А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Если не задушевный друг, то обязательно злейший враг... Я стал врагом... Жаль.
Он сгорбился на табуретке, став маленьким и слабым. Только теперь я заметила, как он похудел за последние месяцы. Но его правая рука лежала так, чтобы моментально, не раздумывая, выхватить пистолет. Остановиться я уже не могла. Решительный момент настал - ничего недоговоренного между нами теперь не останется. Чем бы ни пришлось оплачивать правду - её час пробил.
- Совсем недавно мне не пришло бы в голову, что я могу полюбить другого. Но это случилось...
Отойдя от двери, я прижалась спиной к холодной стене, чтобы не поддаться слабости, не сбежать, не завершив своего суда.
- Ты должен принять решение, Сергей. Выслушай все: я - плохая жена. И, кроме того, я - твой злейший, смертельный враг, готовый на все... Нет, нет, выслушай, не прерывай... Я знаю, что гибелью моего отца ты оплатил свою карьеру. Мне известно, что всю операцию в Стамбуле провел ты - "подставил" Аркадия и затем, уже здесь, продолжал вписывать жуткие страницы в его "черное досье". Смерти Иры, Игоря, Юры, теперь Аськи - твоих рук дело! Твоих! - Я сделала шаг вперед, наступая на молчавшего Сергея. - Ты слишком долго и старательно носил маску зверя. Она приросла, стала твоим лицом... Истерически хохоча, я приближалась к нему. - Стреляй, стреляй, сатана... Ты - нелюдь, Черт!
Сергей поднялся и с силой оттолкнул меня к стене.
- Спокойнее, возьмите себя в руки, доктор... Тебя здорово запутали, детка. Я виноват, что позволили этому случиться. Но я же сам блуждал в темноте! Я метался, попадая в волчьи ямы и нанося удары наугад... Только сейчас забрезжил свет, но я ещё ничего не могу объяснить... Могу только просить - верь мне, Слава...
- Хватит! Наивной девочки больше нет. Я видела жену Игоря, потерявшую мужа и сына, я знаю, как боялся попасть в сети твоей интриги Юрка безобидный Джинджер... Мне известно про тебя все. Клянусь, если ты дашь мне возможность уйти отсюда, завтра же вся эта история появится в газетах. А потом я расскажу о тебе дочери... Предупреждаю, Сергей - отсюда выйдет только один из нас...
- Ты решила казнить меня, девочка? - В голосе Сергея прозвучала усталость. - Держи! - Он бросил мне пистолет. Присев, я поймала его двумя руками. - Давай. Предохранитель ты умеешь снять и нажать на курок, думаю, тоже. Там семь пуль. Думаю, шанс хоть раз не промахнуться у тебя есть.
- Нет. Ты сделаешь это сам. Останешься здесь и хорошо подумаешь. - Я пододвинулась к дверному проему и положила на пол у своих ног пистолет. - В восемь утра я буду в Шереметьево, а сюда явятся Ртищевы. Решай сам, что они обнаружат. Ведь ты был таким... таким... - Огромным усилием воли я сдержала подкатившую истерику. Мне хотелось кричать, бить его по лицу, ранить жестокими, убийственными словами... Дрожа, как под электротоком, я выскользнула из подвала и захлопнула за собой дверь. Навалилась и со всей силы задвинула засов. Прислушалась. Тишина. Лоб и спина покрылись холодным потом.
- А ты, оказывается, жестокая, детка. - Послышался за дверью голос Сергея. - Постой! Знаешь, как умерла Ира? Ее задушила женщина, а у кровати нашли твою серьгу... Эй, ты слышишь?
Я молчала, судорожно вдыхая воздух. Он издевался надо мной! Этот монстр запугивал меня, сочиняя небылицы...
- Слава, постой! - Он забарабанил кулаками в дверь. - Прошу тебя, послушай... Будь поосторожней с Ларой. Это её рук дело...
Я не стала больше слушать. Скорее. скорее - вон отсюда, на свежий воздух! Собрать сумку и прочь!
У стола, на котором остывали остатки нашего ужина, я тупо простояла несколько минут, соображая, что происходит. В рюмке Сергея ещё золотилось вино, а я ждала выстрела, уносящего его жизнь. Да о чем это я? Разве монстр способен казнить себя, разве может он испытать смертельное отвращение к собственному уродству, уничтожившему в душе все человеческое?
Я налила себе бокал вина и с тоской посмотрела на шелковый абажур над столом, казавшийся мне всегда символом патриархального домашнего уюта... Теперь нет дома, нет семьи, и вряд ли когда-нибудь в моем сердце сможет поселиться покой...
Сегодня я готовила мужу ужин, читала с ним ветхие любовные письма и до последней секунды надеялась, что явится кто-то и скажет: "Розыгрыш, шутка, улыбнитесь - снимаю!"
Летит над океанами в грузовом отсеке "Боинга" металлический ящик с телом Аськи, затихает, обессилев, сердце Юриной жены, а младший сын Игоря так и не узнает никогда, кого он должен ненавидеть до конца своей жизни.
Юл! Я должна спасти его и скрыться из страны, где остались одни пепелища и ветхий хлам, скрывающий преступления: эти книги с фантастическим бредом Васо, фотография преданной им Вари, письма-фантомы, адресованные невинной жертве, пластинки, поющие о любви...
Я включила старый патефон, пылившийся за книжным шкафом. Тяжелый диск, оклеенный зеленым вытертым велюром, тронулся с места и медленно поплыл. Я посмотрела на полку с пластинками и сразу же нашла то, о чем думала сегодня, читая письма деда. "Лирические песни и романсы в исполнении Клавдии Шульженко". Игра пару раз ткнулась в звуковые дорожки, и вот нашла именно ту, необходимую мне песню:
"В пожелтевшей старой пачке писем
Мне недавно встретилось одно,
Где строка, похожая на бисер,
Расплылась в лиловое пятно...
Хранят так много дорогого
те пожелтевшие листы,
Как-будто ты вернулся снова,
Как-будто вновь со мною ты..."
Пел голос давно умершей певицы об ушедшем счастье, угасших чувствах. А мне почему-то было страшно больно, словно все это случилось только что лично со мной - прочитан и сожжен листок с лиловыми пятнами от падавших на него слез...
Мне стало неловко за свою истерику в подвале. Сергей далеко не слабак, как ни оценивай его поступки. Толкать его к самоубийству было, по меньшей мере, смешно. И грозить расправой. Самое большое, на что я способна вооружить свою дочь ненавистью к отцу и навсегда уйти вместе с Соней из его жизни. И Аркадий, и Ртищевы в курсе его "заслуг", но вряд ли они в силах остановить Баташова. Во всяком случае, это уже не мое дело.
Спустившись в подвал, я отодвинула засов:
- Ты свободен.
Сергей по-прежнему сидел на табурете в позе роденовского мыслителя.
- Уйди. - Сказал он, не поднимая головы. - Мне и впрямь надо подумать. Кое-что я уже понял. - Он поднял на меня ненавидящие глаза. Таким я видела Сергея впервые. - Я глубоко заблуждался... Все эти годы рядом со мной жил чужой и совершенно ненужный человек... Ты противна мне, Слава... Отвратительна. Я не хочу больше тебя видеть. Никогда. И мне не нужна твоя милость.
Я с силой хлопнула дверью, лязгнув задвижкой.
- Жди помощи от своих друзей. Тебе, я думаю, будет приятно принять свободу из рук Лары!
Мне хотелось уличать его и обвинять, вспомнить о заигрываниях с бесстрашной культуристкой и то, как полчаса назад он обвинял её в преступлении. Пусть Ртищевы получат удовольствие, "спасая" Баташова от взбесившейся неверной жены!
Глава 43
Пора... Перемыв посуду и аккуратно расставив её в буфете, я подхватила сумку и, оглядев дом в последний раз, набрала номер Юла. Мне предстояло пережить ещё одно прощание. И уже там, по ту сторону границы, свободной от сомнений и мук совести ждать встречи.
На столе я оставила письмо Сергею, вернее - ультиматум. Я гарантировала ему молчание как выкуп за жизнь Юла. И все-таки надеялась, что урок не пройдет даром - Черт задумается о душе. А еще, он выполнит условия моего ультиматума - в недельный срок устроит выезд из страны Юлия Вартанова, гражданина РФ, 1973 года рождения.
Почему он не берет трубку, ведь уже половина десятого, и Юл знает, что утром я покидаю Москву. Возможно, он будет ждать меня в Шереметьево. А вдруг, вдруг ему удалось получить визу и мы полетим вместе?! Такой сюрприз в духе моего мальчика. Он ведь появлялся неожиданно - у бюста генерала Жукова, у гильотины музея пыток... Да и в тот день, когда прозвучал в Службе доверия его первый звонок...
Долгие гудки в трубке прервались щелчком. "...Это автоответчик, Слава. Когда ты приедешь и все будет кончено, не забудь стереть запись. Ведь это последний мой вопль, посланный тебе. Только я не прошу о помощи, не молю спасти мою жизнь - я хочу сохранить твою. Это самое дорогое, что у меня осталось. Я знаю, ты поймешь и простишь, когда узнаешь все.
...Я лежу в ванне, рядом со мной бритва деда. Лезвие немного заржавело, но ведь теперь это не имеет значения.
Больше всего на свете я хочу видеть тебя. Но именно это невозможно, потому что помешает осуществить задуманное.
Под твоим портретом конверт с посланием. Ты прочтешь и поймешь сама, что выбора у меня не было. Я должен исчезнуть, забрав с собой любовь. Умоляю - не вспоминай обо мне никогда. Это единственная просьба. Прости и забудь. Юла не было... Тебе это просто приснилось... Я засыпаю... Счастливого тебе утра, девочка..."
Голос затих, прошуршав, закончилась магнитофонная лента...
Я тогда ничего не поняла, лишь подумала, что схожу с ума. Сев в машину, я помчалась к нему. Ночное шоссе, тихие улочки, знакомые дома, площади, дворы - темно и тихо. Невозможно поверить, что рядом беда.
Я бесшумно поднялась по лестнице, остановилась перед стальной, покрытой темным деревом дверью. Позвонив, услышала, как в коридоре прозвучал мелодичный аккорд. Попробовала нажать ручку - и оказалась внутри. Яркий свет заливал квартиру, словно здесь ждали гостей.
- Юл! - Я остановилась, ожидая шутливой выходки - выстрела шампанского, сыплющихся с потолка роз.
- Эй, ты где? Прекрати, мне не до смеха... - Я медленно вошла в комнату. Настольная лампа освещала висевший на стене портрет. С минуту мы смотрели друг другу в глаза - я и мое изображение. И вдруг мне показалось, что губы на фотографии дрогнули, в русалочьих глазах сверкнула насмешка. Она - это черно-белое божество Юла - издевалось надо мной!
Я сжала плечи, стараясь унять дрожь, и отвела глаза - под рамой торчал уголок плотного конверта.
- Юл, иди сюда, мне страшно! - Позвала я, боясь пошевелиться, потому что уже поняла все.
Взяв предназначенный мне конверт, я на цыпочках подкралась к ванной. На полу, коротко сигналя, лежала телефонная трубка. Стоящие по углам ванны свечи догорели, лишь две ещё чадили, подрагивая слабыми синими язычками.
Я нажала на кнопку выключателя и медленно сползла на пол. Но даже зажмурившись, закрыв ладонями лицо, я продолжала видеть это. Черная ванна полна крови. Просвечивающее сквозь темную воду тело кажется алым. Оно витает в зеркалах потолка, отражается в блестящих кафельных стенах, отпечатываясь в каждой клеточке моего мозга, чтобы никогда уже не покинуть его...
...Позже я задавала себе вопросы - почему в ту ночь не вызвала "скорую", не удостоверилась в кончине, не попыталась спасти? Присутствие смерти было столь очевидным, что я склонилась перед ней, перед её неопровержимой, неотвратимой властью, и просто сидела рядом, прижав к его запрокинутой голове свой пульсирующий болью висок. Наши волосы смешались, как на подушке - влажные, теплые, спутанные любовью... Мы спали, утомленные ласками - неразделимые половинки одного существа...
Свечи догорели. За стеной кто-то спустил воду в туалете, у меня затекли ноги и окоченели в остывшей алой воде кончики пальцев, которыми я прижимала к себе голову Юла.
Этими руками, мокрыми и дрожащими, я распечатала конверт. Строки не расплылись от розовых потеков - Юл воспользовался шариковой ручкой.
"...Мне никогда не приходилось писать тебе. Наверно, ты впервые видишь мой почерк.
Я хочу доверить бумаге то, что не успел сказать тебе - ведь мы собирались жить долго-долго. Но именно на это я не имею права. Я не должен оставлять свою любовь в твоей памяти, в твоем сердце. Я должен уйти совсем. Может быть, не сразу. Но постепенно, капля за каплей, воспоминания покинут тебя. Ведь у Славы - другой путь..."
Дальше шло странное повествование. Торопливо прочитав его, я схватила самую суть и тогда - рванулась на улицу, захлопнув дверь этой страшной квартиры. Весь путь от Короткого переулка до Молчановки я могла бы проделать, наверно, с закрытыми глазами. Во всяком случае, мчась через ночной город, я не видела ни дороги, ни огней, ни светофоров, ни фар встречных машин. Из темноты медленно, слово за словом, как титры немого фильма, всплывали строки письма Юла.
"...Мною здорово сыграли. Меня раздавили, уничтожили, заставив потянуть за собой в преисподнюю тебя и Сергея.
Тщеславный мальчишка с именем Юлий и жаром неудовлетворенного честолюбия в крови - легкая добыча. Использовать такого все равно, что обмануть ребенка.
Им нужны были Баташов и Тайцев. Оба сразу, сломленные и ненавидящие друг друга. Им надо было, чтобы они приползли на животе, готовые лизать руки хозяина и по его приказу перегрызть друг другу глотки.
Ртищевы - киллеры, чрезвычайно изощренные убийцы, сладострастно уничтожающие жертву, подобно пауку, высасывающему кровь попавшей в его сети мошки.
Простак Юл попался на дешевую приманку.
Он тщеславен - его допустили к секретной информации, он презирает нищету - его работу хорошо оплачивают. Он осмелился полюбить - его чувство превращают в орудие убийства.
Моя неопытность и самоуверенность облегчили задачу. В моем компьютере появлялась именно та информация, которая нужна была шефам в их игре. Я упорно докапывался до закрытой информации, а она-то и была самой страшной ложью. Сегодня Лара позволила мне узнать правду, потому что знала - правда убьет нашу любовь. Уверен, она не сомневалась, что убивает и меня. Ведь я запрограммирован на самоуничтожение. Ты попыталась вытащить из трясины слабовольного мальчишку, заменив его мертвую душу живой. А я сделал все, чтобы изломать и уничтожить тебя. Я сделал все, чтобы погубить Сергея.
Прости, прости - тысячу раз преклоняю колени - прости! Я видел подлинное досье Баташова. Я знаю, почему ты так преданно и так упорно любила его. Ведь ты и сейчас его любишь, Слава.
Я знаю теперь, почему вашу дочь зовут Софья... Ты никогда не говорила мне, что пацаны из вонючих подворотен, жалкие звереныши, рожденные алкашами, убогие юродивые, изувеченные совдепией, звали Сергея Чистым. Ты когда-нибудь встречала такую "кликуху" - Чистый? Я думаю, это значит у них - Святой..."
Так вот о чем намекал Саша! Он хотел, чтобы я сама извлекла это слово из своей души, где оно жило все эти годы. Я - самый преданный и близкий друг Сергея, лучше всех знала, что нравственный компас Баташова работал на диво точно: добро всегда было добром, а зло - злом, в каком бы обличье оно ни выступало.
И это открыл мне Юл! Он, а не я, увидел правду в печальной истории "Сонечки", которую какой-то внимательный дяденька не забыл занести в досье Баташова. Интересно, как выглядели там формулировки, поразившие воображение Юла?
!Влюбленная в С. Баташова гражданка Полунина скончалась в результате ножевого ранения в грудь во время уличной драки"? Или "Проститутка Полунина заслонила своим телом работника районного отделения милиции С. Баташова, которого считала самым лучшим человеком на свете..." Возможно, нынешние летописцы криминального мира более склонны к романтике, чем к протоколу. Ведь они не забыли помянуть последнюю волю этой московской "Сонечки Мармеладовой" и то, что мой муж, инспектор милиции по кличке Чистый до сих пор чувствует на своих руках кровь погибшей из-за него девушки.
Теперь на мне и на Сергее кровь Юла. Очень много крови. Полная ванна. Я посмотрела на свои ладони, сжимавшие руль. Машина вильнула. В свете фонарей ладони мертвенно синели, я отерла их о юбку, и рвотный спазм подкатил к горлу. Никогда не забыть, как пахнет смешанная с горячей водой кровь!
Мои мысли путались, принимая форму ужасающих в своей реальности видений. Конечно, мне явились мертвецы. Они глумились над моим смятением, тянули ко мне взывающие к отмщению руки: отец, Юрка, Ирочка, Рустамовы, подмигивающая голубым шальным глазом Аська.
А среди них - печальный, отрешенный, шагающий куда-то в светящуюся дымку Юл. Он уходил, становясь все меньше и меньше - черной точкой на горизонте. И снова, как уже много раз прежде, меня обожгла боль оттого, что я вижу его последний раз.
Мне так часто приходилось обмирать от тоски, глядя в его удаляющуюся спину, и думать, заклинать - "нет, нет, неправда, не может быть", что и сейчас я не могла верить в случившееся. Я прогоняла видение безжизненного тела, распластавшегося в алой воде, я отворачивалась от насмешливых глаз Аськи и не хотела видеть лицо Сергея - строгое, задумчивое, с черной дырочкой в виске...
Я осознала реальность, лишь выехав на шоссе. Навстречу неслись привычные столбики с названиями деревень, автобусные остановки под черными соснами, жадно разевали рот урны в виде черно-белых пингвинов... А вот и мозаичное панно - космический корабль и синяя планета, под которой я нашла одурманенного Юла... Потом мы обливались водой на веранде и грелись друг о друга, свернувшись клубком под ватным одеялом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52