- А разве вы не осматривали улицу перед выходом своего подопечного? - Осматривал, пока ехал. Как всегда пусто, ни одного человека не заметил. Да, вообщем-то я и не охранник, в полном смысле этого слова, скорее личный шофер. Считаю, что мне повезло. Если бы подходил к калитке, досталось бы больше. Секретарша подтвердила мои слова. При ней босс отчитал меня в один из первых приездов, застав прогуливавшимся перед входом в дом. Видимо не желал лишний раз засвечивать свое присутствие у милой дамы. Больше ничего следователи от нас не добились, с тем и разъехались. По дороге в гараж в машине раздался звонок мобильного телефона. Начальник службы внутренней безопасности приказал мне срочно ехать домой к погибшему. Со мной желала побеседовать вдова. Особого желания разговаривать с дамой у меня не имелось, после нервного напряжения требовался отдых, хотелось выпить, расслабиться, заснуть, но приказ есть приказ. Хозяйский особняк оказался уже очищен от посторонних. Всех понаехавших сотрудников безопастности, следователей, работников фирмы молодая хозяйка решительно выдворила, не пожелав разговаривать. Учитывая ее положение, властный характер и наличие руководящего папочки перечить дамским капризам служивые не стали. Захотела она видеть только очевидца происшедшего, водителя, вот верные холуи и позвонили в машину. В холле меня встретила горничная, провела сначала по лестнице, затем через анфиладу комнат в кабинет хозяйки. Из-за письменного стола поднялась стройная, спортивного типа темноволосая женщина с тонким, покрытым легким загаром лицом, яркими, четко, красиво очерченными губами, голубыми, ничуть не заплаканными глазами, одетая в джинсы, фланелевую рубашку, всем своим видом отнюдь не напоминающая безутешную вдову. - Садитесь, - Указала примерно таким же, как у секретарши наманикюренным длинным ногтем на кресло напротив. - Курите? Можете курить, - снова жест в сторону деревянной шкатулки с несколькими рядами сигарет. Ну, что-же, дают - бери. Взял сигарету, сел, закурил. - Спасибо, хозяйка. - А, ... прекратите паясничать.... Хозяйка... Хозяин... Я в курсе дела, знаю как мой муженек Вас киданул. Знаю кто Вы, не верю в Вашу вину во всей этой мерзкой Чеченской истории... Но это лирика. И если бы не сегодняшний случай, Вы бы от меня этих слов никогда не услышали. Дело есть дело. Но эта старая сволочь, этот потасканный кобель, паскудец посмел и меня кинуть, обмануть, опакостить. связался с этой дешевой сучонкой. В результате ему выпустили наружу протухшие потроха, а меня осчастливили прилюдно рогами. Да еще в таком контексте. В этаком публичном обрамлении. Вдовушка выхватила из шкатулки сигарету и не дожидаясь пока я достану зажигалку из кармана, прикурила от своей, не иначе как золотой. Ничего себе фрукт, хотя бы для приличия не поносила последнми словами свежепреставившегося муженька. Ну да бог с ними обоими. Мое дело больше слушать и реже открывать рот.
- Ладно. Выкладываете все, что знаете об этом потаскуне. Я хочу услышать правду. - Да Вы и так все уже знаете. Что тут добавить? - Когда он начал с ней встречаться? - Этого я не знаю. Возил его в особнячок как на работу с первой же недели своей новой службы. - Еще девки у него были? - Вроде, нет. - Этот милицейский блядун портил всех телок в местах службы. Потом... Мне надо выговорится. Потом ты забудешь все, что сегодня услышал. Но кому еще я могу сказать? Только тебе, потому, что знаю, чувствую, в душе ненавидишь его побольше моего. Я - оскорбленная женщина, тебя - он унизил, оскорбил как мужчину. Возможно, что именно ты его и пришиб. Но... сделал и сделал, это не мое дело. В любом случае только благодарна. Ты мужик, вот и отомстил. Все правильно. Женщина резко поднялась. Её повело в сторону и я понял, насколько она пьяна. Моя собеседница потянулась к шкафчику бара, вытянула за горлышко бутылку, два бокала, налила не жалея. - Выпьем, бывший майор, за прямую дорогу в ад моего бывшего муженька. Выпили. Она взглянула на меня, обошла стол, села на край нависнув над моим креслом. - Зачем я с тобой говорю, пью с тобой. Зачем? Затем, мой друг, что больше не с кем. С этими... - Она презрительно дернула подборотком в сторону дверей... - Они холуи и доносчики. ... С ментами?... Хрен им. С папочкой? ... Он же деловой партнер. Как же, как же, родную доченьку свел с желательным, очень нужным человечком, только, что в постельку не уложил. У одного связи, какяникакая властишка, другой денежку имел. Свою и бандитскую. Эх, многого ты не знаешь, да и знать тебе незачем.... - Она снова наполнила наши бокалы жидким янтарем старого коньяка. - Вот и деток ему родила... - Заплакала. Горько, подетски, взахлеб. Поверь, майор! Такая идиотка, ни с кем до свадьбы... ни после свадьбы..., а он подлец резвился. Спал с этой грязной блядью, а потом лез ко мне! - Ну, не грязная она... Да и не блядь. Нормальная женщина. Ей босс намекнул только, куда ей было деться? Пришлось уступить. - Блядь, грязная блядь, сука подколодная! Ненавижу! Убей ее, майор! Я хорошо заплачу... - Прекратите. Никого я не убивал и убивать не собираюсь. Ни просто так, ни за деньги. - Поднялся, показывая, что разговор окончен. Собрался распрощаться и уходить. - Ты хочешь уйти? Оставить меня одну? А вдруг и меня захотят убить? - Ну не одна же вы дома? - Представь себе, одна! Детей отправила к старикам. В доме только горничная. Оставайся со мной. На всю ночь. Будешь меня... охранять. - Она пьяно рассмеялась, рассеивая тяжелые пахучие слезы коньяка по полированной поверхности стола, на моей куртке, проливая себе на грудь. - Боишься? ... Может меня боишься? Так я же твоя хозяйка. Могу и заставить, приказать, ... припугнуть... Муженек рассказывал, аж заходился от счастья, как ты ему кинулся ноги обцеловывать. Может на мне испытаешь? Мои-то получше будут. Она уперлась носком одной тенисной туфли в задник другой, скинула и ткнула пальцы с педикюром мне в лицо. Это было слишком. Встал и отвесил пощечину. Хотя получал полновесно, правильно, за свое унижение, но не этой богатой истеричке учить морали. Тоже мне, вселенская трагедия, муж рога наставил, гордые какие. Получив пощечину, женщина вскинула на меня полные слез глаза, прижала ладонь к щеке и начала тихонько подвывая медленно раскачиваться. - Извини майор, прошу тебя, извини. Я только хотела показать, что и я такой же несчастный человек, как и ты, что мне страшно, мне плохо, хочется тепла, а никого нет, пусто. Прости меня дуру. - Это ты прости. - Мне стало жалко эту несчастную, обманутую, преданную всеми женщину. Пусть завтра она отдалится от меня, заживет своей жизнью в которой мне нет и не может быть места, но сегодня, сейчас, здесь, она просто несчастный беззащитный человечек. Обнял, прижал к себе, стал гладить по голове, по волосам, по спине словно маленькую девочку, шептать на ухо слова утешения, что завтра все образуется, все станет хорошо, наступит новая, гораздо лучшая жизнь. - Я хочу тебя. - Женщина успокоилась, посмотрела мне прямо в глаза. - Он изменял мне, а я, я изменю ему в день смерти, в его доме, с его убийцей. Да, да, и не разубеждай. Больше никто этого не узнает. Ни-ког-да. Я клянусь. Мне даже не надо подтверждения. Это чувство, ощущение, это во мне. Не расстегивая, через голову стянула рубашку, скинула брюки, рывком сбросила майку. - Иди ко мне. Да, быстрей же, черт тебя подери! Женские руки сорвали куртку. Полетела в угол кобура со сбруей, рубашка. Я подхватил ее на руки и оглянулся в поисках дивана, кушетки... - К черту! Возьми меня здесь, на полу, в кабинете. Она отдавалась неистово, стараясь завладеть мной целиком, изгибалась, извивалась словно ящерица. Потом настало успокоение. Мы лежали на ковре в кабинете покойного, курили и женщина, тесно прижавшись всем своим гладким, атласным телом, легонько гладила меня, нежно проводя длинными пальцами по груди, лицу, по шрамам и царапинам, опускала руку ниже, проводила ладонью по бедрам. - Ты не поверишь, но с ним в постели я всегда оставалась скована. Он всегда хотел от меня большего, а я не соглашалась. Ласкать потасканное, старое, чужое тело было даже не противно, просто безразлично. Никогда ничего не испытывала, да и не старалась. Сегодня это пришло впервые. Спасибо.
Она встала и не одеваясь прошла в глубь дома. Немного погодя вернулась с двумя чашечками кофе. - Извини, но у нас только одна ночь. Надо много успеть. Заснуть мне в ту ночь не пришлось. Женщина выпила меня всего, до дна. Вобрала в себя все, что я смог дать ей. Все жизненые соки и силы. Когда за окнами посерело. Она встала с пола, потянулась и как-то по кошачьи, удовлетворенно зевнула. - Ну вот и все. Прощай, наперсник. Забудем сказанное, но будем помнить сотворенное. Пока я возился с расбросанными по полу предметами туалета, она быстро натянула рубашку и джинсы, не утруждаясь поисками более мелких деталей одежды. Уселась в кресло. Закурила. И наблюдая за моим неловким сбором и облачением, вполне по деловому, как будто и не было бессоной ночи продолжила разговор. - Думаю, тебе не стоит больше работать на фирме. Отношение других стоило терпеть пока... скажем, пока был жив хозяин. Думаю... Уверена, претензий, а тем более судебных дел против тебя заводить не станут. Сами не начнут, не так воспитаны, да и дележом теплого местечка решат заняться. Но это мы еще посмотрим. Думаю взять дело в свои руки. Вроде, можно попробывать тебя при себе оставаить, да это уже слишком... Перебор... Во-первых, подозрительно, а вовторых, ты и сам не захочешь... Ведь не захочешь? В ответ на ее вопрос, только отрицательно покачал в ответ головой. Застегнул ремень кобуры. Натянул куртку. - Правильно. Ни к чему это... Дальше... Следователи дело завалят. Мы имеем типичный, стопроцентный висяк. Может менты и захотели бы на тебя все повесить, да я не позволю. Пусть копают под конкурентов, это еще та публика. Лучше их подергают, понервируют. Время работает на меня. Для приличия, я еще подержу тебя на службе пару недель. Будешь приходить, отмечаться и сваливать домой. Через две недели - рассчет. Не волнуйся. Получишь все причитающееся за Чечню, командировочные, отпускные. И... до свидания. Нет! Скорее, прощай. О планах не спрашиваю. Неинтересно. Пристроишься где-нибудь, не пропадешь. Я пожал протянутую мне тонкую руку. А потом, неожиданно для себя и для женщины, опустился на одно колено, осторожно повернул слабо сопротивляющуюся кисть ладошкой вверх и нежно поцеловал эту беззащитную, мягкую, теплую лодочку. Вторая рука легко опустилась на мой затылок. - Прощай, дорогой. При других обстоятельствах, я возможно оставила тебя рядом ... если не навсегда, то на какое-то время. ... Во всяком случае могла попробывать... Но теперь времена звериных жестких примитивных страстей, нет места любви, нет - для нежности. Нам двоим, вместе, просто не выжить, только поодиночке, зажав чувства в кулачке. - Она показала как. Потянула меня с пола, одновременно разворачивая лицом к выходу. Подтолкнула легонько в спину. Подчинился и вышел не оглянувшись. Чтобы больше никогда не увидеть. Все прошло так как и предполагала новая хозяйка. Служащая на фирме братия мгновенно почувствовала ее крутой, властный, характер, тяжелую, скорую на расправу руку. Попытки самодеятельности, равно как и явного подхалимажа пресекались в самом зародыше. Неугодные увольнялись. На смену старым кадрам приходили новые люди. Естественно, большая часть перестановок касалась руководства. Меня, единственного из сотрудников, не волновало происходящее. Приходил, отмечался и немедленно покидал опостылевший гараж. Бродил по улицам, сидел на скамейках в парках и скверах. Отдыхал. Вновь и вновь возвращался к пережитому. Анализировал. Сомнений и угрызений совести не испытывал. На кладбище, на поминки по Полу зван естественно не был. Да и сам бы не пошел. Следователь, ведущий дело о взрыве, пару раз вызывал для дачи показаний. Вздыхал, говоря о тупике, о полном отсуствии свидетельств, улик. Я разводил руками, сочувствовал, но ничего не добавлял к первым показаниям. О моих взаимоотношениях с погибшим руководителем фирмы следователь не знал, а посвященные не торопились просвещать его. Да это ровным счетом ничего бы и не изменило. Алиби у меня было четкое. Когда я сказал об увольнении и отъезде на родину, следователь не стал удерживать, только предупредил о необходимости явки в случае суда, или если по ходу расследования обнаружатся новые факты. Впрочем, добавил он, и то и другое маловероятно. Получив полный рассчет, собрал скудный свой багаж и вновь улетел в Харьков.
Глава 27. За бугор. Возвращение в Харьков подвело определенный итог прожитому. Служба на убиенного Пола, полеты, командировка в Чечню, логически продолжали предыдущую линию жизни. Разве, что ответственности поменьше, денег - значительно больше, да погоны отсутствовали. Теперь со всем этим покончено. Видимо навсегда. По приезде домой я провел генеральную уборку и заново переставил старенькую мебель, а затем некоторое время наслаждался непривычным покоем и тишиной. Молодая вдовушка честно сдержала свое обещание и рассчиталась за все сполна. Потому с поисками работы не торопился, помня, что всегда в силе оставалось предложение Димыча о сотрудничестве. Наблюдая постсоветскую жизнь России и Украины я все чаще и чаще вспоминал Веронику, ее решение бросить все и уехать, удрать куда глаза глядят подальше от родных пределов. Да, жаль, что нельзя вновь вернуться в тот день, ответить согласием, плюнуть на армейскую карьеру и попытаться начать жизнь сначала, на другом берегу, с любимой и любящей женщиной. Наслаждаясь бездельем я пробывал читать книги, в изобилии появившиеся на прилавках магазинов, ларьков, палаток, будочек. Под разнообразием ярких лакированных обложек оказывались по большей части дешевые, клепаемые на один манер детективы. Часть писанины имитировала переводы с английского неких никому не ведомых авторов. Начав читать один такой детектив вскоре уверился, что это не американское, а домашнее самопальное сочинение на вольную гангстерскую тему. Попалась на глаза пара - тройка фантастических романов уважаемых и любимых ранее авторов. Новые издания оказались настолько непрофессиональными, сляпаными торопясь, кое-как, что читать расхотелось буквально с первых страниц. Фантастика вслед за детективами отправилась в мусоропровод. С разбегу купил сразу несколько запрещенных ранее книг, освобожденных перестройкой от небытия цензуры. Увы, они оказались настолько далекими от реальности, с таким несовременным языком, что чтение вместо удовольствия доставляло изрядную головную боль. Одолжил у Димыча легендарный труд бородатого старца. Хронология гениальных преступлений, записанная рукой старательного архивариуса, разбавлялась время от времени личными переживаниями. Чтение не из легких, но по крайней мере добротно написанное историческое повествование. Не без надрыва правда, но прочитал от корки до корки. С преступлениями Сталина и кампании все было понятно и раньше, детали, новые факты помогли глубже понять то злосчастное время, абстрагировать его на сегодняшний день. Остался неясный, смутный осадок от параллельной основной сюжетной линии истории судьбы самого автора. Странный, неприятный, мутный. Из прочитанного выходило, что подвел человек своими подметными письмами невольных попутчиков, друзей, знакомых. Людей арестовали, судили, отправили в северные лагеря на долгие стандартные сроки, а сам инициатор переписки, совсем кстати не уместной в военное время, получил на удивление мягонький по тем временам приговор, да еще и возможность отсидки в московских, совсем не Колымских условиях. Человек заболевает раком. Трагедия. В тяжелейших условиях лагерной больнички его оперирует и спасает заключенный-врач. Бешеные бандюки-бандеровцы закалывают несчастного лекаря. Прямо в кабинетике. То ли за то, что еврей, то ли за то, что врач. Непонятно. Но прямо на глазах несчастных пациентов. Страшно? Кому как, а автору - не очень. Старец больше сочувствует бандерам, уголовникам чем погибшему. Странно все это. Да Бог ему судья. Пытался ходить в кино, но быстро забросил. В заплеванном, с ободранными сидениями зале одного из лучших в давние времена кинотеатров шли третьесортные, закупленные наверное на вес, не первой свежести американские фильмы. Ленты представляли несомненный практический интерес для неполовозрелых прыщавых юнцов азартно тискающих в полутемном зале визжащих подружек. Но не более того. Возвращался в пустую квартиру, включал телевизор. С экрана обрушивался псевдополитический бред на ужасном украинском, либо волна пошловатых, а часто просто порнографических фильмов. Раскрепощенная, освободившаяся от пут просмотровых комиссий эстрада на двух родственных языках орала про зайку, про заразу которая не дала два разу и прочее подобное. Практически все современное литературное и исполнительское творчество, изобразительное искусство, ориентировались на самый примитивный низкопробный ширпотреб, с его полукриминальными вкусами, примитивными образцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
- Ладно. Выкладываете все, что знаете об этом потаскуне. Я хочу услышать правду. - Да Вы и так все уже знаете. Что тут добавить? - Когда он начал с ней встречаться? - Этого я не знаю. Возил его в особнячок как на работу с первой же недели своей новой службы. - Еще девки у него были? - Вроде, нет. - Этот милицейский блядун портил всех телок в местах службы. Потом... Мне надо выговорится. Потом ты забудешь все, что сегодня услышал. Но кому еще я могу сказать? Только тебе, потому, что знаю, чувствую, в душе ненавидишь его побольше моего. Я - оскорбленная женщина, тебя - он унизил, оскорбил как мужчину. Возможно, что именно ты его и пришиб. Но... сделал и сделал, это не мое дело. В любом случае только благодарна. Ты мужик, вот и отомстил. Все правильно. Женщина резко поднялась. Её повело в сторону и я понял, насколько она пьяна. Моя собеседница потянулась к шкафчику бара, вытянула за горлышко бутылку, два бокала, налила не жалея. - Выпьем, бывший майор, за прямую дорогу в ад моего бывшего муженька. Выпили. Она взглянула на меня, обошла стол, села на край нависнув над моим креслом. - Зачем я с тобой говорю, пью с тобой. Зачем? Затем, мой друг, что больше не с кем. С этими... - Она презрительно дернула подборотком в сторону дверей... - Они холуи и доносчики. ... С ментами?... Хрен им. С папочкой? ... Он же деловой партнер. Как же, как же, родную доченьку свел с желательным, очень нужным человечком, только, что в постельку не уложил. У одного связи, какяникакая властишка, другой денежку имел. Свою и бандитскую. Эх, многого ты не знаешь, да и знать тебе незачем.... - Она снова наполнила наши бокалы жидким янтарем старого коньяка. - Вот и деток ему родила... - Заплакала. Горько, подетски, взахлеб. Поверь, майор! Такая идиотка, ни с кем до свадьбы... ни после свадьбы..., а он подлец резвился. Спал с этой грязной блядью, а потом лез ко мне! - Ну, не грязная она... Да и не блядь. Нормальная женщина. Ей босс намекнул только, куда ей было деться? Пришлось уступить. - Блядь, грязная блядь, сука подколодная! Ненавижу! Убей ее, майор! Я хорошо заплачу... - Прекратите. Никого я не убивал и убивать не собираюсь. Ни просто так, ни за деньги. - Поднялся, показывая, что разговор окончен. Собрался распрощаться и уходить. - Ты хочешь уйти? Оставить меня одну? А вдруг и меня захотят убить? - Ну не одна же вы дома? - Представь себе, одна! Детей отправила к старикам. В доме только горничная. Оставайся со мной. На всю ночь. Будешь меня... охранять. - Она пьяно рассмеялась, рассеивая тяжелые пахучие слезы коньяка по полированной поверхности стола, на моей куртке, проливая себе на грудь. - Боишься? ... Может меня боишься? Так я же твоя хозяйка. Могу и заставить, приказать, ... припугнуть... Муженек рассказывал, аж заходился от счастья, как ты ему кинулся ноги обцеловывать. Может на мне испытаешь? Мои-то получше будут. Она уперлась носком одной тенисной туфли в задник другой, скинула и ткнула пальцы с педикюром мне в лицо. Это было слишком. Встал и отвесил пощечину. Хотя получал полновесно, правильно, за свое унижение, но не этой богатой истеричке учить морали. Тоже мне, вселенская трагедия, муж рога наставил, гордые какие. Получив пощечину, женщина вскинула на меня полные слез глаза, прижала ладонь к щеке и начала тихонько подвывая медленно раскачиваться. - Извини майор, прошу тебя, извини. Я только хотела показать, что и я такой же несчастный человек, как и ты, что мне страшно, мне плохо, хочется тепла, а никого нет, пусто. Прости меня дуру. - Это ты прости. - Мне стало жалко эту несчастную, обманутую, преданную всеми женщину. Пусть завтра она отдалится от меня, заживет своей жизнью в которой мне нет и не может быть места, но сегодня, сейчас, здесь, она просто несчастный беззащитный человечек. Обнял, прижал к себе, стал гладить по голове, по волосам, по спине словно маленькую девочку, шептать на ухо слова утешения, что завтра все образуется, все станет хорошо, наступит новая, гораздо лучшая жизнь. - Я хочу тебя. - Женщина успокоилась, посмотрела мне прямо в глаза. - Он изменял мне, а я, я изменю ему в день смерти, в его доме, с его убийцей. Да, да, и не разубеждай. Больше никто этого не узнает. Ни-ког-да. Я клянусь. Мне даже не надо подтверждения. Это чувство, ощущение, это во мне. Не расстегивая, через голову стянула рубашку, скинула брюки, рывком сбросила майку. - Иди ко мне. Да, быстрей же, черт тебя подери! Женские руки сорвали куртку. Полетела в угол кобура со сбруей, рубашка. Я подхватил ее на руки и оглянулся в поисках дивана, кушетки... - К черту! Возьми меня здесь, на полу, в кабинете. Она отдавалась неистово, стараясь завладеть мной целиком, изгибалась, извивалась словно ящерица. Потом настало успокоение. Мы лежали на ковре в кабинете покойного, курили и женщина, тесно прижавшись всем своим гладким, атласным телом, легонько гладила меня, нежно проводя длинными пальцами по груди, лицу, по шрамам и царапинам, опускала руку ниже, проводила ладонью по бедрам. - Ты не поверишь, но с ним в постели я всегда оставалась скована. Он всегда хотел от меня большего, а я не соглашалась. Ласкать потасканное, старое, чужое тело было даже не противно, просто безразлично. Никогда ничего не испытывала, да и не старалась. Сегодня это пришло впервые. Спасибо.
Она встала и не одеваясь прошла в глубь дома. Немного погодя вернулась с двумя чашечками кофе. - Извини, но у нас только одна ночь. Надо много успеть. Заснуть мне в ту ночь не пришлось. Женщина выпила меня всего, до дна. Вобрала в себя все, что я смог дать ей. Все жизненые соки и силы. Когда за окнами посерело. Она встала с пола, потянулась и как-то по кошачьи, удовлетворенно зевнула. - Ну вот и все. Прощай, наперсник. Забудем сказанное, но будем помнить сотворенное. Пока я возился с расбросанными по полу предметами туалета, она быстро натянула рубашку и джинсы, не утруждаясь поисками более мелких деталей одежды. Уселась в кресло. Закурила. И наблюдая за моим неловким сбором и облачением, вполне по деловому, как будто и не было бессоной ночи продолжила разговор. - Думаю, тебе не стоит больше работать на фирме. Отношение других стоило терпеть пока... скажем, пока был жив хозяин. Думаю... Уверена, претензий, а тем более судебных дел против тебя заводить не станут. Сами не начнут, не так воспитаны, да и дележом теплого местечка решат заняться. Но это мы еще посмотрим. Думаю взять дело в свои руки. Вроде, можно попробывать тебя при себе оставаить, да это уже слишком... Перебор... Во-первых, подозрительно, а вовторых, ты и сам не захочешь... Ведь не захочешь? В ответ на ее вопрос, только отрицательно покачал в ответ головой. Застегнул ремень кобуры. Натянул куртку. - Правильно. Ни к чему это... Дальше... Следователи дело завалят. Мы имеем типичный, стопроцентный висяк. Может менты и захотели бы на тебя все повесить, да я не позволю. Пусть копают под конкурентов, это еще та публика. Лучше их подергают, понервируют. Время работает на меня. Для приличия, я еще подержу тебя на службе пару недель. Будешь приходить, отмечаться и сваливать домой. Через две недели - рассчет. Не волнуйся. Получишь все причитающееся за Чечню, командировочные, отпускные. И... до свидания. Нет! Скорее, прощай. О планах не спрашиваю. Неинтересно. Пристроишься где-нибудь, не пропадешь. Я пожал протянутую мне тонкую руку. А потом, неожиданно для себя и для женщины, опустился на одно колено, осторожно повернул слабо сопротивляющуюся кисть ладошкой вверх и нежно поцеловал эту беззащитную, мягкую, теплую лодочку. Вторая рука легко опустилась на мой затылок. - Прощай, дорогой. При других обстоятельствах, я возможно оставила тебя рядом ... если не навсегда, то на какое-то время. ... Во всяком случае могла попробывать... Но теперь времена звериных жестких примитивных страстей, нет места любви, нет - для нежности. Нам двоим, вместе, просто не выжить, только поодиночке, зажав чувства в кулачке. - Она показала как. Потянула меня с пола, одновременно разворачивая лицом к выходу. Подтолкнула легонько в спину. Подчинился и вышел не оглянувшись. Чтобы больше никогда не увидеть. Все прошло так как и предполагала новая хозяйка. Служащая на фирме братия мгновенно почувствовала ее крутой, властный, характер, тяжелую, скорую на расправу руку. Попытки самодеятельности, равно как и явного подхалимажа пресекались в самом зародыше. Неугодные увольнялись. На смену старым кадрам приходили новые люди. Естественно, большая часть перестановок касалась руководства. Меня, единственного из сотрудников, не волновало происходящее. Приходил, отмечался и немедленно покидал опостылевший гараж. Бродил по улицам, сидел на скамейках в парках и скверах. Отдыхал. Вновь и вновь возвращался к пережитому. Анализировал. Сомнений и угрызений совести не испытывал. На кладбище, на поминки по Полу зван естественно не был. Да и сам бы не пошел. Следователь, ведущий дело о взрыве, пару раз вызывал для дачи показаний. Вздыхал, говоря о тупике, о полном отсуствии свидетельств, улик. Я разводил руками, сочувствовал, но ничего не добавлял к первым показаниям. О моих взаимоотношениях с погибшим руководителем фирмы следователь не знал, а посвященные не торопились просвещать его. Да это ровным счетом ничего бы и не изменило. Алиби у меня было четкое. Когда я сказал об увольнении и отъезде на родину, следователь не стал удерживать, только предупредил о необходимости явки в случае суда, или если по ходу расследования обнаружатся новые факты. Впрочем, добавил он, и то и другое маловероятно. Получив полный рассчет, собрал скудный свой багаж и вновь улетел в Харьков.
Глава 27. За бугор. Возвращение в Харьков подвело определенный итог прожитому. Служба на убиенного Пола, полеты, командировка в Чечню, логически продолжали предыдущую линию жизни. Разве, что ответственности поменьше, денег - значительно больше, да погоны отсутствовали. Теперь со всем этим покончено. Видимо навсегда. По приезде домой я провел генеральную уборку и заново переставил старенькую мебель, а затем некоторое время наслаждался непривычным покоем и тишиной. Молодая вдовушка честно сдержала свое обещание и рассчиталась за все сполна. Потому с поисками работы не торопился, помня, что всегда в силе оставалось предложение Димыча о сотрудничестве. Наблюдая постсоветскую жизнь России и Украины я все чаще и чаще вспоминал Веронику, ее решение бросить все и уехать, удрать куда глаза глядят подальше от родных пределов. Да, жаль, что нельзя вновь вернуться в тот день, ответить согласием, плюнуть на армейскую карьеру и попытаться начать жизнь сначала, на другом берегу, с любимой и любящей женщиной. Наслаждаясь бездельем я пробывал читать книги, в изобилии появившиеся на прилавках магазинов, ларьков, палаток, будочек. Под разнообразием ярких лакированных обложек оказывались по большей части дешевые, клепаемые на один манер детективы. Часть писанины имитировала переводы с английского неких никому не ведомых авторов. Начав читать один такой детектив вскоре уверился, что это не американское, а домашнее самопальное сочинение на вольную гангстерскую тему. Попалась на глаза пара - тройка фантастических романов уважаемых и любимых ранее авторов. Новые издания оказались настолько непрофессиональными, сляпаными торопясь, кое-как, что читать расхотелось буквально с первых страниц. Фантастика вслед за детективами отправилась в мусоропровод. С разбегу купил сразу несколько запрещенных ранее книг, освобожденных перестройкой от небытия цензуры. Увы, они оказались настолько далекими от реальности, с таким несовременным языком, что чтение вместо удовольствия доставляло изрядную головную боль. Одолжил у Димыча легендарный труд бородатого старца. Хронология гениальных преступлений, записанная рукой старательного архивариуса, разбавлялась время от времени личными переживаниями. Чтение не из легких, но по крайней мере добротно написанное историческое повествование. Не без надрыва правда, но прочитал от корки до корки. С преступлениями Сталина и кампании все было понятно и раньше, детали, новые факты помогли глубже понять то злосчастное время, абстрагировать его на сегодняшний день. Остался неясный, смутный осадок от параллельной основной сюжетной линии истории судьбы самого автора. Странный, неприятный, мутный. Из прочитанного выходило, что подвел человек своими подметными письмами невольных попутчиков, друзей, знакомых. Людей арестовали, судили, отправили в северные лагеря на долгие стандартные сроки, а сам инициатор переписки, совсем кстати не уместной в военное время, получил на удивление мягонький по тем временам приговор, да еще и возможность отсидки в московских, совсем не Колымских условиях. Человек заболевает раком. Трагедия. В тяжелейших условиях лагерной больнички его оперирует и спасает заключенный-врач. Бешеные бандюки-бандеровцы закалывают несчастного лекаря. Прямо в кабинетике. То ли за то, что еврей, то ли за то, что врач. Непонятно. Но прямо на глазах несчастных пациентов. Страшно? Кому как, а автору - не очень. Старец больше сочувствует бандерам, уголовникам чем погибшему. Странно все это. Да Бог ему судья. Пытался ходить в кино, но быстро забросил. В заплеванном, с ободранными сидениями зале одного из лучших в давние времена кинотеатров шли третьесортные, закупленные наверное на вес, не первой свежести американские фильмы. Ленты представляли несомненный практический интерес для неполовозрелых прыщавых юнцов азартно тискающих в полутемном зале визжащих подружек. Но не более того. Возвращался в пустую квартиру, включал телевизор. С экрана обрушивался псевдополитический бред на ужасном украинском, либо волна пошловатых, а часто просто порнографических фильмов. Раскрепощенная, освободившаяся от пут просмотровых комиссий эстрада на двух родственных языках орала про зайку, про заразу которая не дала два разу и прочее подобное. Практически все современное литературное и исполнительское творчество, изобразительное искусство, ориентировались на самый примитивный низкопробный ширпотреб, с его полукриминальными вкусами, примитивными образцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38