Глава двадцать седьмая
КУКЛА ВУДУ -- СИМВОЛ СМЕРТИ
На зеленой лужайке за домом Букахи стоял длинный стол. Он выглядел прилавком магазина, на который решили вывалить все, что только могло привлечь внимание покупателя. Небоскребами дыбились над закусками и бутербродами бутылки виски, джина, рома, водки, коньяка, вин, портеров и ликеров. Фрукты, сложенные в огромную плетеную корзину, казались одним огромным невероятным плодом, способным дать тебе тот вкус, какой ты захотел. Одному -- манго, другому -- клубники, третьему -- винограда, четвертому -- киви. Рабоче-крестьянские яблоки и груши на их фоне выглядели цветовой добавкой, но не фруктами.
За столом белоснежными холодными манекенами стояли официанты. У них был такой вид, будто они самые важные на этой лужайке.
Вынесенные из дома кресла с велюровой обивкой кто-то заботливо расставил в несусветном порядке. Возможно, это был метод японцев, когда в саду камней у них нет точки, с которой были бы видны все камни. Санька, сколько ни напрягался, но все кресла сосчитать не Смог. То его закрывало другое кресло, то гость Букахи с бокалом в руке.
Гостей, впрочем, он сосчитал быстро. Их было пятеро. И все -- разные. Букаха будто специально пригласил людей, которых легко различать. Седой, лысый, толстый, длинный и кавказец в высоченной бараньей папахе. Музыкантов усадили в уголке двора за один столик, заботливо принесли бутерброды с икрой и семгой, воду и пепси, но выпивку не дали. Возможно, выпивка входила в трудодни, которые они должны были отпахать за аппаратурой. Она стояла тут же, рядом со столиком, и выглядела совсем не той что еще днем они обкатывали под толевым тентом в Перевальном.
Беззвучно перемещающийся человечек Букахи скользнул к их столику из-за аппаратуры, склонился к Санькиному уху и вкрадчиво сообщил:
-- Хозяин сказал, играть будете через полчаса, после борьбы...
-- Какой борьбы?
-- Увидишь. Хозяин сказал, первым сделаете "Сиреневый туман"...
-- А раньше нельзя было сказать?.. Он же сам говорил, играем свое и только свое.
-- Потом -- свое. А сначала -- "Сиреневый туман"...
Саньке пришлось повернуться к куняющему Виталию:
-- "Сиреневый туман" помнишь?
-- Что?.. А-а?.. Сиреневый?.. Элементарно.
-- Не нравится мне здесь, -- прокряхтел Андрей. -- Такая публика...
Человечек Букахи, видимо, услышал, но не дрогнул ни единым мускулом лица.
Санька вслушался в свои ощущения. В душе было противно. Он будто бы наступил на вонючее дерьмо, но и не наступить не мог, потому что оно лежало прямо на дороге.
-- Тебя как звать-то? -- спросил он человечка.
-- Меня? -- удивился он.
Букаха не называл его никак, и от этого человечек иногда казался вещью, хотя голова, руки, ноги и, естественно, конский хвост косички у него были настоящими, человеческими.
-- Сергей, вообще-то...
-- Сережа, -- смягчил его имя Санька и вроде бы удивил собеседника, -ты не скажешь, а кто эти люди?.. Ну, гости хозяина...
-- Это важно?
-- А что, большой секрет? -- как можно ленивее и безразличнее спросил Санька.
-- Да нет. Это известные люди.
-- Седой -- это кто? -- решил не терять инициативу Санька.
-- Зам министра...
-- Серьезно? Российского министра?
-- Ну не турецкого же?
-- А лысый?
-- Это банкир. Наш, местный...
-- А толстяк?
-- Ты что, телевизор не смотришь?
Санька впился взглядом в толстяка, но ничего знакомого в его одутловатой физиономии не нашел. На артиста, судя по угловатым манерам, он не тянул, на телекомментатора -- тоже.
-- Это депутат Госдумы, -- оборвал его раздумья Сергей. -- Он отдыхает в Приморске.
-- Вот этот высокий -- тоже депутат? -- кивнул на самого
стройного из гостей Санька.
-- Нет, -- хмуро помолчал Сергей и удивленно спросил: -- Неужели не узнал?.. Он же тебя протежировал на встречу с хозяином...
-- А-а, ну да! -- закивал Санька.
Значит, долговязый был местным начальником УВД, генералом. По всему выходило, что если сюда добавить мэра и богатея Буйноса, то получилось бы руководящее совещание местных князей с представителями царя. Эдакий земский собор в Приморской губернии с привлечением господ из Москвы.
-- Значит, мэра нет, -- вслух подумал Санька.
-- Мэр заболел. Он уведомил, что не сможет присутствовать на юбилее. Он даже на празднике города не будет присутстсовать...
-- А у вас сегодня праздник города?
-- Да.
-- А у вас что за торжество?
-- Я же сказал, юбилей... Тридцать пять лет назад хозяин первый срок получил.
-- А-а...
-- Но официально -- трехлетие со дня постройки дома...
-- А-а...
-- Завтра будут другие гости. Его родные...
-- Родственники, значит?
Букаха не походил на человека, у которого могут быть родственники. Он больше сидел в кресле, чем разгуливал по лужайке, а сейчас, развалившись, разговаривал с угодливо склонившимся к нему кавказцем.
-- Родные -- это те, с кем сидел, -- мягко разъяснил Сергей.
-- А ты?
-- Это к делу не относится...
По ответу Санька понял, что сидел. Да и бледность у адъютанта
Букахи была зековская, с землицей.
-- А кавказец кто?
-- Богатый человек, -- охотно распрямился Сергей. -- У меня дела,
-- и мягко, по-кошачьи уплыл за стену аппаратуры.
Возник он уже на противоположном краю лужайки. Вышедший из домика для прислуги парень в спортивном костюме что-то объяснил ему, и Сергей быстро и одновременно плавно метнулся к Букахе. Если дому было три года, то Сергей должен был прислужничать Букахе не менее этого срока. Умение беззвучно исчезать и появляться, а также перемещаться почти со скоростью света не вырабатывается за день.
Букаха со снисхождением царя выслушал доклад Сергея, кивнул, и тот с прежней плавностью и резвостью проскользнул по лужайке, не миновав ни одного гостя. После его обхода они дружно заняли кресла, и даже их разбросанность не помешала всем гостям оказаться лицом к дальней стене двора.
Только сейчас Санька заметил возле нее нечто похожее на яму для прыжков в длину. Только песок в прямоугольнике, обрамленном деревянными планками, был почему-то коричневым, а не желтым.
-- Тоскливо тут, -- пробурчал Андрей. -- Ни хрена не отдаст он нам эту аппаратуру. Богачи жадные. Все. До одного...
-- Чего вы там шепчетесь? -- влез Альберт.
После выступления во Дворце культуры он уже ощущал музыкантов стародавними друзьями. Но музыканты этого не ощущали, и ему никто не ответил.
-- Сейчас бы в ДК сходить, -- горько вздохнул Игорек. -- Рейтинг посмотреть...
-- Еще посмотришь, -- вяло отреагировал Виталий. -- Первое место -- у нас...
-- Ты думаешь?
-- Только сзади...
-- Да ну тебя! Накаркаешь еще! Если...
-- Мама мия! -- оборвал его Альберт. -- Вот это крутяк! Я тащусь!
В свои сорок он все еще молодился, и модерновые словечки пацанов тоже входили в часть этой маскировки. Но увиденное было столь необычно, что подобные слова мог произнести любой из четверых.
Из садового домика к песчаному прямоугольнику вырулила процессия из четырех девиц. Каждая из них была не менее метра восьмидесяти пяти, и оттого вся четверка выглядела почти баскетбольной командой. Но -- почти. Потому что баскетболистки появляются на арене в майках и спортивных трусах. На этих девицах были только мини-юбки. Семафорно-красного цвета. Остальную одежду они то ли забыли впопыхах надеть, то ли решили таким образом бороться с южной жарой.
И все равно они почему-то не выглядели полуголыми. Наверное, из-за раскраски на лицах. Красные, желтые и зеленые маски на коже сделали девиц скорее свирепыми мутантами, чем женщинами. Раскраска выглядела новым видом одежды.
-- Чемпионат мира по грязевой борьбе объявляется открытым! -- гордо объявил возглавлявший процессию парень в оранжевом спортивном костюме-ракушке.
-- Ничего себе! -- не сдержался Игорек.
Длинный гость повернулся в своем кресле и одним взглядом расстрелял крикуна. Игорек съежился и поднес к лицу стакан с минералкой. Чем-то же нужно было защищаться от пуль, летящих из глаз.
-- Полуфинал номер один! -- продолжил парень. -- Роза и Джульетта!..
-- Во трепется, -- прохрипел Андрей. -- У них же физиономии рязанские... А он -- Джульетта!
-- Полуфинал номер два: Миринда и Леонелла!
Кто-то из сановных гостей похлопал. Его не поддержали. Букаха смотрел сквозь ноги девок на жидкую грязь в прямоугольнике борцовской площадки и вспоминал, как в первую же отсидку его, пацана, заставили плыть в огромной луже во дворе колонии. Он лежал на брюхе на асфальте и отгребал от себя ногами и руками холодную грязную воду. Над ним смеялись, и он тоже сейчас хотел смеяться. Но что-то не получалось. С самого утра щемило сердце, и он не мог разобраться отчего. Даже вид огромных полуголых девиц не возбуждал. А ведь он очень любил огромных.
-- Бой! -- взвизгнул оранжевый парень, и первая пара соперниц шагнула по щиколотки в грязь.
Та, которую обозвали Розой, резким движением зачерпнула у ног мутной коричневой слизи и метнула ею в лицо Джульетте.
-- А-а! -- испуганно вскрикнула та и закрыла глаза руками.
Роза, чавкая ногами по грязи, пробежала отделявшие от Джульетты четыре-пять метров и с хыканьем подсекла соперницу. Ее упругое молодое тело, мелькнув в вечереющем воздухе, с шлепком упало в грязь и через секунду стало грязным и некрасивым.
Снова кто-то из гостей похлопал, и снова его не поддержали.
Джульетта тяжело выкарабкалась из грязи на траву, проползла
несколько метров, но Роза, настигнув ее и здесь, с хряском
разорвала на ней юбку и победно воздела над собой грязную тряпку.
-- Йе-а! -- истерично взвизгнула она.
-- Победила Роза! -- с радостным лицом объявил оранжевый парень.
Побежденной, упрямо стоящей на качающихся четвереньках боком к публике, принесли бутылку воды, полили на руки, на голову, на спину, и она, отмыв глаза и качаясь, ушла в садовый домик.
-- Ни фига себе стриптиз! -- восхитился Альберт. -- Я такого даже по видику не сек! Отпад под плесень!
-- Второй полуфинал! -- заученно объявил оранжевый парень. -- Миринда и Леонелла!
Новая схватка получилась тягучей, как грязь, которую месили своими мощными ногами девицы. Через пятнадцать минут бесконечного танца и скольжения руками друг по дружке их хриплое дыхание было слышно уже у столика музыкантов. Букаха медленно засыпал в огромном мягком кресле, и оранжевый парень, заметив это, прервал схватку.
-- Победила Леонелла! -- рванул он руку ближайшей же девицы вверх
и брезгливо отступил в сторону.
С руки на его чистенький костюмчик капали жирные вонючие капли. Костюмчик медленно превращался из оранжевого в пестрый.
-- Финал!
Отдохнувшая Роза не стала долго ждать, а тут же швырнула Леонелле комок в лицо, но промазала. Или соперница успела отклониться. Это разъярило ее, и тут же белое чистое тело Розы вмялось в коричневое и скользкое. Леонелла перелетела доски, ударилась спиной о землю, и оранжевый парень не дал Розе сорвать с нее юбку. Он скрутил за спиной у победительницы руки, оттащил ее и, высунув из-за нее головенку, с одышкой объявил:
-- Победила Роза!.. Суперфинал! Против Розы -- великая, несравненная Люсия!
-- Когда же это кончится, -- проскрипел зубами Андрей. -- Вот
дуры! Зачем они согласились!
-- Это проститутки, -- вспомнил каталог Санька. -- С Тверской, из Москвы. Их самолетом привезли...
А из садового домика выплыла двухметровая девица. Всю ее одежду составляла уже стандартная красная мини-юбка, а лицо было изувечено такой свирепой раскраской, что Санька ощутил холод внутри. Такую раскраску он видел только в одном фильме о гаитянских колдунах. Лицо было разрисовано под белый череп. Глазницы сделали черными, рот -- ярко-зеленым, будто плотно набит болотной жижей. Это была маска куклы вуду. Укол гаитянского колдуна в куклу вызывал смерть у того человека, на которого он смотрел.
Оранжевый парень смотрел на Букаху. Он взял за руку огромную, на голову возвышающуюся над ним девицу, и как ребенка подвел ее к Букахе.
Дрема сползла у с того лица. Он поднял сухую маленькую ручку, провел подрагивающими спичечными пальчиками по бедру девицы и тихо сказал: "Нагнись". Она склонилась так, что ее груди оказались у лица Букахи. Каждая из них была раза в три больше его головы. Он по-детски открыл рот, девице что-то шепнули на ухо, и она вставила в рот сосок. У Букахи сразу втянулись щеки. Он посидел так с полминуты, разжал зубы и тихо произнес:
-- После концерта все гости приглашаются в баню. Нас будут массажировать чемпионки. Они все -- чемпионки. В своем деле...
С соска девицы медленно стекала струйка крови, но она упорно стояла нагнувшись.
Пальцы Букахи коснулись этой струйки, и он вдруг странно, как-то нутряно икнул. Его прозрачная рука упала и тряпкой повисла на ручке кресла. Он снова икнул. Теперь уже громче.
Оранжевый парень, ничего не поняв, воспринял закрывшиеся глаза хозяина как признак наивысшего наслаждения и еще громче, чем до этого, закричал:
-- Суперфинал! Люсия против Розы! На кону -- пять тысяч долларов!
Подлетевший Сергей оттолкнул его и Люсию, нагнулся к Букахе, схватил его кисть, и сдавил запястье. Хвостик на его затылке окаменел.
-- Доктора! Быстро! -- взвизгнул он, и стоящий у стола с яствами телохранитель в синем костюме вскинул кулак с рацией ко рту и быстро-быстро задвигал губами.
Два других телохранителя метнулись от садового домика, бережно подхватили вялого Букаху и вдвоем понесли его в дом-замок, хотя любой из них сделал бы это в одиночку.
-- Концерт окончен, -- тихо произнес Альберт. -- Музыки не будет. Точнее, будет, но другая...
-- Ты думаешь? -- посомневался Санька, но суета у дверей дома показалась зловещей.
Сановные гости, покинув кресла, сгрудились у небоскребов бутылок и жадно, с испуганными лицами курили. Они хорошо знали, что в богатых часто стреляют, но что-то не помнили, чтобы богатые вот так запросто, на зеленой лужайке, умирали.
Когда из дома вышел, спотыкаясь, заплаканный Сергей, они все одновременно опустили руки с сигаретами. Самое мрачное лицо было почему-то у длинного генерала. Над двором повисла зловещая тишина. Слышно было лишь, как плакала в садовом домике опозоренная Джульетта да жужжали наглые южные комары.
Врач в развевающемся белом халате влетел с улицы во двор и удивленно посмотрел на Сергея, закрывающего вход в дом. Чемоданчик с крестом смотрелся в его руках нелепо. Наверное, потому что сам врач был небрит и больше похож на бомжа, чем на врача.
-- Где больной? -- озабоченно спросил он.
Сергей сорвал с хвоста на затылке микстурную резинку, качнул распавшимися седыми волосами и тихо произнес:
-- Поздно. Кранты. Мотор накрылся...
_ Глава двадцать восьмая
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНЫЕ СВЕДЕНИЯ
Группа уехала в Перевальное без Саньки. И без аппаратуры. Обещание Букахи умерло вместе с ним.
-- Знаете что, мужики, -- прощаясь с ними у машины, предложил Альберт. -- Приезжайте завтра по утряне в мой кабак. Все равно аппаратура без толку стоит. До вечера -- море времени. Порепетируем...
-- Первое место. Сзади, -- напомнил Виталий.
После всего увиденного его лицо впервые утратило сонливость. Еще одно такое шоу с трупом в финале -- и он вообще забудет о снах.
-- Еще не вечер! -- опять посопротивлялся Игорек.
-- Так ты не едешь? -- спросил Андрей Саньку.
-- У меня дела. Попозже буду. Или утром, -- ответил он и пошел к набережной.
Темнота уже накрыла Приморск, но можно ли затемнить праздник? А отпуск и есть самый большой и самый длинный праздник. Тысячи человек отмечали его одновременно и круглосуточно, и на набережной царил уже привычный день. Света было так много, что под ним, наверное, можно было загорать.
Еще издалека Санька заметил, что у трапа стоит незнакомый матрос, и он уже без душевной дрожи сунул ему под нос пропуск на борт. Раз Маша выписала его на целую неделю, значит, она знала о Санькином будущем больше, чем он сам. А может, выписала просто так, без задней мысли... Мы пытаемся во всем найти смысл, а его чаще всего нет и в помине.
-- Добрый вечер, -- первой на палубе заметила его Маша.
На ней было очень нарядное синее, с золотым воротничком, платье, а на ладонях, когда она оторвала их от лееров, лежали плотные красные полосы.
-- Кого-то ждешь? -- спросил он.
-- Нет. Просто гуляю. Сюда только что пришла...
Санька снова посмотрел на полосы на ладонях и ничего не сказал. Душе было горько и тоскливо, хотя, если честно, смерть Букахи он воспринял с холодным безразличием. Он даже не ощутил его умершим. А просто унесенным охранниками. Как будто они утащили его досыпать эротический сон про сисястую тетку.
-- Потанцуем? -- по-детски наивно посмотрела она в его глаза. -- Как тогда...
-- Чего-то нет настроения.
Он прислонился спиной к стальной переборке, и ее тепло мгновенно пронизало балахон и майку, заелозило по коже.
-- Значит, ты не журналист?
-- Ты была на первом туре?
-- Но ты же сам просил!
-- Правда?.. А-а, точно, просил... Ты извини, что там, на набережной... Но мне нужно было найти одного парня. А все уже привыкли к тому, что раз кто-то много вопросов задает, значит, или журналист, или следователь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46