ему казалось, что все это можно устроить потихоньку от нее и доставить юноше удовольствие, а в то же время ослепить его блеском гетманского могущества и показать воочию, чью милость они отвергли.
Борок был так близко от Хорощи, что там, наверное, слышны были обеденные тосты.
Встав из-за стола, Паклевский почувствовал себя гораздо более смелым и решительным, чем до обеда. Прежде всего он хотел посмотреть, что сталось с его конем и денщиком.
Паклевский с трудом нашел своего Мартина среди бричек, колясок, коней и слуг, которых угощали больше пивом и водкой, которых было вволю, чем съестным; кроме обыкновенного хлеба, соленых огурцов и колбасы для людей не было ничего приготовлено. Поручик нашел своего Мартина в таком разнеженном состоянии, что тот при виде своего пана так принялся ударять себя в грудь и уверять его в своей любви и в том, что за него он готов идти в огонь и в воду!
Это было для поручика лучшим доказательством, что Мартин был сильно навеселе. Напоенный и накормленный конь стоял тут же наготове. Поручика прельщала мысль о поездке в Борок по холодку, после сытного обеда. Приказав Мартину, который не переставал повторять, что готов идти за него в огонь и в воду, остаться и ждать, Паклевский подтянул подпругу, сел верхом и, посвистывая, поскакал в Борок.
Отличное венгерское освежающим образом подействовало на его голову, и на сердце у него стало весело.
- Если увижу мальчика одного - заберу его с собой, если наткнусь на невестку, ну, что же - она ведь меня не съест! Скажу ей, что приехал навестить ее.
За лесом был уж виден и Борок.
Там, действительно, слышна была канонада в Хороще и произвела такое неприятное впечатление на егермейстершу, что она заперлась в своей спальне, велела закрыть ставни и осталась наедине со своим горем. Теодор, уже собравшийся ехать, чувствовал себя расстроенным и печальным.
Прежде всего его беспокоило здоровье матери, потом тревожила неуверенность в будущем, огорчала смерть отца и, может быть, запрещение матери иметь какие-либо отношения к гетману, с помощью которого так легко было получить всякие льготы и протекцию.
Дворовые люди рассказали Теодору о большим приготовлениях в Хороще и возбудили в нем любопытство; а старый эконом уверял его, что стоит только выйти за лес, и оттуда будет виден фейерверк и иллюминация.
Теодор, выслушав его, оделся хотя и очень скромно, но к лицу, так что и в этом наряде казался элегантным, и медленно направился пешком к лесу, как вдруг на дороге перед ним вырос на коне поручик Паклевский.
- Да, ведь, это же просто чудо! - крикнул Паклевский. - Смотрите, пожалуйста, я - к вам за тобой, а ты, как будто предчувствуя это - вышел мне навстречу. Ах, ты молодчинище!
- Как это, за мной? - спросил Тодя.
- Ну, да, за тобой, - сказал поручик, - дай слово, если это еще не называется любить свою кровь, то пусть я буду пес. Я бросил всякие марципаны и токайское и помчался за тобой, чтобы показать тебе все эти великолепия.
- Но, ведь, я не могу ехать в Хорощу, - возразил Тодя, - это очень бы рассердило матушку!
- Что это значит "не могу"? - прервал Паклевский. - Что ты ребенок, которого водят за поясок - что ли? Никто не увидит тебя в Хороще; а ты насмотришься таких чудес, каких не видал и в Варшаве. Мой конь свезет нас обоих, как ни в чем не бывало; садись за мною, поедем к парку и пойдем с тобою в тенистые аллеи...
- Но как же матушка?
- Ну, слушай, ведь ты никого не убьешь, не обкрадешь и не совершишь никакого смертного греха, - живо заговорил Паклевский. - Ну, спросит тебя, положим, мать, - где ты был? Скажи ей, что ты заблудился в лесу, или, что ты издали смотрел на фейерверк. Это уж и не такая большая ложь, потому что так ведь и будет... Ну, будь мужчиной, влезай на коня!
Юноша все еще колебался. Паклевский подал ему руку.
- Ну, чего там, черт побери! Неужто ты такой слюнтяй!
Теодор вскочил на коня позади него. Два всадника весили порядочно, но добрая лошадь еще прибавила ходу, и они даже не заметили, как уж очутились около парка.
Теодор беспокоился, не устал ли конь.
- Э, ничего ему не будет! - весело отвечал Паклевский. - Я раз, когда мы стояли на Украине, как сумасшедший мчался на нем две мили с девкой, да она еще вырывалась от меня, а конь хоть бы что! Даже и не задохнулся!
Мартин, заметив издали своего пана, подбежал и взял у него коня, но сам уж был в таком разнеженном состоянии, что едва держался на ногах.
Паклевский, хорошо помнивший Хорощу еще от прежних времен, сразу узнал уличку, по которой можно было пройти в парк. Теодор очень упрашивал его сесть так, чтобы никто их не заметил. Поручик обещал ему это и даже поклялся, но потому только, что не принял во внимание действительного положения вещей.
Огромный парк был полон гостей, искавших тени и прохлады, и трудно было пройти в нем незамеченным. Все лавки, диванчики из дерна, газоны, дорожки и даже более глухие части были заполнены зрителями всех классов, число которых к вечеру все увеличивалось...
Пройдя несколько шагов по парку вместе со своим проводником, Тодя понял, что, если и останется здесь не замеченным, то только потому, что его тут никто не знает.
Спустилась темнота, и всюду началось движение.
По всему парку рассыпались слуги с лучинами и светильниками, зажигая фонарики, развешенные по берегу озера и на деревьях, окружавших беседки.
Отведенные специально для этого дня в каналах воды из реки Нарвы с устроенными на этих каналах искусственными водопадами, представляли поистине живописное зрелище.
Последние лучи заходящего солнца и свет цветных фонариков отражались в фонтанах и водопадах. По берегам прудов стояли группы разряженных дам и господ, жаждавших покататься на лодке. Издали доносились звуки музыки.
Во всей своей жизни Тоде не приходилось видеть такого волшебного зрелища, может быть, он и в мечтах своих не представлял ничего подобного, и теперь он был совершенно подавлен и растерян от всего виденного.
- Ну, что? - смеялся Паклевский. - Стоило трястись на коне, хоть и не очень удобно было, чтобы посмотреть на все эти чудеса? Да, ведь, это, сударь мой, прямо сон какой-то! Вот что может сделать пан гетман!
- Это - король, а не гетман!
Но при всем своем восхищении Тодя старался избегать людских взоров, как ни подталкивал его вперед Паклевский.
Так, медленно продвигаясь от дерева к дереву, от лужайки до лужайки, они добрели до пруда...
Как раз в эту минуту от пристани отошла лодка, которой, вместо гребцов, одетых на манер венецианских гондольеров, вызвались управлять два любителя в старопольских костюмах, очевидно, сильно возбужденные многочисленными тостами.
Пригласив в лодку нескольких дам, они схватились за весла и, хотя не особенно твердо держались на ногах, уселись сами, громко восклицая:
- Ну, что ж такого? Ведь не святые горшки обжигают!
- Я, милостивый государь, переправлялся раз через Вилию в челноке вдвоем с рыбаком, - прибавил другой.
Слуги гетмана, приставленные к этой лодке, напрасно отговаривали двух любителей кататься на воде, из которых один был староста, а другой кастелянич, от этой поездки.
- Мы справимся сами; оставьте нас в покое, мы сами хотели покатать этих дам.
- Повезем их, - прибавил другой, - покажем всем, что шляхтич Dei gratia, что захочет, то и сможет сделать...
Теодор, стоявший на берегу поблизости от этой компании, успел разглядеть, что в лодке находилась знакомая уже ему по встрече на проезжей дороге старостина.
Спутницы ее, брюнетка и хорошенькая барышня с васильковыми глазами, оказались на этот раз менее отважными и отказывались сесть в лодку, куда настойчиво зазывали их гребцы-любители.
Начался спор. Старостина, нервная и упрямая, сама первая подав добрый пример, тянула за собой и своих товарок; брюнетка всплескивала руками и ни за что не позволяла дочке спуститься на мостки.
- Ну, тогда parole d'honneur, - тонким голоском кричала старостина, я поеду одна с кастеляничем.
- Тетя! - восклицал амурчик.
Староста, оскорбленный таким недоверием со стороны генеральши, громко закричал кастеляничу.
- Слушай-ка, покажем им, как мы управляемся! Отчаливай со старостиной! Отчаливай!
И с такой энергией погрузил весло в воду, что потерял равновесие и полетел головой вниз. Но этим дело не кончилось, потому что, падая, он опрокинул лодку с сидевшей в ней старостиной, которая ухватилась было за накренившуюся часть. Гребцы, стоявшие на берегу, бросились спасать утопавших, но прежде чем они решились погрузиться в воду в своих новых костюмах, Теодор соскочил с мостков и вытащил на берег барахтавшуюся в воде старостину.
Он и сам потом не помнил, как это случилось, что он, без размышления выбежав из-за деревьев, за которыми он прятался, бросился спасать уже немолодую и некрасивую старостину, подвергая себя опасности быть узнанным и невольно оказаться в роли героя.
Паклевский стоял совершенно растерянный, даже и не подумав броситься в воду вслед за племянником. А пока он успел придти в себя, тот уже вынес из воды и положил на траву потерявшую сознание старостину.
Можно легко себе представить, какое впечатление произвел на всех присутствовавших этот случай, по счастью, не имевший других последствий, кроме купания в холодной воде.
Гребцы вытащили из воды старосту и кастелянича, сразу отрезвившихся, сконфуженных и сваливавших друг на друга вину во всем случившимся. Не успели они еще воду отряхнуть с себя, как уже переругались между собой.
Между тем генеральша с дочкой и другие дамы, сбежавшиеся на крик, занялись приведением в чувство старостины, которая то принималась браниться, то снова лишалась чувств, то требовала привести к ней ее спасителя.
И брюнетка, и амурчик сразу узнали его, хотя он только на мгновение промелькнул перед ними, бросившись с мостков; такого красавца-юношу не так-то легко забыть. Теодор рассчитывал тотчас же спастись бегством и скрыться от людских глаз - тем более, что отовсюду сбегались толпы любопытных, узнавших о происшествии и желавших услышать и увидеть все своими глазами. Но Паклевский, который был очень горд отважной выходкой юноши, не пускал его, а дочка генеральши в свою очередь ухватилась за него и велела остаться.
- Тетя не успокоится, пока не поблагодарит вас... Ну, подождите же... Ведь вы спасли ей жизнь.
Какой-то шляхтич, стоявший в сторонке, подперся руками в бока и пробормотал вполголоса.
- Да уж это, действительно, геройский поступок: баба стара и дурна собой, как смертный грех! В прежнее время таких топили!
Старостину тем временем подняли с земли: с ней еще делались припадки, и она испускала какие-то бессвязные восклицания, но тут же призывала своего спасителя, просила дать ей выпить чего-нибудь теплого, спрашивала про свои успокоительные капли, приказывала отнести себя в постель и ругала старосту, который, по ее мнению, был всему виной.
- Ради Бога! У меня будет лихорадка! Я умру... Этот негодный пьяница! Но где же этот герой-юноша? Генеральша, подержите, у меня ноги совсем одеревенели... Леля, возьми меня под руку! Ах, какой ужасный день... Мне кажется, что я проглотила жабу... Сжальтесь ради Бога, дайте чего-нибудь теплого. Но где мой избавитель? Ах, я никогда этого не забуду... Но что сделалось с моей прической!!! И кружева мои пропали.
В таком роде болтала без умолку старостина, судорожно хватаясь при этом за голову, растирая лицо, отплевываясь, притворясь потерявшей сознанье и, видя себя окруженной любопытными, изо всех сил старался разыграть роль интересной жертвы.
Никто не сумел бы удержать вырывавшегося Теодора, если бы не Лелины глазки, приворожившие его на месте. Розовый амурчик на глазах у тысячной толпы мучил бедного Тодю под видом благодарности за спасение тетки. Он уже видел, что его прогулка может открыться и навлечь на него гнев матери, и понимал, что ему необходимо удирать из парка, но не было никаких сил противиться этой девочке. Лишь только он делал шаг к отступлению, как Леля бежала за ним и приводила его назад, как будто сознавая свою силу и власть над ним...
Единственным средством спасения было бегство. Уже Тодя скрылся за дядей в густую тень зарослей, но дочка генеральши тотчас же очутилась подле него.
- Что же вы так невежливо убегаете? Надо же, чтобы тетя поблагодарила вас.
- Сударыня, послушайте, - тихо заговорил Тодя, - я не имею права показываться здесь, я должен уйти, я очутился здесь случайно, привлеченный зрелищем, я не принадлежу к числу гостей.
- Да ведь и мы здесь только случайно, - живо возразила Леля, - если бы не сломалась ось, мама и тетя никогда бы сюда не приехали... потому что...
Но здесь прекрасная Леля остановилась.
- Я не заслужил благодарности, - продолжал Теодор, - а одно слово из ваших уст...
- Тетя будет в отчаянии, - с иронической усмешкой болтала паненка, ну, сделайте ей одолжение... Я сомневаюсь, что мы когда-нибудь еще встретимся, потому что завтра мы едем в Варшаву... Только бы старостина не расхворалась...
- И я тоже собираюсь ехать в Варшаву, - живо прибавил Теодор, значит...
У молоденькой дочки генеральши заблестели глазки.
- Ах, вот и тетя... Идемте со мною!
Как раз в это время старостину вели ко дворцу, а так как прическа ее была в самом жалком виде, то она просила отвести ее наиболее уединенными и тенистыми улочками.
Но Леля загородила ей дорогу, ведя своего пленника.
- Вот, тетя, ваш спаситель; благодарите его поскорее, потому что он вырывается, и я еле могу его удержать.
При виде юноши старостина чуть снова не лишилась сознания, вспомнив о минувшей опасности; она разразилась рыданиями, потом взглянула на Теодора и сентиментально произнесла:
- Благородный юноша, подвергавший свою жизнь опасности ради меня, я до самой смерти сохраню благодарность к тебе! Ах!
Теодор поклонился и хотел удалиться, но генеральша и ее дочка удержали его.
Старостина непременно хотела подарить ему что-нибудь на память. А Тодя клялся, что не может ничего принять...
Краска выступила на его лице.
Паклевский, присутствовавший при этой сцене, шептал ему на ухо:
- Да, ну, не ломайся... Баба богатая... ведь ты весь промок из-за нее; чего еще церемониться.
- Спасите вы меня, - взмолился Теодор к Леле, - я ничего не могу принять! Ничего!
- А от меня? - спросила паненка, бросив на него быстрый взгляд. - От меня можете?
Теодор молчал; панна Леля быстро сняла с пальца кольцо, и, прежде чем старостина и ее сестра, вполголоса совещавшиеся относительно подарка, пришли к соглашению, она вскричала, подбежав к ним:
- Тетя! Я уже дала ему от вас мое колечко! Дело сделано!
Все это произошло среди общего замешательства так быстро и неожиданно, что ни старостина, ни мать ее не имели уже времени возражать. Теодор, взяв колечко, схватил ручку, подавшую ему его, поднес молча к своим губам и услышал тихий шепот...
- Смотрите же, не отдавайте его другой; избави вас Бог!..
- Буду носит до самой смерти!!!
Паклевский отбежал от них и скрылся в чаще деревьев.
Дядя, не поспевавший за ним, бежал, задыхаясь от усталости. Оба остановились уже за парком.
- Да постой же, сумасшедший! - кричал поручик.
- Дядя милый! Дай мне своего коня доехать до Борка, ради Бога...
- Дам, хоть бы он сдох после этого! Но постой же, дай мне попрощаться с тобой, - говорил повеселевший Паклевский.
- Даю тебе слово, так ты меня обрадовал, что просто сердце прыгает! Ну и молодчина! Ты сам не знаешь, как тебе повезло! Старостина-вдова, бездетная, сентиментальная дура... сидит на деньгах... а ее, племянница хороша, как ангел.
И он принялся обнимать и целовать племянника.
- И надо же иметь такое счастье! Ведь они здесь случайно, проездом... они не принадлежат к числу друзей гетмана... А панна дала тебе колечко?
Но Тодя уже не слышал дальнейших слов; он так рвался на коня и домой, что дядя не мог его соблазнить даже пуншем, чтобы согреть после купанья...
Так как разнеженность Мартина дошла уже до того, что он лежал под желобом, и никто не мог его добудиться, то другой мальчик-слуга привел Теодору коня.
Над парком взрывались ракеты и римские свечи, когда Тодя поскакал в Борок, уже не оглядываясь назад, мучимый угрызениями совести и тревогой за мать, но увозя в душе воспоминания о второй уже встрече с этой чародейкой Лелей, которую он уже не рассчитывал больше встретить в жизни.
Ее колечко жгло его палец, а перед глазами неотступно стояли голубые глаза и розовые уста паненки, и звучали в ушах ее последние слова, сказанные ею на прощание...
Не доезжая до усадьбы, он слез с коня, дал на чай мальчику, провожавшему его на чужом коне, чтобы отвести его коня домой, и начал потихоньку прокрадываться во двор, чтобы не встретиться с матерью и успеть переменить намокшую одежду и тем избегнуть объяснений и лжи. Он чувствовал себя виноватым, но счастливым...
Между тем, пока все это с ним происходило, егермейстерша, выйдя из своей спальни и спросив о сыне, узнала от людей, что он пошел пешком к лесу и еще не вернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34