- Да, я в курсе, - ответила та. - Ирина меня предупредила. Называйте меня просто Симой, в нашем Клубе мы зовем друг друга просто по имени. А вас Ирина считает уже членом нашего Клуба.
- Спасибо за доверие. Сима, не могли бы мы с вами встретиться для конфиденциального разговора?
- В данный момент я на приеме в нотариальной конторе. Это рядом с метро "Тургеневская". Вернусь домой в начале десятого. Где вам удобнее встретиться?
- Лучше у вас на работе.
- Тогда приезжайте в нотариальную контору. - Сима назвала адрес. Третий этаж, пятнадцатый кабинет.
- Буду через час.
Алла поднялась по крутой лестнице на третий этаж. Несколько посетителей ожидали приема, расположившись на банкетке перед кабинетом, но публика тут была солидная, и никто не стал выговаривать Алле: "Гражданка! Вы почему без очереди!", - когда та заглянула в кабинет. Там стояли четыре стола, за всеми сидели женщины-нотариусы, перед каждой - посетители. Увидев её, сидевшая возле окна симпатичная женщина лет пятидесяти приветливо кивнула:
- Одну минуту, Алла. Я уже заканчиваю и выйду к вам.
Через несколько минут дверь отворилась, вышла посетительница, а следом за ней Серафима.
- Рада с вами познакомиться, - улыбнулась она, когда они отошли в боковой коридорчик, где никого, кроме них, не было. - Немало хорошего слышала о вас.
- Взаимно, - с улыбкой ответила верная боевая подруга. - "Самаритянки" прониклись к вам самыми теплыми чувствами.
- Спасибо за все, что вы сделали для Валиной сестры и дочери.
- Мы делаем общее дело, Сима.
- Да, Ирина мне рассказала о девизе вашей команды. Пусть звучит немного по-детски, но мне он импонирует.
- Сейчас я жажду крови небезызвестного вам паршивца по имени Яков Паршин.
- В буквальном смысле? - без тени осуждения спросила Серафима.
- Пока в переносном. А там будет видно. Сима, как вы смотрите на то, чтобы слегка преступить закон?
- Положительно, - улыбнулась та. - Я знаю, что это ради правого дела.
- Вот и отлично! - воодушевилась боевая подруга. - Впервые нарушаю закон под присмотром опытного служителя закона!
- Привет, мам, - услышала Серафима голос дочери. - Когда ты сегодня будешь дома?
- Часов в девять, а что?
- А не могла бы ты сорваться пораньше? Если я приеду к тебе в девять, то домой попаду только к одиннадцати.
- А что случилось, дочуля? - встревожилась Сима.
- Мне нужно с тобой поговорить.
У Серафимы внезапно заколотилось сердце, кровь бросилась в лицо, рука, держащая телефонную трубку, стала липкой.
"Этот проклятый климакс меня доконает..." - подумала она, часто дыша.
Уже пятый год мучается, и конца этому не видно. Мало того, что стала раздражительной по пустякам, быстро устает, плохо засыпает, а просыпается с тяжелой головой, так ещё и эти приливы, когда внезапно обдает жаром, спина, подмышки, затылок и ладони становятся влажными, сердце колотится, в голове стучит, и что самое неприятное - краснеет лицо. Потливость и прочие неприятные симптомы ещё как-то можно скрыть от других людей, но когда твое лицо приобретает цвет вареной свеклы...
Но сейчас дело, похоже, было не в приливах. Почему-то она ощутила внезапную тревогу, и потому так сильно колотится сердце, вспотели ладони и участилось дыхание.
Незаметно оглядев коллег - не видят ли те, что она стала пунцовой, Сима сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь выровнять дыхание и справиться с волнением.
- Мам, почему ты молчишь? - бился в трубке голос дочери.
Откашлявшись, Серафима произнесла относительно ровным тоном:
- Может быть, скажешь хотя бы в двух словах?.. - Ей не хотелось развивать тему в присутствии коллег.
- Давай при встрече. Постарайся прийти пораньше, ладно?
- Хорошо. Сегодня народу не очень много, и я могу уйти пораньше. Ты звонишь из дома?
- Да.
- Значит, будешь у меня через час. К этому времени я приеду.
- До встречи, мам.
- Может быть, мне к тебе приехать? - спохватилась Серафима.
- Нет, мам, лучше на твоей территории.
"На твоей территории... - мысленно повторила Сима, машинально держа в руках трубку, из которой раздавались короткие гудки. - Дом, в котором дочка выросла, - она теперь называет "твоя территория"... Дети вырастают, а матери сиротеют..."
- Толян, поздно вечером, часов в одиннадцать-двенадцать, мы поедем за город, в новорусский поселок "Зарядье", это по Ярославскому шоссе, немного не доезжая Софрино. А сейчас заскочим ко мне, повидаемся с сэром Персивалем, перекусим, потом провернем ещё кое-какие дела. Раз Олег сегодня дежурит, нужно использовать это время по максимуму, а то завтра утром он придет и уже не выпустит меня из дома. Тормозни по дороге, нужно купить пару-тройку двадцатилитровых канистр.
- Жлобскую дачку спалим? - обрадовался верный оруженосец.
- Нет, в канистры зальешь воду, а не бензин.
Туповатый Толик ничего не понял, но он привык повиноваться без лишних расспросов. Притормозив возле уличной стойки с автомобильными принадлежностями, верный оруженосец купил три канистры и забросил их в багажник.
Дочь выглядела оживленной, но от матери не укрылся некоторый наигрыш. Решив не терзаться раньше времени, Серафима дождалась, пока та снимет пальто и сапоги, подала ей домашние тапочки, и они вместе прошли в гостиную.
- Ты ужинала?
- Нет, мамуль, я теперь не ужинаю. Не мешает сбросить несколько лишних килограммов.
Оглядев её фигуру, Сима неодобрительно покачала головой:
- Доченька, у тебя нет лишнего веса. Не нужно издеваться над собой и рисковать здоровьем.
- Мам, я хочу вернуться в свой сорок четвертый размер.
- Но у тебя больные почки, - возразила Сима. - Любая диета - это, в основном, белок, а значит, нагрузка на почки.
- А я ем пшеничные отруби и малокалорийные сухари, - оповестила её дочь. - От них моим почкам никакого вреда.
- Ну, как знаешь... - По прошлому опыту она знала, как та упряма. Если уж что решила - отговорить её невозможно. И все же Серафима сделала последнюю попытку: - Решение похудеть связано с изменениями в твоей личной жизни?
- В определенной мере, да. Именно об этом я и хотела с тобой поговорить.
Она сделала паузу и потянулась за лежащими на журнальном столике сигаретами.
"Видимо, что-то серьезное, раз ей трудно приступить к разговору", подумала Сима, но решила её не торопить.
- Мам, как ты отнесешься к тому, что я буду работать в папиной фирме?
Сима замерла, внезапно ощутив жар и прилив крови к лицу.
- Что с тобой, мам, тебе плохо? - встревожилась дочь. - Опять сердце?
- Нет, не сердце. Приливы... - тяжело дыша, ответила Серафима.
- Дать тебе какое-нибудь лекарство? Что ты принимаешь?
- Ничего при этом не помогает. Принеси хотя бы воды и таблетку обзидана, а то у меня сильное сердцебиение. И накапай тридцать капель валокордина.
Когда дочка убежала на кухню, Сима перевела дух. Прилив - приливом, но дело было не в этом. Новость - как обухом по голове. Любимая дочь невольно ударила по самому больному месту...
На звук открывшейся двери из комнаты выбежал сэр Персиваль, в просторечии Перс, очаровательный персидский котенок. Алла купила его в тот день, когда её ранили, и считала своим талисманом. Сейчас ему было уже пять месяцев, и он стал ещё красивее - спинка и верхняя часть мордочки серо-голубого цвета, а лапки, грудка и брюшко белоснежные. От носика к подбородку - тоже белый треугольник. Настоящий бело-голубой биколор, пушистый, как шарик. А уж мордашка! Огромные голубые глазищи, взирающие на мир с искренним интересом, коротенький розовый носик с черным пятнышком справа, будто родинка, и маленькие треугольные ушки торчком. Симпатяшка глаз не оторвать! Раньше его забавный, коротенький хвостик торчал вверх морковкой, а теперь хвост стал длинным и пушистым, как и положено породному персидскому коту.
Перс был всеобщим любимцем, но это ничуть не испортило его характер милый, ласковый и очень умненький котенок. Правда, весьма своенравный, но Алле это нравилось. "Весь в меня! - с гордостью говорила она. - Мы оба кошачьей породы, правда, я тигрица, а он пока котенок. Но характер - будь здоров! Меня называют верной боевой подругой, а Перс - верный боевой кот".
- Мя! - радостно приветствовал их сэр Персиваль, увидев любимую хозяйку и не менее любимого временного хозяина, у которого жил, пока Алла лежала в больнице.
- Хорош, чертенок! - восхитился Толик, когда Перс с разбегу запрыгнул ему на руки. - Шустрый! Скучаю я по нему, - признался он и сам смутился от своего признания.
Восторженно облизав его щеки шершавым язычком, сэр Персиваль с наслаждением запустил острые коготки ему в шею и довольно заурчал. Это было проявлением его безграничной любви - обнять передними лапками за шею и впиваться коготками в кожу, сжимая и разжимая их. Может, кому-то и не понравилось бы, когда острые коготки впиваются в кожу, но только не Толику. И на его лице, и на очаровательной мордочке сэра Персиваля было почти одинаковое выражение неописуемого удовольствия. Еще немного, и верный оруженосец тоже заурчит в унисон с котенком.
- Перс веревки из тебя вьет, - улыбнулась Алла, пытаясь одной рукой справиться с шубой - преданному Санчо Пансе в настоящий момент было не до того, чтобы помочь раздеться любимой начальнице. - Из меня, впрочем, тоже. Да и не только из меня. Всех перевоспитал, несмотря на свой малый рост. Уж на что Олег раньше был брезглив - не терпел даже шерстинки на одежде, а теперь кошачья шерсть повсюду, а он ноль внимания. Сэр Персиваль его тоже так же восторженно встречает. Запрыгнет ему на руки, и они с Олегом полчаса воркуют, обнимаются и целуются.
- А где Перс спит?
- На постели, разумеется. Поначалу Олег был категорически против, но хоть они и в разных весовых категориях, но сэр Персиваль всех заставит делать то, что хочет. Быстро вразумил Олега, что тот в корне не прав. Теперь спит на моей подушке или лежит на моей шее и мырчит, как трактор. И из Зоси Павловны Перс веревки вьет. Наша экономка уже прочла кучу книг про персидских кошек и каждый раз обогащает мой интеллект новыми знаниями. Она пыталась все делать так, как рекомендуется в руководствах - куда там! Зося Павловна вычитала, что от кошачьих консервов у персидских кошек вылезает шерсть, и попробовала перевести его на натуральное питание. А Перс, если она положит ему в кормушку то, что ему не нравится, подойдет, понюхает, а потом смотрит на неё с выражением глубочайшего презрения, кривится и брезгливо трясет лапкой, мол, что за дерьмо ты мне навалила?! Она и с рук пыталась его кормить, и палец обмакивала в сметану, а сэр Персиваль морщит нос и корчит презрительные гримасы. Он так забавно разговаривает! Пребывая в благодушном настроении, урчит: "Мр-ра-а", - приветствуя кого-то, радостно рявкает: "Мя!" - и улыбается, а когда сердится, то ворчит почти басом: "Ма-у!" Дескать, чего ты ко мне пристала, мне это не нравится, и хоть застрелись, я это есть не буду. Перевоспитал-таки её, засранец! Зося Павловна смирилась и теперь покупает его обожаемый "Вискас", "Китекет" и "Девять жизней", а другие консервы Перс не признает. Витамины потребляет только французские. Она накупила ему витамины и с биотином, и "Шерстин" для большей густоты шерсти, и масляные с витамином А, а Перс на них ноль внимания. Или катает их по полу - как в футбол играет, а потом нарочно запихнет под плинтус и смотрит на неё с хитрецой - мол, все равно я тебя обманул! Экономка пыталась их раскрошить и класть ему в рот, а он выплевывает и очень недовольно ворчит свое "Ма-ау!". Характер!
- Чё ж Зося Пална пихает ему то, чё Перс не любит? - сердито проговорил Толик, поглаживая счастливо урчащего котенка. - Я ему давал только то, чё он уважает.
- Ладно, давай его мне и раздевайся.
Алла забрала котенка, и сэр Персиваль с довольным урчанием обнял её за шею, впиваясь в кожу коготками и закрыв от удовольствия глаза.
- Персюха, засранец, не царапайся, - засмеялась она, отцепляя его коготки и глядя в зеркало, не осталось ли отметин на шее.
- Мр-р-ра... - ответил счастливый Перс, ещё крепче впившись ей в шею.
При дочери она держалась, не показав, как ей больно, но когда та ушла, Серафима без сил опустилась на пуфик в прихожей. Из неё будто вынули внутренний стержень, все тело обмякло, не хотелось даже шевелиться. Так Сима просидела долго, не думая ни о чем, лишь ощущая пустоту в душе.
Столько сил она отдала близким людям, по малюсенькому кирпичику строя семейное благополучие, столько души вложила в мужа и детей... И вот теперь у неё нет ни мужа, ни семьи, да и дочь своим сегодняшним поступком обозначила: "У тебя, мама, свои принципы, а у меня свои". Точнее, отсутствие таковых, потому что она наплевала на то, как её решение отразится на матери, и готова продаться за высокую зарплату.
"Сначала меня предал любимый муж, а теперь предала любимая дочь, думала Серафима, ощущая ком в груди. - Больнее всего могут ранить люди, которых любишь..."
Она работала в двух-трех местах, чтобы её дети ни в чем не нуждались. Здоровье у нее, откровенно говоря, не очень, но Сима твердила себе, что здорова и полна сил, и ей нельзя расслабляться. Ведь о её детях некому позаботиться, кроме неё самой.
Как и любая мать, вспоминая трудные годы своей молодости, Серафима была готова трудиться не покладая рук, лишь бы её дети были избавлены от того, что довелось пережить ей самой. Она прожила трудную жизнь, но мечтала, что у её детей жизнь будет легкой и безоблачной.
Ее родители были против брака с Гошей, и Сима помнила, сколько ей и им пришлось тогда пережить. Страдала она сама, страдали родители. Ей приходилось врать родителям и метаться меж двух огней. Она не хотела такой же судьбы своим детям.
Когда её любимая дочь сказала, что встречается с молодым человеком и ждет от него ребенка, Серафима ответила, что очень рада. Это был очень трудный период её жизни, но она заставила себя встряхнуться и в самом деле встряхнулась. У неё появилась цель, и Сима ожила. Пусть её собственная жизнь разбита, но нужно жить ради детей, а потом ради внуков. Нет, она не старая половая тряпка, которую муж за ненадобностью выбросил! Детям нужна её любовь и забота, и это даст ей стимул жить дальше.
Как и многим людям, ей было необходимо ощущение своей нужности. Всю жизнь Серафима жила ради кого-то. Нет, она вовсе не жертва, не страдалица. И уж тем более, никогда не подчеркивала: "Я пожертвовала для вас всем, я столько для вас сделала". Сима считала это само собой разумеющимся - она отдает всю себя близким людям, но ведь и они отвечали ей тем же. По крайней мере, до поры. Серафима любила мужа, и он её любил. Она любит свою дочь, и та тоже её любит.
Почему же сейчас у неё ощущение, будто её ударили в самое сердце?.. Почему сидит недвижимо в прихожей квартиры, где выросла она сама и её дети, глядя в пустоту и не видя привычных вещей?.. Почему ей кажется, что жизнь остановилась и потеряла всякий смысл?.. И почему ей так одиноко, будто её бросили все, кого она любит...
- Зося Павловна, приготовьте, пожалуйста, курицу в кляре, - попросила Алла экономку. - У вас замечательно получается. И Олегу очень нравится, и мне тоже.
- Вы подождете, пока я приготовлю?
- Нет, пусть кляр останется на ужин. Мы с Толиком перекусим и опять уедем по делам. У меня к вам просьба - не говорите Олегу, что меня не было дома, ладно? Сам он вас не спросит, я предупреждаю на всякий случай, чтобы вы нечаянно не обмолвились.
- А если Олег Павлович позвонит?
- С утра я сняла телефонную трубку, чтобы было вроде как занято, а Олегу сказала, что наш домашний телефон не работает, и он звонил мне на мобильный. Думаю, наш телефон уже отключили - так делают, если снятая трубка лежит слишком долго.
Экономка быстро накрыла на стол. Как только Алла села, сэр Персиваль, до того сидевший на руках у Толика, спрыгнул и забрался к ней на колени. Вытянув мордочку, он с любопытством оглядел все блюда.
- Сэр Персиваль, разве так ведут себя хорошо воспитанные персидские коты? - укорила его хозяйка. Котенок с невинным видом перевел на неё взгляд - мол, что я такого сделал? - просто поинтересовался, что стоит на столе, вот и все. - Ах ты, хитрюга! - рассмеялась она. - До чего же у него выразительная мордашка, правда?
- Да, он очень умный, - подтвердила Зося Павловна. - Когда я готовлю, котенок всегда сидит на кухне, и мы с ним разговариваем. Мне кажется, он почти все понимает. А уж если я готовлю мясо, то Перси вьется вьюном.
- Зось Пална, а чё вы ему консервы-то даете? - сердитым тоном сделал ей выговор Толик. - Перс любит сырое мясо.
- А мне сказали, что от сырого мяса могут быть глисты.
- Фигня! - авторитетно заявил верный оруженосец, хотя раньше не имел дела с кошками и даже называл их "вонючками". - Никаких глистов у Перса нет.
- Приятного аппетита, - с набитым ртом произнесла Алла. - Очень аппетитная застольная тема. Хочешь? - Она поднесла кусочек антрекота к носу сэра Персиваля. Тот с готовностью открыл рот, но экономка, увидев такое безобразие, строгим тоном произнесла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45