Ильдико была здесь, она уже вышла замуж за императора. Он ничем не мог ей помочь, но чувствовал, что должен остаться, даже если за это придется заплатить жизнью. Впрочем, без Ильдико и жить-то не хотелось.
Появился Гизо, кивнул, показывая, что намерения императора не изменились. Втроем они направились к боковой двери. Не успели открыть ее, как навстречу вышел Черный Сайлес, с улыбкой во все тридцать два зуба.
— Император будет гордится теми блюдами, что я приготовил для него сегодня! — заявил старший повар. — Римские пиры! Фу! Плюю я на них. Такого еще никогда не было. Пятнадцать поваров трудятся, не покладая рук, и я не даю им ни минуты отдыха.
Аттила сидел в темной комнатке, уже одетый к банкету. На нем была золотая туника. Его надушили, напудрили и напомадили, но лицо так и осталось перекошенным, о чем упомянул Гизо. Выглядел Аттила старым, мудрым и совсем больным.
— Ты убил этого предателя! — обратился он к Николану. — Я рад. Теперь мне не придется казнить его. Я и так убил слишком много людей. И ныне мне нужно отдохнуть, посвятить побольше времени моим детям и новой жене. Я решил отложить новую военную кампанию. Храбрые римляне могут не дрожать по крайней мере с год.
Глядя на глубокого старика, в которого превратился Аттила, Николан подумал: «Все кончено. Армию ему более не собрать».
Аттила гордо вскинул голову.
— Но мои шпионы по-прежнему при деле. Несколько дней тому назад мне сообщили, что этот слабак, что зовется императором, готовит заговор, цель которого — устранить Аэция. Он вызовет генерала ко двору, как бы на аудиенцию, где его и убьют прямо перед троном. Вроде бы храбрый Валентиниан намерен сам вонзить кинжал в сердце Аэция.
Аттила помрачнел.
— Аэция надо предупредить. Я хочу, чтобы он жил. Я никогда не говорил этого раньше, но он сразу же понравился мне, как только появился при дворе моего дяди. Он… — он замялся, в поисках подходящего слова. — Жизнь с ним стала веселее. И я бы не возненавидел его, не начти он смеяться над моими короткими ногами. Его не должны убить до того, как я наголову разобью его армию на поле брани.
Тогалатий, я хочу оказать тебе особую честь, — продолжил Аттила. — Ты отправишься в Рим и дашь ему знать о готовящемся заговоре.
— Великий Танджо, позволь сказать пару слов.
— Слушаю тебя.
— Когда твои победоносные армии уничтожали города Италии и Рим дрожал от страха перед тобой, народ требовал отмщения. И начать хотели с меня. Мой господин Аэций опередил их, предоставив мне возможность бежать. Но перед этим заставил меня пообещать, что я более не вернусь к тебе на службу.
Слова эти произвели совсем не ту реакцию, какой ожидал Николан. Аттила не стал повторять, что никто не может уйти с его службы. Вместо этого он раздулся от гордости.
— Видишь? Он по-прежнему боится меня. И всеми способами пытается ослабить мою позицию. Что ж, придется послать кого-то еще, — он по-старчески подмигнул Николану. — Тебя это позабавит, поскольку ты виделся и говорил с принцессой Гонорией. Она вернулась. Восточный принц устал от нее, поэтому ее не выпустили на берег. Корабль прямым ходом отправили в Равенну. Поскольку старуха мертва, принцесса станет открытой дверью, в которую любой сможет войти, не постучав, — он помолчал, а затем добавил. — Ты успел на церемонию моего бракосочетания с госпожой Ильдико, дочерью твоего народа?
— Нет, великий Танджо.
— Тогда не пропусти вечерний банкет. Моя невеста, моя маленькая золотоволосая птичка, будет сидеть рядом со мной на золотом троне. Том самом, на котором ее внесут в Рим, когда я заставлю эту гордую нацию встать на колени у моих ног.
Он отвернулся, и Николан с облегчением осознал, что шпионы Аттилы в первый раз дали маху. Они не сумели выяснить, что он и Ильдико знакомы с детства. Многие из тех, кто с волнением наблюдал за исходом суда, знали, что он любит ее, а она отдает ему предпочтение среди других мужчин Но эта важная информация не достигла ушей посланцев Аттилы, так что император ни о чем не подозревал.
Объяснение Николан нашел только одно. Гунны знали, что последний акт величайшей трагедии в истории человечества подходит к финалу. Они чувствовали, что Аттила тяжело болен, возможно, умирает. И железная дисциплина дала слабину. Люди Аттилы перестали его бояться. Поэтому отряд, посланный за Ильдико, лишь захватил ее и доставил в столицу, не попытавшись разузнать что-либо еще. А потому слух о любви золотоволосой дочери плоскогорья и ее соотечественника, что недавно служил Аттиле, не достиг ушей императора.
Николан мог считать себя счастливчиком! Узнай Аттила хоть малую толику правды, его безжизненное тело уже болталось бы у городских ворот.
С Гизо Николан и Ивар свиделись у входа в обеденный зал, где накрыли столы для свадебного пира. Они забросали слугу вопросами, на которые тот с удовольствием отвечал.
Нет, новую жену императора ни к чему не принуждали. Аттила послал к ней Онегезия. Он сказал ей, что, при ее согласии, она станет последней женой императора (Аттила твердо пообещал более не жениться), у нее будет собственный двор, она будет жить в роскоши, какой не знал мир. Старые законы и обычаи не будут связывать ее, от нее потребуют лишь одного — супружеской верности. Придворных и слуг она будет выбирать сама. У нее даже будут свои деньги, которых с лихвой хватит для содержания двора.
Последовала долгая пауза.
— Она не приняла этих условий, — не выдержав, воскликнул Николан.
— Нет. Она не клюнула на эту золоченую приманку. Но, уверяю вас, в ней не было крючка. Император делал ей честное предложение. А вот когда она ясно дала понять, что взяткой ее не проймешь, Онегезию пришлось поискать другие методы убеждения. И он пригрозил, что народу плоскогорья отольется ее упрямство. Территория будет приравнена к покоренной стране. Во всех семьях станут на постой императорские солдаты. Молодежь заберут в армию, лучших лошадей конфискуют. Людей низведут до положения рабов. Не разрешат ни жениться, ни заводить детей, — Гизо покачал головой. — Владыка земли и небес в случае необходимости не останавливается ни перед чем. Ей прямо сказали, что она и только она сможет спасти свой народ от уничтожения, — он вскинул руки. — Естественно, она сдалась.
— Да, она сдалась, — Николан с трудом удалось скрыть бушующий в нем гнев. — Ради своего народа она готова на все. Даже на такое.
— Она прибыла сюда как восточная принцесса, — продолжил Гизо, — в большом крытом фургоне. Никто не видел ее, кроме слуг-греков, посланных Аттилой. По пути, когда ее караван останавливался на ночь, кольцо часовых окружало фургоны, и никто не мог подойти к фургонам ближе чем на триста ярдов, чтобы она могла насладиться вечерним ветерком без боязни быть увиденной. Она спала на мягчайшей постели, ела лучшую еду, пила великолепные вина, охлажденные льдом и снегом с гор. Любое ее желание было бы исполнено в мгновение ока. Но она ничего не хотела.
— Церемония бракосочетания состоялась, как обычно, во Дворе королевских жен? — Николан очень не хотелось задавать все эти вопросы, но как иначе мог он получить интересующие его сведения.
— Нет, нет! На самой большой площади города, забитой до отказа. Он хотел насладиться своим триумфом. Хотел, чтобы все его подданные увидели ее красоту. На церемонии она появилась, увешанная драгоценными камнями, он настоял на этом, но она затмила их всех. Вы, христиане, рассказываете истории о божьих слугах, которые летают меж небом и землей. Забыл только, как вы их зовете.
— Ангелы?
— Именно так. Выглядела она, что те ангелы. Вернее, как самый прекрасный из них, когда-либо посещавший Землю. Только без крыльев.
Николан указал на обеденный зал, куда продолжали прибывать гости.
— И сегодня ее тоже все увидят?
Гизо кивнул.
— В последний раз. После этого она исчезнет с людских глаз. Такова воля императора, да и ее собственная. А теперь, друзья мои, вам лучше поспешить. Иначе вам достанутся места в самом дальнем углу.
Николан колебался. Возможно, ему предоставлялся последний шанс взглянуть на Ильдико, прежде чем она исчезнет за непроницаемым занавесом, укрывающем жен восточных владык. С другой стороны, вдруг боль от одного ее вида, сидящей рядом с императором, окажется непереносимой? Он стоял, раздираемый этими противоречивыми мыслями.
— Пойдем, — прервал затянувшееся молчание Ивар. — Ты никогда не простишь себе, если не войдешь в зал.
— И буду до конца своих дней сожалеть о том, что вошел.
— А чего бы захотела она? — спросил Ивар. — Готов спорить, она будет высматривать тебя по всем углам. И ей будет больно, если она не сможет в последний раз увидеть мужчину, которого любит.
Мимо них в зал прошли два воина-гунна, коротконогие, приземистые, ширококостные. По телу Николана пробежала дрожь.
— Я во всем виноват. Я не принял необходимых мер предосторожности!
— Тебе грозила смертная казнь, — напомнил Ивар. — Ты думаешь, она могла не поехать за Рориком?
— Я навлек на нее все это! — воскликнул Николан. — Она сейчас сидит в зале и все пожирают ее глазами. Это невыносимо.
Тем не менее, он вошел в зал. Как и предупреждал Гизо, свободные места остались в дальнем углу у самой стены. Император и его новая, последняя жена сидели на возвышении, так, чтобы их могли видеть все гости. Золотой трон Ильдико украшали огромные драгоценные камни.
Ее белое платье перетягивал пурпурный пояс, волосы были схвачены золотой лентой. Драгоценности не бросались в глаза: вероятно она отказалась надеть большую часть камней, что украшали ее наряд во время свадебной церемонии. Николан, вглядывающийся в ее лицо, отметил отчаяние, стоящее в ее глазах. И все же она улыбалась и старалась не показывать обуревающих ее чувств.
Аттила пил больше, чем обычно. Его чаша за первые минуты поднималась несколько раз и возвращалась на стол пустой. Николан заметил, как дрожит рука императора.
Зал же являл собой зрелище неописуемое. В гостях не осталось ничего человеческого. Они напоминали хищников, сквозь черную шерсть которых сверкали глаза. Они словно сбежались из чащоб и болот. Сметали еду с блюд, приносимых слугами, пили вино кувшинами. И смотрели, смотрели на золотоволосую богиню, что сидела рядом с их императором, представляя себя на его месте.
Бритонец долго вглядывался в Аттилу.
— Его дни сочтены, — прошептал он на ухо Николану. — Он думает, никто не видит, как он добавляет в вино какой-то порошок. Он уже сделал это дважды. Он пользуется стимуляторами? Он ничего не ест. Посмотри, как неестественно блестят его глаза, — Ивар покачал головой. — Что-то должно случиться, и очень скоро. Я оставляю тебя здесь. А сам пойду посмотрю, где ее намереваются поселить. Гизо говорит, что ее дворец совсем рядом, большой, даже с конюшней. Может, удастся разговорить слуг.
Более получаса Николан сидел в углу один. Ильдико уже потеряла всякую надежду заметить его в мельтешеньи сотен лиц. Теперь она сидела, опустив голову, не отрывая глаз от тарелки.
Шум внезапно стих, а затем, как по сигналу, в зале установилась полная тишина. Аттила встал. Оглядел своих пьяных гостей и заговорил.
— Я всегда знаю, о чем думают мои подданные. И мне известно, какие мысли сейчас бродят в ваших головах. Многие уверены, что более я не смогу повести вас на битву. Вы слушаете римлян, которые вернулись в свои мраморные дворцы, и вновь погрязли в обжорстве, распутстве и горячих банях. Им кажется, что грозное облако опасности исчезло с северного горизонта. Они поют и танцуют и говорят, что их великий папа испугал невежественного императора гуннов. За стенами Византии они облегченно шепчутся об избавлении от варваров. Как они ошибаются! Как ошибаетесь вы, поверившие их глупой болтовне, не заметившие, что в их словах нет и малой толики правды!
Я покорю Рим и поставлю ногу на шею Константинополя до того, как жрецы зажгут священные факелы и поднесут их к моему погребельному костру! Не в следующем году. Мои воины слишком долго были в седле. Они нуждаются в отдыхе, им надо повидаться с женами, посидеть с сыновьями у семейных очагов. Я обещаю миру и всем населяющим его людям двенадцать месяцев тишины и покоя. Пусть они в полной мере воспользуются моим даром. А по прошествии года пусть римские трусы дрожат на своих семи холмах и взывают к своему Богу. Аттила вновь пойдет на них войной. Армии его спустятся с гор и усеют трупами их равнины. Он переедет через Тибр вместе со своей последней женой, и тогда все узнают, кто владыка мира.
Говорят так же, что я слишком стар, чтобы жениться вновь, — Аттила отбросил голову и захохотал. — Слушайте меня, жалкие шептуны. Я отвечаю вам всем. У меня будет еще много сыновей и дочерей. И все они будут с волосами цвета солнца!
Аттила помолчал, потом посмотрел на свою новую жену и лицо его перекосилось в улыбке.
— Брачное ложе ожидает меня, и я оставляю вас, мои храбрые воины. Ешьте и пейте.
Он чуть поклонился гостям, а затем вместе с Ильдико спустился с возвышения, чтобы пересечь зал и подняться по ступенькам к той его части, что служила Аттиле спальней. Отдернул занавес, пропускал вперед Ильдико, последовал за ней, и занавес отрезал их от остального мира.
Николан остался на том же месте. Куда еще он мог пойти? Не хотелось ни о чем думать, в голову лезли какие-то жуткие мысли. Он сидел среди пьяного веселья, уставившись в никуда. Мотал головой, если ему предлагали выпивку или еду, не отвечал, если к нему обращались. Его не отпускала фраза Аттилы: «И все они будут с волосами цвета солнца».
Наконец, он услышал знакомый голос. Повернулся и увидел Гизо. Смуглое лицо слуги императора побледнело, глаза переполняла паника.
— Пойдем! — прошептал он. — Случилось ужасное.
За стенами дворца стоял такой же шум, как и внутри. На площадь выкатили бочки вина для тех, кого не пригласили на пир. Солдаты уже крепко набрались.
— На Рим! На Рим! — горлопанили они. — Дай нам еще шанс потоптать копытами тела длинноносых!
Ивар ждал их у стены, огораживающий дворец. Вероятно, Гизо уже поделился с ним новостями, поскольку стоял он очень мрачный.
— Несколько минут тому назад я сидел в маленькой комнатке, примыкающей к спальне императора, — начал Гизо. — Когда император ложится спать, я нахожусь там всегда, на случай, что понадоблюсь ему. Я услышал какой-то звук, словно мяукал котенок. Я прислушался и понял, что плачет женщина. Негромко, но с такой печалью. Я догадался, что плакала новая жена.
А теперь я доверю вам тайну, о которой никто не знает. В полу спальне есть люк. И лесенка, ведущая в мою комнатку. Через него я могу тихонько заглянуть, чтобы убедиться, горят ли свечи. Вам же известно, что он боится темноты. Но мне строго велено под страхом смерти не появляться в спальне, если у Аттилы новая жена. Так что я обычно усаживаюсь под люком и жду, пока он меня не позовет. Так я поступил и на этот раз, но услышал лишь женский плач. Других звуков не было. Ни шагов, ни его шепота. Я решил, что должен рискнуть и посмотреть, не нужен ли я им. Приподнял люк на дюйм, клянусь вам, не больше. Свечи горели, и я увидел новобрачную, забившуюся в угол. Потом Аттилу, лежащего на кровати. Я долго смотрел на него, но он не шевельнулся. Я спросил себя, пьянство ли тому причина? Но понял, что нет. Выпимши, он мечется по кровати, что-то бормочет, стонет, — в глазах верного слуги застыл страх. — Мне думается, Аттила умер!
Николан встрепенулся, вырываясь из омута отчаяния, в который погрузило его бракосочетание императора. Аттила умер! Теперь ситуация менялась решительным образом. Теперь они могли действовать, им развязали руки. У них появился шанс спасти перепуганную новобрачную. Он коротко глянул на Ивара, повернулся к Гизо.
— Кто-то должен тотчас же войти в спальню. Мы обязаны узнать, что с императором.
Гизо мялся. Долгие годы слепого послушания давали себя знать. Он не решался нарушить заведенный порядок.
— Я не уверен, стоит ли так рисковать. Если он спит, и мое появление разбудит его, он разъярится как никогда. Не пройдет и минуты, как мою голову отделят от тела. А может, он отдаст меня этим дикарям, — он посмотрел на заполненную пьяными площадь, — чтобы они поступили со мной по своему усмотрению.
— Ты позволишь мне зайти в спальню?
Гизо все еще одолевали сомнения.
— Это такой риск, что я не могу даже подумать об этом, — но тут перед его мысленным взором возникло неподвижное тело императора. — Возможно, ты прав, о Тогалатий. Если он мертв, надо многое сделать, а времени в обрез.
Николан последовал за Гизо в маленькую угловую комнату, находящуюся под императорской спальней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Появился Гизо, кивнул, показывая, что намерения императора не изменились. Втроем они направились к боковой двери. Не успели открыть ее, как навстречу вышел Черный Сайлес, с улыбкой во все тридцать два зуба.
— Император будет гордится теми блюдами, что я приготовил для него сегодня! — заявил старший повар. — Римские пиры! Фу! Плюю я на них. Такого еще никогда не было. Пятнадцать поваров трудятся, не покладая рук, и я не даю им ни минуты отдыха.
Аттила сидел в темной комнатке, уже одетый к банкету. На нем была золотая туника. Его надушили, напудрили и напомадили, но лицо так и осталось перекошенным, о чем упомянул Гизо. Выглядел Аттила старым, мудрым и совсем больным.
— Ты убил этого предателя! — обратился он к Николану. — Я рад. Теперь мне не придется казнить его. Я и так убил слишком много людей. И ныне мне нужно отдохнуть, посвятить побольше времени моим детям и новой жене. Я решил отложить новую военную кампанию. Храбрые римляне могут не дрожать по крайней мере с год.
Глядя на глубокого старика, в которого превратился Аттила, Николан подумал: «Все кончено. Армию ему более не собрать».
Аттила гордо вскинул голову.
— Но мои шпионы по-прежнему при деле. Несколько дней тому назад мне сообщили, что этот слабак, что зовется императором, готовит заговор, цель которого — устранить Аэция. Он вызовет генерала ко двору, как бы на аудиенцию, где его и убьют прямо перед троном. Вроде бы храбрый Валентиниан намерен сам вонзить кинжал в сердце Аэция.
Аттила помрачнел.
— Аэция надо предупредить. Я хочу, чтобы он жил. Я никогда не говорил этого раньше, но он сразу же понравился мне, как только появился при дворе моего дяди. Он… — он замялся, в поисках подходящего слова. — Жизнь с ним стала веселее. И я бы не возненавидел его, не начти он смеяться над моими короткими ногами. Его не должны убить до того, как я наголову разобью его армию на поле брани.
Тогалатий, я хочу оказать тебе особую честь, — продолжил Аттила. — Ты отправишься в Рим и дашь ему знать о готовящемся заговоре.
— Великий Танджо, позволь сказать пару слов.
— Слушаю тебя.
— Когда твои победоносные армии уничтожали города Италии и Рим дрожал от страха перед тобой, народ требовал отмщения. И начать хотели с меня. Мой господин Аэций опередил их, предоставив мне возможность бежать. Но перед этим заставил меня пообещать, что я более не вернусь к тебе на службу.
Слова эти произвели совсем не ту реакцию, какой ожидал Николан. Аттила не стал повторять, что никто не может уйти с его службы. Вместо этого он раздулся от гордости.
— Видишь? Он по-прежнему боится меня. И всеми способами пытается ослабить мою позицию. Что ж, придется послать кого-то еще, — он по-старчески подмигнул Николану. — Тебя это позабавит, поскольку ты виделся и говорил с принцессой Гонорией. Она вернулась. Восточный принц устал от нее, поэтому ее не выпустили на берег. Корабль прямым ходом отправили в Равенну. Поскольку старуха мертва, принцесса станет открытой дверью, в которую любой сможет войти, не постучав, — он помолчал, а затем добавил. — Ты успел на церемонию моего бракосочетания с госпожой Ильдико, дочерью твоего народа?
— Нет, великий Танджо.
— Тогда не пропусти вечерний банкет. Моя невеста, моя маленькая золотоволосая птичка, будет сидеть рядом со мной на золотом троне. Том самом, на котором ее внесут в Рим, когда я заставлю эту гордую нацию встать на колени у моих ног.
Он отвернулся, и Николан с облегчением осознал, что шпионы Аттилы в первый раз дали маху. Они не сумели выяснить, что он и Ильдико знакомы с детства. Многие из тех, кто с волнением наблюдал за исходом суда, знали, что он любит ее, а она отдает ему предпочтение среди других мужчин Но эта важная информация не достигла ушей посланцев Аттилы, так что император ни о чем не подозревал.
Объяснение Николан нашел только одно. Гунны знали, что последний акт величайшей трагедии в истории человечества подходит к финалу. Они чувствовали, что Аттила тяжело болен, возможно, умирает. И железная дисциплина дала слабину. Люди Аттилы перестали его бояться. Поэтому отряд, посланный за Ильдико, лишь захватил ее и доставил в столицу, не попытавшись разузнать что-либо еще. А потому слух о любви золотоволосой дочери плоскогорья и ее соотечественника, что недавно служил Аттиле, не достиг ушей императора.
Николан мог считать себя счастливчиком! Узнай Аттила хоть малую толику правды, его безжизненное тело уже болталось бы у городских ворот.
С Гизо Николан и Ивар свиделись у входа в обеденный зал, где накрыли столы для свадебного пира. Они забросали слугу вопросами, на которые тот с удовольствием отвечал.
Нет, новую жену императора ни к чему не принуждали. Аттила послал к ней Онегезия. Он сказал ей, что, при ее согласии, она станет последней женой императора (Аттила твердо пообещал более не жениться), у нее будет собственный двор, она будет жить в роскоши, какой не знал мир. Старые законы и обычаи не будут связывать ее, от нее потребуют лишь одного — супружеской верности. Придворных и слуг она будет выбирать сама. У нее даже будут свои деньги, которых с лихвой хватит для содержания двора.
Последовала долгая пауза.
— Она не приняла этих условий, — не выдержав, воскликнул Николан.
— Нет. Она не клюнула на эту золоченую приманку. Но, уверяю вас, в ней не было крючка. Император делал ей честное предложение. А вот когда она ясно дала понять, что взяткой ее не проймешь, Онегезию пришлось поискать другие методы убеждения. И он пригрозил, что народу плоскогорья отольется ее упрямство. Территория будет приравнена к покоренной стране. Во всех семьях станут на постой императорские солдаты. Молодежь заберут в армию, лучших лошадей конфискуют. Людей низведут до положения рабов. Не разрешат ни жениться, ни заводить детей, — Гизо покачал головой. — Владыка земли и небес в случае необходимости не останавливается ни перед чем. Ей прямо сказали, что она и только она сможет спасти свой народ от уничтожения, — он вскинул руки. — Естественно, она сдалась.
— Да, она сдалась, — Николан с трудом удалось скрыть бушующий в нем гнев. — Ради своего народа она готова на все. Даже на такое.
— Она прибыла сюда как восточная принцесса, — продолжил Гизо, — в большом крытом фургоне. Никто не видел ее, кроме слуг-греков, посланных Аттилой. По пути, когда ее караван останавливался на ночь, кольцо часовых окружало фургоны, и никто не мог подойти к фургонам ближе чем на триста ярдов, чтобы она могла насладиться вечерним ветерком без боязни быть увиденной. Она спала на мягчайшей постели, ела лучшую еду, пила великолепные вина, охлажденные льдом и снегом с гор. Любое ее желание было бы исполнено в мгновение ока. Но она ничего не хотела.
— Церемония бракосочетания состоялась, как обычно, во Дворе королевских жен? — Николан очень не хотелось задавать все эти вопросы, но как иначе мог он получить интересующие его сведения.
— Нет, нет! На самой большой площади города, забитой до отказа. Он хотел насладиться своим триумфом. Хотел, чтобы все его подданные увидели ее красоту. На церемонии она появилась, увешанная драгоценными камнями, он настоял на этом, но она затмила их всех. Вы, христиане, рассказываете истории о божьих слугах, которые летают меж небом и землей. Забыл только, как вы их зовете.
— Ангелы?
— Именно так. Выглядела она, что те ангелы. Вернее, как самый прекрасный из них, когда-либо посещавший Землю. Только без крыльев.
Николан указал на обеденный зал, куда продолжали прибывать гости.
— И сегодня ее тоже все увидят?
Гизо кивнул.
— В последний раз. После этого она исчезнет с людских глаз. Такова воля императора, да и ее собственная. А теперь, друзья мои, вам лучше поспешить. Иначе вам достанутся места в самом дальнем углу.
Николан колебался. Возможно, ему предоставлялся последний шанс взглянуть на Ильдико, прежде чем она исчезнет за непроницаемым занавесом, укрывающем жен восточных владык. С другой стороны, вдруг боль от одного ее вида, сидящей рядом с императором, окажется непереносимой? Он стоял, раздираемый этими противоречивыми мыслями.
— Пойдем, — прервал затянувшееся молчание Ивар. — Ты никогда не простишь себе, если не войдешь в зал.
— И буду до конца своих дней сожалеть о том, что вошел.
— А чего бы захотела она? — спросил Ивар. — Готов спорить, она будет высматривать тебя по всем углам. И ей будет больно, если она не сможет в последний раз увидеть мужчину, которого любит.
Мимо них в зал прошли два воина-гунна, коротконогие, приземистые, ширококостные. По телу Николана пробежала дрожь.
— Я во всем виноват. Я не принял необходимых мер предосторожности!
— Тебе грозила смертная казнь, — напомнил Ивар. — Ты думаешь, она могла не поехать за Рориком?
— Я навлек на нее все это! — воскликнул Николан. — Она сейчас сидит в зале и все пожирают ее глазами. Это невыносимо.
Тем не менее, он вошел в зал. Как и предупреждал Гизо, свободные места остались в дальнем углу у самой стены. Император и его новая, последняя жена сидели на возвышении, так, чтобы их могли видеть все гости. Золотой трон Ильдико украшали огромные драгоценные камни.
Ее белое платье перетягивал пурпурный пояс, волосы были схвачены золотой лентой. Драгоценности не бросались в глаза: вероятно она отказалась надеть большую часть камней, что украшали ее наряд во время свадебной церемонии. Николан, вглядывающийся в ее лицо, отметил отчаяние, стоящее в ее глазах. И все же она улыбалась и старалась не показывать обуревающих ее чувств.
Аттила пил больше, чем обычно. Его чаша за первые минуты поднималась несколько раз и возвращалась на стол пустой. Николан заметил, как дрожит рука императора.
Зал же являл собой зрелище неописуемое. В гостях не осталось ничего человеческого. Они напоминали хищников, сквозь черную шерсть которых сверкали глаза. Они словно сбежались из чащоб и болот. Сметали еду с блюд, приносимых слугами, пили вино кувшинами. И смотрели, смотрели на золотоволосую богиню, что сидела рядом с их императором, представляя себя на его месте.
Бритонец долго вглядывался в Аттилу.
— Его дни сочтены, — прошептал он на ухо Николану. — Он думает, никто не видит, как он добавляет в вино какой-то порошок. Он уже сделал это дважды. Он пользуется стимуляторами? Он ничего не ест. Посмотри, как неестественно блестят его глаза, — Ивар покачал головой. — Что-то должно случиться, и очень скоро. Я оставляю тебя здесь. А сам пойду посмотрю, где ее намереваются поселить. Гизо говорит, что ее дворец совсем рядом, большой, даже с конюшней. Может, удастся разговорить слуг.
Более получаса Николан сидел в углу один. Ильдико уже потеряла всякую надежду заметить его в мельтешеньи сотен лиц. Теперь она сидела, опустив голову, не отрывая глаз от тарелки.
Шум внезапно стих, а затем, как по сигналу, в зале установилась полная тишина. Аттила встал. Оглядел своих пьяных гостей и заговорил.
— Я всегда знаю, о чем думают мои подданные. И мне известно, какие мысли сейчас бродят в ваших головах. Многие уверены, что более я не смогу повести вас на битву. Вы слушаете римлян, которые вернулись в свои мраморные дворцы, и вновь погрязли в обжорстве, распутстве и горячих банях. Им кажется, что грозное облако опасности исчезло с северного горизонта. Они поют и танцуют и говорят, что их великий папа испугал невежественного императора гуннов. За стенами Византии они облегченно шепчутся об избавлении от варваров. Как они ошибаются! Как ошибаетесь вы, поверившие их глупой болтовне, не заметившие, что в их словах нет и малой толики правды!
Я покорю Рим и поставлю ногу на шею Константинополя до того, как жрецы зажгут священные факелы и поднесут их к моему погребельному костру! Не в следующем году. Мои воины слишком долго были в седле. Они нуждаются в отдыхе, им надо повидаться с женами, посидеть с сыновьями у семейных очагов. Я обещаю миру и всем населяющим его людям двенадцать месяцев тишины и покоя. Пусть они в полной мере воспользуются моим даром. А по прошествии года пусть римские трусы дрожат на своих семи холмах и взывают к своему Богу. Аттила вновь пойдет на них войной. Армии его спустятся с гор и усеют трупами их равнины. Он переедет через Тибр вместе со своей последней женой, и тогда все узнают, кто владыка мира.
Говорят так же, что я слишком стар, чтобы жениться вновь, — Аттила отбросил голову и захохотал. — Слушайте меня, жалкие шептуны. Я отвечаю вам всем. У меня будет еще много сыновей и дочерей. И все они будут с волосами цвета солнца!
Аттила помолчал, потом посмотрел на свою новую жену и лицо его перекосилось в улыбке.
— Брачное ложе ожидает меня, и я оставляю вас, мои храбрые воины. Ешьте и пейте.
Он чуть поклонился гостям, а затем вместе с Ильдико спустился с возвышения, чтобы пересечь зал и подняться по ступенькам к той его части, что служила Аттиле спальней. Отдернул занавес, пропускал вперед Ильдико, последовал за ней, и занавес отрезал их от остального мира.
Николан остался на том же месте. Куда еще он мог пойти? Не хотелось ни о чем думать, в голову лезли какие-то жуткие мысли. Он сидел среди пьяного веселья, уставившись в никуда. Мотал головой, если ему предлагали выпивку или еду, не отвечал, если к нему обращались. Его не отпускала фраза Аттилы: «И все они будут с волосами цвета солнца».
Наконец, он услышал знакомый голос. Повернулся и увидел Гизо. Смуглое лицо слуги императора побледнело, глаза переполняла паника.
— Пойдем! — прошептал он. — Случилось ужасное.
За стенами дворца стоял такой же шум, как и внутри. На площадь выкатили бочки вина для тех, кого не пригласили на пир. Солдаты уже крепко набрались.
— На Рим! На Рим! — горлопанили они. — Дай нам еще шанс потоптать копытами тела длинноносых!
Ивар ждал их у стены, огораживающий дворец. Вероятно, Гизо уже поделился с ним новостями, поскольку стоял он очень мрачный.
— Несколько минут тому назад я сидел в маленькой комнатке, примыкающей к спальне императора, — начал Гизо. — Когда император ложится спать, я нахожусь там всегда, на случай, что понадоблюсь ему. Я услышал какой-то звук, словно мяукал котенок. Я прислушался и понял, что плачет женщина. Негромко, но с такой печалью. Я догадался, что плакала новая жена.
А теперь я доверю вам тайну, о которой никто не знает. В полу спальне есть люк. И лесенка, ведущая в мою комнатку. Через него я могу тихонько заглянуть, чтобы убедиться, горят ли свечи. Вам же известно, что он боится темноты. Но мне строго велено под страхом смерти не появляться в спальне, если у Аттилы новая жена. Так что я обычно усаживаюсь под люком и жду, пока он меня не позовет. Так я поступил и на этот раз, но услышал лишь женский плач. Других звуков не было. Ни шагов, ни его шепота. Я решил, что должен рискнуть и посмотреть, не нужен ли я им. Приподнял люк на дюйм, клянусь вам, не больше. Свечи горели, и я увидел новобрачную, забившуюся в угол. Потом Аттилу, лежащего на кровати. Я долго смотрел на него, но он не шевельнулся. Я спросил себя, пьянство ли тому причина? Но понял, что нет. Выпимши, он мечется по кровати, что-то бормочет, стонет, — в глазах верного слуги застыл страх. — Мне думается, Аттила умер!
Николан встрепенулся, вырываясь из омута отчаяния, в который погрузило его бракосочетание императора. Аттила умер! Теперь ситуация менялась решительным образом. Теперь они могли действовать, им развязали руки. У них появился шанс спасти перепуганную новобрачную. Он коротко глянул на Ивара, повернулся к Гизо.
— Кто-то должен тотчас же войти в спальню. Мы обязаны узнать, что с императором.
Гизо мялся. Долгие годы слепого послушания давали себя знать. Он не решался нарушить заведенный порядок.
— Я не уверен, стоит ли так рисковать. Если он спит, и мое появление разбудит его, он разъярится как никогда. Не пройдет и минуты, как мою голову отделят от тела. А может, он отдаст меня этим дикарям, — он посмотрел на заполненную пьяными площадь, — чтобы они поступили со мной по своему усмотрению.
— Ты позволишь мне зайти в спальню?
Гизо все еще одолевали сомнения.
— Это такой риск, что я не могу даже подумать об этом, — но тут перед его мысленным взором возникло неподвижное тело императора. — Возможно, ты прав, о Тогалатий. Если он мертв, надо многое сделать, а времени в обрез.
Николан последовал за Гизо в маленькую угловую комнату, находящуюся под императорской спальней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45