Продолжим, безразлично подумал Тема, глядя на полупустую теперь страничку, посередине которой медленно проступали влажные Соломоновы острова. Голова кружится от запаха пота, волос, от едкого запаха человеческого нектара. Наклонно, как пласмассовый солдатик, обведенная темным исчезающим контуром, ты падаешь на фоне плывущих радужных пузырей, ослепительных, безмолвно брызгающихся искр, ускоряющегося, жаркого, проступающего сквозь горячую черноту опущенных век, скользкого блеска. Ты открываешь глаза и видишь беззастенчиво заурядные стены в обоях, рисунок на которых невыносимо настойчиво повторяется наподобие банального тезиса в непонятном докладе, видишь подробно испещренный белильной рябью потолок, угрюмый, остановившийся на краю комнаты шкаф, зеркало равнодушно, как на мебельном аукционе, отражающее откинутое в сторону колено и бледную ступню, воткнутую клином в мутноватую расселину промежности, видишь собственный, неподвижный, как из папье-маше выклеенный локоть, дирижаблем повисший над головой, задранную ввысь спинку стула с величественными ампирными складками небрежно брошенного пуловера, цвет которого кажется боязливо впитавшимся в материал. Хочется объявить, назвать, обозначить, пришпилить словами к исчезающе нежной коже это, сладко разъедающее внутренности, пронизывающее тебя от лона до неба ощущение. Ты проглатываешь наугад, задыхаясь, спелые, сочные куски словаря, выплевываешь, задыхаясь, черные косточки точек: о. Да. Да. Еще. Да. О. Да. Да. Еще. Да. Все. О. Да. Еще. Да. О. Вот. Все. О. Еще. Еще. Да, - и разрешаешь остолбеневшей гортани вывернуть наизнанку сочащийся наружу углекислый газ. Ах. Ох. Прошло минут двадцать. Голый по пояс Тема стоял в ванной перед унитазом. В унитазе уныло плавал презерватив. Тема наклонился. - Да, - сказал он панихидным голосом, - это вам не Средиземное море. Он скомкал незаконченное стихотворение, бросил его в унитаз, спустил воду и оглянулся. Из просторного настенного зеркала на него смотрело отражение. Сколько Тема помнил себя - все эти двадцать два года, начиная с того момента, как теплый бархатный луч закатного солнца пересек стеклянные двери рыбного магазина, в которых он первый раз увидел свое отражение у матери на руках (она была тогда моложе него, носила легкое демисезонное пальто, купленное в комиссионном, и светлый берет, волосы накручивала на бигуди, пахнувшие сыростью и алюминием, и училась танцевать рок-н-ролл), на краю пустынной уличной перспективы с одиноким троллейбусом, выезжающим из ее сердцевины, - он всегда любил на себя в зеркало посмотреть. Полюбоваться собой. Хотя смотреть, по правде говоря, было в общем-то не на что, особенно если зеркало было в полный рост, и Тема стоял перед ним совершенно голый. Вообще, голый человек, - оправдывался он перед самим собой, - будь то мужчина или женщина, хорошо выглядит, как правило, только на фотографии в каком-нибудь толстом иностранном журнале. В жизни голые на пингвинов похожи. Но Тема, наверное, и в журнале, даже в иностранном, хорошо бы не выглядел. Худой, рыжий, всклокоченный, вечно заспанный, колени торчат, на запястьях веснушки. Посторонний наблюдатель отвернулся бы с негодованием. Тема представил у себя за спиной постороннего наблюдателя, искоса заглядывающего в зеркало. Выражение сдержанного снисхождения на лице. Так однажды аккуратная школьница заглянула к нему в книжку в метро, а читал он "120 дней Содома", только что купил на Невском с лотка и расклеивал страницы как раз там, где прославленный автор с придворным изяществом описывает подробные рецепты употребления старческого кала. Девушка взглянула, не поворачивая головы и ее взгляд моментально втянулся в этот словесный водоворот, как бумажный кораблик в прорезь канализационной решетки. Несколько секунд она не могла оторваться, Тема чувствовал, как у нее дыхание перехватило, ее конфетно-сигаретное дыхание, и она даже не заметила, как он ее разглядывал, отраженную в окне вагона, на фоне струящихся стен, а когда заметила, то пересела с выражением сдержанного снисхождения на лице, после независимой паузы. Посторонний наблюдатель, - подумал Тема. А что он рассчитывает увидеть в этом зеркале? Аполлона с голубыми глазами, с античным идиотическим лицом? С другой стороны, цеплялись у него в голове одно за другое, как блесна, умозаключения, чем еще можно полюбоваться в зеркале, кроме самого себя? Вот оно стоит, пустое, в нем отражается край стены, возможно, окно, номинальное дерево, небо, облако, застывшее в именительном падеже, всякая обыденная мерзость, могущая много чего сказать пытливому уму, натурфилософу, естествоиспытателю. На самом деле, там ничего нет, не останавливаясь, рассуждал Тема, зеркало дважды пусто, как костяшка домино. И так хорошо, когда в нем себя увидишь. Не кого-нибудь другого, другие в нем тоже выглядят как вещи, родственники буфета или холодильника. Единственный одушевленный предмет в зеркале - это ты сам, плоский, как на экране. За спиной массовка листвы, медленно стрекочет воображаемая кинокамера и возможные зрители путают вафли с ветчиной, глядя в свои пылающие люминофором двухсотпрограммные стереофонические печи с дистанционным управлением. - Будущий отец, - бодро констатировало отражение. - Наплевать, - бодро ответил Тема. - Деструктивный комплекс. Знаешь, что это такое? - Понятия не имею. - вызывающе ответил Тема, хотя, подумав, решил, что знает. - Это когда ты ни с того ни с сего сильно бьешь по лицу беззащитную красавицу. Просто так, от полноты ощущений. Потом оправдываешься, как всегда, какой-нибудь цитатой. Ладно, - сказало отражение, - это еще ничего. Вспомни лучше, что ты девушке только что сказал. - Когда? - спросил Тема. - Когда она тебя спросила, чем ты занимаешься. Что ты сказал? - Сказал, что я поэт. - героически ответил Тема. - Вот это здорово. - сказало отражение. - Просто здорово. Поэт-лауреат. Марина никогда к тебе не вернется, имей в виду. Никогда, понимаешь? Красавица и чудовище, - такое только в кино бывает. - Дальше что? - спросил Тема нервно. - Очень просто, - беспечно ответило отражение. - Наркотическая зависимость. Социальная непригодность. Кожные заболевания. Сумасшествие. Бродяжничество. Уличный гомосексуализм. Эрзац-наркотики: клей, ацетон, средство для чистки ванн. Бессознательное состояние. Потеря иммунитета. Кома. Тяжелая, мучительная смерть в провинциальной реанимации. - Нормальная биография, - храбро заявил Тема, - для поэта, а Марина меня вообще больше не интересует. Если она сегодня ночью с кровати свалится и шею себе сломает, мне это будет совершенно все равно. - Ты идиот, - раздраженно ответило отражение и отвернулось. Неожиданно за теминой спиной раздался голос проститутки Надьки: - Зря ты так переживаешь. Я тоже сначала думала, что из меня никогда профессионал не получится. Это всегда так. Мне все говорили: ну какая из тебя проститутка? Посмотри на себя. - Надька внимательно посмотрела на себя в зеркало. - Все, буквально! Она наклонилась, оскалилась и кончиком ногтя поскребла блестящий резец. - Тут все дело в работе. - заключила она. - У гениев настоящих всегда только десять процентов - талант, остальное - работа. Труд. - Я знаю, - сказал Тема почему-то виновато. - Надо работать, - наставительно сказала Надька, - быть востребованным. Социально. - Я работаю. Отражение презрительно покосилось на него из-за надькиной спины. - Это очень важно, - сказала Надька, - определиться в обществе. Вот смотри, какую бумагу на меня клиент написал три года назад. Я ее до сих пор с собой таскаю, как напоминание. Лучше любой инструкции. Надька порылась в сумке и вытащила помятую ксерокопию в канцелярской пластиковой папке с дырочками на краю. - Я, Никифоров Николай Григорьевич, - прочитала она, - будучи в отчаянном личном положении воспользовался услугами Надежды, девушки по найму с почасовой оплатой. Услуги, оказанные мне ей носили интимный характер. Не будучи удовлетворен качеством обслуживания по нижеперечисленным причинам, прошу вернуть мне деньги, заплаченные вышеупомянутой Надежде в сумме 300 тыс. руб. - Я тогда только начинала, по стошке брала в час, - сказала Надька. - Дура была. Нет, ты дальше слушай: "Причины: 1. Носит неизвестное противозачаточное устройство, которое колется. 2. В самый ответственный момент просит "не трахать ее, как бог черепаху", - я ничего такого не говорила, это он просто придумал, - 3. Носит вставленное в язык серебряное ювелирное украшение (шарики), которое стукается о зубы и производит неприятное ощущение (эффект). 4. Носит вмонтированные в соски серебряные кольца, которые запутываются в нагрудных волосах клиента со всеми вытекающими отсюда последствиями. 5. Требует удовлетворения своих извращенческих молодежных капризов. 6. Требует есть. Дата. Подпись: Никифоров." Это он к нам в контору принес. И ничего. Работаю, как видишь. Надька небрежно сунула документ обратно в сумку. - Никого не слушай. Никогда. Она достала из сумки большую пластиковую бутылку, наполненную цианистого цвета жидкостью, и принялась полоскать рот. Она выплюнула жидкость, завинтила пробку, спрятала бутылку, выдавила угорь на подбородке и начала поспешно красить губы. - Хочешь, я со своей знакомой поговорю? - спросила она, промокнув свежепокрашенные губы бумажной салфеткой и начиная наводить контур коротким косметическим карандашом. - Она в секс-шопе замдиректора. Она может тебя к делу пристроить. Тебе надо сначала хотя бы деньги немножко зарабатывать. - Надо подумать. - Пока ты думать будешь, они уже найдут кого-нибудь. Очень перспективный секс-шоп. В центре, два шага от Невского. Надо было что-то ответить. - Я не знаю... - Короче, вот тебе моя визитная карточка, если что - звони. Тема взял визитную карточку. Она была небольшая, элегантная. С фотографией на краю. С надписью: "Надежда Полищук. Физиолог" и с золотым обрезом. По правде говоря, это была первая визитная карточка, полученная Темой. Он спрятал карточку в карман. - Спасибо. - А. Хронологически день закончился. По радио передали полуночный выпуск новостей: невыразительное постановление правительства, заседание абстрактного международного фонда, арест знаменитого международного террориста, пожар в Индонезии, тайфун во Флориде, результаты забега на тысячу метров с барьерами, расплывчатый прогноз погоды. Радиоволны, одна за другой, беззвучно профильтровались сквозь Антона и Тему и покатились дальше, искать разбросанные по городу детекторы. В соседней квартире, например, был один: забытое радио сомнамбулически-деловито бормотало в пустой коммунальной кухне. За стеной холодный электронный свет делил комнату пополам. Антон работал. Тема спал. Ему снилось, что он в Лондоне, в автомобильном тоннеле. Ему нужно было срочно позвонить. Он держал в руке новенькую телефонную карточку с фотографией Вестминстера. Ему только что сказали, что в городе Лондоне всего пять телефонов-автоматов и что все они находятся далеко от центра.
Глава 3
- Ом, - сказала Кореянка Хо, - Омммм. Омище. Ом!! Маринка, ты знаешь, что у нас есть уже, между прочим, совсем больше нечего? Кореянка Хо медитировала в углу комнаты на коврике с разноцветными медвежатами, купленном Мариной на толкучке за сто рублей и специально предназначенном для разнообразных духовных упражнений. Она уже полчаса сидела не шевелясь в классической позе лотоса с закрытыми глазами и бормотала про себя алмазную сутру иногда на санскрите, а иногда, если санскрит не забирал, то и в переводе на русский язык с некоторыми собственными поправками и дополнениями. Хронологически, день, как известно, закончился. Метафизически, он еще продолжался, длился, как длятся обычно некоторые дни даже тогда, когда они хронологически заканчиваются. Хронологически, день закончился давно, двадцать строчек тому назад. Метафизически, было еще только шесть часов вечера по среднеевропейскому времени и до конца дня оставалось еще множество разнообразных событий и присшествий: стрельба в кафе со стеклянной стенкой и стрельба в Руанде, стрельба в Индонезии и стрельба в Айове, групповой меланхолический коитус у Антона, на улице Тургенева и групповой сангвинический коитус в берлинском закрытом клубе, таинственный коитус двух божьих коровок на заборе в Южной Моравии и тантрический коитус двух современных художников и балерины-любительницы в Нью-Йорке - а также выборы в Никарагуа, которых не было в полуночной информационной программе, потому что диктор, торопясь на день рождения своего несовершеннолетнего еще приятеля, впопыхах перепутал страницы и прочитал сообщение о прошлогоднем тайфуне во Флориде и выборы председателя гаражного кооператива в Новосибирске - плюс еще великое множество разных других исторических элементарных частиц, которые, если бы их аккуратно и последовательно, не торопясь, наподобие разноцветного бисера, нанизать одно за другим на подходящую нитку, смогли бы образовать собой довольно длинную и разнообразную сепаратную вечность. - В котлетную сходим, - ответила Марина. Она лежала в кровати. Она проснулась час тому назад и ей совершенно не хотелось вставать. - Надо им хоть раз там заплатить, в котлетной, - отреагировала Кореянка Хо из глубин подсознания, - как ты думаешь? А то я боюсь, они нас поймают. Ох!, - вздохнула она, видимо наткнувшись на непредвиденное сатори, Последний раз они на нас очень нехорошо посмотрели. - Не поймают. Марина тасовала карты. На носу у нее был приклеен пластырь, из-под которого виднелась тонкая царапина. Синяк у нее под глазом уже почти прошел, остался только слабый, голубовато-желтый акварельный развод на скуле. Разбитая нижняя губа тоже почти приняла уже свои первоначальные совершенные очертания, если не считать небольшой розовой припухлости слева, которую с некоторого расстояния можно было принять за простуду. Напротив Марины на кровати сидела ее квартирная хозяйка, Лиля, тридцатидвухлетняя крашеная блондинка в джинсовой куртке, расшитой разноцветными стекляшками. Лиля рассматривала свои новые накладные ногти длинные, пять с половиной сантиметров, бледно-розовые, с перламутровым отливом, с золотистым узором на поверхности. После Марины она собиралась в сауну с подружками и беспокоилась, не отвалятся ли эти сверхъестественные фиберглассовые протезы от своих невыразительных органических прототипов в девяностоградусной жаре парилки или в гиперхлорированной воде бассейна. Время от времени, она без особого интереса поглядывала на экран телевизора, где шел прокатный американский видеофильм категории "Б", в котором две длинноногие полногрудые красотки и мужественный небритый блондин с непонятным прошлым неутомимо сражались с ордами грубых антиутопических мутантов, питавшихся, если верить авторам, исключительно сырой нефтью, разведенной на обогащенном уране. - Ты лучше деньги за кассету возьми, - сказала Кореянка Хо. - Попробую, - без энтузиазма сказала Марина. Лиля вытащила из бумажника две купюры и добавила их в кучку, которая лежала на атласном одеяле в углублении, рядом с тарелкой недоеденного винограда. Марина сдала карты. Они играли в двадцать одно. - У меня сейчас точно такой же период по жизни, - сказала Лиля, рассматривая свою сдачу, - ни денег нет ни копейки, ни каких-то перспектив конкретных - ничего. В Париж хотела съездить, посмотреть, как люди живут, так отменили в последний момент... - Еще? - спросила Марина деловито. Лиля поводила ногтем по картам, пошевелила губами, подсчитывая очки, и задумалась. - Кризис, как моя мама говорила, - сказала она. - Дама это три? - Три. - Давай еще. Еще. Еще. О. Подожди. Стоп. Перебор. Лиля бросила карты и снова достала деньги. - Я тебе и так столько времени не напоминала, - сказала она, добавляя деньги в кучку. - Я же понимаю все... Марина снова сдала. Лиля заглянула в карты. - Ну влюбилась ты в идиота, - продолжила она снисходительно, - с кем не бывает. Еще. Я тоже как-то раз с одним целых два месяца проваландалась. Врач был по профессии, ухогорлонос... На дому чеканкой занимался. Еще. Еще. Хватит, себе. Так его эту чеканку хоть сотрудники иногда покупали, в поликлинике. - Очко, - сказала Марина. Лиля проверила. Она со вздохом бросила карты и снова достала деньги. - Не везет мне сегодня, - сказала она, - но ты меня тоже пойми, Маринка, ты ведь мне уже три месяца за квартиру-то не платишь... Я ведь это не потому что там что-то там такое, просто мне ведь тоже деньги нужны, сама подумай. - Он не идиот, - сказала Марина. - А кто он тогда? - рассеянно спросила Лиля, заводя глаза к потолку. - На, на, на... - пропела она, повеселев. - Себе. Кто он, скажи на милость? - Он? - Марина задумалась, снимая карты с колоды. - Другое дело, - не дожидаясь ответа, рассуждала Лиля, - зачем было ребенка от него заводить? Это же серьезнейшее дело. Марина посмотрела на переливающийся атласный холм, там, где под одеялом вздувался ее девятимесячный живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28