В Америку. В Австралию. Хоть на Луну. Телефон лежал между ними на тарелке, как морская глубоководная раковина, как дорогое пирожное, покрытое черной глазурью. - Короче, я его спросила, будет он меня убивать, или нет. Он убил там трех человек, бандитов каких-то. Четырех. Охранник в меня стрелял, но промахнулся. Совсем чуть-чуть. Знаешь, куда пуля попала? - спросила Марина торжествующе. - Куда? - Вот, буквально, сюда, - Марина показала пальцем мимо своей головы на большую желтую плюшевую обезъяну, сидевшую на подоконнике. - Пуля. Вот такая вот, - и Марина показала небольшого окунька. Кореянка Хо пригляделась. На маринином ухе, сбоку на скуле и на щеке виднелись белые следы известки. Кореянка Хо задумчиво посмотрела на обезъяну. - А зачем охранник в тебя стрелял? - Он в него стрелял, но промахнулся как дурак и чуть в меня не попал. - И дальше что? - Дальше мы на улицу выходим,.. - Вы?!! - Ну да... - Вот так, вместе?! На улицу?! - А что? - Марина ухмыльнулась. - Так... Кореянка Хо независимо пожала плечами. - В том-то и дело! Не оставаться же мне в этом адском прокате! Он вышел, и я за ним. И его прямо, мы пятнадцать метров пройти не успели, машина сбивает! - Вот так, сразу?! - В том-то и дело, что сразу. Почти. Сначала он, конечно, клеиться начал. Ласково так, как все они, кто с насилием связан, как я терпеть не могу когда, как ты помнишь этого, у Концентрата на дне рождения, который мне на Майорку поехать предлагал? Вот так же, примерно. - Какая машина? - БМВ. - БМВ? - БМВ. - Насмерть? - На сто процентов. - Вот так, сразу?! - Моментально. - А телефон? - А телефон от удара вылетает у него из кармана. И я его подбираю, чтобы скорую вызвать. И он работает. Кореянка Хо допила свой кофе. - Ты сахар забыла положить, - завистливо сказала она. - Я четыре ложки положила, - возразила Марина. - А откуда ты знаешь тогда, что его Миха зовут? - безнадежно спросила Кореянка Хо. Почему, - подумала она, - нет, правда, почему всегда все самое интересное происходит не с нами, а с нашими знакомыми? Почему я не пошла вместе с Маринкой кассету сдавать? Хотела же пойти, прогуляться. Сосиску, скажем, съесть. Нет, провисела в воздухе как дура, полтора часа. Зад ушибла, когда падала. - Он мне сам сказал, - небрежно ответила Марина. - Познакомиться хотел. Может, мне тоже ребенка завести? - подумала Кореянка Хо. С беременными почему-то все самые интересные люди познакомиться хотят. Телефон на тарелке снова ожил. Табло его вспыхнуло зеленоватым химическим светом, и он опять застрекотал высоким голосом дигитального трехмерного насекомого. - А я знаю, кто это звонит, - нервно сказала Кореянка Хо, гипнотизируя телефон, - могу поспорить. - Только не говори, что это кто-то кого-то хочет убить, - небрежно сказала Марина, допивая кофе. Она со стуком поставила чашку на стол: приключение заканчивается, когда заканчивается рассказ о нем. Точка. - Именно, - азартно сказала Кореянка Хо. - Именно: кто-то кого-то хочет убить. Давай поспорим? На Канарейку. Ей все равно больше есть нечего. Она протянула руку. Перед ней на тарелке лежал электрофорный реаниматор иллюзий из школьного кабинета физики со стеклянными шкафами, волшебный ключ, оживляющий замерзшие потусторонние царства. Она не решалась взять телефон. По опыту виртуальных войн она знала: когда в пустынной, хорошо освещенной комнате на видном месте лежит что-то важное, хорошее плазменная пушка, золотая карта или двойной картридж с энергией - никогда нельзя это сразу хватать, потому что в следующую секунду открываются двери в гладких условных стенах и со всех четырех сторон на тебя набрасываются безжалостные адские пауки, плюющиеся голубым огнем или зомби, закидывающие тебя в три секунды отравленной кровью. Или роботы с ракетами. Она огляделась по сторонам. - Они, между прочим, бешеные деньги могут за это заплатить, - сказала она серьезно и тихо. - Бешеные. Поверь мне. Тысяч сто долларов. - Сто не заплатят, - авторитетно сказала Марина. - Это смотря, кого они убивать собираются. - авторитетно сказала Кореянка Хо. - Тысяч пятьдесят, максимум, - прикинула Марина. Телефон продолжал звонить. Кореянка Хо посмотрела на Марину широко раскрытыми глазами. - А вдруг - президента?! Представь себе! Из винтовки с оптическим прицелом. Он из бани выходит, например, и ты его - бах! Бах! Из-за кустов. Паника! Мир скорбит! - Ты водопроводчику позвонила? - спросила Марина. - При чем тут водопроводчик? - спросила Кореянка Хо. - Или Папу Римского... Вообще, не обязательно никого убивать. Можно просто деньги взять и уехать. Даже уезжать не обязательно. Можно просто спрятаться где-нибудь на время. Главное, чтобы они вперед заплатили. - Они всегда вперед платят, - сказала Марина тоном эксперта-криминалиста. - Но с ними надо очень авторитетно разговаривать. Чтобы они поняли. Чтобы они не подумали, что это дерибас. Хочешь, я с ними поговорю? - Я и сама могу, - неожиданно сказала Марина и взяла трубку. Пальцы Кореянки Хо стукнулись о пустую тарелку. У Маринки отличное чувство времени, - подумала она, - мне надо срочно поработать над своей реакцией. Маринин палец остановился на опаловой мягкой кнопке. - А вдруг это его подружка, например? - Ну и что? Скажешь ей, что он ласты склеил. Марина включила телефон. Из крошечной черной прорези до нее донесся отчетливый голос Валентина Викторовича слегка удвоенный слабым эфирным эхом. - Э... - сказал Валентин Викторович и помолчал. - Але. - Дальше, - сказала Марина после паузы. - Извините, - сказал Валентин Викторович, - я туда попал? - Туда, - сказала Марина. Тут Кореянка Хо не выдержала. Она встала и попыталась втиснуть голову между трубкой и марининым ухом. - Это они?! - спросила она лихорадочным шепотом. - Они?!! Дай!! Дай послушать! Марина отпихнула Кореянку Хо и постучала согнутым пальцем по лбу. Кореянка Хо не выдержала и прыснула. Она зажала себе рот ладонями, чтобы не расхохотаться окончательно. - Долго никто не подходил... - сказал Валентин Викторович нерешительно. - По этому номеру сразу никогда не подходят. Марина закрыла телефон ладонью и фыркнула. Ее собственный тон, ровный, как рельса и торжественный, как прощальное слово на партийных похоронах насмешил ее. Таким тоном разговаривают роботы в мультфильмах. Она хотела выключить телефон, но в эту секунду из трубки донесся деловитый женский голос. - Алло, - сказала Ксения Петровна, - я хочу поговорить с человеком, который решает известные проблемы. Эта решительная интонация неожиданно заставила Марину сосредоточиться. - У вас деньги есть? - спросила она быстро и безразлично. - Три тысячи, - последовал незамедлительный ответ. - Тридцать пять, - сказала Марина сразу, - и если нет, я выключаю телефон. Она увидела перед собой внезапно встревоженную Кореянку Хо. - Договорились, - после короткой паузы сказала Ксения Петровна. - Где? Когда? - Завтра, - сказала Марина, - в центральном крематории, в одиннадцать часов. Спросите Афанасьеву из девятого отдела. Она выключила телефон и положила его обратно на тарелку. В ту же секунду она вспомнила, что предана, покинута и одинока. Ребенок у нее в животе толкнулся пяткой. Кореянка Хо восторженно посмотрела на нее и молча показала большой палец.
Глава 4
Толе Терентьеву исполнилось десять лет. На день рождения отец подарил ему немецкий лесной атлас. С безграничным изумлением Толя обнаружил в атласе деревья, знакомые по ближайшему лесопарку: липы, клены, березы. В огромной, позванивающей страницами, глянцевой книге они, правда, выглядели совершенно иначе, чем в жизни, гораздо отчетливее, совершеннее. Каждое растение было снабжено мемориальными прямоугольниками пояснений, огорожено разноцветными заборчиками диаграмм и непонятных схем и дополнено объемными сложными разрезами стволов и листьев. Вдохновленный атласом Толя решил написать заданное на лето сочинение про дуб, который рос на опушке за мостом, там, где кончались песчаные обрывистые пляжи, и лес вплотную подступал к узкой городской реке. Он уже начал было писать это сочинение про домашнего кота, но кот плохо поддавался классификации и упрямо не желал помещаться в тесные рамки ученического исследования. День был жаркий. Он зарядил в фотоаппрат новенькую, пахнущую уксусом кассету, положил в сумку специально купленные по этому случаю блокнот и шариковую ручку и стал одевать кроссовки. Вчера он ходил в кино и должен был показать местным, как одеваются нормальные люди, поэтому шнурки кроссовок были выдернуты из верхних дырок и, незавязанными, болтались на полметра сзади. Он продел шнурки обратно в дырочки, завязал, достал из холодильника пакет с яблочным соком, оставил записку родителям и отправился в парк. Он пятнадцать раз сфотографировал дуб с разных сторон: снизу, слева, справа, сблизи, издали, вместе с пейзажем, отдельно, на фоне неба. Потом он забрался на нижнюю ветку, приложил фотоаппарат к самой ее поверхности и сделал снимок ветки, уходящей в пространство. Потом он забрался еще на две ветки повыше и сделал оттуда еще несколько снимков окружающей местности. То, что погода испортилась, он понял по индикатору в окне видоискателя. Замигала красная лампочка: не хватало света. Он посмотрел на небо и включил вспышку: огромная сливовая туча висела низко и неподвижно. Из-за края тучи выскальзывали наклонные лучи солнца и завораживающе подробно, до последнего, усыпанного бисером петуний и флоксов балкончика, освещали дальние бисквиты новостроек. Неторопливо начался дождь. В следующую секунду дымную сердцевину тучи и вершину одиноко стоящего на опушке дуба соединила тонкая, белая, многократно изломанная нить, пролившаяся сквозь дерево в землю и убившая заодно Толю Терентьева, который даже понять не успел, что это было? - тишина, огонь и белая стена, пройдя сквозь которую, он почему-то подумал, что фотоаппарат ему больше никогда не понадобится и аккуратно положил его на гладкую незнакомую твердь. Его тело, накрытое с головой оранжевой клеенкой, везли на железной каталке по коридору крематория два санитара. Один из них остановился, чтобы закурить, и другой аккуратно толкнул каталку вперед. Каталка поехала боком, слегка задела по дороге оставленный неизвестно кем и неизвестно когда в коридоре огромный несгораемый шкаф, развернулась и аккуратно встала поперек дверей, над которыми висела всегда светящаяся стеклянная табличка: "9". Санитар с сигаретой догнал своего коллегу. Вдвоем они развернули каталку обратно и чинно-благородно вошли. Они оказались в просторном светлом помещении, посередине которого находился большой, похожий на операционный, стол. У стола сидела Марина в ослепительно белом халате и в ослепительно белой нейлоновой шапочке. Не обращая внимания на вошедших, она возилась с палитрой, подбирая подходящий грим. Кореянка Хо сидела неподалеку на стуле возле наклонной лежанки, на которой величественно покоился мертвый старик. Кореянка Хо энергично намыливала старику щеки. Возле огромного окна, из которого открывался вид на пыльный пригородный пейзаж, за столом сидела женщина с высокой замысловатой прической, состоявшей из уложенных друг на друга соломенных змей, из под которых выбивались искусно растрепанные пряди. Это была Стелла Игнатьевна, сорокалетняя заведующая отделом. Занавески на окне были отодвинуты и заткнуты за водопроводные трубы, жаркое солнце золотым краем отделяло заведующую от прохладной полутени помещения. Перед Стеллой Игнатьевной стояло большое вогнутое зеркало. Увеличенное в несколько раз отражение ее лица, состояло, казалось, из сплошных пор, комочков пудры прилипших к волоскам под ухом и складок, в которых грим отошел и приоткрыл полосочку блестящей кожи. Хромированным медицинским пинцетом Стелла Игнатьевна выщипывала брови. Выщипанные волоски она складывала на бумажную медицинскую салфетку. Она обернулась на стук дверей. - Здравствуйте, мальчики, - сказала она санитарам строго. - Нам Александр Петрович поставил, наконец, звонок, поэтому имейте в виду, теперь всегда звонить нужно, прежде чем войти. Сегодня он еще не работает, но во вторник как огурчик будет. Александр Петрович обещал электрика прислать. Я уже год, как его об этом просила. - Смотрите, опять нам холодного вернули. - сказал один из санитаров независимо и показал на каталку. Заведующая так посмотрела на его сигарету, что он начал оглядываться по сторонам в поисках пепельницы. - Что значит "вернули"? - поинтересовалась Стелла Игнатьевна. - Вы что хотите сказать, они прощание отменили? - Чуть не отменили. Родственник приезжал бумаги подписывать, - сказал второй санитар и поправил черный резиновый передник на груди. - Отец, кажется. Посмотрел и отказался. - В грубой форме, - добавил санитар с сигаретой. - Не туда! - крикнула Стелла Игнатьевна, увидев как он примеривается к урне, стоявшей возле лабораторного шкафа. - У нас там салфетки использованные. Погасите и выкинете потом, в коридоре. Она одела туфли и встала из-за стола. Марина и Кореянка Хо по-прежнему работали, не обращая внимания на окружающих. - Живые себя неадекватно чувствуют, - сказал второй санитар авторитетно. - Девочки, слышите? - сказала Стелла Игнатьевна воспитательным голосом, третьего усопшего нам за истекший квартал возвращают. - Они там ничего не понимают, - сказала Марина, не поворачивая головы, - а вы, - она посмотрела на санитаров уничтожающе, - не можете клиентам ничего толком объяснить. Она снова наклонилась над двадцатилетней студенткой, лежавшей перед ней на столе. - В следующий раз присылайте их прямо ко мне, я с ними сама разберусь, сказала она, включила яркую галогеновую лампу и принялась тонкой кисточкой красить девушке пухлые детские губы в багровый цвет. - В-общем, смотрите сами, - недовольно сказал санитар с сигаретой, - чтобы нам больше людей туда-сюда не возить. Мы не негры, сами понимаете, наше дело маленькое. Они ушли. Стелла Игнатьевна подошла к каталке и откинула клеенку. На каталке лежал улыбающийся мальчик с бледным напудренным лицом, слегка позолоченными волосами и пунцовыми губами. В маленьком, прижатом к груди кулаке мальчик сжимал упаковку жевательной резинки. Стелла Игнатьевна пригляделась. В уголке рта у мальчика была аккуратно приклеена покрытая блестящим лаком капелька синтетической слюны с пузырьками внутри, как бы готовая скатиться по щеке на подушку во время сна. Кореянка Хо неожиданно заговорила. - Стелла Игнатьевна! - сказала она звонко и убежденно. - вы посмотрите последние журналы по похоронному делу. Французские, например. Там вообще покойникам пластические операции делают перед захоронением. - Девочки, - сказала Стелла Игнатьевна неуверенно, - я тоже слежу за прессой, я тоже знаю: новые направления, тенденции, конец двадцатого века. Но ведь даже американцы так своих покойников не раскрашивают. Это же поп-арт какой-то, самый настоящий! Двери отдела снова распахнулись и в помещение заглянул администратор Сева. - Афанасьева, - сказал он Марине, - там тебя какие-то пенсионеры на входе спрашивают. Стеллочка Игнатьевна, - обратился он к заведующей, - не забудьте: у нас сегодня междусобойчик в половине четвертого. - Спасибо, - сказала Марина. - Эй, Маленькая Будда! Подойди-ка сюда. - Это я, что ли? - недоверчиво спросила Кореянка Хо, откладывая в сторону бритву. - Да, а кто это еще может быть? - сказала Марина, оглядываясь. - Вы все-таки по мальчику пройдитесь еще разок, - сказала Стелла Игнатьевна. - Слегка. - Обязательно, - ответила Кореянка Хо. - Мы придем через пятнадцать минут, - сказала Марина, стаскивая резиновые перчатки. - Моя закончена, можете отправлять. - У них там холодильник сломался, в пятом, - сказала Стелла Игнатьевна, они просили, чтобы она сегодня у нас полежала. - Вы им там скажите, что мы не морг, - сказала Марина, - а то они его чинить будут три недели. Девушки вышли. Громко щелкнул, выключаясь, электрочайник. Стелла Игнатьевна развела в чашке пакетик растворимого кофе, достала из пачки сливочное печенье и, с чашкой кофе в руке подсела к центральному столу. Она посмотрела на загримированную девушку. В глубине души Стелла Игнатьевна считала, что мертвые, - это живые, которым двигаться надоело. - Ну, что, - сказала она девушке дружелюбно, хотя отлично знала, что в животе у мертвой, под страшным кривым швом находятся напиханные в беспорядке куски внутренностей и что под отпиленную крышку черепа, скальп на которую был натянут после трепанации как кухонная резиновая перчатка, тоже были затолканы всякие оставшиеся после вскрытия обрезки, свернутые в тугой ком, - вроде распогодилось, а? Марина и Кореянка Хо стояли в коридоре, возле выхода в просторный холл крематория. Из холла до них доносился вокзальный гул. Жалюзи на огромных окнах были уже три года как сломаны и половину холла заливал горячий солнечный свет. Возле справочной стойки толпилось несколько человек, один из них - в зимнем пальто с каракулевым воротником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Глава 4
Толе Терентьеву исполнилось десять лет. На день рождения отец подарил ему немецкий лесной атлас. С безграничным изумлением Толя обнаружил в атласе деревья, знакомые по ближайшему лесопарку: липы, клены, березы. В огромной, позванивающей страницами, глянцевой книге они, правда, выглядели совершенно иначе, чем в жизни, гораздо отчетливее, совершеннее. Каждое растение было снабжено мемориальными прямоугольниками пояснений, огорожено разноцветными заборчиками диаграмм и непонятных схем и дополнено объемными сложными разрезами стволов и листьев. Вдохновленный атласом Толя решил написать заданное на лето сочинение про дуб, который рос на опушке за мостом, там, где кончались песчаные обрывистые пляжи, и лес вплотную подступал к узкой городской реке. Он уже начал было писать это сочинение про домашнего кота, но кот плохо поддавался классификации и упрямо не желал помещаться в тесные рамки ученического исследования. День был жаркий. Он зарядил в фотоаппрат новенькую, пахнущую уксусом кассету, положил в сумку специально купленные по этому случаю блокнот и шариковую ручку и стал одевать кроссовки. Вчера он ходил в кино и должен был показать местным, как одеваются нормальные люди, поэтому шнурки кроссовок были выдернуты из верхних дырок и, незавязанными, болтались на полметра сзади. Он продел шнурки обратно в дырочки, завязал, достал из холодильника пакет с яблочным соком, оставил записку родителям и отправился в парк. Он пятнадцать раз сфотографировал дуб с разных сторон: снизу, слева, справа, сблизи, издали, вместе с пейзажем, отдельно, на фоне неба. Потом он забрался на нижнюю ветку, приложил фотоаппарат к самой ее поверхности и сделал снимок ветки, уходящей в пространство. Потом он забрался еще на две ветки повыше и сделал оттуда еще несколько снимков окружающей местности. То, что погода испортилась, он понял по индикатору в окне видоискателя. Замигала красная лампочка: не хватало света. Он посмотрел на небо и включил вспышку: огромная сливовая туча висела низко и неподвижно. Из-за края тучи выскальзывали наклонные лучи солнца и завораживающе подробно, до последнего, усыпанного бисером петуний и флоксов балкончика, освещали дальние бисквиты новостроек. Неторопливо начался дождь. В следующую секунду дымную сердцевину тучи и вершину одиноко стоящего на опушке дуба соединила тонкая, белая, многократно изломанная нить, пролившаяся сквозь дерево в землю и убившая заодно Толю Терентьева, который даже понять не успел, что это было? - тишина, огонь и белая стена, пройдя сквозь которую, он почему-то подумал, что фотоаппарат ему больше никогда не понадобится и аккуратно положил его на гладкую незнакомую твердь. Его тело, накрытое с головой оранжевой клеенкой, везли на железной каталке по коридору крематория два санитара. Один из них остановился, чтобы закурить, и другой аккуратно толкнул каталку вперед. Каталка поехала боком, слегка задела по дороге оставленный неизвестно кем и неизвестно когда в коридоре огромный несгораемый шкаф, развернулась и аккуратно встала поперек дверей, над которыми висела всегда светящаяся стеклянная табличка: "9". Санитар с сигаретой догнал своего коллегу. Вдвоем они развернули каталку обратно и чинно-благородно вошли. Они оказались в просторном светлом помещении, посередине которого находился большой, похожий на операционный, стол. У стола сидела Марина в ослепительно белом халате и в ослепительно белой нейлоновой шапочке. Не обращая внимания на вошедших, она возилась с палитрой, подбирая подходящий грим. Кореянка Хо сидела неподалеку на стуле возле наклонной лежанки, на которой величественно покоился мертвый старик. Кореянка Хо энергично намыливала старику щеки. Возле огромного окна, из которого открывался вид на пыльный пригородный пейзаж, за столом сидела женщина с высокой замысловатой прической, состоявшей из уложенных друг на друга соломенных змей, из под которых выбивались искусно растрепанные пряди. Это была Стелла Игнатьевна, сорокалетняя заведующая отделом. Занавески на окне были отодвинуты и заткнуты за водопроводные трубы, жаркое солнце золотым краем отделяло заведующую от прохладной полутени помещения. Перед Стеллой Игнатьевной стояло большое вогнутое зеркало. Увеличенное в несколько раз отражение ее лица, состояло, казалось, из сплошных пор, комочков пудры прилипших к волоскам под ухом и складок, в которых грим отошел и приоткрыл полосочку блестящей кожи. Хромированным медицинским пинцетом Стелла Игнатьевна выщипывала брови. Выщипанные волоски она складывала на бумажную медицинскую салфетку. Она обернулась на стук дверей. - Здравствуйте, мальчики, - сказала она санитарам строго. - Нам Александр Петрович поставил, наконец, звонок, поэтому имейте в виду, теперь всегда звонить нужно, прежде чем войти. Сегодня он еще не работает, но во вторник как огурчик будет. Александр Петрович обещал электрика прислать. Я уже год, как его об этом просила. - Смотрите, опять нам холодного вернули. - сказал один из санитаров независимо и показал на каталку. Заведующая так посмотрела на его сигарету, что он начал оглядываться по сторонам в поисках пепельницы. - Что значит "вернули"? - поинтересовалась Стелла Игнатьевна. - Вы что хотите сказать, они прощание отменили? - Чуть не отменили. Родственник приезжал бумаги подписывать, - сказал второй санитар и поправил черный резиновый передник на груди. - Отец, кажется. Посмотрел и отказался. - В грубой форме, - добавил санитар с сигаретой. - Не туда! - крикнула Стелла Игнатьевна, увидев как он примеривается к урне, стоявшей возле лабораторного шкафа. - У нас там салфетки использованные. Погасите и выкинете потом, в коридоре. Она одела туфли и встала из-за стола. Марина и Кореянка Хо по-прежнему работали, не обращая внимания на окружающих. - Живые себя неадекватно чувствуют, - сказал второй санитар авторитетно. - Девочки, слышите? - сказала Стелла Игнатьевна воспитательным голосом, третьего усопшего нам за истекший квартал возвращают. - Они там ничего не понимают, - сказала Марина, не поворачивая головы, - а вы, - она посмотрела на санитаров уничтожающе, - не можете клиентам ничего толком объяснить. Она снова наклонилась над двадцатилетней студенткой, лежавшей перед ней на столе. - В следующий раз присылайте их прямо ко мне, я с ними сама разберусь, сказала она, включила яркую галогеновую лампу и принялась тонкой кисточкой красить девушке пухлые детские губы в багровый цвет. - В-общем, смотрите сами, - недовольно сказал санитар с сигаретой, - чтобы нам больше людей туда-сюда не возить. Мы не негры, сами понимаете, наше дело маленькое. Они ушли. Стелла Игнатьевна подошла к каталке и откинула клеенку. На каталке лежал улыбающийся мальчик с бледным напудренным лицом, слегка позолоченными волосами и пунцовыми губами. В маленьком, прижатом к груди кулаке мальчик сжимал упаковку жевательной резинки. Стелла Игнатьевна пригляделась. В уголке рта у мальчика была аккуратно приклеена покрытая блестящим лаком капелька синтетической слюны с пузырьками внутри, как бы готовая скатиться по щеке на подушку во время сна. Кореянка Хо неожиданно заговорила. - Стелла Игнатьевна! - сказала она звонко и убежденно. - вы посмотрите последние журналы по похоронному делу. Французские, например. Там вообще покойникам пластические операции делают перед захоронением. - Девочки, - сказала Стелла Игнатьевна неуверенно, - я тоже слежу за прессой, я тоже знаю: новые направления, тенденции, конец двадцатого века. Но ведь даже американцы так своих покойников не раскрашивают. Это же поп-арт какой-то, самый настоящий! Двери отдела снова распахнулись и в помещение заглянул администратор Сева. - Афанасьева, - сказал он Марине, - там тебя какие-то пенсионеры на входе спрашивают. Стеллочка Игнатьевна, - обратился он к заведующей, - не забудьте: у нас сегодня междусобойчик в половине четвертого. - Спасибо, - сказала Марина. - Эй, Маленькая Будда! Подойди-ка сюда. - Это я, что ли? - недоверчиво спросила Кореянка Хо, откладывая в сторону бритву. - Да, а кто это еще может быть? - сказала Марина, оглядываясь. - Вы все-таки по мальчику пройдитесь еще разок, - сказала Стелла Игнатьевна. - Слегка. - Обязательно, - ответила Кореянка Хо. - Мы придем через пятнадцать минут, - сказала Марина, стаскивая резиновые перчатки. - Моя закончена, можете отправлять. - У них там холодильник сломался, в пятом, - сказала Стелла Игнатьевна, они просили, чтобы она сегодня у нас полежала. - Вы им там скажите, что мы не морг, - сказала Марина, - а то они его чинить будут три недели. Девушки вышли. Громко щелкнул, выключаясь, электрочайник. Стелла Игнатьевна развела в чашке пакетик растворимого кофе, достала из пачки сливочное печенье и, с чашкой кофе в руке подсела к центральному столу. Она посмотрела на загримированную девушку. В глубине души Стелла Игнатьевна считала, что мертвые, - это живые, которым двигаться надоело. - Ну, что, - сказала она девушке дружелюбно, хотя отлично знала, что в животе у мертвой, под страшным кривым швом находятся напиханные в беспорядке куски внутренностей и что под отпиленную крышку черепа, скальп на которую был натянут после трепанации как кухонная резиновая перчатка, тоже были затолканы всякие оставшиеся после вскрытия обрезки, свернутые в тугой ком, - вроде распогодилось, а? Марина и Кореянка Хо стояли в коридоре, возле выхода в просторный холл крематория. Из холла до них доносился вокзальный гул. Жалюзи на огромных окнах были уже три года как сломаны и половину холла заливал горячий солнечный свет. Возле справочной стойки толпилось несколько человек, один из них - в зимнем пальто с каракулевым воротником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28