Вскоре в их доме появилась молодая рабыня, аравитянка Сара. Она-то и поставила на ноги крохотную Иштар-умми. И вот теперь ее воспитанница – невеста. Отец девушки Сумукан-иддин, влиятельный человек, сосватал ее в дом государственного судьи, сын которого готовился к дворцовой службе.
Сара радовалась за молодую госпожу, но было нечто, что пугало ее. Иштар-умми вдруг начала говорить о любви, высказывала вслух свои желания, надежды. О, Сара знала ее характер! Непокорный ребенок. А если она и в самом деле кого-то полюбит, будучи уже замужней женщиной? Ведь она пойдет против мужа, семьи, общества, не побоится судей!
А закон к неверным женам ох как суров… «Что же будет, ~ думала Сара, – что же будет дальше?»
Глава 4. ПОДАРОК НИНГАЛЬ
– Я прошу исцеленъя у Эа, Падаю ниц пред Дамгальнунной, Провозглашаю бога Мардука. Вавилон – вечное царство, врата бога, И несокрушим фундамент его.
Арфист положил раскрытую ладонь на струны, и они смолкли. Мрак сгустился перед рассветом. Аромат лилий и гирлянд из цветов граната в покоях сделался слаще и сильней. Три светильника, наполненные пальмовым маслом, источали неяркий свет, чистый, как созвездия над храмами.
Завершились часы третьей стражи. Царь не спал в эту ночь. Как, впрочем, и в прошлую, и в ту, что предшествовала ей.
На широком ложе, убранном драгоценными тканями, полулежал, опираясь на локоть, человек, от которого зависели судьбы миллионов. Он склонил на грудь уже почти седую голову. Тяжкие думы одолевали его. Много дорог осталось позади – в походах в чужие царства и по своей земле. Но вот, наконец, он понял, что устал.
Даже боги устают от собственной ноши, а он всего лишь человек, бренная плоть. Он устал, и злые духи тут же принесли ему отраву. Это была не еда и не питье: тяжкие сомнения и грехи отягощали его душу. Но он не хотел признаваться в этом даже себе самому. Он верил себе как никто другой. Истекал сорок второй год его правления.
Навуходоносор, царь Вавилона, был одинок, как только могут быть одиноки сильные люди. Он сделал многое для своего царства, пришла пора подводить итоги.
Вчера он входил в гарем. Прекрасные жены и наложницы пытались развеселить его, но все время с лица царя не сходила кривая, ироничная полуулыбка. И вот теперь близится рассвет, на пороге новый божественный день. Жаркая ночь не успокоила его сердце, а новый день принесет новые заботы.
Танцовщицы стояли на ковре, их маленькие босые ноги белели на темных узорах. Мерцали массивные украшения, а на разгоряченной коже женщин отдыхали отблески рассеянного света. Танцовщицы украдкой посматривали на царя, их брови, подведенные черной краской, удивленно выгибались. На высоких скулах блестели капельки пота. Он это видел. Он давно научился видеть затылком, руками, кожей… Так он глядел на мир и все запоминал.
Мимо раскрытого окна проплыла птица на прямых крыльях, неправдоподобно темная на сине-фиолетовом небе, черная, словно капля Небесного Океана – так халдеи называют Космос. Птица бесшумно исчезла, и Навуходоносор повернул голову.
– Что это было? – тихо спросил он. – Что за птица пролетела над дворцом? Кто-нибудь видел? – Он со вздохом провел раскрытой ладонью по лицу.
– Я видел, мой царь, – отозвался арфист.
– Ты? – Навуходоносор поднялся с ложа. – Так скажи мне. Поведай то, что видел я сам.
– Это был орел, мой царь.
– Орел? – Навуходоносор в притворном удивлении вскинул брови. – Здесь? В этот час?
– Да… – молодой музыкант низко склонил голову. – Да, господин, это был орел.
– Я верю тебе, – произнес Навуходоносор. – Верно… Я тоже видел его…
Он стоял лицом к окну, долго глядел на звезды, потом резко повернулся к музыканту, обнимая себя за плечи, словно в эту душную ночь ему стало нестерпимо холодно.
– Это кружит над моим городом Анзу, ищет то, что потерял. Таблицы Судьбы хочет вернуть. Близко подлетает, смотрит… смотрит.
Царь говорил тихо, но все в комнате слышали его слова. Суеверный ужас объял всех, и девушки окаменели, чувствуя беспокойство своего повелителя. Молодой музыкант прижал к себе арфу. Он готов был играть в любое время, доставляя радость своему царю, открывая пред ним Врата Музыки, и услаждать его слух поэзией, но говорить ни о чем не хотел. Он был умен и понимал, что неосторожное слово может стоить головы.
– Идите, – Навуходоносор сделал короткий жест рукой. – Оставьте меня. Бывает, молчание ценится дороже сокровищ.
Арфисту показалось, что царь усмехнулся; он словно читал в сердце юноши. Танцовщицы встрепенулись, мелодично зазвенели украшения. Юноша перешагнул через низкую деревянную скамейку и, поклонившись царю, направился к выходу.
Навуходоносор с удовольствием смотрел на подвижные, рельефные мускулы его спины. Девушки устремились за ним. У дверей арфист, словно почувствовав взгляд царя, обернулся, обернулись и танцовщицы.
Это был один из тех моментов, ради которых живут люди, ищущие красоты. Роскошные покои царя, рассеянный свет, трепет неясных отражений, мрак в задрапированных углах и эти юные существа, что уходят, но обернулись, будто вспомнив о чем-то, и в этом – прелесть, улыбка бытия.
Смуглый юноша, хрупкий, как тамариск, в окружении почти обнаженных девушек – магия, тонкая чувственность.
Два гвардейца остались у дверей покоев. В светлых платьях, доходящих до колен, в поножах и налокотниках, без панцирей, они походили на каменные изваяния. В царской гвардии служили воины-профессионалы, не мыслящие своего существования без битв. Война была смыслом их жизни. Они так часто видели смерть, что стали воспринимать ее философски. Гвардейцы были готовы отдать свою жизнь за повелителя в любой момент.
Утро неумолимо приближалось, восток просыпался. В воздухе разливалось смутное марево. Где-то далеко-далеко сверкнула молния.
Навуходоносор опустился на ложе. Грудь болела нестерпимо, не хватало воздуха. Сон не шел. Одиночество царя угнетало, но сама мысль о том, что сюда войдет кто-то из его жен, была сродни назойливой зубной боли. Разговоры с этими красивыми, но безмозглыми существами были пусты, как гнилой орех.
– Стар я стал, – сказал он себе. – Непоправимо стар, раз в женщине ищу мудрости.
Светильники горели ровно, драгоценности мерцали в чашах, такие же далекие и безжалостные, как огни Вавилона, там, за балюстрадой, похожие на заплаканные глаза.
Вдруг легкая драпировка откинулась, и на открытой галерее появился силуэт женщины. Ее фигура, укрытая длинным плащом, напоминала силуэт спящей бабочки, и лишь тонкая рука, которой гостья придерживала занавесь, говорила о происхождении и роде занятий госпожи.
Она была еще не стара, ей едва исполнилось тридцать два года. Знатного происхождения, привыкшая к роскоши и свободе, она в полной мере пользовалась тем и другим. Звали ее Нингаль, что означало «Великая госпожа», и была она жрицей Гулы, богини-врачевательницы.
Дождавшись, пока царь обратит к ней свой взор, женщина шагнула в покои, и тонкая драпировка, словно только того и ждала, с беззвучным шелестом закрыла проем, ведущий в галерею. Гостья прошла на середину спальни, разведя в стороны руки, чтобы гвардейцы могли видеть, что она безоружна и явилась к царю не со злым умыслом.
Пламя светильников отразилось в тяжелых браслетах, украшавших ее обнаженные руки. Золотые змейки обвивали эти руки чуть выше локтя, множество кованых колец охватывало предплечья, но браслет на левом запястье был поистине чудесен: из красного золота, с богато орнаментированной гравировкой, с выпуклой головой собаки – символом Гулы.
– Это ты, Нингаль? Я не ошибся? – спросил Навуходоносор.
– Я, – отозвалась женщина шепотом. – Не припомню, чтобы ты когда-нибудь ошибался, господин.
– Ошибки свойственны всем смертным, – произнес царь, также переходя на шепот.
– Но, ты – не все! – гордо отвечала она.
Неторопливым жестом жрица подняла покрывало, скрывавшее красивое лицо, и откинула его назад. Царь с удовольствием посмотрел на Нингаль: холеное и белое лицо, которое щадили солнечные лучи, легкий румянец на высоких скулах. Алмазные подвески украшали высокий чистый лоб, спускались с висков до стройной, несколько полноватой шеи, обвитой драгоценными ожерельями. Широкие черные брови контрастировали с кожей, глаза сверкали. В уголках ее полных чувственных губ пряталась улыбка, не то радости, не то иронии.
Нингаль скинула плащ и, снова разведя руки, стала перед светильниками. Не стесняясь, посмотрела на царя. Ее крупная, почти обнаженная, грудь вздымалась ровно, как у спящей, и при каждом вдохе мерцали лазуриты великолепной огранки.
– Знаешь, в чем твоя прелесть, Нингаль? Ты обладаешь необычным даром – появляться именно тогда, когда я в тебе нуждаюсь.
– О, это не сложно, поверь, когда искренне служишь своему господину, – отвечала жрица.
– И ты знаешь, что нужно мне сейчас?
– Как я могу знать! Ты – сын Набопаласара, избранника богов, сам избранный богами. Разве я посмею сказать, что знаю тебя? Но я могу догадаться.
– И поэтому ты здесь?
– Да, мой царь. Со мной ты можешь поговорить, о чем пожелаешь. Я люблю вести беседы, но умею и слушать. Но… это не все…
– Ты что-то задумала, жрица?
– О, мой господин! Я всего лишь о тебе забочусь. Эй! – воскликнула Нингаль, обращая свое лицо к темной галерее. – Войди сюда!
В покои впорхнула девочка. На вид ей было не более десяти лет. Довольно высокая для своего возраста, тоненькая, с огромными черными глазами и шапкой кудрявых волос, едва достигающих плеч, в пряди которых были искусно вплетены цветки граната.
Нингаль протянула руки и сняла с ее хрупких плеч плащ из белой шерсти с пурпурным орнаментом по краю. Девочка была обнажена, лишь узкая повязка стягивала ее бедра. Она поднялась на мыски и, вытянув вверх руки, повернулась, демонстрируя свою гибкую голую спину с узкой бороздой позвоночника, маленькие ягодицы, золотистые, словно мякоть дыни. Подняла тонкую ногу, повернулась снова и снова.
Перед глазами Навуходоносора проплывали узоры, которыми было испещрено ее тело. Золотая голова собаки на короткой цепи, казалось, слишком для нее тяжела. Оскаленная пасть лежала точно между двух сиреневых сосков, вокруг которых были нарисованы символы Шамаша..
– Она хороша, – проговорил царь.
– Тебе нравится? – на губах Нингаль снова заиграла улыбка.
– Прелестное дитя.
– Мой царь, вчера она прошла обряд принесения в жертву девственности. Теперь она принадлежит Гуле, но, как и все мы, она – твоя.
'. – Иди сюда, маленькая жрица, – Навуходоносор улыбнулся девочке. – Ложись, – он похлопал ладонью по шелковому покрывалу. – Ты чего-нибудь хочешь? Ты голодна?
Девочка ничего не ответила. Зарылась головой в подушки и то ли рассмеялась, то ли всхлипнула. Плечи ее поднялись и опали.
Нингаль спросила:
– Мой царь, что велишь ты мне? Захочешь, останусь. Повелишь уйти – уйду.
Зрачки Нингаль сузились. Она уже теперь знала, что он ответит.
– Какому роду принадлежит этот ребенок? – спросил Навуходоносор.
– Она не слишком знатная. Но Гуле она нужна. Такие, как она, созданы для того, чтобы дарить плотское наслаждение.
Нингаль поклонилась и скрылась в галерее. Она не зря носила на себе изображение собаки. У нее были отменное чутье и отличный слух, присущие этому животному. Остановившись в глубокой тени, она прислушалась. Ждать пришлось недолго.
До ее настороженных ушей долетел шорох, потом еще один, какая-то возня, глубокие вздохи мужчины. Нингаль ждала. Раздался крик, приглушенный плач ребенка, стоны царя и, наконец, его утробный рев, который не услышал бы только глухой.
Нингаль удовлетворенно вздохнула и прикрыла глаза. В глубоком синем небе еще мерцали звезды.
Глава 5. ЖРИЦА ИЗ БОРСИППЫ
Борсиппа просыпается рано. В сущности, по-настоящему она никогда не спит. Вдоль главных улиц горят факелы, на стенах и башнях перекликаются часовые.
Как раз во время третьей стражи жрице-прорицательнице приснился странный сон. Она открыла глаза и долго смотрела в темный потолок, не расцвеченный даже туманными лучами Сина, что в своей барке уплыл неизвестно куда.
Женщина попыталась вспомнить сон, но на ум приходили лишь какие-то разрозненные картины. Уже вовсю шли приготовления к празднованию нового года, и у нее самой прибавилось забот. Но то были заботы все больше частного характера.
Завершались часы третьей стражи. В северном единственном окошке висел мрак. Она поднялась с ложа. На буковом столике горел светильник, там же стояли сосуды с водой, черным пивом и трехдневным пальмовым вином. Бронзовое зеркало с ручкой филигранной работы, украшенной драгоценными камнями, отражало языки золотого пламени, мерцал лазурит, украшавший гребни.
Жрица хотела пить, взглянуть на себя, осуществить свои планы – всего хотела. Она была горда и тщеславна, в общем, как и подобает женщине ее сословия.
Широкая полотняная рубашка, в которую она была одета в этот час, доходила до пола, но в разрезах просматривались стройные ноги с изящной татуировкой – повторяющимся растительным орнаментом. Черные волосы, словно плащ, укрывали спину, душистой грудой лежали на плечах. Жрица в полной мере осознавала свою красоту, но, глядя в зеркало, все чаще замечала углубляющиеся морщины меж бровей, у носа и губ. И ее это злило.
Пока она еще могла скрыть изменения под слоем грима. О том, что будет дальше, думать не хотелось. На цыпочках жрица выскользнула из комнаты. Миновав темную прихожую, она отперла дверь.
Высокая глухая стена окружала территорию храма; главные ворота, украшенные изразцами, были надежно заперты. Покой храма охраняли мощные фронтальные башни. А напротив ворот, словно зеркальное отражение, возвышались такие же строгие башни, охранявшие вход в целлу Набу.
Статуя бога покоилась в глухой нише и была видна со двора. В этот час божество спало, и жрица-прорицательница не смела приблизиться к целле.
Рядом с главным святилищем храма находился вход в зал, где хранились ладья и колесница для торжественных новогодних процессий. И уже совсем скоро мудрый Набу, сын Мардука и Царпанит, писец Таблиц Судеб, отправится в Вавилон с большой праздничной процессией.
Жрица скользнула к бассейну для омовений. Теплая, прогретая дневным солнцем вода, приятно ласкала кожу. Живой свет факелов, закрепленных на стенах, отражался в глади воды и, разбившись от прикосновения женских пальцев, рассыпал на черной поверхности причудливую клинопись.
Она запрокинула голову и так долго глядела в небесный океан, усеянный звездами, что едва не потеряла себя в этой безумной выси.
Неожиданно вода в бассейне колыхнулась, словно кто-то посмотрел на нее из темноты и с плеском ушел под воду. Женщина отпрыгнула. Отсюда уже не был виден отраженный свет факелов.
С сильно бьющимся сердцем она вновь подняла взгляд к небу. Скатилась звезда, словно серебряная монета, за ней – другая, с длинным, золотым хвостом… Жрице захотелось увидеть Набу, немедленно, в этот жуткий час.
Бесшумно ступая, она приблизилась к целле. Там, внутри, тьма была столь непроницаема, что светильники у ниши со статуей едва теплились, сдавленные со всех сторон черными бархатными пластами мрака. Исполненная благоговения, женщина уже собралась войти, но внезапно остановилась. Снова пришло смутное воспоминание о сне.
Непонятные шорох и хруст раздались за спиной, и в это же мгновение она поняла, что ниша пуста, статуи божества нет, она исчезла, испарилась! Жрица отпрянула, прижавшись спиной к стене. Мелькнула тень по левую руку и нырнула в густую тьму каменного двора. И тут прорицательница увидела такое, что заставило ее окаменеть.
Над храмом величественно проплывал Набу, держа в руках грифель и табличку. Его одежды раскинулись в полнеба, а волосы и борода свивались в кольца, тянулись лентами горизонтально земле, подобно густому туману. С босых ног божества капала медвяная роса, а его уста источали вино и пенное пиво. Вслед за ним, привязанный к бороде, ступал дракон его отца Мардука.
Призрак рос на глазах, и вот он уже закрыл собою все видимое пространство. Созвездья мерцали все так же, словно не было преграды их свету. Очередная хвостатая звезда надрезала небо и нырнула в небытие. Набу остановился, потом резко ушел вверх. Дракон пустился за ним, отталкиваясь лапами от звезд.
Жрица зажмурилась, а когда открыла глаза, в небе алела звезда Нергала, приносящая несчастья.
А предсказания прошлого года! О, все жрецы в страхе пали ниц, когда вокруг луны появился ореол. Син приговаривал Вавилон к страшным бедам, ведь произошло это в месяц аяру, а древние говорят так: умрет царь, а сын его не займет трона отца своего.
Страшный вопль тогда поднялся в храмах. Жрецы ждали кончины царя, правда, говорили об этом шепотом – во дворце не должны услышать. Но прошел целый год, а Навуходоносор жив и правит.
– О, Набу! Сжалься над всеми нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27