И ему стало грустно от того, что он совершил нечто незабываемое – пережил шторм и благополучно привел свою лодку в гавань, а рассказать об этом некому. Они подходили к первым рыбацким лодкам, и Гиллон встал, чтобы спустить парус и закрыть им лососей. Не стоило хвастать уловом – даже в Рыбачьем городе, где презирали мистера Дрисдейла и его подручных.– Я знаю место, где человек может заработать сорок восемь шиллингов в неделю, – ровным, спокойным голосом сказала Мэгги.Это была целая куча денег. Мэгги увидела, как он покачал головой. Просто невероятно, подумал он, откуда она узнала, о чем он думал.– Что ты по этому поводу скажешь?– По-моему, здорово.Он снова сидел на веслах и был рад, что гребет, потому что это давало ему время на раздумье.– А через два года можно выколачивать до шестидесяти шиллингов в неделю.Они уже проезжали мимо первых рыбацких лодок, и, к радости Гиллона, никто вроде бы не обращал на них внимания.– Где это? – спросил он наконец.– Там, где я живу.Ее ответ взволновал и озадачил его. Куда она гнет?– И какого же рода воровством придется мне заниматься?– Тем же, чем занимается и мой отец.Его все больше загоняли в угол – такая уж была игра, но он не знал ее правил, понимал только, что сидит в мышеловке и вовсе не хочет из нее вылезать.– А именно?– Стать углекопом.– Чем-чем?– Углекопом.Он опустил весла.– Значит, одним из тех, кто работает под землей, добывая там уголь и прочее? Этим?Он увидел, как она кивнула.– Шахтером?Она снова кивнула.Он изо всех сил ударил по воде веслом.– Не бывать этому! – почти крикнул он ей. Какие-то люди на рыбацкой лодке посмотрели на них и снова вернулись к своим сетям. Он видел, как сверкнули ее зубы при тусклом свете фонарей, висевших на мачтах рыболовецкой флотилии, – эти ее белые, маленькие, остренькие, как у лисы, зубки. – Не смогу я быть таким – нет, нет, никогда. Чтобы торчать весь день в темноте, под землей… Да я там помру. Нет, об этом и речи быть не может. Да и вообще, ну как бы я мог им стать?– Если бы ты поехал со мной.Она сказала это так, между прочим – сначала он даже не поверил, правильно ли расслышал ее.– Я, конечно, слыхал об этих людях. Читал про них. Отребье человеческое, самые что ни на есть низы общества. Они ведь раньше были здесь рабами, ты знаешь.– Да, знаю.– Как чернокожие.– Знаю.– Тогда зачем же мне становиться таким?– Углекопы хорошо зарабатывают.Они медленно продвигались среди рыболовецкой флотилии. Лодка, отяжелевшая от лососей, плохо повиновалась, но Гиллон, работая багром, ловко прокладывал себе путь через усеянную суденышками гавань и наконец очутился в тени причалов. Приставать к берегу им не следовало, пока флотилия не выйдет в море, поэтому Гиллон бросил якорь в мелких водах, укрыл лодку в тени причала и стал ждать.– А там внизу, под землей, холодно или жарко? Скорее, наверно, жарко, потому как ближе к аду.– Летом там прохладно, а зимой тепло.Он не знал, верить ей или нет.– А как насчет черноты? Она когда-нибудь сходит?– Я буду смывать ее с тебя.Он почувствовал, как сердце у него вдруг остановилось, точно его кто-то сжал. При одной мысли о том, что ее маленькие смуглые руки будут мыть ему потную спину, будут лить теплую воду ему на голову, и вода эта будет стекать по его груди и спине, а Мэгги будет намыливать его тело мягким бархатистым мылом, руки его задрожали. Он молчал, так как боялся, что даст петуха, если раскроет рот. И вдруг увидел, что она с улыбкой на него смотрит.– Они начинают выходить в море, – сказала она.– Ах, да. – Он обрадовался тому, что сейчас можно будет двинуться с места, и, однако же, не двигался. – Так ты сказала: «Если б ты поехал со мной…»– Ага.Гиллон приподнял край парусины и сделал вид, будто смотрит на рыб.– И что же это значит? – немного выждав, спросил он.– Ах, Гиллон, – сказала она. И расхохоталась, но в смехе ее слышалась злость. А у него из головы не выходила мысль о теплой воде и смуглых руках, о бадье для мытья и о мыле. – Я предлагаю тебе жениться на мне.Он снова накрыл рыбу парусиной и посмотрел вдаль.– Угу, я так и думал.И продолжал сидеть не шевелясь. Теперь уже все суденышки покидали гавань – его молчание заполняли удары весел по воде, скрип канатов, хлопанье надуваемых ветром парусов.– Который тут последний причал? – спросила Мэгги.– Да вот этот.– Нам нужен четвертый от последнего.Он поднял якорь и, действуя багром, стал продвигаться вдоль причалов. У четвертого он пригнулся, и они поплыли в густой тьме, среди свай, под деревянным настилом. Вот показались ступеньки, кто-то ухватил лодку за борт и спросил с сильным акцентом, выдававшим жителя Рыбачьего города:– Это вы, мисс Драм? А мы уже считали, что вас нет в живых. Ну, как улов?– Пять штук. Пять больших рыбин.– Четыре, – поправил ее Гиллон.– Нет, по-моему, пять, – повторила Мэгги.Гиллон так и не понял почему.В проеме над их головой тускло светил фонарь, и постепенно их глаза стали различать окружающее. Сверху бросили веревку, они обвязали ею хвост лосося, и первая рыбина исчезла.– Ох, ну и крупна! – услышала Мэгги.– Ш-ш, ш-ш! – прошипел кто-то, и Мэгги решила запросить за рыбу больше, чем было условлено. Рыбины-то у них – теперь она это поняла – все как одна, диковинные. Она нащупала ступеньки и поднялась по ним.– Только чтоб без баб, – сказал кто-то.– Но я все равно уже здесь, – заявила Мэгги.Гиллон слышал, как они спорили, слышал горячность спора, но не слышал слов и так потом и не спросил, о чем шла речь. Когда последнюю рыбину подняли наверх, до него донеслось шуршание льда, а потом звон монет, пересыпаемых из ящика в кошелек.– Ну вот, теперь все по справедливости, – сказал кто-то. – Я знал, что из нашего знакомства будет толк – с самого первого дня знал. Можете звать меня теперь просто Черри. Как-никак мы сообщники. Если появится еще какая мыслишка, вы знаете, где меня найти.Гиллон услышал ее шаги по деревянным ступенькам, и она снова очутилась с ним в лодке. Она протянула ему три бумажки и мешочек с серебром и медью. Бумажки на ощупь были мягкие, теплые и потрепанные.– В жизни еще не держал в руках фунтовой бумажки, – сказал Гиллон, – а сейчас их у меня целых три.Отталкиваясь багром, он вывел лодку из-под причала и двинулся вдоль Рыбачьего города, вдоль причалов, в направлении Шикового города. Без груза мертвых лососей лодка стрелой мчалась по спокойной воде гавани. Он снова и снова складывал в уме слова, составляя нужную фразу, но, как их ни переставлял, ничего не получалось. Через несколько минут он увидел свет на пристани. Катер мистера Дрисдейла стоял, пришвартованный к ней.– Придется нам тут вылезать, – сказал Гиллон. И, легко прыгнув за борт, стал вытягивать лодку на берег, чтобы Мэгги не промочила ног. – А тебе придется шагать до Ловатт-стрит, чтобы там его встретить.– Да.– Кстати, Мэгги…– Да?– Я это сделаю.– Что сделаешь?– То, о чем ты говорила.– Что именно? Я много о чем говорила.– То, что ты сказала! – Женишься на мне?– Угу.Он не знал, что делать дальше. Едва ли он имеет право поцеловать ее только потому, что заявил о своем намерении на ней жениться. Он помог ей выбраться из лодки, и они стояли друг против друга – Гиллон по щиколотку в воде, почти так же, как в тот момент, когда они впервые встретились.– Ну что ж, я не возражаю, – сказала Мэгги.Он шагнул было к ней, понимая, что надо как-то проявить свои чувства, но не знал, как именно, и потому остановился, не дойдя до нее. Он не очень разбирался в обычаях.– Это будет очень хорошо, – сказала Мэгги.– Да, я тоже так думаю, – сказал Гиллон и, к своему удивлению, вдруг увидел, как она повернулась и пошла через пляж к проулкам, что вели на Ловатт-стрит.– Куда же ты? – крикнул он ей.– Как – куда? Выпить с мистером Дрисдейлом.Он смотрел ей вслед, пока она шла через пляж, затем свернула в проулок и скрылась. Она тоже не очень-то придерживается обычаев, решил он, хотя, пожалуй, по-правильному они могли бы и поцеловаться. Впрочем, не так уж это важно, подумал Гиллон и, вдруг почувствовав, что бесконечно устал, залез в свою лодку и двинулся в не столь уж близкий путь домой. 7 После этого они ни разу не заговаривали о свадьбе. Гиллон был разочарован: он ведь так и не знал о чувствах Мэгги.По сентиментальной клановой традиции он намеревался венчаться в своей родной церкви, но стратнейрнский священник заявил, что в жизни не согласится освятить их союз, если об этом не будет объявлено за месяц в церкви и если в воскресенье, предшествующее свадьбе, они не посидят на позорных стульях в расплату за будущие грехи.– А кроме того, – сказал священник, и глаза у него сквозь запотевшие стекла очков были как камушки, – я не стану венчать ребенка. Сколько вам лет, дитя мое?– Двадцать три, – сказала Мэгги.– Тебе в самом деле двадцать три? – спросил ее потом Гиллон.– Если уж врать, так врать, – сказала Мэгги, и это была еще одна истина, которую он узнал. Зато он так никогда и не узнал, сколько ей лет. Детства она не видела и потому была как бы без возраста. Проблема возраста не существовала для Мэгги – возраст не имел для нее такого значения, как для других людей.Итак, они обвенчались «с чучелом» – без священника, и устроил все Черри Макадаме, который, уж конечно, знал, как делают такие дела; церемония происходила в обычном доме в Рыбачьем городе, и соединил их достопочтенный Арчибальд Босуелл – самозваный настоятель Реформированной церкви Нова-Скотии для обращенных горцев; весь его приход, насколько мог понять Гиллон, состоял из одной-единственной прихожанки – миссис Босуелл, которая, кстати, вовсе не была обращенной горянкой.Нельзя сказать, чтобы мистер Босуелл не постарался. Богослужение он вел и на гэльском, и на английском, и на шотландском языках. Оба Босуелла пели, а сам достопочтенный даже сплясал танец горцев, который, насколько помнил Гиллон, обычно пляшут перед тем, как быка заводят к коровам для спаривания, а потом были прочитаны стихи – в большинстве своем написанные самим Босуеллом и частично Бернсом. Перед обрядом устроили перерыв, и миссис Босуелл отправилась в погреб за освежающими напитками, которые появились в виде кружек с элем и стаканов с виски. Это была очень реформированная церковь. Когда достопочтенный пастырь взбодрился, служба была продолжена.– А теперь, прежде чем объявить вас мужем и женой, я должен сказать несколько слов, – заявил Босуелл. – Гиллон Камерон, я хочу, чтобы отныне ты был господином в этом союзе, которым я тебя соединю. Подобно тому, как дети несчастны, если нет у них наставляющей руки отца, так несчастна жена, если в доме нет господина. Печален тот дом, где петух кудахчет, а курица кукарекает… Так устроена жизнь, таков закон природы, таково повеление божье… Обещаешь ли ты мне, Гиллон Камерон, что будешь таким?– Обещаю.– А теперь ты, Маргарет Драм. Если твой господин сделает такое, что тебе не по душе, постараешься ли ты понять его, а не топать на него ногами и не ходить с надутой физиономией, и будешь ли ты знать свое место в доме? Потому что это хороший человек. Он, конечно, может иной раз и ошибиться – никто из нас не без греха, – но чаще он будет прав, чем неправ… Вот я и говорю тебе: чтобы свить себе счастливое гнездо, учись держать рот на замке, а сердце нараспашку. Запомни, Маргарет Драм: в молчаливой покорности – красота женщины.– Аминь, – изрекла миссис Босуелл.Гиллон с удивлением увидел, что она плачет – в ее поблекших голубых глазах стояли слезы умиления. А у Маргарет глаза были сухие, как коричневые камешки на песке.– В покорности – сила твоя; в покорности – твой ключ к свободе и славе, славе в глазах бога, а не людей; в покорности – твой долг, смысл всей твоей жизни… Обещаешь ли ты мне, Маргарет Драм, что будешь такой?Она стояла, уставясь в пол, – мистер Босуелл считал, что она опустила глаза из смирения. Пол этот был до такой степени пропитан рыбьим жиром, что доски даже пузырились.– Обещает, обещает! – выкрикнула миссис Босуелл и кинулась целовать Мэгги, посадив при этом пятно на бутылочно-зеленое вельветовое платье невесты, которое Мэгги приобрела у перекупщика на Ловатт-стрит.– В таком случае, пользуясь моим правом посланца господня на земле, объявляю вас мужем и женой. Кольцо!Гиллон стоял как громом пораженный.– Ты не сказала мне, что нужно кольцо, – обратился он к Мэгги.– Но ты же господин, тебе и следовало знать.Тогда мистер Босуелл извлек крошечное колечко, которое, наверно, и полпенни не стоило. Капнув на него рыбьим жиром, он надел колечко на палец Мэгги.– А теперь, мистер Камерон, можете поцеловать миссис Камерон.Только тут Гиллон до конца осознал то, что с ним произошло. Как же это случилось, как же он так быстро зашел так далеко? И зачем он стоит рядом с этой маленькой смуглой девчонкой, которую сейчас должен при всех поцеловать, а потом жить с ней до конца своих дней? Дрожь пробежала по его спине.– В церкви? – наконец выдавил из себя Гиллон.– Ну, чего вы ломаетесь, чмокните ее, – сказала миссис Босуелл и повернула к нему смуглое личико Мэгги, а он поцеловал ее в щеку.Бракосочетание обошлось в десять шиллингов. Гиллон не собирался платить такие деньги, но, если учесть наставления, и пение, и танцы, и стихи, и кольцо, не так уж дорого это и вышло. Люди божьи ведь тоже должны есть, как все прочие, подумал Гиллон, и ему меньше стало жаль десяти шиллингов. Они спустились с крыльца рыбачьего домика, и мистер Босуелл проводил их до самой Ловатт-стрит, наигрывая на волынке «Песнопение», очень трогательную, жалобную мелодию, которая, как много позже обнаружил Гиллон, была написана в память погибших под Флодденом. В битве при Флоддене (1513 г.) англичане нанесли тяжелое поражение шотландским войскам.

Непривычно ему было шагать так, без дела, утром по улице, когда туман уже поднялся и ярко светило солнце. Они шли вдоль гавани; Гиллон пристально смотрел на стоявшие на якоре суда и раздумывал, надо ли ему подать Мэгги руку, и решил, что это негоже в такой час дня, даже если они только что поженились. Всю неделю, предшествовавшую свадьбе, он без труда находил темы для разговора с ней, а вот сейчас не мог придумать, что бы такое сказать.– Ну, как ты себя чувствуешь, став миссис Гиллон Камерон? – спросил он наконец. И сам почувствовал всю двусмысленность своего вопроса.– Право, не знаю, я ведь еще не пробовала.Гиллон стал красным, как кирпич.– Я не это имел в виду.– А я – это, – сказала Мэгги.– Ой, смотри-ка! – крикнул он.Он увидел свою лодку, которую продал неделю тому назад. Новый владелец вытащил ее на берег и усердно конопатил днище. Они остановились, наблюдая за ним, и Мэгги взяла Гиллона за руку.– Наша лодка, – сказала Мэгги.Это «наша» полоснуло его так же, как до того «миссис Камерон». Все, что принадлежало ему, теперь, до конца его жизни, будет принадлежать и Мэгги.– Я буду скучать по ней, – сказал Гиллон и отнял у Мэгги руку. Слишком для него оказалось насыщенным это стратнейрнское утро. Ветер, налетевший с залива, приподнял поля его шляпы с одной стороны, и вид у него сразу стал беспечный, залихватский.– Ты выглядишь совсем, как они, Гиллон.– Ох!– Потому-то я и вышла за тебя.– Если ты вышла замуж за парня в юбчонке, чтобы стать такой, как они, то ты просчиталась.Губы Мэгги лишь тронула усмешка.На деньги, вырученные от продажи лососей, Мэгги купила ему костюм из шотландского твида цвета болотной воды – в таких, только красновато-рыже-ржавых, художники приезжали в Стратнейрн; к костюму она купила белую полотняную рубашку с большим отложным воротником и широкий галстук цвета вереска – плетенный из мягкой толстой шерсти.– Что – хорошая лодка? – спросил Гиллон.Новый владелец поднял голову и, прервав свое занятие, уставился на них. Он не узнал Гиллона в этой шляпе и новом костюме.– Для человека, который помирает с голоду, еще как хороша-то.Гиллон с Мэгги пошли дальше.Над серыми каменными домиками, стоявшими на Ловатт-стрит, ему видны были верхние этажи дома Бела Геддеса и ее окно, ее комната – Гиллона пугало, что скоро они там окажутся с Мэгги вдвоем. Он не был готов к этому.– Вот что я тебе скажу. Раз я ихнего поля ягода, пойдем-ка в «Приют Фиддиха» и пообедаем, как баре.Он удивился, когда она согласилась. Он думал, что она станет возражать из-за денег.– Закажем шампанского, – сказал он. И она кивнула. – Я щелкну пальцами и крикну: «Шампанского!» – Мэгги опять кивнула.Мысль о предстоящем пире взбудоражила его. Раз в жизни человек должен себе такое позволить. С того самого времени, как его родителей выгнали с их фермы в Кромарти, он мечтал, что когда-нибудь сядет на такой застекленной террасе и миловидная шотландская девушка – желательно знакомая – танцующей походкой принесет ему чай.– Ты, конечно, знаешь, как заказывают шампанское? – Она произнесла это очень спокойно.– Надо крикнуть – и все: я слышал, как они это делают.– А рыбу? Тоже надо просто крикнуть: «Рыбу!» и больше ничего?– Нет, по-моему, не так.– Ведь нас спросят, какую рыбу мы хотим и в каком виде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56