробормотала.
Мы поднялись вместе. Я открыла дверь, вошла. Из ванной комнаты извергался поток, мы шлепали по воде, которая доходила до лодыжек. Соседка быстро закрыла кран. Вода в ванной больше не текла.
– Надо сейчас же заявить об ущербе в страховое агентство. Предупредите сегодня, иначе придется ждать до понедельника, – сказала она.
Затем она похлопала меня по плечу.
– Не теряйте самообладания. Благодаря этой протечке мы сможем произвести косметический ремонт за счет вашей страховки. Но хорошо, что вы пришли… Еще сутки, и потолок обвалился бы.
– И вы так любезны со мной, спасибо…
– Ах, – сказала она, и лицо ее сморщилось, как наполовину закрытый веер. – Это не ново. Элеонора ведет себя безрассудно, вся система кранов изношена. Но это в первый раз, что весь потолок подтек Я прощаюсь с вами, darling, мы уезжаем за город. Вы знаете, это уик-энд по случаю Дня независимости.
Даже если бы я не хотела это понимать, поскольку мне было сказано неоднократно, мое сознание прониклось бы праздником.
Дама поцеловала меня в обе щеки.
– Не забудьте их предупредить. Элеонора написала на листочке все нужные номера: пожарников, страхового агентства, «скорой помощи», полиции… Это в ящике телефонной тумбочки… Элеонора – богемная натура, но предусмотрительная…
Она направилась к тумбочке и вынула карточку из ящика.
– Вот она… Даже номер офицера полиции по страховке квартир.
Она мне еще раз пожелала «приятного уик-энда, несмотря ни на что» и ушла. Я опустилась в оцепенении на стул. Был полдень, мне предстояло провести самый длинный уикенд года. Я решила позвонить маме. Ждала, пока телефон у нас не позвонил десять раз. Ее не было дома. Я опустила трубку. Решила пойти съесть гамбургер, затем в кино, затем в другой кинотеатр. Я налаживала свою жизнь в зависимости от событий. Я находилась в состоянии невесомости. Перемещалась в этом мире, не ощущая притяжения.
Глава 5
ИОЛАНДА часто проходила мимо маленького бюро путешествий, которое находилось в узком, как ящик, помещении в ее квартале. Как только она решила поехать в Берн, она воспользовалась этим бюро. Ей было необходимо навести справки.
Служащий разговаривал с ней менторским тоном.
– На сколько времени вы хотите поехать? И куда? Существует много туров на поезда. У вас есть выбор. Вы можете купить экскурсионный билет или билет на круговой маршрут, ограниченный километражем. Чем дальше вы поедете, тем дешевле для вас будет поездка. Наиболее интересный маршрут, даже если вам больше двадцати лет, – это тур по Европе. Я довожу до вашего сведения, чтобы вы не упустили этой возможности. У нас есть свободные места для поездки на Сицилию. Поезд, двухместный номер в гостинице, включая завтрак.
– Я проведу свой отпуск в Берне.
– В Берне? – повторил служащий. – В Берне? Ваш отпуск?
«Чего только не увидишь на этом месте», – подумал он.
– Скажите, вы можете мне предложить гостиницу в Берне?
– Гостиница в Швейцарии стоит дорого.
– Вы знаете страну, где гостиница стоит дешево? Он посмотрел на нее с недоумением: «Это коварство или наивность?»
– Какой категории гостиницу вы предпочитаете?
– Четыре или пять звездочек, пять звездочек – это максимум? (Она особо выделила «мум».)
– Подождите, я вам скажу.
Он посмотрел в справочник традиционных гостиниц.
– Сколько стоит номер? – спросила она.
– Сутки в Палас-отеле – около 160 швейцарских франков…
– Сколько это во французских франках?
– Надо умножить, по меньшей мере, на три…
– А сколько стоит гостиница той же категории в Париже?
– Семьсот или восемьсот франков в сутки.
– Значит, там она стоит дешевле, – сказала Иоланда.
– Но нет нужды жить в дорогой гостинице, – ответил служащий.
– Я, я предпочитаю… Вы понимаете, я не путешествую. В течение десяти лет я никуда не выезжала.
Ее невозмутимая логика действовала на нервы служащему. Иоланда изводила его. Ее вопросы по существу дела раздражали его. Она размышляла вслух. Спустя сорок минут, в течение которых он попытался отправить эту женщину в Грецию, ему пришлось отказаться от этой затеи, и он спросил в растерянности:
– Итак, чего же вы хотите на самом деле?
– Билет первого класса до Берна. В гостинице, о которой вы говорили, много народу?
– Почему вас это интересует?
– Мне бы хотелось забронировать номер только на двое суток, но, если я захочу остаться, смогу ли я продлить свое пребывание?
– Надо бы справиться у них по телефону. За ваш счет.
– Понятно, – сказала она. – Звоните! Раздраженному служащему казалось, что у него выщипывают волосы на голове.
Позади Иоланды уже выстраивалась очередь, а пропахший никотином служащий, мечтавший, будучи подростком, летать, занимался ничтожными проблемами простых людей. Какая разница, возиться ему с Иоландой или другим клиентом. Нужно было проводить здесь целый день. И завтра тоже.
– Я все подготовлю к пятнице, – сказал он.
Иоланда уточнила:
– Возьмите билет только до Берна. Потому что я люблю импровизировать.
Он вспотел.
– Вы хотите там остаться?
– Не знаю. Возможно, я поеду в Италию, но не могу вам сказать сейчас. Все зависит от обстоятельств.
Служащий сжимал зубы. Его клиентка принадлежала к той категории людей, кто подолгу рассказывает о своей жизни. Женщины этого типа спрашивали совета, выслушивали и не принимали его во внимание. Те, у кого не было родственников, делали намеки на племянников и племянниц, а одинокие женщины на мужей-призраков.
Спустя сорок восемь часов служащий вручил Иоланде конверт с документами.
– Все здесь. Ваш билет, бронь гостиницы. Вы можете продлить ваше пребывание на месте. Можете уехать, если вам надоест.
Он знал, что от него сильно пахло никотином, его пальцы с желтыми пятнами вызывали в нем чувство неловкости. Она долго расплачивалась наличными.
– Вы можете выписать мне чек.
– У меня нет счета в банке, – сказала она.
– Слушаю вас, – сказал служащий следующему.
– Вы странный, – заметила Иоланда. – Немного резкий. Устали, не так ли? Вы не собираетесь в отпуск?
Служащему казалось, что он превращается в лягушку, которую собиралась препарировать скальпелем Иоланда. Если он будет впредь так раздражаться, то в конце дня вцепится кому-нибудь в горло. Следовало успокоиться.
– Приятного путешествия, мадам, – сказал он. Он улыбался онемевшими губами. Как в кабинете дантиста.
Иоланда отправилась на поиски путеводителя по Швейцарии, который нашла в книжном магазине рядом с ювелиром. У нее осталось горькое воспоминание от снисходительного отношения доктора Вернера. Он, не колеблясь, дал ей почувствовать, что она малообразованна. Она вспоминала, как они обменялись замечаниями по поводу «Мадам Бовари». Тогда она заметила такую иронию в глазах Вернера, что и сегодня ей было не по себе. По возвращении в Париж она купила роман. Внимательно прочла его. Вернер больше не поймает ее в ловушку. Как только она вернулась домой, она начала изучать его город. Она попыталась запомнить немецкие названия. Представляя, какое впечатление произведет на Жака Вернера демонстрация ее знаний. Она изучила старый Берн, имена и даты, которые ей хотелось запомнить, путались в ее голове. Она копалась в путеводителе с усердием садовника и улыбнулась, обнаружив, что B?renplatz – площадь Медведей. Вернер, вероятно, говорил в Ивисе о медведях… бернских медведях.
Накануне отъезда она ворочалась с боку на бок в постели от нервного возбуждения. Все смешалось в ее голове, Marktgasse и часовая башня, которую называли Zytglogge. Zyt… yt… затем glogge… Ей приснилось, что она устроилась в палатке на часах между двумя стрелками. Между большой и малой, на римской цифре.
Никто не провожал ее на поезд. Она не могла припомнить, когда люди провожали поезд, махая носовыми платками. Может быть, когда она была ребенком? Давным-давно, в прошлом. Ни одного улыбающегося лица, обращенного к наполовину открытому окну в ее купе. Уедет она или умрет, какая разница. Она продолжала изучать путеводитель в поезде. Она узнала имя главного архитектора собора – Math?us Ensinger. При чтении по-французски Math?us здорово доставалось, она не знала, что «g» произносится как «г», а точки напоминали ей китайский иероглиф. Произнося имя на французский лад, архитектор собора становился Матю Ансэнже. Иоланда приготовила также реплики, которые ей казались если не блистательными, то хотя бы соответствующими широкому кругозору женщины, которая должна казаться доктору умной и находящейся в курсе потрясающих мир событий.
«Прогуливаясь, я восхищалась Kramgasse, дорогой Жак», – скажет она. Затем голосом, который казался ей светским, пояснит: «Еще Гёте говорил, что это самая красивая улица города, не так ли?» Ей казалось, что она слышала о Гёте, немецком ученом или что-то в этом роде. Согласно путеводителю он, Гёте, также «путешествовал по Швейцарии». Она узнала, что Эйнштейн, такой известный, создавал свою теорию относительности с 1903 по 1950 г. со вторника по субботу от 10 до 17 часов. Она удивилась такой точности. Когда же она снова прочла эту фразу, поняла, что можно посещать дом, в котором жил Эйнштейн, со вторника по субботу.
Поезд остановился в двенадцатом часу на Центральном вокзале в Берне с громким скрежетом металла. Иоланда вышла из вагона с чемоданом и остановилась на перроне, терпеливо поджидая носильщика.
– Добрый день, – сказала она. – Мне необходимо такси, я еду в гостиницу…
Она с трудом произнесла:
– «Швейцерхоф».
– Нет нужды в такси, – сказал подносчик багажа. – Гостиница рядом. Я отнесу ваш чемодан. Мы пойдем пешком.
Иоланда слушала с обычным выражением глухонемого, которое бывает у французов, когда с ними говорит иностранец. Они пересекли вокзальную площадь, то и дело пережидая у красного светофора и, пройдя вдоль улицы с аркадами, оказались в холле гостиницы. Она заплатила носильщику и подошла к администратору.
– Бюро путешествий в Париже забронировало для меня номер, я г-жа Жирарден.
Молодая женщина у стойки проверила регистрационную карточку.
– Добро пожаловать, мадам. Ваш паспорт, пожалуйста. Заполните, пожалуйста, эту карточку…
– Могли вы бы это сделать для меня? Я не понимаю по-немецки.
Она протянула свой паспорт портье. Администратор взглянула украдкой на паспорт.
– Просроченный, – сказала она.
– Просроченный?
– Это не имеет значения. Вы живете по-прежнему в том же месте в Париже?
– Да. У меня есть удостоверение личности.
– Благодарю. Не стоит беспокоиться.
Она протянула заполненную карточку Иоланде.
– На сколько дней вы приехали?
– Я не знаю.
– Будьте добры нас предупредить, как только вы примете решение. Вас проводят в вашу комнату.
Наконец она отважилась осмотреть красивый вестибюль, в котором бурлила жизнь.
В сопровождении служащего гостиницы она вошла в лифт. Вышла на третьем этаже. Ярко-красного цвета ковровое покрытие проступало в сумерках. Искусно подсвеченная старинная мебель, достойная музея, портреты исторических деятелей.
Иоланда никогда не была в гостинице такого класса и никогда не видела подобного интерьера. Изысканно обставленные укромные уголки создавали атмосферу уюта.
Служащий остановился у номера. Он открыл дверь и пропустил Иоланду в комнату, освещенную солнцем. Если бы она была приглашена в замок, ее не могли бы принять лучше.
– Ваша ванная комната, мадам. Здесь… Мини-бар там…
Она не знала, как пользоваться мини-баром.
– Спасибо, он мне не нужен, – сказала она. Служащий поставил чемодан и указал на кнопки телевизора.
– У вас девять каналов. Из них три – французских.
Она даже не успела сунуть ему в руку чаевые, он незаметно ушел. Она осталась одна и принялась осматривать каждую деталь интерьера.
Двуспальная кровать была создана для счастливых пар. О путешествии с любимым мужчиной она и мечтать не смела. На прикроватной тумбочке – приемник, телефон, а напротив – старинный письменный стол. Лампа с абажуром в форме кринолина, должно быть, освещала бумагу влюбленным, писавшим письма, подумала она. Зеркало в золоченой резной раме и у окна – круглый стол, на котором можно разложить безделушки, мелкие покупки, цветы, подумала она с тоской. Через окно был виден спокойный двор с несколькими средневековыми домиками. Украшенные цветами старинные окна с остроконечными навесами смотрели на серое с металлическим блеском небо и темно-серый силуэт церкви, на колокольне пробило четверть часа. Сколько времени она продержится здесь, не терзаясь угрызениями совести оттого, что она подарила себе столько роскоши?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29