Их привел в деревню Рохас, он теперь их лучший друг. Рохас, Мигель, с ними еще несколько бездельников, у них есть ружья, но стрелять они не умеют, и патронов у них почти не осталось. Их надо перебить сейчас, пока они спят.
– А если они не спят? – поинтересовался Кальвера. – Если они затаились по краям дороги и перещелкают нас, как цыплят?
После этих слов лицо Сотеро покрылось блестящими крупными каплями пота. Он застучал зубами так громко, что все рассмеялись.
– Ладно, друг Сотеро, поверю тебе. Ты никогда меня не обманывал, – сказал Кальвера и встал, щелкнув пальцами. По этому знаку вся банда поднялась на ноги, бесшумно собралась и двинулась по знакомой тропе вниз, к спящей деревне…
– Друг Сотеро, выпрямись, – сказал дон Хосе Игнасио де Рибейра Кальвера, касаясь кончиками пальцев плеча лавочника. – Не забывай, ты здесь хозяин. Веди себя достойно. У нас с тобой начинается новая жизнь.
Новая жизнь начиналась не только в этой деревне. Последняя прогулка по Техасу была не слишком удачной, зато на обратном пути Кальвера узнал много нового. В городах снова поменялась власть. Солдаты воевали с солдатами, и никому сейчас не было дела до безобидной банды конокрадов.
Один из компаньонов Кальверы, скотопромышленник Суарес, всегда скупавший у него краденых мулов, нынче выбился в люди и стал правой рукой губернатора, плакаты с его портретом висели на городских улицах, призывая вступать в какую-то партию.
Люди Суареса отказались в этот раз от мулов, но пообещали, что Кальверу никто не тронет, если в табуне, который он пригонит в следующий раз, случайно попадется несколько десятков лошадок с чужим тавром. Поначалу Кальвера расстроился из-за мулов, которых он с таким трудом пригнал из-за реки и которых теперь придется куда-то сбывать. Он так расстроился, что смысл сказанного дошел до него только тогда, когда банда уже удирала из деревни от этих проклятых гринго. "Никто меня не тронет, никто не тронет, а тут эти… " – возмущался Кальвера.
И вдруг его осенило. Если никто его не тронет, то зачем ему прятаться в лесу? Разве не лучше расположиться в деревне? Теперь, когда солдаты воюют с солдатами, а друг Суарес записывает людей в свою партию, теперь-то от кого ему прятаться? И Кальвера решил вернуться в деревню и больше не оставлять ее никому. Он решил это без подсказки лавочника. Сотеро только помог сделать это быстро и безболезненно.
Кальвера вышел на веранду, освещенную несколькими масляными лампами.
Площадь перед ним была заполнена жителями деревни. Фермеры в белых рубахах, женщины в темных платьях, их босоногие дети – все были здесь. Поодаль стояли связанные бунтовщики.
– Теперь вы поняли, кто тут хозяин? – выкрикнул он, оглядев толпу.
Его высокий резкий голос отразился от стен церкви. Толпа замерла, не издавая ни звука. В ночной тишине только невидимые цикады продолжали мерно пилить свои скрипки, не обращая никакого внимания на речь Кальверы.
Он недовольно нахмурился: первая фраза вырвалась у него сама собой. Кальвера хотел начать с других слов, с тех, что красовались на плакатах Суареса. Но вспомнить их не мог, как ни напрягал свою память. Что-то про свободный труд, про родину, про достоинство и порядок…
Сотеро сзади шепнул:
– Дон Хосе, ваши люди хотят спать. Можно, я пока разведу по домам тех, кто не стоит на охране?
Кальвера возмущенно повернулся к лавочнику, но ничего не сказал. Лавочник был прав. Люди хотели спать. Они просто с ног валились. А красивые речи можно будет произнести завтра утром, когда все подходящие слова всплывут в его памяти.
Но пока не сделано самое главное дело, спать никто не ляжет.
– Кто из этих бунтовщиков самый отъявленный? – спросил он у лавочника.
– Вон тот, Рохас, – Сотеро незаметно показал пальцем.
– На ветку его! – скомандовал Кальвера, и трое его новых телохранителей кинулись исполнять приказ.
Они выхватили Рохаса из шеренги связанных крестьян, повалили его на землю и обвязали ноги веревкой. Так, за ноги, и доволокли его до сухого дерева у фонтана и подвесили головой вниз.
Белая рубашка Рохаса закатилась, обнажив спину и живот. Кальвера подошел к нему, постукивая плеткой по ладони.
– Кажется, ты не успел попрощаться со своими друзьями, – сочувственно сказал он. – Ну, ничего. Думаю, они услышат, как ты их зовешь.
Он отвел руку за спину – и плетка со свистом впилась в обнаженную кожу. Рохас дернулся, изгибаясь от боли.
– Кричи, – приказал Кальвера. – Кричи!
Он хлестал изо всех сил, но слышны были только щелчки ударов и свист летящей плетки. Рохас молчал.
Кальвера отдал плетку одному из телохранителей, и тот продолжил экзекуцию. Тело Рохаса дергалось и раскачивалось, и бандит бил ногой по голове, чтобы остановить его.
Рохас сносил удары молча, только хрипел все громче. В толпе слышались всхлипывания женщин.
– Хватит, – приказал Кальвера, поняв, что упрямый крестьянин скорее захлебнется собственной кровью, но, назло врагам, не закричит.
Он вернулся на веранду лавки, поправил жилет и пригладил волосы.
– Теперь вы все видите, кто здесь хозяин, – сказал он, обращаясь к безмолвной толпе. – Я и мои люди. Мы будем жить здесь. Вы будете нас кормить. Всех недовольных мы будем наказывать. Бунтовщиков – казнить. Расходитесь по домам и хорошенько приготовьтесь. Завтра у вас начнется новая жизнь.
РАССТРЕЛ
Топот копыт гулкой дробью раздавался на пустынной дороге, отражаясь от кладбищенской стены. В предрассветном тумане проплывали покосившиеся деревянные кресты.
Крис не погонял своего мерина, спешить было некуда. Винн и Брик скакали вплотную к нему, стараясь прикрыть с боков. За ними трусили двое бандитов, отделяя остальных, но Гарри, Ли, О'Райли и Чико тоже держались кучно, касаясь друг друга сапогами. Замыкали колонну трое всадников, а Сантос скакал то последним, то обгонял колонну, вырываясь вперед и подгоняя остальных. Он торопился и злобно покрикивал на лошадей.
Дорога шла по краю долины, огибая поля и прижимаясь к отвесным безжизненным скалам. Скоро под копытами вместо мягкой пыли, придавленной утренней росой, звонко застучала каменистая поверхность горного склона, и дорога стала подниматься все круче и круче. На верхней точке перевала Крис на миг оглянулся. Отсюда уже было видно желтую разливающуюся полосу над далекими розовыми горами. Скоро взойдет солнце и зальет своими живительными лучами эти притихшие поля в рваных полосах тумана. Оно согреет далекие белые домики в долине, и эту стройную башню часовни, которая гордо возвышалась посреди площади. Отсюда, издалека, она казалась чистой и новой. И площадь выглядела аккуратной, с четким кружком фонтана в самой своей середине.
Винн, крутнувшись в седле, перехватил его взгляд и усмехнулся:
– Надо было бросить монетку в фонтан. Только, черт меня подери, если б у меня была лишняя монетка, я бы здесь не оказался никогда в жизни!
– Хватит болтать! – злобно выкрикнул Сантос. – Пришпорьте своих кляч! А то вы вернетесь в Техас древними стариками!
Лошади, однако, сами замедлили ход, осторожно спускаясь с перевала по осыпающейся дороге. И чем ниже они спускались, тем холоднее становилось вокруг. Здесь, в ущелье, еще стояла ночная сырость, и в голых уродливых ветвях деревьев держался туман, напоминающий обрывки тряпья.
Они проехали по широкой извилистой тропе вдоль лесного ручья. На поляне Сантос остановился.
– Слезайте с лошадей, – приказал он.
– Мы еще не приехали, – возразил Крис.
– Делайте, что я говорю, – сказал Сантос, – если хотите пожить подольше.
Бандиты стояли кольцом по краям поляны, окружив их, и держали винтовки наготове.
– Дон Хосе приказал проводить вас, и я это сделал, – сказал Сантос. – Но я хорошо знаю гринго. Вы хитрые и опасные, когда вас много. По одиночке вы нам не страшны. Поэтому сейчас вы сойдете с лошадей, и мы заберем их. Потом мы уведем их с собой вот по этой тропе. И будем привязывать по одной в лесу. Вы пойдете по тропе за нами. Каждый, кто найдет свою лошадь, сядет на нее и поедет домой. Один. Потому что ему незачем поджидать остальных. Все понятно?
– Нет, не все, – сказал Крис. – Дон Хосе обещал вернуть нам оружие.
– О, не беспокойтесь, сеньоры, – оскалился Сантос. – Вот оно, ваше оружие, в мешке. Мы будем оставлять у каждой лошади по винчестеру и кольту, вы уж потом сами разберетесь, где чье барахло, а нас это не касается.
– Зачем же так все усложнять, – сказал Крис,
– Конечно, все можно сделать проще, – ответил Сантос. – Можно просто перебить вас прямо здесь, на поляне. Но мы этого не сделаем. Потому что дон Хосе обещал вам жизнь. Слезайте с коней!
Крис пожал плечами и покинул седло. Он не верил ни единому слову бандита, но сейчас спорить и сопротивляться было бессмысленно. Его друзья тоже неохотно спустились на землю.
– А теперь отойдите от лошадей, – приказал Сантос, размахивая револьвером. – Вон туда, к ручью! Все, кучкой!
Они стояли спиной к густому кустарнику, под которым скрывался ручей. Вода журчала и поблескивала между толстых оголенных корней, похожих на протянутые из-под земли руки мертвецов.
– А теперь, сеньоры, молитесь, – сказал Сантос и навел револьвер на Криса. – Кто-нибудь из вас умеет молиться? Ну-ка, погромче. Я всю жизнь мечтал услышать, как молится гринго перед смертью.
Бандиты тоже спешились и встали рядом, нацелив винтовки на пленников. Их разделяло не больше семи шагов. В лесной тишине было отчетливо слышно, как скрипнул курок револьвера, который взвел Сантос.
– Я жду, сеньоры, – объявил он. – Обещаю, что тот, кто будет молиться громче остальных, умрет быстро и безболезненно. Я пущу ему пулю не в живот, а в сердце. Обещаю.
Никто не ответил ему. Крис стоял, засунув большие пальцы рук под пояс, и внимательно следил за стрелками. Он смотрел им в глаза, обводя взглядом небритые физиономии под низко надвинутыми шляпами. «Семь шагов? Они либо разыгрывают нас, либо недооценивают», – подумал Крис.
Его еще никогда не расстреливали. В штате Колорадо его ждала виселица. В портовых трущобах Нью-Йорка – нож в спину. Расстрел – это что-то новое. Можно кинуться влево за секунду до выстрела – когда противник целится из ружья, ему трудно довернуть вправо. Это шанс. Семь шагов, и мы сойдемся в рукопашной схватке. А эти ребята не любят, когда противник хватает их за горло. Крис незаметно выставил вперед правую ногу и поплотнее оперся о траву. Только бы не поскользнуться…
Винн, стоявший плечом к плечу рядом с Крисом, ощутил движение его ноги и все понял. Он чуть отступил, чтобы не помешать рывку Криса. Сам он был готов упасть в ручей, провалившись между ветвями куста. За его спиной ветви расходились, образуя узкий проход, прикрытый листвой. Туда мог нырнуть только один человек. Если повезет, можно было убежать в лес, а потом, когда преследователи растянутся, передушить их по одному. Пятнистая шляпа Винна была обмотана шнуром из конского волоса – удавкой, подаренной самим Большим Окунем в минуту прощания.
О'Райли О'Райли стоял, скрестив руки на груди и широко расставив ноги. Он стоял так спокойно и неподвижно, что казалось, стрелять в него бесполезно: пули будут отскакивать от его выпуклой груди, как от скалы. Враги хотели услышать, как он молится? Он молился молча. Он безоговорочно признал все свои грехи и в последний раз раскаялся в них. За это он попросил у Бога только одну дополнительную минуту жизни. Только одну минуту. Пусть даже с десятком пуль в груди, но дойти до врага и сомкнуть пальцы на его горле. И ему показалось, что седобородый старик на облаках благосклонно кивнул в ответ.
Гарри и Брик сомкнули плечи, оттеснив Малыша назад. Он попытался вывернуться, но остановился, догадавшись, что сейчас суета неуместна.
– Одну минуту, сеньор! – прозвучал дрожащий голос Ли Броуди.
Он отошел в сторону от своих спутников, примирительно помахивая выставленными вперед ладонями.
– Ты священник? – спросил его Сантос.
– Нет, к сожалению, – сказал Ли, продолжая смещаться в сторону.
– А похож. Ну, раз ты не священник, тогда встань вместе со всеми!
– Я не хочу стоять вместе со всеми! – заявил Ли Броуди. – Какое они имеют ко мне отношение? Никакого! Я оказался среди этих людей совершенно случайно. Можете осмотреть мое оружие, я не стрелял из него. Я вообще стрелять не умею. Это не мой бизнес. Я карточный игрок, только и всего.
Сантос брезгливо скривил губы:
– Мне все равно. Ты был с ними, так и оставайся с ними. Я не верю никому из вас.
– Но, сеньор, это несправедливо! – чуть не плача, возмутился Ли Броуди. – Пусть каждый отвечает за себя! Почему я должен отвечать за чужие ошибки?
– Ты тоже совершил ошибку, – с высокомерным назиданием в голосе сказал Сантос. – Ты совершил большую-большую ошибку, когда приехал на нашу землю, гринго. Лучше бы тебе оставаться в своем Техасе.
Ли Броуди сник, и лицо его покрылось красными пятнами. Он стоял, опустив голову и нервно похрустывая сплетенными пальцами.
– Хорошо, – сказал он хрипло и откашлялся. – Хорошо. Значит, вы собираетесь меня убить?
– Представь себе, – Сантос рассмеялся.
– Тогда, сеньор… У меня к вам деловое предложение. Как я понимаю, ваши винтовки тридцатого калибра наделают много дырок в моем костюме. Джентльмены, вы не представляете, сколько мне пришлось заплатить за него лучшему портному Остина! Может быть, вы позволите мне раздеться перед этой малоприятной процедурой? За целый сюртук вам дадут не меньше тридцати долларов! Но если в нем будет дырка, вы не получите и цента!
Он стянул свой черный сюртук и аккуратно положил его на траву.
– Ты совсем свихнулся, бедный гринго, – сказал Сантос. – Тридцать долларов?
– А мой жилет! – сказал Ли Броуди, торопливо расстегивая перламутровые пуговицы сверху вниз. – Это же пешаварский шелк! Это золотое шитье, джентльмены!
Его пальцы спустились к поясу и скользнули за спину. Сантос обернулся к своим людям и сказал:
– Вот она, молитва гринго! Тряпки, доллары, золото…
Бандиты принялись кивать своими сомбреро, приговаривая что-то осуждающе, и Сантос не услышал, как щелкнул взведенный курок. А когда он снова повернулся к раздевающемуся гринго, тот уже выстрелил из своего короткоствольного револьвера. Три выстрела прозвучали слитно, как один, и гринго нырнул в траву. Рядом с Сантосом повалились трое его людей.
Четвертый захрипел, схватившись за горло, и опустился на колени, секунду спустя он уже корчился на траве, суча ногами, и из-под его пальцев, сжатых на собственном горле, торчала рукоятка ножа и хлестала пульсирующая красная струя.
Пятый кинулся бежать, его черная шляпа мелькала и подпрыгивала над кустарником, и кто-то уже гнался за ним.
Сантос выстрелил в гринго и понял, что промахнулся. И тут же чья-то железная рука схватила его запястье и вывернула назад, и земля кинулась ему навстречу, горячо и больно ударив в лицо колючей травой.
Потом его подняли с травы и поставили на колени.
Гринго, похожий на священника, застегнул жилет и подошел к нему, держа в опущенной руке короткоствольный кольт.
– Можешь молиться, – сказал он Сантосу.
– Лучше отпустите меня, – сказал Сантос. – Если я не вернусь, вы далеко не уйдете.
– Вижу, ты не понял, что случилось.
– Я все понял. Со мной можно договориться, сеньоры, и вы останетесь живы.
– Но ты понял хотя бы, что пленных перед расстрелом надо обыскивать? – спросил гринго, поднеся к его лицу свой маленький кольт.
– Вот это я запомню на всю жизнь, я уж не такой дурак, – искренне сказал Сантос.
– Жаль, – сказал гринго. – Лучше бы тебе оставаться дураком…
Ли Броуди нажал на спуск, и Сантоса отбросило от него. Брик сказал, вытирая нож о поля чужой шляпы:
– Зря. Их надо вешать.
– Чико, поищи, где-то тут наше оружие, – распорядился Крис.
Чико был единственным, кто остался на месте, когда Ли Броуди достал из-за спины припрятанный кольт. Он не мог видеть, происходящего, стоя за спинами Гарри и Брика. А когда раздались слитные выстрелы, все его друзья кинулись врассыпную. Брик метнул нож из рукава. Гарри погнался за убегающим бандитом. Винн и О'Райли навалились на главаря, а Крис выхватил винчестер из рук раненого бандита и пристрелил его.
Все это произошло так быстро, что Чико не успел даже опустить рук, которые сложил перед грудью, шепча молитву.
– Чико! – повторил Крис, стараясь вернуть Малыша оттуда, где он уже наполовину парил. – Посмотри, вон на той лошади какой-то мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– А если они не спят? – поинтересовался Кальвера. – Если они затаились по краям дороги и перещелкают нас, как цыплят?
После этих слов лицо Сотеро покрылось блестящими крупными каплями пота. Он застучал зубами так громко, что все рассмеялись.
– Ладно, друг Сотеро, поверю тебе. Ты никогда меня не обманывал, – сказал Кальвера и встал, щелкнув пальцами. По этому знаку вся банда поднялась на ноги, бесшумно собралась и двинулась по знакомой тропе вниз, к спящей деревне…
– Друг Сотеро, выпрямись, – сказал дон Хосе Игнасио де Рибейра Кальвера, касаясь кончиками пальцев плеча лавочника. – Не забывай, ты здесь хозяин. Веди себя достойно. У нас с тобой начинается новая жизнь.
Новая жизнь начиналась не только в этой деревне. Последняя прогулка по Техасу была не слишком удачной, зато на обратном пути Кальвера узнал много нового. В городах снова поменялась власть. Солдаты воевали с солдатами, и никому сейчас не было дела до безобидной банды конокрадов.
Один из компаньонов Кальверы, скотопромышленник Суарес, всегда скупавший у него краденых мулов, нынче выбился в люди и стал правой рукой губернатора, плакаты с его портретом висели на городских улицах, призывая вступать в какую-то партию.
Люди Суареса отказались в этот раз от мулов, но пообещали, что Кальверу никто не тронет, если в табуне, который он пригонит в следующий раз, случайно попадется несколько десятков лошадок с чужим тавром. Поначалу Кальвера расстроился из-за мулов, которых он с таким трудом пригнал из-за реки и которых теперь придется куда-то сбывать. Он так расстроился, что смысл сказанного дошел до него только тогда, когда банда уже удирала из деревни от этих проклятых гринго. "Никто меня не тронет, никто не тронет, а тут эти… " – возмущался Кальвера.
И вдруг его осенило. Если никто его не тронет, то зачем ему прятаться в лесу? Разве не лучше расположиться в деревне? Теперь, когда солдаты воюют с солдатами, а друг Суарес записывает людей в свою партию, теперь-то от кого ему прятаться? И Кальвера решил вернуться в деревню и больше не оставлять ее никому. Он решил это без подсказки лавочника. Сотеро только помог сделать это быстро и безболезненно.
Кальвера вышел на веранду, освещенную несколькими масляными лампами.
Площадь перед ним была заполнена жителями деревни. Фермеры в белых рубахах, женщины в темных платьях, их босоногие дети – все были здесь. Поодаль стояли связанные бунтовщики.
– Теперь вы поняли, кто тут хозяин? – выкрикнул он, оглядев толпу.
Его высокий резкий голос отразился от стен церкви. Толпа замерла, не издавая ни звука. В ночной тишине только невидимые цикады продолжали мерно пилить свои скрипки, не обращая никакого внимания на речь Кальверы.
Он недовольно нахмурился: первая фраза вырвалась у него сама собой. Кальвера хотел начать с других слов, с тех, что красовались на плакатах Суареса. Но вспомнить их не мог, как ни напрягал свою память. Что-то про свободный труд, про родину, про достоинство и порядок…
Сотеро сзади шепнул:
– Дон Хосе, ваши люди хотят спать. Можно, я пока разведу по домам тех, кто не стоит на охране?
Кальвера возмущенно повернулся к лавочнику, но ничего не сказал. Лавочник был прав. Люди хотели спать. Они просто с ног валились. А красивые речи можно будет произнести завтра утром, когда все подходящие слова всплывут в его памяти.
Но пока не сделано самое главное дело, спать никто не ляжет.
– Кто из этих бунтовщиков самый отъявленный? – спросил он у лавочника.
– Вон тот, Рохас, – Сотеро незаметно показал пальцем.
– На ветку его! – скомандовал Кальвера, и трое его новых телохранителей кинулись исполнять приказ.
Они выхватили Рохаса из шеренги связанных крестьян, повалили его на землю и обвязали ноги веревкой. Так, за ноги, и доволокли его до сухого дерева у фонтана и подвесили головой вниз.
Белая рубашка Рохаса закатилась, обнажив спину и живот. Кальвера подошел к нему, постукивая плеткой по ладони.
– Кажется, ты не успел попрощаться со своими друзьями, – сочувственно сказал он. – Ну, ничего. Думаю, они услышат, как ты их зовешь.
Он отвел руку за спину – и плетка со свистом впилась в обнаженную кожу. Рохас дернулся, изгибаясь от боли.
– Кричи, – приказал Кальвера. – Кричи!
Он хлестал изо всех сил, но слышны были только щелчки ударов и свист летящей плетки. Рохас молчал.
Кальвера отдал плетку одному из телохранителей, и тот продолжил экзекуцию. Тело Рохаса дергалось и раскачивалось, и бандит бил ногой по голове, чтобы остановить его.
Рохас сносил удары молча, только хрипел все громче. В толпе слышались всхлипывания женщин.
– Хватит, – приказал Кальвера, поняв, что упрямый крестьянин скорее захлебнется собственной кровью, но, назло врагам, не закричит.
Он вернулся на веранду лавки, поправил жилет и пригладил волосы.
– Теперь вы все видите, кто здесь хозяин, – сказал он, обращаясь к безмолвной толпе. – Я и мои люди. Мы будем жить здесь. Вы будете нас кормить. Всех недовольных мы будем наказывать. Бунтовщиков – казнить. Расходитесь по домам и хорошенько приготовьтесь. Завтра у вас начнется новая жизнь.
РАССТРЕЛ
Топот копыт гулкой дробью раздавался на пустынной дороге, отражаясь от кладбищенской стены. В предрассветном тумане проплывали покосившиеся деревянные кресты.
Крис не погонял своего мерина, спешить было некуда. Винн и Брик скакали вплотную к нему, стараясь прикрыть с боков. За ними трусили двое бандитов, отделяя остальных, но Гарри, Ли, О'Райли и Чико тоже держались кучно, касаясь друг друга сапогами. Замыкали колонну трое всадников, а Сантос скакал то последним, то обгонял колонну, вырываясь вперед и подгоняя остальных. Он торопился и злобно покрикивал на лошадей.
Дорога шла по краю долины, огибая поля и прижимаясь к отвесным безжизненным скалам. Скоро под копытами вместо мягкой пыли, придавленной утренней росой, звонко застучала каменистая поверхность горного склона, и дорога стала подниматься все круче и круче. На верхней точке перевала Крис на миг оглянулся. Отсюда уже было видно желтую разливающуюся полосу над далекими розовыми горами. Скоро взойдет солнце и зальет своими живительными лучами эти притихшие поля в рваных полосах тумана. Оно согреет далекие белые домики в долине, и эту стройную башню часовни, которая гордо возвышалась посреди площади. Отсюда, издалека, она казалась чистой и новой. И площадь выглядела аккуратной, с четким кружком фонтана в самой своей середине.
Винн, крутнувшись в седле, перехватил его взгляд и усмехнулся:
– Надо было бросить монетку в фонтан. Только, черт меня подери, если б у меня была лишняя монетка, я бы здесь не оказался никогда в жизни!
– Хватит болтать! – злобно выкрикнул Сантос. – Пришпорьте своих кляч! А то вы вернетесь в Техас древними стариками!
Лошади, однако, сами замедлили ход, осторожно спускаясь с перевала по осыпающейся дороге. И чем ниже они спускались, тем холоднее становилось вокруг. Здесь, в ущелье, еще стояла ночная сырость, и в голых уродливых ветвях деревьев держался туман, напоминающий обрывки тряпья.
Они проехали по широкой извилистой тропе вдоль лесного ручья. На поляне Сантос остановился.
– Слезайте с лошадей, – приказал он.
– Мы еще не приехали, – возразил Крис.
– Делайте, что я говорю, – сказал Сантос, – если хотите пожить подольше.
Бандиты стояли кольцом по краям поляны, окружив их, и держали винтовки наготове.
– Дон Хосе приказал проводить вас, и я это сделал, – сказал Сантос. – Но я хорошо знаю гринго. Вы хитрые и опасные, когда вас много. По одиночке вы нам не страшны. Поэтому сейчас вы сойдете с лошадей, и мы заберем их. Потом мы уведем их с собой вот по этой тропе. И будем привязывать по одной в лесу. Вы пойдете по тропе за нами. Каждый, кто найдет свою лошадь, сядет на нее и поедет домой. Один. Потому что ему незачем поджидать остальных. Все понятно?
– Нет, не все, – сказал Крис. – Дон Хосе обещал вернуть нам оружие.
– О, не беспокойтесь, сеньоры, – оскалился Сантос. – Вот оно, ваше оружие, в мешке. Мы будем оставлять у каждой лошади по винчестеру и кольту, вы уж потом сами разберетесь, где чье барахло, а нас это не касается.
– Зачем же так все усложнять, – сказал Крис,
– Конечно, все можно сделать проще, – ответил Сантос. – Можно просто перебить вас прямо здесь, на поляне. Но мы этого не сделаем. Потому что дон Хосе обещал вам жизнь. Слезайте с коней!
Крис пожал плечами и покинул седло. Он не верил ни единому слову бандита, но сейчас спорить и сопротивляться было бессмысленно. Его друзья тоже неохотно спустились на землю.
– А теперь отойдите от лошадей, – приказал Сантос, размахивая револьвером. – Вон туда, к ручью! Все, кучкой!
Они стояли спиной к густому кустарнику, под которым скрывался ручей. Вода журчала и поблескивала между толстых оголенных корней, похожих на протянутые из-под земли руки мертвецов.
– А теперь, сеньоры, молитесь, – сказал Сантос и навел револьвер на Криса. – Кто-нибудь из вас умеет молиться? Ну-ка, погромче. Я всю жизнь мечтал услышать, как молится гринго перед смертью.
Бандиты тоже спешились и встали рядом, нацелив винтовки на пленников. Их разделяло не больше семи шагов. В лесной тишине было отчетливо слышно, как скрипнул курок револьвера, который взвел Сантос.
– Я жду, сеньоры, – объявил он. – Обещаю, что тот, кто будет молиться громче остальных, умрет быстро и безболезненно. Я пущу ему пулю не в живот, а в сердце. Обещаю.
Никто не ответил ему. Крис стоял, засунув большие пальцы рук под пояс, и внимательно следил за стрелками. Он смотрел им в глаза, обводя взглядом небритые физиономии под низко надвинутыми шляпами. «Семь шагов? Они либо разыгрывают нас, либо недооценивают», – подумал Крис.
Его еще никогда не расстреливали. В штате Колорадо его ждала виселица. В портовых трущобах Нью-Йорка – нож в спину. Расстрел – это что-то новое. Можно кинуться влево за секунду до выстрела – когда противник целится из ружья, ему трудно довернуть вправо. Это шанс. Семь шагов, и мы сойдемся в рукопашной схватке. А эти ребята не любят, когда противник хватает их за горло. Крис незаметно выставил вперед правую ногу и поплотнее оперся о траву. Только бы не поскользнуться…
Винн, стоявший плечом к плечу рядом с Крисом, ощутил движение его ноги и все понял. Он чуть отступил, чтобы не помешать рывку Криса. Сам он был готов упасть в ручей, провалившись между ветвями куста. За его спиной ветви расходились, образуя узкий проход, прикрытый листвой. Туда мог нырнуть только один человек. Если повезет, можно было убежать в лес, а потом, когда преследователи растянутся, передушить их по одному. Пятнистая шляпа Винна была обмотана шнуром из конского волоса – удавкой, подаренной самим Большим Окунем в минуту прощания.
О'Райли О'Райли стоял, скрестив руки на груди и широко расставив ноги. Он стоял так спокойно и неподвижно, что казалось, стрелять в него бесполезно: пули будут отскакивать от его выпуклой груди, как от скалы. Враги хотели услышать, как он молится? Он молился молча. Он безоговорочно признал все свои грехи и в последний раз раскаялся в них. За это он попросил у Бога только одну дополнительную минуту жизни. Только одну минуту. Пусть даже с десятком пуль в груди, но дойти до врага и сомкнуть пальцы на его горле. И ему показалось, что седобородый старик на облаках благосклонно кивнул в ответ.
Гарри и Брик сомкнули плечи, оттеснив Малыша назад. Он попытался вывернуться, но остановился, догадавшись, что сейчас суета неуместна.
– Одну минуту, сеньор! – прозвучал дрожащий голос Ли Броуди.
Он отошел в сторону от своих спутников, примирительно помахивая выставленными вперед ладонями.
– Ты священник? – спросил его Сантос.
– Нет, к сожалению, – сказал Ли, продолжая смещаться в сторону.
– А похож. Ну, раз ты не священник, тогда встань вместе со всеми!
– Я не хочу стоять вместе со всеми! – заявил Ли Броуди. – Какое они имеют ко мне отношение? Никакого! Я оказался среди этих людей совершенно случайно. Можете осмотреть мое оружие, я не стрелял из него. Я вообще стрелять не умею. Это не мой бизнес. Я карточный игрок, только и всего.
Сантос брезгливо скривил губы:
– Мне все равно. Ты был с ними, так и оставайся с ними. Я не верю никому из вас.
– Но, сеньор, это несправедливо! – чуть не плача, возмутился Ли Броуди. – Пусть каждый отвечает за себя! Почему я должен отвечать за чужие ошибки?
– Ты тоже совершил ошибку, – с высокомерным назиданием в голосе сказал Сантос. – Ты совершил большую-большую ошибку, когда приехал на нашу землю, гринго. Лучше бы тебе оставаться в своем Техасе.
Ли Броуди сник, и лицо его покрылось красными пятнами. Он стоял, опустив голову и нервно похрустывая сплетенными пальцами.
– Хорошо, – сказал он хрипло и откашлялся. – Хорошо. Значит, вы собираетесь меня убить?
– Представь себе, – Сантос рассмеялся.
– Тогда, сеньор… У меня к вам деловое предложение. Как я понимаю, ваши винтовки тридцатого калибра наделают много дырок в моем костюме. Джентльмены, вы не представляете, сколько мне пришлось заплатить за него лучшему портному Остина! Может быть, вы позволите мне раздеться перед этой малоприятной процедурой? За целый сюртук вам дадут не меньше тридцати долларов! Но если в нем будет дырка, вы не получите и цента!
Он стянул свой черный сюртук и аккуратно положил его на траву.
– Ты совсем свихнулся, бедный гринго, – сказал Сантос. – Тридцать долларов?
– А мой жилет! – сказал Ли Броуди, торопливо расстегивая перламутровые пуговицы сверху вниз. – Это же пешаварский шелк! Это золотое шитье, джентльмены!
Его пальцы спустились к поясу и скользнули за спину. Сантос обернулся к своим людям и сказал:
– Вот она, молитва гринго! Тряпки, доллары, золото…
Бандиты принялись кивать своими сомбреро, приговаривая что-то осуждающе, и Сантос не услышал, как щелкнул взведенный курок. А когда он снова повернулся к раздевающемуся гринго, тот уже выстрелил из своего короткоствольного револьвера. Три выстрела прозвучали слитно, как один, и гринго нырнул в траву. Рядом с Сантосом повалились трое его людей.
Четвертый захрипел, схватившись за горло, и опустился на колени, секунду спустя он уже корчился на траве, суча ногами, и из-под его пальцев, сжатых на собственном горле, торчала рукоятка ножа и хлестала пульсирующая красная струя.
Пятый кинулся бежать, его черная шляпа мелькала и подпрыгивала над кустарником, и кто-то уже гнался за ним.
Сантос выстрелил в гринго и понял, что промахнулся. И тут же чья-то железная рука схватила его запястье и вывернула назад, и земля кинулась ему навстречу, горячо и больно ударив в лицо колючей травой.
Потом его подняли с травы и поставили на колени.
Гринго, похожий на священника, застегнул жилет и подошел к нему, держа в опущенной руке короткоствольный кольт.
– Можешь молиться, – сказал он Сантосу.
– Лучше отпустите меня, – сказал Сантос. – Если я не вернусь, вы далеко не уйдете.
– Вижу, ты не понял, что случилось.
– Я все понял. Со мной можно договориться, сеньоры, и вы останетесь живы.
– Но ты понял хотя бы, что пленных перед расстрелом надо обыскивать? – спросил гринго, поднеся к его лицу свой маленький кольт.
– Вот это я запомню на всю жизнь, я уж не такой дурак, – искренне сказал Сантос.
– Жаль, – сказал гринго. – Лучше бы тебе оставаться дураком…
Ли Броуди нажал на спуск, и Сантоса отбросило от него. Брик сказал, вытирая нож о поля чужой шляпы:
– Зря. Их надо вешать.
– Чико, поищи, где-то тут наше оружие, – распорядился Крис.
Чико был единственным, кто остался на месте, когда Ли Броуди достал из-за спины припрятанный кольт. Он не мог видеть, происходящего, стоя за спинами Гарри и Брика. А когда раздались слитные выстрелы, все его друзья кинулись врассыпную. Брик метнул нож из рукава. Гарри погнался за убегающим бандитом. Винн и О'Райли навалились на главаря, а Крис выхватил винчестер из рук раненого бандита и пристрелил его.
Все это произошло так быстро, что Чико не успел даже опустить рук, которые сложил перед грудью, шепча молитву.
– Чико! – повторил Крис, стараясь вернуть Малыша оттуда, где он уже наполовину парил. – Посмотри, вон на той лошади какой-то мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27