Когда вылезли из "рафика" на асфальт, он не сдержался и сказал встречавшему их Аркадию:
-- Так не пойдет, Аркаша! У нас не колхозная самодеятельность, а
почти рок-группа. Я с алкашом в команде лабать не буду!
-- Это временно, -- нервно дернул враз покрасневшей головой
Аркадий. -- На неделю. Не больше. Думаешь, легко хорошего стукача
найти...
-- Стукачи -- в зоне.
-- Не хами! -- взвился он. -- Я шефу все расскажу! Все!
-- Ну, и что ты расскажешь?
-- Что ты это... срывал концерт...
-- Ладно... Не гони... Куда идти-то?
-- Отдал? -- отвернувшись от побежденного Роберта, спросил Аркадий.
-- Чего? -- не понял Санька.
-- Побрякушки отдал?
-- А-а... Ну, да, отдал...
-- Как Филя-то?
-- Нормально?
-- А супруга его?
-- Ее не было дома.
-- Развелись, что ли? -- обрадовался Аркадий.
-- Да нет вроде...
-- А чего ж ты не спросил?
-- Так куда идти? -- напомнил о себе Роберт.
Его еще недавно гневное лицо было густо залито безразличием. Оно хорошо гармонировало с трехдневной щетиной на розовых щеках и черным френчем с огромными медными пуговицами. Щетина делала его похожим на Джорджа Майкла, френч, надетый поверх белой рубашки, -- на Курта Кобейна.
-- Вон -- Децибел... Он покажет.
Только сейчас Санька заметил у черного входа сухую фигурку ди-джея. На нем не было ничего пестрого, и оттого казалось, что это не Децибел вовсе, а человек, которому на время дали поносить смазливое лицо ди-джея.
Роберт повис на плече Игорька, и, когда они поплелись к кинотеатру, огненная голова бас-гитариста стала еще краснее. Наверное, потому, что за локтем Роберта исчезла шея Игорька. Виталий с неизбывным полусонным безразличием прошаркал за ними, а замкнул процессию барабанщик-временщик. Он шел, засунув руки в карманы, и это делало его еще более похожим на бомжа с Киевского вокзала. Саньке даже почудилось, что он сейчас обернется и попросит десять тыщ на водку. Не обернулся. И не попросил. Но ощущение бомжа стало еще сильнее.
-- М-м-да. Алкаш законченный, -- тоже оценил его Аркадий. -- А знаешь, как он в свое время стучал?! Ни одному западнику такое не снилось! А теперь... Главное, чтоб до выхода на сцену не наквакался. Короче, проследишь за ним, -- попросил он Саньку.
-- Он же не грудничок!
-- Слово директора -- закон.
-- Ну, ладно...
-- Значит, слушай меня внимательно, -- заботливо взял он Саньку под локоток и повел за вонючий "рафик".
Его сгорбившаяся фигурка излучала загадочность. Как плутоний -радиоактивность. Но Санька внутри себя никакой радиоактивности не ощущал и загадочностью шефа не проникся. Он просто думал, что если Аркадий и вправду поделится с ним каким-нибудь секретом, то он, пользуясь минутной доверительностью, попросит его не сводить в пару с Венерой.
-- Значит, как говорят в Одессе, ночной клуб и концертный зал -- это две большие разницы. Самая большая разница, что в клубе все пьяные и им все нравится, а в зале все трезвые и не хотят хлопать. И правильно, кстати, делают. Если бы на съездах партии не так бурно хлопали, уже б давным давно жили лучше, чем на Западе...
Глазки-бусинки Аркадия стрельнули по сутулой спине барабанщика. Зев черного входа проглотил его последним. И даже не поперхнулся. Наверное, теперь из зева несло водкой.
-- Значит, в Одессе... А что я говорил про Одессу?
-- Ну, две эти... большие задницы.
-- Какие задницы?
-- Или разницы...
-- Не сбивай меня! -- сцепил Аркадий пальчики на Санькином локте.
Они оказались жесткими, будто стальные прутья. А внешне выглядели маленькими сосисочками.
-- Я вас слушаю, -- только теперь ощутив тревогу, покорно проговорил Санька.
-- Значит, группа работает третьим номером. После русской народной и рэпа...
-- Рэп -- это негры?
-- Это у них -- негры. А у нас -- какие есть.
-- А какие есть?
-- Саша, ты свои зековские привычки забудь! Подкалывать старших нехорошо. Тем более засракульта...
-- Кого-кого?
-- Засракульта -- заслуженного работника культуры РСФСР.
-- А-а, понятно...
-- Значит, после рэпа... Ну да -- рэпа... Они, кстати, белые, земляки мои из Одессы... Во-от. Значит, после них сделаете "Воробышка". На последнем куплете на сцену полезут девки...
-- Откуда вы знаете?
-- Не перебивай! Я тебе имидж делаю, а ты... Вот газету за сегодня с рейтингом видел?
-- Да.
-- Понравилось?
Санька помолчал, вспомнив черноту, оставшуюся на подушечках пальцев после газеты в кабинете Киркорова.
-- Через неделю я тебе сделаю девятое место, -- вкрадчиво прошипел Аркадий. -- А если сегодня получится со скандалом, то раскрутимся и до первой пятерки. Клип, кстати, пойдет по телику в четверг. Запомнил?
-- Ну, полезут эти девки...
-- Вот-вот! Полезут девки, подбегут к тебе и будут изображать, что хотят тебя исцеловать. Охранник кинется их отгонять. Ты затеешь драку с охранником прямо на сцене, а когда завалишь его, девки бросятся тебя качать...
-- Как это?
-- Ну, как раньше в спорте было. Руками -- и вверх, под потолок...
-- Да вы что?! -- отпрянул Санька.
Высвободившийся локоть радостно заныл. Санька опустил кисть к бедру и только сейчас заметил, что она отекла и была бесчувственнее плети.
-- Это несовременно! -- выпалил он Аркадию в лицо. -- Я же мужик, а они -- качать...
-- Ты думаешь?
Лысина с макушки Аркадия поехала вперед, к бровям. Собралась в сотню морщин и морщинок, но так и не доехала.
-- Ладно. Скорректируем. Главное, чтоб ты телохранителя побил. Скандал все-таки. В газеты попадешь.
-- А этот... телохранитель как из себя? Крупняк?
-- Что?.. А-а.. Не очень. Это -- Лось.
У Саньки от удивления чуть не выскочили глаза. Левым ухом он послушал шум ветра в голых ветвях тополей. Он был все таким же унылым, как и минуту назад. Уши не врали.
-- Он же того... на голову выше меня. У него ж кулаки -- что гири.
-- Ги-ири... Я ж сказал, побьешь -- и все. Лось только сымитирует драку.
-- А может, лучше, чтоб он меня завалил?
-- Это еще зачем?
-- А тогда меня девки жалеть будут. У нас народ такой -- жалесный.
-- Не-ет, тогда скандала не получится. Журналисты уже в зале. Все проплачено. Въехал?
-- Ла-адно, -- нехотя протянул Санька.
Пальцы оживали так медленно, будто он отлежал руку многочасовым сном.
-- Больше скандалов не будет?
-- Не дрыгайся, -- исподлобья кинул Аркадий. -- Если я скажу, что для промоушн надо на мавзолей голым залезть, полезешь как миленький! А не хочешь -- вали в свою "дыру"!
Желваки на Санькиных скулах отвердели до кирпичей. Зубы заныли, но расцепляться не стали.
-- Запомни: шоу-бизнес -- это большая драка, -- назидательно сказал Аркадий и вскинул подбородок. -- Драка каждый день. Проиграл бой сегодня -обязательно выиграй завтра. Не выиграешь и завтра -- все, хана, иди газеты под метро продавай...
-- А если голос хороший?
-- Таких не бывает, -- не опуская подбородка, отрезал Аркадий. -- Наша эстрада -- это художественная самодеятельность. Местами хорошая. Но все равно самодеятельность. И на Западе -- тоже. Голосом не прославишься. Нужны скандалы. Много скандалов. Думаешь, Мадонна стала бы супер-звездой, если бы не изображала половой акт на сцене, а? У нее же ни голоса, ни слуха отродясь не было! Или Джексон кому-то нужен был, если б не тот мальчик, которого он в одно место трахнул, а?..
-- Арка-адий, пора! -- прокричал с порога кинотеатра черненький человечек.
-- Что пора? -- обернулся он к нему.
-- Русская народная уже пошла! -- объяснил Децибел. -- Рэпу сказали приготовиться...
-- А-а, ну да, -- согласился Аркадий. -- Пора идти.
-- А девок можно в натуре целовать? -- зло спросил Санька.
-- Как вы мне надоели! Если б не эта вшивая раскрутка, я б уже у Гриши дома был...
Только теперь Санька увидел, что в ухе Аркадия желтыми колечками висели уже две серьги. Когда директор повесил вторую, он не заметил, и оттого, что не заметил, стало противно на душе, будто его все и всюду обманывают, а он ничего не может сделать.
Глава двадцать шестая
ОХОТА НА ЛОСЯ
Кнопки на микрофоне не было. От него тянулся скользкий черный шнур, и Саньке сначала почудилось, что еще до драки кто-нибудь рванет за шнур, микрофон кирпичом улетит в зал, и уже не нужно будет бить Лося. Чтобы рывок получился не таким резким, он подтянул в руку пару метров шнура и самому себе показался ковбоем с лассо в кулаке.
Головы зрителей торчали неподвижно и хмуро. Их нужно было по очереди заарканить. Ни русская народная, ни рэп их нимало не тронули. Головы выглядели деревянными. Ближе к середине зала их частокол редел, а дальше на стульях сидела пустота.
По кинофильмам Санька привык к тому, что на концертах всегда аншлаг, и от вида полупустого зала ему стало тоскливо. Так тоскливо, будто все, чем он занимался, было напрасно.
-- Группа "Мышьяк"! -- крикнул с дальнего конца сцены крепыш-конферансье. -- Исполняется хит месяца песня "Воробышек"! Десятое место в рейтинге недели по России!
Оскалив в улыбке крепкие голливудские зубы, конферансье нырнул за черную штору занавеса, и оттуда сверху на Саньку свалилась мелодия. В клавишный перебор одновременно вонзились соло- и бас-гитары, замолотил сердечным приступом большой барабан, и он, вскинув микрофон и чуть не промазав мимо первой ноты, ложащейся на текст, скорее заорал, чем запел:
-- Во-орробышек! Во-орробышек! На-ахохлилась опять!
Сидящий снизу, у сцены, оператор нервно вскинул подбородок, и желтое блюдце лысины, которое до этого было хорошо видно, исчезло. Быстрым движением он бросил руку к пульту и сдвинул несколько тумблеров от себя. Потом повернул к сцене левое ухо, что-то поймал его хрящевой раковиной и вернул один тумблер в исходное.
Успокоившись, Санька уменьшил тон голоса и полегче, уже вибрируя голосом, продолжил:
-- Мне-е поцелуев-зернышек те-ебе хотелось дать...
Лицо оператора стало кислым. Он будто бы целиком разжевал лимон и никак не мог его проглотить. Тумблеры под его тонкими пальчиками опять начали метаться по пульту.
А зал молчал, точно на похоронах. И глаза у сидящих на первом ряду были грустными-грустными. Такие глаза бывают или у беременных на последнем месяце или у больных перед операцией. Жалость сдавила Санькино сердце, и ему вдруг до боли в висках захотелось расшевелить эти мраморные лица.
Отбарабанив второй куплет, он подтянул к себе еще пару метров шнура и спрыгнул со сцены.
-- Ты куда? -- в спину ему прохрипел Роберт. А Санька бросился к сидящей в первом ряду веснушчатой девчонке, за руку легко вырвал ее из кресла, подхватил за талию и, глядя прямо в ее серые перепуганные глаза, заорал в черный шар микрофона:
-- Во-орробышек! Во-орробышек! Не на-адо уходить! У ка-аждой ведь из золушек принц должен в жизни быть!
-- Ешчо ра-ано, -- еле прошептала она.
-- Что рано? -- прикрыв ладонью микрофон, спросил он, пока шел проигрыш.
-- Рано вас целовать. Мы попозже, на последнем куплете...
Санька посмотрел на утыканный веснушками нос девчонки и почему-то увидел смуглое лицо Аркадия. Мигнул -- опять смешной нос, мигнул -- лицо Аркадия. Избавиться от его черных выпученных глаз можно было, только отвернувшись от девчонки. Но вместо этого Санька притянул ее еще плотнее и поцеловал прямо в щеку. Губы тут же стали бесчувственными. Быстрым движением стерев с них пудру, похожую по вкусу на известку, Санька впился в узенькие, густо крытые помадой губки девчонки, и она сразу стала невесомой. Под ладонью была уже не окаменевшая спина, а вяло провисший ватник.
-- А-а!!! -- перекрыв музыку, навалился на Саньку писк, крик, визг.
Он оборвал поцелуй и посмотрел вправо, но ничего не увидел. Перед глазами близко-близко, до рези в зрачках, металось что-то пестрое, яркое, быстрое. Чьи-то худые, деревянные руки охватили его шею, пальцы впились в плечи, в рубашку на спине, кто-то умудрился даже обнять его левую ногу.
-- Раз-з-здись! -- под какофонию сбившихся инструментов шарахнул по куче малой чей-то рык, и с Санькиного тела по очереди стали исчезать чужие пальцы.
Пестрое, яркое и быстрое отлетело в сторону последним. Отлетело, как ветка, которую он на бегу будто бы сбил своим лицом. Метрах в двух от Саньки стоял Лось и держал за шиворот худощавую девицу в удивительно ярком платье. Девица была выше Лося на полголовы. Иначе как баскетболистку Санька не мог ее представить. Она и движения делала руками, словно пыталась забросить мяч в корзину, но у нее это никак не получалось. Наконец Лось поймал ее руки-плети в воздухе, завернул по-жандармски ей за спину и согнул девицу перед собой в три погибели.
-- У-уй, мамо-очки, бо-ольно! -- выла она в грязный пол и норовила лягнуть Лося.
А тот, плотно прижав к себе худые ягодицы девчонки, вдруг ощутил себя так хорошо, так блаженно, что даже расширил лицо легкой улыбкой.
-- Брось ее! -- в запале крикнул Санька.
Инструктажа Аркадия он уже не помнил. Его взбесило наслаждение, расплывшееся на дубовом лице Лося. Он возненавидел не самого Лося, а то удовольствие, которое тот получает от унижения явно слабейшего, чем он.
Санька швырнул вправо, под сцену, микрофон и со всего замаха ударил Лося в левую скулу. Музыка только-только оборвалась, и хруст костей подмял под себя все остальные звуки. Лось икнул и повернул к Саньке то же самое лицо. Удовольствие все еще жило в мускулах щек, но гнев уже начинал заливать его в твердую холодную маску.
Наверное, Санька сломал пальцы. Или отбил их. Во всяком случае, он не ощущал, что у него есть правый кулак. Он будто бы размазал его по лицу Лося, и теперь у него остался только левый кулак и ноги.
-- Ты чо, гад?! -- не отпуская рук девчонки, спросил Лось.
С края губы по его подбородку потянулся кровавый ручеек. Тоненький-тоненький. Как продолжение усов. Но усов у Лося не было.
На грудь Саньки ощущением удушья вернулось воспоминание их первой встречи. Тогда от Лося спас Андрей. Сейчас его рядом не было. А удушье становилось все сильнее и сильнее. Он должен был что-нибудь сделать, чтобы от него избавиться. И Санька, отставив назад правую ногу и откинув плечо, рывком ввинтился в пыльный воздух кинозала и впечатал в ту же скулу Лося шнурки своей кроссовки.
Их иксообразный рисунок красным орнаментом пролег на щеке Лося, и
телохранитель с грохотом, какой может быть только у двух
врезающихся влобовую легковушек, рухнул на пол.
Отлетевшая в сторону девица сбила Роберта, который стоял с открытым ртом, уже внизу, под сценой, и они вдвоем грохнулись на стулья.
-- Ре-о-обра! Ре-о-обра! -- заорал Роберт. -- Сучка, ты мне ребра сломала!
-- У-я... у-я... -- в ответ ныла девица, выкарабкиваясь из деревянных клещей подлокотников.
Сразу несколько фотовспышек по очереди облили Саньку и лежащего у его ног Лося нестерпимо ярким белым светом. Одна ударила прямо в глаза, и он, сразу ослепнув, зажмурил их и отвернулся от зала, прикрыв лицо локтем.
-- Ты что -- идиот? -- захрипел кто-то над ухом голосом Аркадия. -- Я ж сказал, понарошку... а ты...
-- Урод зековский, -- добавил еще кто-то.
Локоть сам освободил глаза. Слева от Саньки стоял Децибел. Ненависть из его серых зрачков, казалось, прожигала Саньку насквозь. Как пламя газорезки -- тонкую фанерку. В груди стало горячо и больно. Наверное, пламя все-таки достигло сердца.
-- Ты что сказал? -- еле выжал Санька.
-- Урод, я ска...
Правый кулак, которого все так и не было рядом с Санькой, сам ткнулся в мягкий живот Децибела. И только после этого боль пронзила костяшки пальцев. Децибел вернул ему ощущение кулака. А сам, скорчившись и застонав, заковылял на заплетающихся ногах по проходу между первым рядом и сценой.
-- Я ж говорил, его нельзя было брать в группу! -- закричал выбравшийся из-под девицы Роберт. -- Я говорил, Аркаша?!
-- Говорил, -- недовольно выжевал он маленькими губками, отер густой пот с лысины платком и сразу посмотрел на этот платок.
В его складках лежали две седые волосинки. Их и без того на голове Аркадия оставалось так мало, что он и расчесывался-то не больше раза в неделю. А тут целых две волосинки.
-- Пош-шел вон отсюда! -- заорал он. -- Завтра утром -- к Золотовскому!
Часть вторая
ТРАУРНЫЙ ВАЛЬС
Глава первая
ВТОРОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ШОУ НАЧИНАЕТСЯ!
ГРУППЕ "МЫШЬЯК" -- НА СЦЕНУ!
Самолеты иногда падают. Эта мысль обжигает голову под очередной провал в воздушную яму. Наверное, так всегда бывает с теми, кто редко летает.
"Тушка", вздрогнув от удара ветра всем старческим корпусом, перестала падать и под усилившийся гул турбин пошла ровнее. Пошла явно на подъем.
-- Ты новенького хорошо знаешь? -- отвлекая себя от настырных мыслей о падении, спросил Санька.
-- Что?
Оторвав взгляд от иллюминатора, Андрей Малько непонимающе посмотрел на соседа. Пятидневная сине-черная щетина на щеках и бороде Андрея вкупе с отполированной лысиной навевали мысли о горцах и набегах, и Саньке подумалось, что и вся их авантюра с конкурсом молодых исполнителей "Голос моря" тоже напоминает набег. Ворваться-то на площадку эстрады в Приморске они ворвутся, но добычи им явно не видать. Среди конкурентов -- несколько уже раскрученных, разэкраненных, разклипованных, растиражированных певцов и певиц, почти "звезд", и их группе "Мышьяк", скорее всего, остается только одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46