Здесь стояла тишина и лица людей поражали озабоченностью и замкнутостью. В коридоре стало заметно прохладнее, стулья стояли реже, телевизоры не работали, стены в свете запыленных лампочек отсвечивали тусклой серой краской. - Посидите здесь. Я сначала выясню где лежит Ваш отец и каково его самочувствие. Не волнуйтесь. - Василий Алесандрович улыбнулся мне и исчез в одной из дверей по левую сторону коридора. Прошло пятнадцать, двадцать минут, полчаса. Ожидание затягиваось и не предвещало ничего хорошего. Чтобы согреться я начал прохаживаться вдоль коридора, наблюдая окружающую жизнь. Медленно, через силу шаркая разбитыми тапочками, проползали по коридору закутанные в байковые халаты пожилые, а то и совсем старенькие мужчины и женщины, мрачно и безнадежно глядя прямо перед собой . Мужчин правда наблюдалось больше и это навевало неприятные ассоциации. Врачебный персонал встречался редко. В основном сестры, нянечки. Иногда прошмыгивала, нарушая общую тусклую атмосферу отделения веселая пестрая компания студентов-медиков. В основном девушек, тут парней оказывалось значительно меньше. Наконец, когда я уже отчаялся ждать, появился Василий Александрович с еще одним врачом, розовощеким толстяком одетым под халатом в толстый мохеровый свитер. - Это лечащий врач вашего отца, Станислав Сергеевич. Он вас проинформирует о его состоянии. Я представился, подал толстяку руку и мы обменялись рукопожатиями. В отличии от теплой и крепкой ладони Василия Александровича, ладошка лечащего врача оказалась мягкой, холодной и какой-то вялой. - Ну, что Вам сказать, мой дорогой, - начал он, - доставили больного к нам уже с инфарктом, в запущенном состоянии, видимо Ваш отец не обращал внимание на свое здоровье. - Никогда, на сколько помню, на сердце не жаловался. Случались у него проблемы с суставами - результат переохлаждения во время вынужденной посадки на заполярном острове, когда пришлось много часов идти пешком по глубокому снегу. Ныли они на погоду, побаливали, а вот с сердцем никогда проблем не возникало. - Возможно, он не придавал этому значения, перемогал, переносил на ногах. Особенно в последнее время. Сбивал боль валидолом, нитроглицерином. У него имелись таблетки. Впрочем, теперь это не важно. Состояние тяжелое, но мы делаем все возможное. Все, что в наших силах. - Он скользнул взглядом по видневшейся из под отворота халата форме, орденской колодке. - Жаль конечно, что Василий Александрович сразу не сообщил о Вас, мы бы проявили индивидуальный подход. Но я сейчас же распоряжусь. - Отец - полковник морской авиации, ветеран войны, орденоносец. Работник аэропорта. Разве этого недостаточно? - Ну откуда же мы знали? - Развел коротенькими ручками толстяк. Сам-то он ничего не сообщил, не потребовал. - Из аэропорта тоже не позвонили, не подсуетились. А ведь уже столько дней прошло. Врач провел нас в палату где на железных койках, закутанные в байковые казенные одеяла лежали пациенты-сердечники. Всего в комнате стояло восемь коек, по четыре у каждой стены. Отец лежал у окна. Сквозь щель в неплотно пригнанной раме, сквозь оставленные строителями незаделанные просветы между фрамугой и стеной нещадно тянуло холодным стылым воздухом. Отец лежал с закрытыми глазами, тяжело с хрипотцой дыша. Спал. На тумбочке возле изголовья лежали какие-то бумажки, таблетки, стакан с водой. У изголовья стояла капельница мерно пропускающая очередную порцию лекарства в трубку, связанную с веной руки, безвольно лежащей поверх одеяла. Я потрогал многосекционную батарею - она оказалась довольно теплой. - Топят, топят, - Поспешил заверить лечащий врач. С этим у нас строго. - Что же у тебя в отделении так холодно? Вы же их всех попростуживаете? спросил Василий Александрович. - Ну причем здесь я? - Удивился толстяк. - Я здесь человек временный. Тем более кто я? Только дежурный врач, прикомандированный. Штат еще не укомплектован. Один зав ушел, нового еще не назначили. Санитарок не хватает, нянечек - тоже. У медсестер - дел по горло. Времени не хватает, на то чтобы окна заклеивать. Строители обещали прийти и доделать, да все задерживаются. - Новый корпус, - объяснил мне Василий Александрович. - Считается, что они сдали, а мы - приняли. - Ну в Вашем отделении совсем по другому. - Так получилось. Стабильный коллектив. Коллеги - многие преподают в мединституте. ... Идемте, пока отец спит, мы возьмем бумажную ленту, клей и заклеим для начала окна. В кабинете Василия Александровича я попросил разрешения позвонить по телефону. - Конечно, о чем разговор. Звоните сколько необходимо. Располагайтесь. Тем более, что я пойду к старшей медсестре за всем необходимыми материалами. Жаль, что поздно спохватились. - Он вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Порывшись в записной книжке я нашел телефоны аэропорта. Подумал немного и позвонил в профком. Трубку подняла женщина. Вкратце сообщил обстоятельства, связанные с болезнью отца, свое возмущение безразличием коллектива и профкома к одному из своих сотрудников. - Да ладно, вам, - огрызнулась в ответ дама. - Сами хороши. Когда еще Ваш отец заболел, а только теперь вспомнили. Мы-то здесь причем? Звонил он, что приболел, мол. Так такое с ним последнее время часто случалось. Что, по каждому разу делегацию отправлять? Вообще, старикам надо дома сидеть, а не работать до упора. Особенно тем, кто хорошую пенсию имеет. - зло добавила она, - Все им мало. Ладно, я доложу, разберемся. Не прощаясь, оставшаяся безымянной профдама, повесила трубку, а я остался стоять словно оглоушенный. Не знал как реагировать на неведомое доселе хамство. Да, многое изменилось за время моего отсутствия в Датском королевстве. Мы вернулись в палату отчима с клеем, ватой и тугими рулончиками специальной плотной бумаги. Вдвоем заклеили окна сначала в этой палате, а затем в более уютной, четырехместной, в которую больного перевели после неожиданно быстрого ответного звонка из профкома главврачу больницы. Это как раз объяснимо, летать самолетами без головной боли о билетах все любят. Когда отец проснулся, в полате уже стало довольно тепло, больные немного ожили, начали высовывать носы из под наваленных на кровати одеял, благодарить за заботу. Сначала замерзшие страдальцы приняли Василия Александровича за нового лечащего врача и навалились с вопросами, претензиями и просьбами, но поняв свою ошибку только горестно вздыхали, замыкаясь в привычном одиночестве. Увидев меня, отчим приподнял над одеялом исхудалую с обвисшей дряблой кожей руку, но сил не хватило и рука вновь опустилась. Я пододвинулся ближе, взял эту еще недавно полную жизни, сильную, ловкую, умелую в любом деле руку в свою, сжал, попытался отогреть. - Как ты, отец? - Нормально... Не волнуйся... Я ждал тебя... - Он говорил с перерывами, с натугой. - Даже курить бросил... - попытался грустно пошутить над своим состоянием. - Слава Богу, ты приехал. Расскажи о себе, - попросил тихим голосом.
- Тебе трудно говорить? Тогда молчи, я все расскажу. Рассказывал об Афгане, его климате, людях, мечетях, о горластых разносчиках на шумных Кабульских улицах, о разложенных прямо поперек тротуаров знаменитых афганских коврах, по которым лавочники специально предлагали пройтись прохожим, объясняя, что от этого шерсть становится только более шелковистой, прочной, практически вечной. О лавчонках в которых можно купить все, от искусных поддельных древностей, до самой современной японской аппаратуры. О неспешных верблюжих караванах с бородатыми погонщиками в чалмах, идущих через плоскогорья, сквозь горные долины. О снежных вершинах Гиндикуша, горных быстрых реках, тонких минаретах мечетей с орущими муэдзидинами, призывающими правоверных на молитвы. Это все было правдой. Точнее, половиной правды. Отец слушал внимательно, прикрыв глаза и держа мою руку в своей. Когда я закончил рассказ, он пристально, не отрывая взгляда, посмотрел мне в глаза, Это похоже на пересказ Тысячи и одной ночи. Очень красиво. Скажи-ка лучше, это назначение на вертушки, ... в Афганистан, ... связано с поездкой на Север? Не решившись соврать молча кивнул в ответ. Батя и сам знал, или по крайней мере догадывался об этом. В пришедшем из Харькове письме лежала вырезка из газеты. Все в ней написано практически дословно, как в свое время сформулировал научный референт по общим вопросам на квартире писателя. - Ты добился тогда, .. пусть мизерного, ... но положительного результата. Я и на это не рассчитывал. ... Правда такой ценой... - Все нормально отец. - Ты был ранен? - Он показал глазами на шрам. - Пустяки. Тросик лопнул. - Поверим... Отверни халат. Он посмотрел на орденскую колодку. Вздохнул. - Скоро нас догонишь... За эксурсии по мечетям и... базарам таких наград не дают. Нам тут тоже кое-что известно.... от экипажей, что ребят возят. - Он снова помолчал. Не стал развивать дальше эту тему. - Ты уже совсем вернулся? - Наверное. - Я неопределенно пожал плечами. Не стоило расстраивать старика, посвящая в свои невеселые дела. - Почему в звании не повысили? - Не заслужил, наверно. Начальству виднее. Да мне и так хватает. Привык уже к части, к людям. - Тяжело после самолетов на вертушках? - Дело привычное. Один черт - летательные аппараты. - Сам-то часто... летаешь? - Нет батя, наше дело наземное, железки, накладные туда-сюда перекладывать, технарей гонять. Хотелось бы выбраться на задание, да не пускают. По должности, говорят, уже не положено. - Ты женись. ... Пора. - Кандидатуры подходящей нет. - Смотри, ведь далеко не мальчик. - Молодой, ешо, успеется! - Женись! - отчим закрыл глаза, словно прислушиваясь к тому, что незримо происходило в подло предавшем его теле. - Езжай домой... Возьми в папке на моем столе документы... Оформил на тебя... машину, ... гараж. Кватира ... выплачена полностью, ты... прописан, ... на тебя переоформлена... Друзья помогли... напоследок. - Батя, прекрати говорить такое. Ты выберешься. Сейчас видишь как врачи забегали? Они тебя быстро на ноги поставят. Правда Василий Александрович? Обратился за поддержкой к новому знакомому. - Конечно, правда. Ваша задача теперь - помогать лекарствам, бороться за скорейшее выздоровление и возвращение к нормальному образу жизни. Отец усмехнулся краешком рта. Прикрыл веки. Из уголка глаза выкатилась одинокая мутная слезинка. Протекла неспешно по небритой, морщинистой щеке и расплылась темным пятнышком на белоснежном полотне подушки. - Иди сынок... Устал я ... Посплю... Ты отдохни с дороги.... Поешь... Приезжай потом, попозже... Я... подожду. Вместе с Василием Александровичем мы покинули палату. В коридоре меня перехватил толстый эскулап и попросил на пару слов в кабинет. - Понимаете, товарищ майор, Вашему уважаемому отцу необходим специальный режим диеты. Мы ему конечно можем обеспечить, сварим, перетрем, но... продукты у нас... казенные, понимаете? А хорошо бы свеженькие, с базарчика. Я так понял, что Вы не местный, приезжий. Тут одна нянечка очень хорошо готовит для больных... - Все понял. - Я достал пачку отпускных, отделил пару сторублевок и подал врачу. - Хватит, пока? - Конечно, конечно, все в порядке. Сейчас же о всем договорюсь. Да, гм, не знаю как и сказать... - Скажите, я пойму. - Понимаете, мы даем Вашему отцу все необходимые препараты. Советского, так сказать, производства. Но есть зарубежные... аналоги. Они, не в обиду отечественной фармакологии сказано, в несколько раз эффективнее, но и дороже... - Сколько нужно заплатить? - Это правда, что Вы из Афганистана? - Правда. - Говорят... там платят чеками... - Сколько чеками? Он с придыханием назвал сумму. - Возьмите, делайте все, что нужно. Потребуются еще деньги, скажите. Лицо врача налилось краской и покрылось капельками пота, торопливо, не попадая в карман, комкая запихнул в халат полученное. - У меня есть хороший коньячишко. Не составите компнию? - Извините. Устал. Прямо с самолета. Да и тороплюсь. Как нибудь в другой раз. Спасибо. - Вам спасибо. Не волнуйтесь. Все будет в лучшем виде. До свидания. - Он всё же пошарил в столе и вытянул бутылку, но я уже закрыл за собой дверь кабинета, отсекая от себя толстяка, запах его пота, все происшедшее. Черт с ним, пусть хоть подавится, только лечит как следует. Василий Александрович окинул меня понимающим взглядом, приобнял за плечо и повел к себе. - Коньяк будешь, майор? - он наклонился, отворил дверку тумбы стола и достал початую бутылку молдавского пятизвездочного коньяка. - По чуть-чуть? - Спасибо. - Спасибо - Да, или спасибо - Нет? - С Вами, конечно - Да. Хотя за несколько прошедших часов я уже достаточно раз ответил Нет различным типам на аналогичное предложение. Но Вы - другой человек. И другие обстоятельства. Ничего, что за рулем? - Пятьдесят граммов, - усмехнулся, - допускаются даже в Америке. Предлагаю перейти на ты. За твоего отца. - Принято. Легонько, без лишнего звона, сдвинули медицинские, толстого зеленоватого стекла стаканчики и выпили обжегшую гортань мягким ароматным огнем янтарную жидкость. - Домой? - Домой. Жигули неспешно ехали по вечернему городу, и Вася последними словами крыл местных эскулапов из кардиологии, толстого прохиндея, косность, тупость, серость. Объяснял глупости, допущенные в начале лечения, клял наше российское безразличие, безобразное отношение к больным и к людям вообще. - Новейшие, красивые корпуса, хорошая аппаратура. Много современных, купленных за валюту приборов. А в гинекологии, пришлось столкнуться с сиим фактом, одно единственное смотровое зеркало. Вот им всех баб по очереди и смотрят. Как дезинфицируют? Один бог ведает. Говорю - перезаражаете ведь. Отвечают - авось пронесет. У нас практически одно нормальное отделение. Хирургия. Почему мы можем по-человечески работать, а они нет? - Я работал в Мали, в тамошних госпиталях. Вместе работали русские врачи и французы. Раньше Мали была их колонией. Младший медперсонал весь местный. Госпиталь старенький. Но чистота! Отношение к больным! Попробуй медсестра сделать что-то не так. Мгновенно вылетит с работы. Лекарства, все что положено, все, что врачом прописано, минута в минуту. А их отношение к учебе... - На сегодняшний день в нашем институте студенты, в большинстве своем, деточки непростых родителей. Позвоночники - по звонкам сверху принятые. По честному конкурсу, хорошо если пять - десять процентов поступает. Но даже не это столь важно. Если ты уже поступил, решил стать врачем, занял чье-то место - то учись. Тем более, что условия у большинства для учебы прекрасные. На самом деле... - он тяжело безнадежно вздохнул. - Вот характерный пример. Веду практические занятия. В группе несколько студентов иностранцев, из того-же богом забытого угла Африки, остальные - наши золотые мальчики и девочки. В первых рядах - черные, потом наши ребята и замыкают - девушки. Изучаем манипуляции, например инъекции. Предлагаю повторить на больном самостоятельно, девушки хихикают и жмутся по углам, мальчики наши выражают полное безразличие. Изредка кто-то соизволит взять инструмент в руки, как будто мне, их преподавателю, и больному делает величайшее одолжение. - Иностранцы, наоборот, аж дрожат, - Дайте мне, профессор, дайте мне. Делать стараются аккуратно, не причиняя боли пациенту, и состродание в глазах, и переживают страшно если, что-то не так. Снова просят доверить, повторить. В научном обществе работают, не стесняются переспрашивать, задавать вопросы. Честно отрабатывают затраченные на них деньги. На практику стараются попасть туда, где дают самостоятельно поработать... А наши - все с точностью наоборот. В администрацию, в санитарные врачи, где пожирнее кусок да полегче работа. Одно расстройство. Что станет с нашей медициной через несколько лет, когда нынешнее поколение студентов войдет в силу? Ответ прост - лечиться не у кого будет. Мы когда поступали жили медициной, являлись фанатиками науки, добродетели.... - Вы, Вася не отчаивайтесь, в Афганистане я видел много хороших, честных врачей, медсестер, санитаров. Наверняка эти люди составят костяк будущей медицины. - Естественно, золотую молодежь на войну калачом от маменек и папенек не загонишь. Вся надежда на оставшиеся десять процентов. Часть из них - ребята прошедшие армию. Жаль только базовые знания у многих слабоваты. Но есть среди них упрямые - зубами грызут, плачут, ночи не спят, наизусть страницы заучивают. Эти будут крепкими врачами. Пусть не талантливыми, но крепкими, если не пропадут в глубинке, не превратятся в чеховских Ионычей... В городах их вряд ли оставят. Здесь ОРЗ на больничных за пятерочки и свои кадры могут выводить. Василий говорил о наболевшем искренне, с такой грустью, такой непередаваемой тоской... - Вот перед глазами стоит одна чудесная девушка. Светленькая, с длинными косами, скуластенькая. Мне ее на днях один общий знакомый показал в коридоре, в перерыве между лекциями. Рассказал ее историю. Послушайте, очень поучительна хотя и нетипична. В школе девочка была победительницей всех олимпиад, золотая головушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38